– Скажи мне напутственное слово, – небрежно бросил король.
– Куда я должен тебя напутствовать? – отозвался Каин. Его распухшие веки едва приподнимались, и рот едва приоткрывался при слове, но голова Каин смотрела прямо.
–Что ж, это положим уже не твое дело. Но тогда ответь мне на вопрос, веришь ли ты в бога? За него тебя казнят и потому ответить самое время.
– Я верю и не просто верю, но и вижу его и прямо сейчас он есть, будет и завтра. А что тебе до него?
– Здесь сейчас нет никого кроме тех, кого пустит моя стража, а видишь ты меня, стало быть, я тебе и бог. – Балдуин только того и ждал чтобы Каин наконец ответил обозлившись, и уверен был в том что момент он этот застанет.
– А для чего ты пришел? Ты ведь не из любопытства здесь, правда? Короли не должны быть любопытны им ведь нет дела до тех, чьи судьбы уже решены, а ты пришел. Расчетливый и в высшей мере циничный король пришел спросить моего мнения, – Каин попытался рассмеяться, и пусть у него этого и не вышло, его настроение Балдуин понял, – ты добрый человек, вот почему ты здесь, ты пришел сострадать, иначе не появился бы здесь вовсе. – В этот момент Каин уловил лицо короля почти блаженным, но едва оно стало таким, он продолжил, – та крупица добра, что в тебе остается, проживет с тобой этот век, а другая станет мучить еще больнее – потому что ты человек злой, и такой и эдакий и как иначе, везде оно борется.
– Ты говорил, что убил какого-то мальчика, – вдруг вставил Балдуин.
– да, да, именно и я такой и даже не из-за смерти его, а вообще, добрый и злой и со мной оно борется, а ведь я и сам борюсь. А ты нет, ты всегда думал, что ты таков есть и более ничего придумывать не надо, всегда считал, что по тебе плачет лишь одна сторона, а оно вон что… – Каин посмотрел на руку прибитую гвоздем, наверно, хотел воспользоваться жестом, но опомнился, – сегодня ты пришел и лишь потому я открываю тебе эту тайну, пусть и не сам, но ты все же пришел и пришел вовсе не из любопытства.
Наступило молчание, довольно долгое, в ходе которого король смотрел в сторону на край холма. Затем он повернул голову и сказал.
– Смерть ждет тебя и она для тебя прибудет, за что уж решай сам если хочешь, хоть за того мальчика, – Балдуин осекся неловко от того что хотел будто вспомнить имя, хоть его и не знал.
– Убирайся, – силясь, прошептал Каин, – уходи, дай мне не видеть тебя.
– Мне ты будешь указывать? Насмешил, кланяюсь, – лицо Балдуина веселости не показывало.
–Ты трус и тварь ничтожная, вот ты кто и назад мне слов своих брать не надо, – выпалил Каин. – что ты можешь, ну чего еще ты сделаешь мне? – с жаром вопросил Каин. Балдуин выхватил меч и плашмя ударил Каина по лицу, задев и острым концом, потекла кровь, – если бы только я стоял сейчас перед тобой не на этом кресте, – продолжил Каин.
– Убил бы?
– пусти и увидишь. А потому ты все-таки трус, ведь не осмелишься, будь я даже мертвый. Я страсть бы как желал набить твою морду, – Каин казалось, распалится еще сильнее, но тут же умолк. Затем едва отдышавшись, продолжил, – не держи на меня зла, хотя это впрочем уже как хочешь, знай что я прощаю тебя и сам прошу о твоем прощении. Видит бог и перед тобой я в чем-то повинен.
– Когда наступит вечер я увижу из города твой пылающий костер, – напоследок сказал Балдуин.
– Знаю, знаю. Ступай, я уже очень давно жду, – буднично произнес Каин, даже как будто с иронией.
