Buch lesen: «Поэтика биосферы»

Schriftart:

Предисловие

Нескольку слов об истории вопроса. В марте 1972 года в рамках Ломоносовских чтений профессор Анатолий Александрович Власов выступил перед студентами Физического факультета МГУ с очень интересной лекцией с парадоксальным названием «Существуют ли в физике системы из целого числа элементов? Ответ отрицательный». Мнения по поводу новой концепции разделились. Студенты, чьи знания физики в значительной мере представляли белый лист бумаги, восторженно восприняли концепцию Власова. Нашлись и оппоненты. Дискуссия на эту тему выглядела примерно так:

Вопрос: Элементы, входящие в состав физического объекта, можно пересчитать. Это всегда будет целое число элементов. Простая арифметика. Откуда эта нелепая идея о нецелом числе?

Ответ: Счет операция физическая, а не чисто арифметическая. Действуют стохастические процессы. По результатам измерений не получится целое число. На выходе любого эксперимента, а физика наука в основе своей экспериментальная, будет статистическая, вероятностная, но не целая величина.

Примеры? Пожалуйста, кристалл, число ячеек в геометрической структуре не обязательно совпадает с числом атомов. Скорее наоборот. В принципе кристалл может состоять из относительно небольшого числа атомов, перемещающихся по разным ячейкам, но такая структура будет неустойчивой.

Другой пример. Число небесных тел в Солнечной системе. По мере развития средств измерений, это число постоянно меняется, некоторые из небесных тел разрушаются, и т. д. и т. п. То есть опять не целое число элементов.

Далее вопросы и ответы примерно повторяются. Стороны дискуссии остаются при своем мнении. Истина рождается не в споре. Здравый смысл непобедим. Наука все же не канава здравого смысла.

Но пора перейти к тематике книги. Далее события развивались следующим образом. На другой год, во время обучения в аспирантуре было предложено подготовить реферат по философии. Не владея мастерством переливания из пустого в порожнее, предложил конкретную незаезженную тему для реферата по мотивам концепции Власова: «Физические объекты как системы с нецелым числом элементов». Профессор Лев Валентинович Воробьев, блестящий лектор, очень творческий человек, поддержал идею подготовки такого реферата, но предложил расширить тематику, добавив объекты литературы, на примере поэтических текстов. Никаких идей по целесообразности такого расширения у меня не было, но согласился, потому что было интересно.

В качестве начального шага по изучению состояния проблемы было предложено ознакомиться с работами Ю. М. Лотмана (Структура художественного текста и др.). В процессе знакомства с этими трудами вышел на замечательные работы Юрия Николаевича Тынянова. Картина начала проясняться. Пока не буду вдаваться в детали. Вернусь к истории вопроса о подготовке книги.

После окончания аспирантуры в 1976 году был распределен в филиал Института атомной энергии им. И. В. Курчатова (город Сосновый Бор, Ленинградская область) – Научноисследовательский технологический институт (ныне им. академика А. П. Александрова). В течение 12 лет занимался проблемами экологического мониторинга Ленинградской АЭС и других атомных объектов. В НИТИ активно функционировал «Клуб любителей книги». В рамках этой деятельности подготовил доклады о творчестве Велимира Хлебникова, О. Э. Мандельштама, Ю. П. Кузнецова, и др. В этих докладах, как и в более раннем реферате, в той или иной форме, с разной степенью детальности излагалась концепция эволюции стихового слова в русской поэзии.

Далее в этих изысканиях наступил значительный перерыв. После Чернобыля, последовал переезд в Обнинск, работа в НПО «Тайфун» Росгидромета в области радиационного мониторинга окружающей среды и анализа экологического риска. Однако главная причина перерыва все же не в потери интереса к проблеме. Еще в Сосновом Бору возникло ощущение некоего застоя, отсутствия какой-либо эволюции стихового слова в современной поэзии. Не хотелось завершать изыскания на пессимистической ноте. В поисках автора слов одной из песен А. З. Мирзаяна пересмотрел тексты ряда авторов. Не нашел. Затем вышел на В. А. Соснору. Тоже не нашел. Однако знакомство с творчеством Сосноры и Кузнецова позволило завершить концепцию замысла книги об эволюции стихового слова. Позднее, в процессе ее подготовки произошел фазовый переход в названии и содержании. Основная ее часть, посвящена проблеме поэтики биосферы – отображению мира природы в русской поэзии.

