Заметив это, учительница рассердилась и треснула куклу кисточкой так, что глаза вновь встали на место, раскрывшись одновременно с испуганными глазами кота. "С ней лучше не спорить", подумал он, а не то она и меня чем-нибудь огреет". Кудряшка перелистнула альбомный лист на чистый и сунула кисть в лапу Ричарду. Тот неуклюже заводил лапой взад вперед, пытаясь избавиться от кисточки.

– Это разве ваза! – вскричала Кудряшка.

– Это разбитая ваза, я решил начать с азов, – ответил кот, продолжая гонять кисть по изрисованному листу.

– Не быть тебе художником, – раздосадовано прокомментировала девочка.

"Больно надо", – подумал кот, но вспомнив кисточку, вслух спорить не стал. – "Я король, и меня ждут королевские дела". Он резко вскочил на спинку дивана, а с нее на пол, и, отряхнувшись, побрел в сторону кухни, исполнять потребности своего королевского аппетита.

Был канун его восьмого дня рождения, когда он узнал любопытную новость. "Скоро у меня будет братик" – рассказала ему Кудряшка. Кот, знающий теперь что такое, вернее кто такие, эти дети, воспринял новость спокойно. Его прельщала мысль о том, что на какое-то время в его королевстве вновь наступит тишина и покой. Он удивился, как же он не заметил этого сам. В глазах Зимней горели те же яркие огоньки и она, словно цветок благоухала, излучая частички новой жизни. Бородатый же, напротив, был напряжен и взволнован. Он повсюду ходил за Зимней и все время спрашивал о ее самочувствии, будто она была чем-то больна. Хотя вид у нее был абсолютно здоровый, легкий румянец на лице, свежий вид, хотя и немного уставший. "Дилетант", думал король о Бородатом, "у самого вид будто вот-вот упадет, еще чужим здоровьем интересуется".

Ричард знал, что Зимняя должна исчезнуть, и однажды, проснувшись поутру, он не обнаружил прислуги на своем месте. Вместо нее, развалившись поперек кровати, тихо похрапывал Бородатый. Вид у него был такой, будто он только что уснул. Рядом, в кровати поменьше, спала Кудряшка, она мелодично посапывала в такт храпу Бородатого. Ричард знал, что так рано его сегодня точно никто не накормит, поэтому отправился на свое излюбленное место у окна. Солнце лениво пробивалось через гущу облаков. Зима, наступившая в этом году очень рано, принесла на улицы столько снега, то тут, то там раздавался волнительный гул мотора, ревущего в попытках вызволить свои колеса из белого плена.

Облака рассеялись, мороз слегка спал, ярко светило солнце. Неуверенно ступая по холодному полу, из комнаты вышла Кудряшка. Девочка терла красные от сна глаза, готовые налиться слезами, не обнаружив нигде мамы. Глупенькая, совсем как Ричард несколько лет назад, она не знала, что происходит, а если и даже знала, то все равно не была готова принять, считая своим долгом хорошенько погрустить. Ричард потерся о ее ноги, попытавшись успокоить, но она была настолько упряма, что не слушала короля. Ее мог успокоить лишь такой же вредина и упрямец как она – Бородатый. Он быстро поднял ей настроение и, позавтракав, они вместе куда-то ушли. С поразительной точностью и одинаковой скоростью прислуг умел и поднимать настроение, и портить его. Лучше бы ему уметь делать что-то одно, и лучше если это будет поднятие настроения. Вечером прислуги вернулись, таща за собой коробки и коляску. То что это была коляска, не вызывало у кота ни малейшего сомнения. У Кудряшки тоже была такая, когда она была совсем маленькой.

Не коляска, а настоящая карета, с запряженной в нее прислугой, мечта на колесах. Кот очень сильно ее любил, примерял ее на себя каждую ночь, пока Бородатый не принялся сгонять его и от туда. Теперь же они с Кудряшкой поставили в прихожей новую карету, и кот с нетерпением ждал ночи. Прислуги собрали кровать с решеткой, к тому времени было уже поздно и желание Ричарда спешили скорее стать выполненными.