Вечер настал, солнце едва закатилось за горизонт, как под ногами трех распятых мучеников появились сучья. Набирался костер под каждым, и каждого уже привели в сознание, чтобы никто не проспал свою смерть. Холмы почернели, вместо мух появились вороны и декорации сменились, да как будто декорации, потому что представить этот холм таким было днем почти не возможно. Каин висел на последнем столбе ближе к оврагу, за которым следовал еще один холм. На том следующем холме было много деревьев, и он вовсе не выглядел страшно даже в полной тьме. Там кто-то рыщет среди деревьев на дальнем холме, что стоит следующим – уже третьим. На первом холме появились огни зажженных факелов, палачи подождали с минуту, как ритуалом обозначив последний миг. Костры воспылали под огнем факелов и через мгновение, еще за секунды до истошных воплей наблюдать остался только один палач. За криками не было слышно более ничего. Один только Каин по-прежнему висел без звука, подняв высоко голову от боли и вспоминая день, что начал длинный поход. Он вспомнил алхимика, рыцарей, долгий путь предшествующий возвращению, которого так и не случилось. Каин вспоминал Бена, того что был уже позже, на кладбище отбивавшим жизнь своего сына, смелым и совсем другим. Воспоминания дошли до Марека – старого доктора, приютившего в самый трудный час, затем вспомнил Витуса с его дочерью Анной и еще множество разных лиц, что были после. Огонь поднимался выше и те двое, что были с Каином, наконец, затихли, а ведь Каин даже не знал кто они, но не теперь было до них. Настал черед Чарли, и его истории и тут уж терпя из последних сил, Каин не мог тем закончить.
Пусть будет река с подводной змеей
Утонут в века атланты с землей
Побудут на небе тучи из птиц
Пребудет во чреве маленьких лиц
Едва ли прошедших темные воды
Солнце воспевших другие породы
По лестницам выше спиралью пойдут
Их все же услышат, ни как не дадут
С купели чудесной с первого слога
В манне небесной пропевшие Бога
Кружатся всё плясом зовя в хоровод
Пугая тем часом как кончиться брод
Решить надо сейчас, дальше могут не решиться оба, да хоть бы один все равно. Нужна она кому нет ли, уже не узнать вернее, но если есть того хоть на каплю и чтобы истинно, верно, то тут уж и думать не нужно. О спасении Божьем руками человеческими повели свою речь вечные путники. Они оба знали всю подноготную друг друга, даже не упоминая о некоем разговоре, знали, что он для них настанет именно тогда, когда этого потребуется. Чарли видел для себя роль неоднозначную в этом деле, а может и вовсе лишнюю, но остаться в стороне он не смог.
– Я помню, как ты сказал однажды о том, что если во имя благого дела нужно совершить подлость, то дело это дрянь, я дословно, извини, не помню, но ведь так же ты говорил? – Чарли посмотрел на Каина, тот кивнул с улыбкой. Наверное Каин все таки выразился тогда по-другому, но сейчас это счел не важным, – так вот я не могу не спросить тебя о разрешении, иначе это и впрямь было бы подло, а я спрошу… ну что ж это подлость?
– Нет не подлость, я прекрасно понимаю твою волю, твое стремление, но нужно ли оно, необходимо?
–По-другому выйдет уже совсем как писано, а тогда может и не поверят.
– Все и так уже идет по-другому и мне ужасно жаль если ты прав, – разговор с самого начало казался бы нелепо со стороны, если бы только его кто либо наблюдал и Каин как и Чарли многое не досказывал.
– Пойми, мне иначе разве что пропасть совсем можно. Вот такой дурацкий может быть порыв, пусть и нет ни какого боя и сражаться мне только с собой, но подумай, ведь если сами они найдут тебя, приведут и казнят, ведь это ж просто варварством будет, да и только. Ты придешь к ним во искупление, ничего уж не изменить, но вернее будет им увидеть это через предательство мое, – Чарли смутился, на минуту подумав, не воспримет ли Каин и в правду все как предательство. Едва же посмотрев на Каина он понял, что это даже стыдно что он мог так подумать, – да уж вот такой у тебя друг, уж больно хочется ему предать тебя – сконфуженно улыбался Чарли.
– Ты знаешь, мы с тобой наверно и рассуждать об этом не должны. Все уже описано, а раз мы решились на то, то и делать нам по писанному и нечего рассуждать. С другой стороны я уже и сам предатель, коль решился на это. Как же я тебя утянул-то, зачем и спасал только, а Чарли?