В заключение одно замечание. Весьма распространены представления о значительности одних и второстепенности других поэтов. О поэтах для широкой публики, и в стол. Реальных творцах, и поэтов для поэтов. Предлагаются разные классификации величия поэта, его вклада в отечественную и мировую культуру, всевозможные тройки, пятерки, десятки лучших имен. Существуют предложения различать великих и гениальных поэтов. Например, А. А. Блок гениальный, но не великий. Такого рода предложения представляются дискуссионными. Поэт либо есть, либо его нет. Промежуточные стадии отсутствуют.

В качестве пояснения поставим вопрос: что важнее для биосферы крупное создание слон или крошечный муравей? Что более важно для питания: хлеб или витамин С? Что более важно для человеческого организма: печень или гипотоламус? Наконец, вспомним об третьем законе Ньютона, что более сильно притягивает к себе: солнце землю, или земля солнце?

В поэтической системе проблематично выделить главное и малозначительное. Второстепенный в глазах современников поэт Тютчев является величайшим выразителем поэтики космизма. Декларируя концепцию о множестве поэтов «хороших и разных» вместе с тем в рамках проблематики данной книги вынужден ограничиться сравнительно небольшим числом примеров, с акцентом на поэтику биосферы и эволюцию стихового слова.

1
Отличительные черты поэзии

Принято считать, что всякое серьезное обсуждение проблемы должно начинаться с четкого определения объекта исследования. Однако затруднительно дать исчерпывающее определение поэзии, хотя бы потому, что, являясь определенным видом искусства, поэзия пронизывает всю жизнь человека. В обыденной жизни она проявляется в новизне, неожиданной выразительности слов: «табуретки листают» (Асеев, 1964, с.425). «Будьте добры, причешите мне уши», – сказал Маяковский, и «гладкий парикмахер сразу стал хвойный» (Маяковский, Ничего не понимают, 1913). Поэзия – это красота математической формулы, и желтое солнце Ван Гога, миф о Прометее, и Ника Самофракийская. Все это правильно, но нас будет интересовать поэзия как определенная форма литературы, то есть, как она воплощается в словах.

Стихотворное произведение отражает трансформацию взаимодействия многих факторов. Может быть, по этой причине существует множество определений поэзии.

Поэзия – религия: «Поэзия сама в себе есть самая истинная, самая возвышенная общечеловеческая религия, не знающая никаких искусственно созданных преград и распространяющаяся по миру подобно свету…» (Чижевский, 1987, с. 207).

Поэзия – образ: «Это – двух соловьев поединок…» (Пастернак, Определение поэзии, 1917).

Поэзия – процесс:

«Поэзия —
та же добыча радия.
В грамм добычи,
в год труды.
Изводишь,
единого слова ради тысячи тонн
словесной руды»

(Маяковский,
Разговор с фининспектором о поэзии, 1926)

В. К. Тредиаковский так рассуждает о поэзии (Тредиаковский, 2009, с. 100): «Как живописная картина, так поэзия: она есть словесное изображение. Преизрядно после Горация уподобляется поэзия живописи; но стих я уподобляю краске, употребленной на живопись. Что изображено краскою весьма есть различно от нея, равно и поэзия, всеконечно, есть не стих: сей есть, как краска, а поэзия, как изображенное ею. Чего ради некто Эризий Путеанский написал основательно: «Иное быть пиитом, а иное стихи слагать»…. Прямое понятие о поэзии, есть не то, чтоб стихи составлять, но чтоб творить, вымышлять и подражать» (Тредиаковский, Мнение о начале поэзии и стихов вообще, 1752).

В. А. Соснора предпочитает говорить о поэтике, а не о поэзии: «Поэзия – слишком широко употребляемый термин, поэзия – это всё: и природа, и впечатления, и любовь, и сны, и явь, и скорость, и солнце, и тьма – можно перечислять без конца, и словесность, и немота, и т. д. и т. п. – в общем, гуляй, душа, лишь бы было что за душой.