Ночь король провел в карете. Бородатый так устал, что спал, как младенец, ни разу не проснувшись. А поутру, услышав легкое шебуршание в комнате прислуги, Ричард тут же выскочил из кареты, и лениво побрел на кухню. Нужно было дать о себе знать, ведь Зимней не было, и он мог запросто остаться голодным на весь оставшийся день. Прислуг был так рассеян, что мог и не вспомнить о короле, а может и специально забыть, кто его знает, с ним надо держать ухо востро. Впрочем, ему сейчас было совсем не до этого. Они с Кудряшкой готовились к появлению нового человека, совсем не обращая внимания на короля, погрузились в хлопоты. Ричард, в отличие от них, был уже готов. Он вообще был всегда готов, даже когда не знал к чему именно. Здесь же все для него было уже знакомо, люди слишком предсказуемы, чтобы ожидать от них чего-нибудь нового. И когда пришло время, он, поняв все без лишних слов, уже стоял в коридоре, внимательно разглядывая дверь, вслушиваясь в звуки исходящие из-за нее. Наконец тишину прервал пронзительный скрипучий крик. Он прокатился по всему дому и приблизился к самой двери в королевские покои. Ричард вжался в пол, прижав уши плотно к мохнатой голове. Не успел он выбрать направление для бегства, как замок клацнул и крик ворвался внутрь, в клочья разорвав царящие там тишину и покой. Следом зашла Зимняя, она взяла новорожденный сверток на руки, и в попытках успокоить его обитателя, принялась что-то шептать и петь ему. Хоть и не сразу, но он прекратился. Прислуга расположила его там же, где когда-то лежала Кудряшка. Ричард не стал выжидать слишком долго, ведь он, король, ответственен за своих подданных. Он запрыгнул на кровать прислуги и потихоньку приблизился к свертку. Почуяв неладное, тот замахал ногами и руками, и что было сил вскричал опять. Ричард испугался и бросился прочь из комнаты. "Вот так дикарь"– подумал кот, удивленный таким шумным явлением. В отличие от Кудряшки, Дикарь был очень крикливый и вместо спокойствия и умиротворения в доме воцарилась радостная напряженность, и очень сильная осторожность. Прислуги говорили шепотом, а иногда общались и вовсе жестами, а когда среди ночи по нескольку раз раздавались раскаты крика Дикаря, тут уже даже король, проснувшись утром, чуть не засыпал в чашке за завтраком.

Ричард немного побаивался Дикаря, что и говорить, если его и сам Бородатый побаивался. Взгляд малыша был всегда полон решимости, и никогда не обманывал, уж если он задумал заорать, то он обязательно это сделает, да как следует, рядом лучше не стоять. По мере того, как подрастал новый гроза королевства, он становился все опаснее. Он так быстро передвигался на четвереньках, что кот едва успевал спастись, а когда тот перешел на две ноги, то он частенько оказывался в цепких объятиях малыша, в ручонках которого любой предмет становился опасным орудием. И если тот же решительный взгляд твердил "сейчас как брошу", то стоило бежать, а не то прилетит, неважно что, кружка, книжка, игрушка, все одно, будет больно. Несмотря на буйный нрав, Дикарь был очень любвеобильным, и если сделал кому больно, то обязательно пожалеет. А жалеть он любил, крепко прижимая кота в своих объятиях, он ласково говорил "Чичи". Мудрый кот не обижался, его имя столько раз коверкали, что он привык к этому. Среди того к чему он не мог привыкнуть – был лежак, подаренный прислугой на очередной день рождения. Он был мягкий и удобный, располагался в комнате прислуги, так что король проводивший там много ночей, мог проводить их гораздо комфортнее, чем просто лежа на холодном полу. Когда его только подарили Ричарду, Бородатый тут же посадил в него кота. "Еще чего!" – возмутительно мяукнул он, и убежал. Правила поведения котов были на этот счет абсолютно принципиальными, и гласили, что король сам должен выбирать, где ему спать. Конечно! Только дай этим людям волю. Сегодня ты спишь там, куда они тебя уложили, а завтра уже стоишь на задних лапах, и с тоской во взгляде отплясываешь чечетку. И глазом моргнуть не успеешь, как ты отплясываешь ее в цирке на манеже. В памяти короля был подобный случай. Один знакомый кот, случайно, будучи чем-то сильно увлеченным, на радостное ликование прислуги, встал на задние лапы и захлопал в передние, как это делают люди. Это же надо было так попасться! Не прошло и пары дней, как к ним стала приходить вся округа, полюбоваться на аплодирующего кота, как будто это что-то из ряда вон выходящее. Коту, поначалу, очень понравилось это чувство славы, а самое главное с какой легкостью она доставалась. Встал на задние, хлопнул пару раз передними, и бац, просыпаешься звездой. Но вскоре все это очень сильно ему наскучило, и его аплодисменты стали менее задорные, а физиономия, с которой все это делалось, вообще кроме слез ничего не вызывала.