– Не думай, я готов, а с тобой ведь ничего не случиться, – Чарли задумался, а Каин лишь подошел ближе и обнял голову сидящего Чарли, глядя перед собой.
– Ничего, – Каин вспомнил о назидании Ника, как тот говорил о сумасшествии и небытии, следующем за тем, но тут же плюнул на то в мыслях и уж больше не вспоминал.
На холме поднялось красное зарево, и то было не солнце – пожар, в котором не в силах терпеть больше кричал Каин. Остальных двоих это уже не касалось их уже забрала нелегкая участь, надо сказать она им досталась милосерднее, они померли, находясь в болевом шоке, Каин же боролся с огнем не в равных силах своей болью. Столб пошатнулся и упал на землю, огонь объял целиком тело Каина и тот в неистовом крике рвался идти. Глядя на безумное зрелище, палач не отвернулся и пошел спиной к склону холма, в это мгновение Каин вырвал одну прикованную руку и с другой стороны холма палач увидал человека. Человек был в плаще с капюшоном, он подбежал к Каину, и высвободив вторую руку схватил его и побежал прочь. Небо окуталось тьмой, загремели раскаты грома и среди страшной картины, наблюдая, стоял палач, он на всю свою жизнь запомнил момент, уверовав, что видел именно смерть. Всей его жизни к слову осталось не много, и на следующее утро он уже помер в бреду, успев рассказать об увиденном всем, кого видел перед смертью. Гроза обрушила свои обильные воды на Иерусалим, и далее туда где с телом в руках бежал человек в капюшоне, туда, где на дальнем холме повесился другой человек, что так же скрываясь, провожал плененного Каина. Первым был Ник, второй Чарли. Прежде чем кончить свою цель, Чарли пришел в совет синедриона и бросил, как обещал, те деньги какие он получил за Каина, и никто не знал, как он добрался на другой конец моря только затем чтобы их отдать. Никто впрочем, не мог и подумать, зачем он пришел, зачем бросил деньги и хохотавшие священники поняли это вовсе не сразу. На другой день Чарли принялись искать и найдя, быстро почли что так ему то и надо предателю, что это только лишь он злодей, а не мы.
Тело Каина превратилось в распухшую серую пену, которой больно было от одного дуновения ветра. Путь был долгий томимый молчаньем. По прошествии трех недель, первым заговорил Каин. Сидя, облокотившись на камень, он как и бывало не издавал ни звука, но вдруг едва слышно проговорил.
– Я хочу домой, а дома то у меня и нет.
Ник повернулся к нему, боясь как бы, не почудилось ему, – у тебя есть дом и ты вернешься к нему, но не сейчас. Прости меня, что я солгал тебе, я сказал так лишь потому, что не знал, со мной этого не случалось. Знаешь, как испугался, что ты умрешь, как мне страшно потерять тебя. Единственного человека в этом мире, настоящего, прости меня Каин, – Ник хотел было дотронуться до Каина, но вовремя опомнившись, отнял руку и так и застыл рядом к лицу, словно собака, – я тебя и впредь спасу и за счастье свое приму.
– Чарли. – прохрипел Каин.
– Ты и сам знаешь, разве нет? Не мог ты не знать, помер твой друг, не стану говорить, что жаль мне, я его не знал. Твою историю тысячу раз переврут и его тоже, так что не думай пока о нем. Я отведу тебя в горы, у подножья есть деревня, в ней дом, ты возьмешь там все что нужно и уйдешь в горы, там выше есть огромное плато или уйдешь на хребты, как захочешь. Я помню, что они тебе нравились, так останься там если хочешь, а позже вернешься домой, он у тебя есть – дом то.
Минул целый год по пути в деревню забвения. Каин мало по малу начал ходить, говорил все чаще, но так будто каждый раз начинал с самим собой, а позже вовлекал в разговор Ника. Последний их разговор в деревне так же был размыт Каином, но кончился еще туманнее ответом Ника.
– Так чуть и не помер балваном, а другой балван возьми и спасает меня, ведь и сам-то не знает для чего, потому что балван. Я не хочу обидеть тебя Ник, но знай, что я тебя ни разу не просил.
