– Ладно, пойдём. Долг платежом красен. Только давай договоримся, беляши достаю я. А ты ждёшь меня у выхода. Просто не хочу, если тебя поймают, упасть в глазах твоей бабушки.

– Да я и сам могу…

– Нет, Дэн. Тут навык нужен. Ну как при игре в банки. Новичок сразу же проиграет, будет потом стоять, лошить у банки часами.

В институте сегодня было не так многолюдно. Перемена у студентов ещё не началась, и столовая почти пустовала. Долго ждать не хотелось, и Тихонов решил действовать. Он велел Денисову встать недалёко от выхода, а сам направился в столовую.

Ох, уж эти беляши – как проститутки с откровенных фотографий в сети! Они прельщали юные сердца, бесстыдно лежа на подносе, сочные, жаркие, источающие ароматный жир. Как тут не украсть? Прости меня, Господи, – мысленно перекрестился Тихонов.

Подойти и брать беляши прямо из контейнера, без единого человека в очереди, было бы слишком самонадеянно. В ожидании посетителей он принялся изучать меню на стене.

– Что там смотришь? – спросила через минуту кассир. – Всё свежее, всё вкусное.

– Спасибо, я думаю! – ответил он.

– Привередливые все такие стали, – сказала она и встала из-за кассы. – Ладно, я пока отойду.

За прилавками больше никого не было. Отличный шанс, – понял Тихонов. – Надо брать!

Он в два шага очутился рядом с подносом и схватил четыре штуки. Быстро убрав их в рюкзак, он решительным шагом, но не слишком торопясь, чтобы не вызвать подозрений у случайных свидетелей, вышел из столовой.

– Что так долго? – встревоженно спросил Денисов. – Я уж думал тебя взяли!

– Не бойсь. Ещё не родился тот, кто меня возьмёт! – ответил Тихонов и смутился, вспомнив книжный магазин. – Ладно, пойдём на свежий воздух.

Они вышли из института, и Тихонов достал два беляша.

– На. Приятного аппетита.

Денисов осторожно понюхал беляш, посмотрел на свет.

– Дэн, это не вино. Ты чё делаешь?

Видя, что Тихонов уже доедает первый беляш, он робко укусил свой.

– Ну как? Чётко? – спросил Тихонов.

– Ничего, ничего, – уклончиво ответил Денисов, вяло жуя.

К тому моменту, когда Тихонов прикончил и второй беляш, Денисов всё ещё мучал первый. Тихонов вытер руки о рюкзак.

– Ну? Ты будешь доедать? Тебя ещё один в рюкзаке ждёт.

– Ах вот он! – распахнулась дверь института и на них вылетела женщина в фартуке. Лицо красное, глаза круглые от ярости, рот перекошен. – Ты думал, я дура совсем? Считать не умею?

Она крепко схватила Денисова за руку, за ту самую, в которой был беляш, и громко закричала:

– Вор! Вор! Вор!

Веди себя прилично

– Спасибо тебе, Тихонов, ты настоящий друг!

Они шли по направлению к продуктовому магазину купить колы и чипсов.

– Ну я-то причём… Кто ж знал… Вообще не понимаю, как она заметила.

– Почему-то мне всегда за тебя достаётся? Хорошо хоть без полиции обошлось.

– Мда…Теперь, Дэн, дорога в этот институт тебе закрыта. Кстати, у меня твой беляш так и лежит. Будешь?

– Нет. Я беляшей на всю жизнь наелся.

– Ну, как хочешь, – Тихонов достал беляш и стал его есть. Он уже подстыл и утратил своё очарование, но выбрасывать было жалко.

– Ох, Дэн, и нажрался я. Щас фокус покажу, готовсь!

На входе в магазин он глубоко вдохнул и протяжно рыгнул. Вышло намного громче, чем он рассчитывал – так, как будто Роланд затрубил в Ронсевальском ущелье в свой знаменитый рог. Зычное клокотание прокатилось по помещению, вспугнув покупателей и продавцов, кошка спрыгнула с витрины и спряталась под холодильник. Тихонов даже сам испугался и немного присел от неожиданности.