Ричард же был гораздо стойким в этом плане. Он настойчиво продолжал игнорировать лежак, пока прислуга так же настойчиво пыталась его туда заманить. Бородатый так увлекся уговорами, что однажды устроился в нем сам.

– Смотри, как удобно здесь, – мужчина свернулся в комочище в лежаке короля, и судя по всему ему и в правду там нравилось. Но это никак не подействовало и, оставшись каждый при своем мнении, они разошлись, оставив лежак в покое. Время шло, и о нем уже все забыли, включая короля, который забрел однажды ночью в комнату и запнулся о что-то мягкое. "Какой милый лежак. Должно быть хорошо в нем будет поспать" – подумал кот, и хитро улыбнувшись, устроился поудобнее на своем новом месте, на котором с той самой ночи, он провел все последующие, потому что больше всего остального он не любил одиночество, хотя и не сознавался в этом даже самому себе. Когда в доме впервые зазвучали детские голоса, они настолько сильно засели в его голове, что стали обязательным дополнением королевства, без которого его стены уже казались не такими прочными. Сначала это был бесконтрольный рев, затем просто лепет, а вскоре и осознанные слова. Во дворце стало шумно. Стол, не когда заполненный едва, теперь был полон подданных его величества. Они наперебой рассказывали друг другу разные истории, делились новостями, радовались и переживали вместе. Кудряшка полная восторга рассказывала о своих первых днях в школе, а Дикарь бросался едой, переняв эту эстафету от сестренки. Все были при деле, и даже Бородатый своими шутками вызывал волну смеха самой благодарной публики.

Зимняя все так же угощала Ричарда столь полюбившимися ирисочками, и приучила к этому Кудряшку с Дикарем. И если Кудряшка добросовестно исполняла свой долг перед королем, то Дикарь наоборот ни в какую не делал этого, бегая от кота с угощением по всему дому, а не то и съедая конфетку сам, пока никто не видит. Ричард по-прежнему следил за своей формой, бегая с детьми за фантиком днем и разминаясь по ночам, Бородатый стал спать крепче и больше не мешал ночным занятиям короля. Лишь изредка он ворочался, бубня что-то непонятное себе под нос.

У окна, свесив длинный пушистый хвост и блаженно прищурившись сидел сам король. Не так давно прошел его девятый день рождения и он чувствовал себя как никогда лучше. Его королевство было большим и счастливым, а прислуги самыми послушными и заботливыми на всем белом свете. За окном на него смотрело его отражение, которое больше совсем не боялось короля, и вместо этого при встрече отвешивало ему легкий поклон, сопровождаемый почтенной улыбкой. За отражением, темно-синее небо, усыпанное яркими звездами, и огромная луна, водопадом льющая свой свет на застланную белым покрывалом землю. Белые улицы, дома и машины, деревья и газоны, блестящие снежинки переливались всеми оттенками белого, поднимая легкий теплый свет вверх так, что казалось, что это земля освещает луну, и водопад в воображении тут же обращался фонтаном. Тысячи окон домов вокруг, наблюдали за этим действием. В некоторых из них горел свет, в некоторых нет, но в каждом была своя жизнь. Маленькая или большая, добрая или злая, хочется верить, что только добрая. Она была такой, какой ее делали отражения в этих самых окнах, за которыми бегали такие же дети, так же радовались и грустили их родители, люди любили и дружили, даря тепло близким и родным.

Возможно, что у кого-то даже был свой король. Если так, то интересно умел ли он рисовать разбитые вазы и пробовал ли когда-нибудь фикус на вкус. От мыслей о фикусе у Ричарда вновь взыграла совесть. Из глубины комнаты послышались шаги, и к окну подошел Бородатый.

– Ты чего не спишь? – спросил он заспанным голосом и стал гладить кота по пушистой спине.

Ричард ничего не ответил, только довольно подмигнул мужчине глазами и замурлыкал.

– Спи, мой маленький король, – нежно проговорил прислуг и, потрепав его по голове, зевая, направился обратно.

Довольный собой Ричард вернулся к своим размышлениям, вглядываясь в темные окна домов напротив. "Интересно, а если бы в назначенное время ко всем этим окнам подошли все живущие за ними люди и разом улыбнулись, и помахали друг другу, луна зажглась бы ярче? А может быть, сразу выглянуло бы солнце. Надо бы издать такой указ, назначить день, и назвать его днем рождения приветствия. Король вновь довольно прищурился и, твердо решив когда-нибудь это исполнить, мягко, по-бутербродски, спустился на пол, дошагал до комнаты и во весь рост развалился в своем новом ложе.