– Знаю, Каин и что дурак знаю.
– Не думай что я возомнил себя кем-то большим. Но хоть кого-то же я спас. Пусть не сейчас, но когда-нибудь я обязательно это узнаю.
– Может, узнаешь, но не сейчас. Я, наверное, только недавно это понял и с тобой поделюсь – мы все еще в черно-белой комнате и не выходили из нее как оказалось. Ты с самого начала об этом догадывался из своей глупости или еще почему, может тебе дано большее, но мне кажется, ты догадывался. Ты не знаешь, где находится Мария, но мне кажется она все еще в своей серой комнате, я тоже не знаю.
Взбираясь по скалам, Каин одолевал свой путь, и этот путь далеко уходил наверх. Внизу оставались люди, вдалеке Рим, оттуда не видно ни замков не башен. Каин сам начал выстраивать свой зиккурат таким, какой не нуждается в жрецах и правителях. Каин долго осматривал каждый утес, каждый массив и даже камень и после долгих лет вывел план строительства. Пробитые бреши в скале образовывали залы, а долгие удары молота о зубило тесали на камнях статуи величиной с горы. Среди статуй не было ни единого человека, все только звери, как живые, так и выдуманные. Гора представляла собой гигантскую птицу Рух, на которой обитали каменные звери – волк Хати с луной перед мордой, Василиск среди прочих змей, а по другим сторонам, на рядом стоящих горах слоны Джиггаджи с разинутыми ртами внутрь которых можно войти. Бивни Джиггаджи держат подвесные мосты, ведущие к птице Рух, на голове птицы с разинутой пастью сидит химера. Однако всего этого еще нет, и пройдет немало сотен лет, прежде чем камни станут живыми. Их оживит Каин и тогда отправится искать черно-белую комнату и узнает про ту самую Марию.
На высоте где и дышать почти не возможно не живут люди, не встретить даже горных козлов, куда уж людей. Каин привык давно к горам и сделал уж не мало, прежде чем настал день, повернувший его дальнейшую жизнь. Он часто говорил с самим собой, всегда вслух и довольно громко, чем дальше, тем громче. Все начиналось с шепота и робкого диалога мыслей. Среди заснеженных камней показался человек, он выглядывал удивленно, так, словно он хозяин в этом доме и нежданный гость бродит по его покоям. Постояв с минуту неподвижно, оба успели разглядеть друг друга. По одну сторону стоял мужчина, в летах не малых и уже даже не средних, но достаточно бодрый на вид, лет шестидесяти, худощавый с приметным лицом. В лице его при том, не было ни одного выдающегося элемента, чем бы оно было приметным, бледное почти без морщин, но сухое, огромным ртом почти не обозначенным губами, глаза черные сверлящие. Не то родинка, не то пигментация на коже перемещались незаметно, но лишь успев моргнуть, лицо становилось как будто немного другим. Одним словом внешность его была европейской, но больше всего выделялась одежда, Каин такой еще не видел. На мужчине были блестящие черные башмаки, длинные штаны так же черного цвета, белую рубашку с отвернутыми рукавами покрывала жилетка, с цепочкой часов из кармана, на руках кожаные перчатки, а на голове шляпа с небольшими полями, шляпа висела на затылке и из-под нее выглядывала небольшая растительность прямых волос на голове. Мужчина в костюме осмотрел Каина и подошел ближе. Он достал карту с картинкой положил на ладонь, другая рука была параллельно так же ладонью вверх, но без карты. Мужчина смял карту в ладонь, так что ее краешек еще можно было углядеть, ладонь вторую он так же сжал, посмотрел на лицо Каина и спросил.
– В какой руке?
– В этой, – Каин робко указал на ту ладонь, в которой виднелся краешек.
– Можешь попробовать еще раз, если хочешь. Нет? Ну что ж… – мужчина одновременно раскрыл обе ладони, и карта оказалась не там, куда указал Каин.
Каин улыбнулся скосив при этом неловко глаза к небу, – ты хороший фокусник.
– Я не фокусник, а ты не мальчик, чтобы восхищаться моим фокусом. Давно ли ты смотрел на себя? – пренебрежительно ляпнул мужчина в перчатках.