Поэтика – термин намного уже, это стихи, не что и о чем, а как написано. И тут мы сталкиваемся с парадоксом: вроде бы чьи-то стихи захватывают, так сказать, душу, щекочут нервы, вызывают смех и слезы, а закрываешь книгу – и как будто ничего не читал» (Соснора, Речь по случаю вручения национальной литературной премии «Поэт», 2011).

А вот размышления о поэзии Ю. П. Кузнецова (Кузнецов, 2015, с. 153): «Что такое поэзия? На этот вопрос имеется много разных ответов, даже взаимоисключающих, и все они ходят вокруг да около, хватая дым от огня. Вроде что-то схвачено, а приглядишься – нет ничего, пусто.

Поэзия не поддаётся определению. Она тайна. Легче схватить момент её зарождения. Вот мнение Гегеля: «Поэзия возникла впервые, когда человек решил высказаться»… Его догадка верна по направлению к слову. Человеческое слово – дар Божий. Народ творит устами поэтов.

Божья искра и есть дар поэзии. Обычно этот дар дремлет во всех людях, как горючее вещество, и возгорается только в тех, кому дано «глаголом жечь сердца людей». Пламя поэзии бушует в устном народном творчестве, в псалмах, в речениях пророков (все пророки были поэтами), в гимнах Ригведы, в русских былинах. В меру этого дремлющего дара люди чувствуют поэзию в природе, в земле, воде, огне, воздухе, в земледельческом труде, в душе и натуре человека, и всюду, где есть упоение: во хмелю, в бою, и «бездны мрачной на краю», и даже в такой абстракции, как числа».

Кристофер Кодуэлл выделяет следующие отличительные черты, определяющие принадлежность литературного произведения к поэзии: поэзия ритмична, непереводима, иррациональна, несимволична, конкретна и характеризуется способностью вызывать сильные эстетические переживания (Кодуэлл, 1969, с.170–184).

Поэзия ритмична

В работе, разговоре на деловую тему, в размышлениях о завтрашнем или прошедшем, повседневной деятельности словам придается смысл более или менее точно соответствующий действительности, прозаический обыденный смысл: «дом – это дом». Слова связывают нас с внешним миром. Иллюзию ухода от внешнего мира дает поэзия, использующая эмоциональный, скрытый смысл слова. Подчеркнуто организованный ритм поэзии облегчает совместную декламацию, вводит человека в «мир социальных эмоций» (термин Кодуэлла). На празднестве люди видят, слышат друг друга, но есть и другой вид общения, когда человек как бы растворяется в атмосфере празднества, незримо чувствует присутствие другого. Возможно, именно поэтому, ритм, как правило, весьма тонко соответствует времени, эпохи создания произведения.

Ритм заставляет человека замкнуться в себе, дает ему новое время – дыхание стиха, и новое пространство – пространство из слов, окрашенных эмоциями. В момент такого самоуглубления человек как бы уходит из мира рациональной реальности в иллюзорный мир эмоциональной общности, возвращается к комплексу заложенных в нем инстинктов, физиологическому изначальному ритму.

Поэзию образуют слова

Слово имеет предметный рациональный смысл, поскольку оно служит для обозначения предмета, чувства, действия, и скрытый эмоциональный, который проявляется в особом воздействии слова на чувство человека. Одни и те же по смысловому значению слова «огромный», «колоссальный», «грандиозный» имеют разную эмоциональную окраску. Эмоциональность не характерна для предметов, которые обозначают слова. Эмоциональность свойство символа этого предмета, свойство слова.

Листочки.
После строчек лис —
точки.

(Маяковский,
Исчерпывающая картина весны, 1913)

С одним и тем же словом могут быть связаны различные воспоминания, которые возникают, когда оно произносится. «Море» – у одних с этим будут связаны парус, волны, берег, у других – небо, отраженное на воде и т. д. С каждым словом ассоциируется множество других, когда слова объединяются в группу. Часть эмоций, часть ассоциаций неизбежно пропадает, другая часть, наоборот усиливается. Так используются эмоциональные свойства стихового слова.