– Больной мальчик! – закричала продавщица, глядя на них, – уведите отсюда этого больного мальчика!

Тихонов сразу сделал ангельское выражение, а Денисов – виноватое. Откуда-то появился солидный мужчина в очках – видимо, главный менеджер, или кто-то там из важных – по нему сразу видно было, что он получает зарплату в несколько раз больше, чем обычные продавцы.

– Молодой человек, – сказал он Денисову – вежливо, но непреклонно, – я попрошу вас покинуть магазин.

Секуляризация

О, как изменилась Юлия Фёдоровна! Всего месяц назад она была милой, робкой девушкой, которой казалось, что ученики знают предмет лучше неё самой. Она застенчиво улыбалась, говорила «вы», общалась с ними на равных. А что теперь? Во взгляде появилась надменность, усмешка, какое-то высокомерие! Нет, она не стала менее привлекательной. Она была по-прежнему восхитительна, и Тихонов при одном взгляде на неё немедленно в мыслях изменял Гришиной. Но Юлия Фёдоровна превратилась в Ледяную Королеву.

Школа – это мясорубка, – размышлял Тихонов, сидя на истории. – Все обычно думают, что она перемалывает детей. Но не только. И учителей тоже.

– А ты, Тихонов, на какой стороне? – спросил он сам себя. – Устоишь ли, если она позовёт тебя?

– Нет, не устою. Я сразу всё предам.

Горько, грустно ему стало от этой мысли. Что за власть имеют прекрасные женщины над мужчинами, раз те готовы от всего отречься ради них? Или просто это он такой слабый, беспринципный, морально неустойчивый?

И тут у него появилась идея поэмы – про то, как ученик девятого «Б» переходит на тёмную сторону силы, и начинает под руководством Прекрасного Директора убивать всех подряд. Он схватил ручку и на крыльях вдохновения умчался в заоблачные высоты, в мир прекрасных форм.

– Тихонов? Тихонов!

– Эй, Тихон, – Денисов толкнул его в бок.

Тихонов стремительно рухнул на Землю. Растерянно оглядевшись, как после крепкого сна, он понял, что Юлия Фёдоровна обращается к нему.

– Тихонов, что ты там бормочешь и малюешь? Иди-ка к доске, расскажи нам о секуляризации в Новое время!

– О, подстава, – простонал позади Стаханов, и лёг на свою руку.

– Секуля… Секуля что? – зашептались в недоумении Бубнов и Батонов.

Тихонов поднялся и вышел к доске. Вообще он имел представление о предмете, читал про это, но не то, что задавала Юлия Фёдоровна.

– Серкуля…, – начал он. – Секурля…

– Секуляризация, – с несмешливой услужливостью подсказала Юлия Фёдоровна.

– Да. Секуляризация – это процесс освобождения общества от влияния церкви, который особенно активно шёл в Новое время. Хотя предпосылки её уже наметились и раньше – в позднем Средневековье…

– Тихонов, – прервала Юлия Фёдоровна, – а когда же было это Новое время? Может, в античности? Можешь конкретизировать?

Тихонов понял, что она пытается опозорить его перед классом.

– Ну, шестнадцатый, семнадцатый века. Тогда началось. Хотя некоторые учёные начинают и с эпохи Возрождения.

– Очень интересно, Алексей. А кого из деятелей Возрождения ты можешь назвать?

– Ну, Чимабуе, Джотто, Учелло… Потом были фра Филиппо Липпи, братья Беллини, Гирландайо, Боттичелли, Мантенья, Перуджино, да Винчи, Корреджо, Рафаэль, Челлини, Микеланджело…

– Всё, хватит, – раздражённо прервала его Юлия Фёдоровна. – Молодец, что знаешь их, но это не имеет отношения к делу! Они не представители движения секуряли… Селякур…

– Секуляризации, – подсказал Стаханов.

– Спасибо, Михаил, – она зло стрельнула глазами в Стаханова. – Ты, Алексей, назови нужных людей, тех, чьё свободомыслие ознаменовало это явление!

– Ну там всякие были… Много.