– А что не так, что ты видишь, какое тебе дело, до меня? – Каин оглядел свои руки и еще не докончив задавать вопросы, оглядел и ноги, а после «фокусник» протянул ему зеркало. Каин увидел в зеркале старика с язвами на лице и серого цвета кожей.
– Интересно иногда взглянуть, не правда ли? Подожди здесь я принесу зеркало побольше.
– Скажи мне, кто ты есть, а лучше уходи, – в ярости закричал Каин, – тесно тебе станет со мной.
– Я тот, кого ты видишь каждый день, ведь так ты утверждал?
– Ты демон? – воскликнул Каин.
– Если не знаешь, лучше молчи. Я живее может тебя во сто крат. Нет, я не демон.
Оба замолчали, и Каин продолжил свою работу, фокусник долго наблюдал со стороны и в какой-то момент стал удаляться, повернулся спиной и затем крикнул:
– Ты даже не спросишь, как меня звать?
– Я не хочу звать тебя, ты сам ведь вызвался.
– Ты право за беса меня принимаешь или искусителя какого. Нет, я не затем пришел к тебе.
Каин помедлил еще минуту, оглядел небо и опуская взгляд вдруг подумал, что сейчас он никого не увидит. В то же время проползала едва заметная мысль в голове Каина о том, что он и не прочь оставить при себе этот фантом, мысль проползла незаметно, когда казалось все уже должно быть решено и фокусник должен пропасть. Каин опустил взгляд и перед ним оказался только отлогий хребет уходящий вниз. Не успев и подумать, Каин обернулся и увидел, как фокусник сидит на огромной глыбе, дальше и выше, непонятно как там очутившись.
– Перестань смотреть на меня как на исчадие ада – прошипел фокусник. Между тем, Каин смотрел на него скорее удивленно, внимательно, но не иначе.
– А кто же ты? – небрежно спросил Каин. Он вовсе этого вопроса может и не хотел, но реплика фокусника его как будто вынуждала спросить.
–Тебе действительно интересно знать? – доигрывал фокусник.
– Если ты не уйдешь отсюда. Если уйдешь то скажи когда, себе я отвел здесь немало времени.
– Пока ты будешь здесь, я останусь и сведу тебя с ума, лишь из-за твоей небрежности к реальному миру. Не то чтобы это есть самоцель, но я останусь здесь, покуда не истечет твой срок. Сколько ты себе отвел? – фокусник начал прыгать от одной глыбы к другой, у него получалось удивительно ловко, хоть ничего невозможного он и не делал.
– Семьсот лет и большая часть уже позади, – ровно проговорил Каин, не выделяя радости или досады.
Жуткий ветер хлестал им в лицо, но не один, будто его не замечал. Каин пошел к гроту или вернее сказать пещере, которую он взял за отправную точку, с нее он начинал строительство птицы Рух, у которой теперь было огромной пернатое тело сплошь из черного камня. Птица имела множество тоннелей и ходов, а начиная с шеи, имела несколько залов, последний из которых должен был расположиться в голове. Была выполнена почти вся черновая работа, и тело птицы осталось украсить изображениями других зверей, однако за беседой с неизвестным фокусником Каин не хотел заниматься тонкой работой.
– Как мне это не грустно, называть мне тебя придется, а может и звать тоже, – легкая нотка злобы и лишь может ворчливости звучали в голосе Каина. Тем временем как они шли эти интонации звучали всякий раз, быть может, и без всякого умысла, – ты верно думаешь что я принимаю тебя за злодея, человека плохого или гнусного, размышляю каков ты есть. Нет, это не так, – протянул эту часть Каин высматривая на свету кончик кирки, за которой они уже успели спуститься, – я увижу тебя и узнаю и если ты станешь мне другом я приму тебя, но я вижу ты не хочешь? – Каин изначально не полагал обратиться вопросительно, но глядя на фокусника, изменил интонацию. Быть может, если ты назовешься, я узнаю, кто ты, а может тебе лучше сразу огорошить меня ответом на все мои вопросы, и я впрямь сойду с ума. Если ты этого хочешь, – высказав свою мысль Каин обратил взгляд на сидящего фокусника, человека в летах, мужчину и свой фантом, – отвечай же, не томи меня больше, ты друг мой или пришел чтобы смеяться?