Именно в поэзии полностью раскрываются эмоциональные свойства слова. Для прозы характерно более полное использование его предметного рационального значения.

Про стихотворение, как и любое другое произведение искусства, можно сказать, что оно повествует о том-то, например, о ветке ивы. Ясность содержания можно даже усилить, переставив надлежащим образом слова. Однако подобно тому, как при пересказе сна, окружающие не понимают, что же в нем интересного, вся красота стиха исчезает.

По улицам метель метет,
Свивается, шатается,
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.

(Блок, 1907)

Попробуйте поменять порядок слов хотя бы в первой строке «метель по улицам метет», получится неуклюже, при сохранении рационального содержания. Семантика стиха меняется при любом нарушении его конструкции. Свойства стиха теряются при переводе. Можно создать новое произведение, воспроизвести оригинал на другом языке нельзя. Поэзия непереводима.

Итак, стих образуют слова. Однако после того, как слова расставлены, оказывается, что поэзия, это также и то, что между слов. Между слов настроение. Один и тот же стих даже одним читателем (слушателем), по-разному воспринимается в разное время. Эмоциональные свойства ассоциации слов проявляются в полной мере, когда отзвучит последнее слово.

В восприятии стиха остаются пробелы, неопределенность которых как бы указывает, возможное направление движения, каким образом будут происходить события на самом деле. Прямо ничего не утверждается. Произносимые слова, музыка стиха должны вызывать такие эмоции, которые приводили бы человека к открытию. Важно знать и уметь, чего не надо договаривать, что оставить за наблюдателем. Неопределенность сама эмоциональна. В отличие от науки, в которой необходимо описать явление по возможности более точно и определенно, в поэзии важна точность другого рода, эмоциональная согласованность с внутренним миром человека. Промежутки, незаполненные пробелы углубляют, уточняют эмоциональную окраску стихового слова. Перефразировка стихотворения, даже при сохранении предметного содержания, приводит к потере его эмоционального воздействия. Поэзия иррациональна.

Поэзия несимволична и конкретна

Несимволичность поэзии следует из ее непереводимости. В математике утверждение «восемь плюс девять равно семнадцати» будет истинным на любом языке, поскольку слова, составляющие это утверждение, не представляют интереса сами по себе, фактически являясь символами. Универсальность символического языка математики противоположна непереводимости поэзии. Символы, используемые в поэзии – не отвлеченные категории, а многозначные образы и смыслы. Поэзия является не абстрактным, а предельно конкретным несимволическим языком. По существу, поэтическое произведение является единственным в своем роде высказыванием поэта, относящимся к конкретному предмету, времени, настроению.

Способность вызывать сильные эстетические эмоции

Неэстетические эмоциональные проявления индивидуальны и возникают в результате частного опыта. Например, телеграмма о рождении ребенка может вызвать у его бабушки или отца исключительно сильные эмоции, однако этого не будет у посторонних людей. В данном случае язык телеграммы используется символически, даже если телеграмма будет состоять из единственного закодированного слова «наутилус», о значимости котором заранее договорились, произведенный телеграммой эффект будет таким же сильным. Поэзия вызывает устойчивые эстетические эмоции, присущие не одному индивидууму, а целому миру людей (Кодуэлл, 1969, с. 184). Способность к эстетическим эмоциональным проявлениям связана с соприкосновением человека с «миром социальных эмоций».

Это свойство поэзии полагал существенно важным Л. Н. Толстой: «Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает… Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело» (Толстой, Записная книжка, 28 октября 1870).

2
Конструктивные факторы стиха

Итак, поэзия ритмична, непереводима, иррациональна, несимволична, конкретна и характеризуется способностью вызывать сильные эстетические переживания (Кодуэлл, 1969, с.185). Однако, начинать исследование нужно с минимума условий, в которых осуществляется явление. Мы будем исходить из того, что конструктивным фактором поэзии служит ритм.

Ритм имеет две стороны: акустическую и тактирующую. Акустический ритм дает звучание слов, составляющих стих. Но в звучащем содержании остаются пробелы, которые не обязательно совпадают с паузами. Эти неопределенности заполняются самим читателем, благодаря чему достигается непосредственное и непринужденное восприятие стиха (именно по этой причине несимволична, конкретна поэзия).

