– Спасибо тебе, «доченька»! – как обычно, слово «доченька» он произносил с особым цинизмом. В обычное время отчим называл ее не иначе как «Алена», и только в минуты гнева, праведного иль нет, она вдруг превращалась в «доченьку». – Что мы теперь с матерью будем есть на даче? Ботву картофельную? Может быть, ты мне скажешь это, «доченька»?

– Да не кипятись ты так, дорогой! Со всяким может случиться! У нее первое полугодие заканчивается, на носу вагон и маленькая тележка всевозможных контрольных и зачетов. А ты…

– Если она так переживает, пусть хоть неделю сидит на голодной диете! Но я к этой добровольной голодовке подключаться никоим образом не хочу! – и прежде чем кто-то из женского пола сумел что-либо возразить, отец семейства повернулся на каблуках (правильнее сказать, на тапочках) и ушел досматривать футбольный матч. Это было его любимейшее занятие, благо, телевизор больше походил на кинотеатр и занимал добрую половину стены. Мать тоже ретировалась:

-Пойду в кафе и закажу обед с собой.

Подгоревшее мясо и брань «предков» заметно подпортили ее настроение, но все бы ничего, если бы не младший братец, вернувшийся со школьных занятий.

– Вова, извини, время обеда растягивается до ужина. Или забудь про свои карманные расходы и иди в ресторан, – уведомила его Лена. Вова, прыщавый мальчуган четырнадцати лет скривился, учуяв запах гари.

– Кому ты такая нужна, ты даже нормально готовить не умеешь!

– Помалкивай, Вов. Это не твое дело. Кстати, кто тебе так ювелирно нос разбил? – Лена усмехнулась. – За твой дерзкий язычок тебя наказали? В общем, все как обычно. А если сам напросился, то так тебе, братец, и надо.

– У, шлюха, посмотрим, как ты запоешь сегодня вечером! – от возмущения Лена побледнела и с поварешкой в руках кинулась догонять брата. Однако тот выбежал из квартиры, довольно ухмыляясь, что ему удалось вывести сестру из душевного равновесия.

«Что сказал этот противный малолетка? Как он посмел такое про меня сказать? – думала Лена, и в ее мыслях было больше обиды, чем злобы. – И почему он назвал меня шлюхой? Я никогда и ни с кем еще не делала этого!» Да, Лену сложно было назвать уж совсем невинной, не целованной, но девушкой легкого поведения ее нельзя было назвать даже в страшном сновидении. Она в этом году первый раз встретилась с мальчиком. Парнишка был опрятен, красив и на голову выше ее. Лена именно с ним постигла таинство «взрослого» поцелуя, но дальше этого опьяняющего чувством любви ощущения дело не зашло. Воздыхатель пытался опустить руки к ее развивающимся грудкам, но его порыв был встречен весомой оплеухой и бегством ухажера с «места боя». Лена поклялась себе всеми страшными клятвами, которые только знала, что будет хранить себя для единственного, милого и преданного мужа. Время всех любовных истязаний Лена давно уже определила как «после свадебный период». Тем и гордилась, и жила. И как только хватило смелости у этого прыщавого недоумка говорить такие пошлые вещи про нее!

Снова и снова прокручивала Лена фразу брата у себя в голове, словно многократно прослушивая запись магнитной ленты. И вдруг возник вопрос, словно призрак, воскресший в ветхом доме: «Почему он сказал «сегодня»? О, Господи, ну почему он сказал «сегодня»?»» – решив, что братец сказал не подумав – как часто бывает в приступах подростковой ярости (Лена всегда считала всех, кто младше нее, малолетками, а себя саму, бесспорно, вполне зрелой и сформировавшейся личностью), она не стала более думать об этом. Лучше помочь собрать сумку маме и отчиму. Это должно хоть как-то уменьшить растущее напряжение конфликта и охладить родительский пыл. Что она и сделала.

23 октября, 21.10-22.50 2002г

Олег и Лена

Олег уверенно толкал Лену в комнату, из проема которой отчетливо была видна родительская двуспальная кровать, старая, видимо прошлого века, но от этого не менее шикарная. Кровать была застелена покрывалом, изображающим кобыл с жеребятами, пасущимися на лугу. «Ну, кобылка, держись! Сейчас я тебя седлать буду!» – Довольно прошипел Олег и бросил Лену на ложе. Она лежала на покрывале, бледная, с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом. Только сейчас она осознала и осознала со всей трагичностью, до мозга костей, что собирается сделать с ней этот сумасбродный юнец, одетый в какое-то пестрое безумное рубище. Она поняла это по его алчному взгляду, заострившемуся на ее белых бедрах и задравшейся высоко выше колен юбке. Он хотел ее изнасиловать! Изнасиловать, забрать ее честь! В те доли секунды она представила своего будущего мужа (красавца-принца из богатой знатной семьи; с благородными намерениями), который после первой брачной ночи укоризненно качает головой и говорит, вздыхая: «Прав был твой братишка, что ты – кому ты нужна, шлюха! – имела опыт с мужчинами до нашего знакомства. Я подаю на развод».

Олег щелкнул кнопкой на рукоятке. Лена увидела, как из кулака насильника выпрыгнул тонкий серый лучик стали. «Повеселимся, крошка?» – зло ухмыльнулся Олег и лег на Лену…

Он насиловал девушку долго и жестоко, невзирая на ее жалостливые стоны, всхлипывания и пятна крови на покрывале. Где-то под ее ребрами больно кололся нож, приставленный к трепещущей и нежной коже. Через полтора часа Олег ушел, довольно застегивая по пути к двери ширинку. Хлопнула дверь, а Лена еще долго лежала и беззвучно рыдала в подушку, проклиная свою судьбу и не найдя ответа, как жить дальше с таким пятном позора с таким растаптывающим душу унижением. Затем она поднялась, сдернула измазанное покрывало с кровати и положила его в стиральную машинку. Ее пальцы больше не дрожали от волнения. Лена поняла, как вернуть смысл своей жизни. Пятно позора нужно смыть. Так же безжалостно, как стиральная машинка смывает кровь с покрывала.