– Я пес, смиряющий волчицы алчный вой, – грозно проревел фокусник и засмеялся, так засмеялся, словно своему же актерству.
–Не смейся, неужели ты боишься меня, что смеешься. Ты мой бред, фантом и не более, – обозлился Каин. Теперь он уже настырно смотрел в глаза своему собеседнику не отрываясь.
– Стало быть, ты сошел с ума, – лукаво заметил фокусник и снова рассмеялся.
– Нет, не сошел, как сошел бы, не было бы ничего, а теперь я кое-чего все-таки знаю.
– Это он сказал тебе? – фокусник не назвал имени, но Каин и так понял о ком он говорит, – нашел кому верить, поверил, да? А если ты тогда еще помер и он же тебя и убил, реально? Веришь еще в реальность? – фокусник нагнетал, больше не позволяя себе смеяться, ждал ответа.
– Какая же тут разница? Жизнь идет, и если я в ней живу, что с того, что ты скажешь, что я не там? – изумился Каин.
– А ты ему веришь? Зачем ты нужен ему, он тебя спас и не спросил ни шиша, – фокусник приблизился к лицу Каина до неловкости близко.
– Спроси это у него, – отвязался Каин.
–Я хочу знать твои мысли, а правда мне и без тебя известна.
–Мне иногда кажется, что я дурак, – Каин осторожно присел на камень и на какой-то миг его глаза отпустили фокусника, – и раз я тебе признался, то и спрашивай как с дурака. Он хочет стать добрее, хочет мне добра, любит. Такой мой ответ, – понуро ответил Каин.
– Ну а ты?
– А я и тебя полюблю, если станешь нуждаться. Поверю и полюблю, знаю ты смеяться станешь, вероятно не сейчас, а именно после, – потупив глаза протянул Каин.
–Смеяться над тобой моя прямая задача.
После ответа пса- фокусника, оба разошлись и не виделись до следующего дня измотав друг друга так, будто схватились в драке, а не болтали. Каин остаток дня провел в зобу птицы, проделывая очередной тоннель, где его провел фокусник неизвестно, он удалялся так же внезапно, как и появлялся. На следующий день Каин восседал на голове еще не сформированного слона, помимо лба и глаз у которого был кусок скалы вместо хобота и бивней, а под ними черная дыра, уводящая в гору. Предполагалось провести веревочный мост от горы птицы Рух, до той горы, где сейчас была голова слона, и так еще три раза, со всех четырех сторон. Вместо того, чтобы провести сначала мост и ходить по нему на другую гору, Каин по прежнему добирался пешком по низу, решив оставить этот вопрос на потом. Время подходило к полудню, когда откуда-то снизу раздался приветственный крик, «чертов пес» – подумал Каин.
– Доброе утро старик! Ты на верху? Я сейчас приду к тебе, – это был он – фокусник-пес.
Скорее его фигура больше походила на бандита, ловкого жулика, при этом вызывающего самые разные чувства. Его внешность далеко не всегда вязалась с эмоциями, казалось ему ни одно проявление души не чуждо, но только в тот миг, когда он это показывал. Уйди он хоть на секунду, прекрати актерство и ты поймешь, как же глупо в нем ошибся. А ведь так каждый раз и ничего не поделать.
– Ты каждый день теперь будешь приходить? – с ноткой протеста начал Каин. Впрочем, несмотря на самые увлекательные диалоги, Каин всегда продолжал свою работу.
– У меня есть целых триста лет для одного тебя. Ты не мало натворил, верно Каин, из-за тебя переполошился весь мир, а ты сидишь здесь так будто ничего не произошло.
– Я добился, чего хотел, и жалеть теперь не стану.
– Не знаешь, к чему я об этом расспрашиваю? – фокусник сразу заметил равнодушие Каина и принялся расхаживать взад и вперед по наклонной скале для бивней и хобота.
– Знаю, конечно, я знаю, к чему ты меня расспрашиваешь. Только к чему все это если уже случилось? – старик обернулся на секунду, продолжая держать инструмент.