– Например? – обрадовалась Юлия Фёдоровна, чувствуя, что поймала его.

В классе воцарилась напряжённая тишина.

– Вам как, по странам или всей кучей?

Кто-то захихикал.

– Да уж как тебе удобно.

– Ну, деятели Эпохи Просвещения – это Вольтер, Дидро, Монтескье, Руссо… Это во Франции. В Англии…

– Ой, хватит! – опять прервала она его. – Всякий может имен набраться из Википедии… Ты хоть читал кого из названных тобой? Знаешь их мысли?

– Честно говоря, почти никого…

– Ну вот, видишь!

– Только «Жизнь» Челлини, «Философские повести» Вольтера и «Исповедь» Руссо. А вы?

– Тихонов, ты Жанна Д`Арк, как говорит Ирина Александровна! – шепнул кто-то одобрительно. Все заржали.

Юлия Фёдоровна резко изменилась в лице.

– Ты мне не дерзи, Тихонов! На место иди сядь!

Тихонов пошёл и сел.

Юлия Фёдоровна вывела в журнале оценку.

– Четыре, – сказала она. – И ты уж определись, наконец, на три или на четыре учиться, займи твёрдую позицию! Будь мужчиной. Но я думаю, что твое место – это «три».

Нужно ли любить только одну?

– Знаешь, Дэн, не даёт мне кое-что покоя.

– Что, Тихон?

– Да вот эта вот раздвоенность в мире… В книжках как-то иначе всё получается.

– В смысле?

– Ну вот, например… Слушай, я тебе сейчас расскажу кое-что, ты только никому не говори.

– Тихон, ну какие вопросы! Разве я когда про тебя что-то рассказывал? Только бабушке.

– Что? Что ты своей бабушке рассказывал?

– Всё…

– Ты охренел! Про тики, отца?

– Да ладно, она взрослая, умная, всё понимает…

– Слушай, Дэн, то, что я сейчас скажу, даже бабушке не надо. Понял?

– Да не вопрос…

Тихонов почесал подбородок и закурил.

– Вот мне, например, нравится Гришина.

– Ой, тоже мне секрет, – перебил его Денисов.

– Постой, Дэн, я не о том. Она мне очень нравится. Я в неё влюбился. По-настоящему. Но и по Юлии Федоровне я млею! Так, что слов нет. Когда вижу её, мне аж дурно становится. Хочется зайти к ней в кабинет твёрдым шагом, взять её за талию так решительно, дернуть к себе грубо, поцеловать в засос, потом на стол директорский повалить, ну и сам знаешь!

– Да кто же по ней не млеет! По ней вся школа сохнет, от первого до одиннадцатого класса! Но про твёрдый шаг – это я не верю. У тебя ноги от страха переломятся, на полпути свалишься.

– Это да. Шансов ноль. Но я не об этом. Я к тому, что как же так! Я ведь Гришину люблю! Но готов её предать запросто! Это же недостойно, понимаешь? Плохой я человек. И так во всём. Моё реальное «Я» совсем не похоже на того, кем я хочу быть!

– Ну, мне кажется, ты слишком драматизируешь. Нет в этом ничего трагичного. Вот, например, помнишь у Шекспира «Ромео и Джульетту»?

– И что?

– С чего там начинается? Идёт Ромео и томится по одной девушке. Жизнь ему не в радость. Не есть, не пить ему не хочется. И вдруг он увидел Джульетту. И всё, разом забыл про ту свою любовь. Так вот, ты когда-нибудь слышал, чтобы Ромео обвиняли в аморальности?

– Нет, Дэн, не слышал! Золотые слова ты говоришь. Хотя у меня немного иная ситуация, я бы предпочёл и с Гришиной, и с Юлией Фёдоровной одновременно…

– А ты думаешь, Ромео бы не предпочёл? Просто кто ж ему позволил бы…

Тихонов прикурил вторую. Моросило, но уходить с лавочки не хотелось. Приятно было сидеть здесь, в пасмурной, туманной пелене, в безлюдном и беззвучном дворе. Почти беззвучном – потому что очень тихим, едва заметным фоном шумел дождь, колотя по листьям, по лужам, по асфальту. Это лучшее успокоительное и убаюкивающее средство – музыка затяжного дождя.