Тактирующий ритм и акустический являются двумя противоположностями, взаимодействие которых и дает движение главного, конструктивного фактора стиха. Интересно отметить, что К. Леви-Стросс видел аналогичную двойственность в музыке: «Музыкальная эмоция возникает оттого, что композитор постоянно вносит большие или меньшие изменения в замысел, который, как ему кажется, слушатель может предвидеть. На самом же деле полного предвидения быть не может из-за зависимости слушателя от двойной периодичности: периодичности его собственного дыхания, определяемой индивидуальными особенностями слушателя, и периодичности гаммы, обусловленной его художественным образованием» (Семиотика, 1972, с.29).

В качестве примера отсутствия метра приводят верлибр. Однако, верлибр (стих с переменным метром) скорее подтверждает конструктивную значимость метра, чем опровергает. Именно метр, формирует структуру (кристаллическую решетку) стиха.

Согласно М. В. Панову в основе всякого поэтического текста лежит повтор отношения (Панов, 2017, с.12). Повтор отношения в поэтическом тексте может быть двух типов: либо повтор контраста (например, ударных и безударных слогов), либо повтор тождества (одинакового число ударений, тактов). Историю русского стиха можно понять как взаимодействие двух типов организации стиха: силлабо-тонического или стопного (повтор контраста) и тактового (повтор тождества). В любом стихе принципиально возможна либо та, либо другая, либо та и другая организация текста. Пановым придуман термин «кнотр», в качестве особого слова для такого ритма поэтического произведения, при котором каждая его единица в отличие от природных ритмов выбирается свободно в процессе творчества (Панов, 2017, с.15). По фонетическому строению этот термин, самодвижение которого лежит в основе поэтического текста немного напоминает слова ритм и метр. Любопытно, что похожее по звучанию слово «кмотр» встречается в первой главе поэмы Хлебникова «Настоящее». Поэтическое произведение является динамической конструкцией, в которой сочетаются различные кнотры, различные отношения контраста и тождества.

Эквивалент поэтического текста

Тактирующий ритм, пробуждающий изначальный, физиологический ритм в человеке, как бы синхронизует систему отсчета, в которой происходит восприятие стиха, вызывает «эмоциональное самоуглубление» (Кодуэлл, 1969, с.171). Тактирующий ритм в предельном случае может вырождаться в «эквивалент поэтического текста» (Тынянов, 2002, с.45), под которым понимаются «все так или иначе заменяющие его внесловесные элементы, прежде всего частичные пропуски его, затем частичные замены его элементами графическими и т. д.»:

Свершилось! – молвил он. – Давно ль народы мира
Паденье славили великого кумира
………………………………
……………………………….
………………………………
………………………………

(Пушкин,

Недвижный страж, 1824)

Точки в данном примере, служат как бы эквивалентом фрагмента строфы, даже отдаленно не связанного с семантикой текста и его звучанием, однако задающего конструкцию «метра». Другие примеры эквивалентов поэтического текста приведены в таблице 2.1.

Тынянов отмечает сильное воздействие эквивалента на развитие стиха: «Перед нами неизвестный текст (неизвестность которого, однако же, несколько ограничена, полуоткрыта), а роль неизвестного текста (любого в семантическом отношении) внедренного в непрерывную конструкцию стиха, неизмеримо сильнее роли определенного текста: момент такой частичной неизвестности заполняется как бы максимальным напряжением недостающих элементов данных в потенции – и сильнее всего динамизирует развивающуюся форму» (Тынянов, 1965, с.46).

На динамическом значении эквивалентов отчасти, может быть основано художественное значение «отрывка», в качестве фрагмента приоткрывающего неизвестный текст. Смотри, например такие произведения Пушкина, как «Ненастный день потух…» и «Осень». В стихотворении «Полководец» наряду с использованием эквивалента строфы выделен отрезок «Вотще» с паузой, как бы заполняющие единую строку. Эквивалент поэтического текста создается в результате совместного действия двух факторов: аналога «метра» и эстетической значимости незавершенной поэтической строки, содержащей частичный пропуск текста.