– Вот, ты уже говоришь так будто тебе не все равно, – мягким завлекающим тоном парировал фокусник.
– Я тебе и не говорил, что мне все равно и давай условимся не перевирать слова собеседника, эдак кроме отдельных звуков ничего и не вычленишь, – гораздо спокойнее продолжил Каин.
– Согласен на честность. Ты между прочим на счет меня больно мнителен, а зря… Речь же шла не о мне, а о сотне тысяч людей которых ты оставил там без ответа.
– Я поступил так, как было нужно, как поступил бы человек, если хочешь. И да, я человек. Если ты не заметил.
– Ты уходил от них как герой, как непреклонный идол, который спас их, но всех ли спас? Сам знаешь насколько не всех, ты спас пару тысяч, а после них остались миллионы. Ты знал что останутся, а все равно пошел спасать, и будь тех спасенных не две тысячи, а пожалуй хоть сто человек, пусть десять или вовсе один, ты все равно бы вышел героем. Ты был бы герой тех, кто это увидел, а еще для себя, открыто ты в этом себе не признался, но в душе то, сидит тот гордец. Что ж ты на это мне скажешь?
– И хоть бы одного спас рад был бы не меньше, верно, верно, – Каин задумался надолго, и чуть было на этом не кончил, но успел чуть опередить собеседника и продолжил, – если по божьему так нужно, велено им, то надо полагать так и должно быть. Но что же им, тем людям, что исполняют его волю, они то ведь ничего не знают, и спаси я одного уж, наверное, бы и не узнали. Ради веры их в бестолковую надежду. Да ты определено назовешь ее бестолковой, хоть она, быть может, и куда ужаснее. Я не хотел, чтобы они остались одни и как же иначе я мог им дать это если не так? Пусть они лишние камни на лысой горе, но они не должны это знать. Это ведь тоже не вся правда и у них есть свой удел, – Каин выдохнул, словно свалив с плеча одну гору, но уже поджидал, когда на второе взвалят еще.
– Пусть ты не знал эти миллионы, да и тысячи тех, что спас не знал так уж сильно. Положим, там ты ответил, но ведь были еще люди. Был Чарли в конце концов, обманул ты его или как? Я не делаю вид, будто не знаю, просто хотел напомнить тебе, – в руке фокусника появились игральные карты, которые он вертел у Каина под самым носом, непонятно зачем.
– Говори дальше, хватит с меня твоих игривых намеков, – рассердился совсем по стариковски Каин.
– Чарли помер, это известно. Как же он помер? Ты теперь должен догадаться, иначе и тебя бы теперь не было. Кто-то из вас не любил другого, а Чарли пошел за тобой, на твой крест и на нем ради тебя повесился, уж не он ли то был? Спрошу по-другому – ты любил своего друга?
– Это тебя не касается, – выпалил Каин.
– Ты дал святую надежду тому, кто должен был знать наверняка, обманул, хе-хе, – фокусник задавал вопросы и резюмировал подчас совсем не тем тоном, что можно было бы ждать, но ожидаемо смеялся, когда подлавливал Каина.
– Чарли знал все, и про то о чем ты говоришь ему известно не меньше. У парня будет жизнь и для него большей жертвой станет в ней мое отсутствие. Ты этого не поймешь и потому, тебя это не касается.
– Ты ловко устроил все это старик. Ты может, уйдешь отсюда со своими мозгами, но когда вернешься, сойдешь с ума, когда увидишь во что превратилась твоя теория, и как ты помог им всем, на много лет вперед, – Каин не ответил, и фокусник решил задать еще вопрос, – неужели ни что тебя не гложет, ты чувствуешь свою чистую душу?
– Иначе тебя бы здесь не было, – глядя в глаза ответил Каин.
Фокусник улыбаясь, зашагал в глубину черной пещеры, разбрасывая следом карты. Сегодня он победил и теперь станет побеждать, пока не уйдет вовсе, старик это прекрасно понимал. Каин впервые почувствовал себя стариком, и даже не глядя на сморщенные руки, теперь он понимал это. Тяжесть прожитых лет в одно мгновение обрушилась на него, словно это была сель поглотившая маленький дом у горы.