В ряде случаев, возможной причиной использования эквивалентов поэтического текста является предельное интеллектуальное или эмоциональное напряжение акустического фрагмента стиха, необходимость выразить «невыразимое». Например, Тютчев эстетически совершенно формулирует концепцию одухотворенной природы, однако необходимо еще выразить то, что осталось между строк, перейти в иррациональное, в результате возникает эквивалент строфы в стихотворении «не то, что мните вы, природа». В стихах Аполлона Григорьева «Цыганская венгерка» возникает столь высокое напряжение, что для передачи «невыразимого» эквивалент фрагмента строфы в середине стихотворения ставится даже впереди акустического текста. Формирование эквивалента может осуществляться через неизвестные для читателя знания: загадку о «родимом просторе» (Кузнецов) или таинственные планы вычерченные «линями ливней» (Соснора).

В произведениях Велимира Хлебникова для формирования эквивалентов поэтического текста в ряде случаев используются знаки метра. Однако для его творчества в значительно большей степени характерно другое. Стихи часто представляют собой заготовки, отрывки, фрагменты будущих поэм и сверхпоэм. «Каждая строчка – эпопея», говорил Николай Асеев о четверостишии Хлебникова «И вечер темец» (Воспоминания, 1960, с.114). Пока еще несуществующие акустические тексты, потенциальная возможность которых задана в стиховом фрагменте, собственно, и являются эквивалентами, даже при отсутствии метрических эквивалентов строфы. Это тонко почувствовал и передал Михаил Кульчицкий в стихотворении «Хлебников в 1921 году».

Минималисты

В дополнение к изложенному выше об определяющей роли метрического фактора в формировании динамической конструкции стиха напомним, что «поэзию образуют слова». Подобно тому, как в предельном случае тактирующий ритм может вырождаться в «эквивалент поэтического текста», стихотворное произведение может состоять из небольшого числа слов, в пределе из одного слова.

Удачные строчки, которые отчасти могут рассматриваться как самостоятельные произведения, встречаются у многих авторов. Начиная с восемнадцатого века, появляются поэтические произведения, состоящие из одной строки (Ломоносов, Карамзин, Хвостов). Значительный резонанс, в литературной среде, в свое время вызвал моностих Валерия Брюсова «О, закрой свои бледные ноги». Вместе с тем существуют авторы, которые преимущественно пишут стихи в жанре минималистской поэзии (Ахметьев, 1993, 2020). Приведем несколько примеров минималистских текстов (табл. 2.2), не вдаваясь особенно в историю вопроса.

Отметим, что в ряде случаев минималистский текст может совпадать с эквивалентом поэтического текста. Например, строчки Пушкина «Куда ж на плыть?..» являются с одной стороны формой представления эквивалента текста (таблица 2.1), с другой стороны в силу своей художественности и афористичности вполне могут иметь самостоятельную семантическую значимость (табл. 2.2).

В тексте Ахметьева «Как это мы говорим?» в качестве эквивалента поэтического текста выступает вопросительный знак, у Мамонова (Перочинный нож) – многоточие. Крайности сходятся. Совпадение этих крайних, предельных форм, свидетельствует о некоем семантико-метрическом дуализме стиховой конструкции. Возможно, здесь уместно вспомнить о физическом аналоге такого явления – корпускулярно-волновом дуализме элементарных частиц, когда при определенных условиях они проявляются свои волновые свойства, а в других условиях являются частицами (Де Бройль, 1965). Если идти дальше в этом сопоставлении, стиховой метр может рассматриваться в качестве ритмического аналога волны, а семантика слова – локализованной корпускулярной частицы.

Отметим, также, что в некоторых случаях отдельные слова и фразы прозаических произведений, могут распространяться в обществе, в качестве образцов минималистской поэзии. Например, легендарное слово «апофегей» писателя Юрия Полякова, или крылатые выражения из минимального словаря начинающего гения, типа «амбивалентно», «трансцендентально» в романе «Козленок в молоке». Конечно, это не свидетельствует об отсутствии по большому счету различий между поэзией и прозой, а скорее говорит о существовании некоей пограничной полосы между ними, возможности перелета отдельных выражений из прозаического произведения в сферу поэзии.