Прошли годы, прежде чем Каину пришла в голову мысль о Нике. Мысль та представляла собой положение дел в его голове, как Ник видит свой мир. Приходил ли к нему такой же пес, чтобы задавать вопросы, быть может, и ему показывал фокусы. В конце концов, Каин пришел к одному выводу, который впрочем, ему совсем не понравился. Вывод заключался в сумасшествии самого Каина и хотя не полного, но уже ясно намеченного. Таким образом, Ник (если он в своем уме) не был знаком со всякого рода псами. Кстати о псах, Каин изначально запланировавший цербера, от идеи отказался, на что ему не раз указывал фокусник и часто подшучивал, мол –« когда собаку заведешь старик? Ограбят ведь лешие». Вместо собаки были уже готовы василиск, все слоны и много других животных и птиц. Особенно удалась Каину птица гамаюн – она висела над самым потолком огромного зала, держась только за крылья, распростертые на несколько метров. Изваяниями существ были покрыты все залы, в том числе и очень высокие, понадобились бы не малые лестницы, чтобы создать их, однако они не понадобились, так как и сами залы были сделаны Каином и углублялись по мере того как проходила работа над скульптурами.
Годы шли медленно, гораздо медленнее, чем та первая тысяча лет, что успел прожить Каин. В те годы можно было дожить до забвения, в эти годы можно дойти до сумасшествия. Все объяснялось одним лишним человеком, частенько отвлекающим на себя целые часы, но давая взамен еще более долгие сутки.
– Еще каких-то девяносто лет, – проходя мимо съязвил фокусник.
– Я знаю, сколько осталось, – не отвлекаясь, буркнул Каин, вытачивая колонну.
– Разве?
– Чувство времени от меня ни куда не делось. Еще один год и мы с тобой разойдемся каждый по своим углам. Еще один ужасный год, – сказав это Каин все-таки знал, что в глубине души у него уже нет ненависти к своему собеседнику, более того он чувствовал некую привязанность.
– Следующей будет химера?
– И тогда все кончится, – Каин решил сделать ее в последний год, и этот зверь увенчает всю его работу и все долгие семьсот лет.
– Это тоже химера, – подвел фокусник.
Окончив строительство колонны, оба горца вышли на вершину, то была голова птицы Рух. Птица была огромна настолько, что из-за облаков ее невозможно было охватить взором всю целиком. Украшенная гора представляла собой чудо нечеловеческой природы. Фокусник, даже он, однажды выразил подобие восхищения этим творением.
– Кому же достанется такое царство? Для чего-то же ты это делал? – воскликнул фокусник.
– Эта гора очень далеко от тех мест, куда забредет обыкновенный путник, но быть может какой-то и забредет, увидит, и эта гора даст ему жизнь, наполнит ее и навсегда оставит в памяти. Пусть она будет, она для кого-то обязательно нужна.
Химера увенчала безупречную гору. Каин посмотрел в ту же сторону, куда смотрело крылатое существо, и увидел луну, пробивающуюся сквозь облака и едва видную в свете заходящего солнца. Простояв так минуты, Каин спустился увидеться с фокусником в колонный зал. Захохотав еще прежде, чем появился фокусник, Каин ожидал прений, итогов и чего угодно, а тот стоял себе, смирно смотря в потолок.
– Вот же она пес, вот твоя химера, выйди, погляди на нее, – Каин продолжал хохотать и говорить одновременно, – кончилось время хоть ты и пытался его украсть. Я не сошел с ума, я здесь и говорю с тобой, чего же ты не ответишь? Признай свой проигрыш. Ах, тебе теперь нечего сказать. Ах, ну что же ты? Ты это видишь? – Каин указал на окно, в котором садилось солнце. Фокусник посмотрел в окно и тоже рассмеялся, – я покидаю тебя, а ты можешь остаться, но знай я не сумасшедший, – Каин смеялся долго, пока не заметил, что фокусник куда-то исчез. И Каин смеялся и дальше и снова продолжил кричать, когда вокруг уже не было никого, – я не сумасшедший, пес. Нет, я не сумасшедший!