– Тихон, и я хочу тебе кое в чём признаться. Только тоже никому.

– О чём разговор. Само собой.

– Я хожу к психологу.

– Да ну? Ты что, псих, что ли?

– Нет. Ну знаешь, на Западе многие ходят. Так просто. Для поддержания психического здоровья. Вот и мои родители завели семейного психолога. И я теперь хожу к нему раз в неделю.

– Мда, вот это дела… И как тебе?

– Да ничего. Сидим, болтаем о том, о сём. В принципе ничего. Умная такая тётка. И красивая.

– Ага, и ты в неё втюрился?

– Ну я бы так не сказал… Но она да, нравится мне. Она мне сказала одну умную вещь…

– Какую?

– Нужно любить себя таким, какой ты есть.

– Эх, другие бы меня любили таким, какой я есть.

Стриптиз

Синие волны неба бились в окна, ветер мощно надувал паруса занавесок. Вот бы школу сорвало с места и унесло в открытое море. Чтобы этот большой корабль отправился в плаванье к далёким неизведанным берегам, где их ждут удивительные приключения. Конечно, не всё пройдёт гладко. Первым делом случится бунт, и половина учителей будет выброшена за борт. Остальные пригодятся в хозяйственной работе. Полы там помыть, починить чего. Возможно, начнётся голод и их съедят. А что делать, случалось и такое. В конце концов его, Тихонова, выберут капитаном. Он сядет в кабинете директора пить виски, курить сигару и командовать хриплым голосом. А Юлия Фёдоровна и Гришина станут бороться за его благосклонность. Он будет отдавать предпочтение то одной, то другой. А то и обеим одновременно.

– Слышьте, Дэн, Тихон, прикиньте!

– Что такое?

Серёгин выглядел взволнованным.

– У нас новая историчка!

– Вот тебе на… А Юлия Фёдоровна куда подевалась? Уволили? – и Тихонов, несмотря на обиду, почувствовал, что расстроился.

– Да нет, она же теперь директор. Решила не совмещать.

– Ну и что, старая вобла какая-нибудь?

– Ну, как сказать, как сказать, – уклончиво ответил Серёгин. – Сам увидишь.

Пока ждали историю, выяснились подробности. Рассказал Титяев, а ему его мама.. Звали новую историчку Ювелина Филипповна, ей было двадцать с чем-то, и она только окончила педагогический университет. Говорили, что она супер, и Юлия Фёдоровна по сравнению с ней отдыхает.

На перемене Тихонов забежал в туалет и намочил волосы, чтобы пригладить их. Надо было, конечно, вымыть голову с утра, а то они выглядели изрядно сальными, но кто же знал, кто же знал! Влажными ладонями он постарался стереть со школьной формы следы грязи.

– Что ж, ничего, – сказал он, глядя на себя в зеркало. – Не мачо, конечно, ну да сойдёт.

Ювелина Филипповна опаздывала на урок. Минут через пять после начала, как это обычно бывает без учителя, начались ор, гогот и беготня. И вдруг, когда все уже решили, что урока по какой-то причине не будет, отворилась дверь и в класс вошла она.

Она была чем-то похожа на Юлию Фёдоровну. Но если та выглядела, как бизнес-леди, то эта как фея с улицы Красных фонарей. На высоких каблуках, в короткой юбке, майке-алкоголичке, из которой торчит бюстгальтер. У молодых людей широко открылись глаза и часто забились сердца; у Ерошкина приоткрылся рот, как будто вот-вот закапает слюна, Рыбенко нервно засучил ногами, Стаханов тихо застонал.

– Здравствуйте, ребята! – сказала она сладким голосом и широко улыбнулась.

У Тихонова возникло почти забытое детское ощущение какого-то весёлого представления, вроде Ёлки на Новый год. И в самом деле, представление началось, но совсем не детское.

– Для начала, – многозначительно заметила она, – нужно вытереть доску!

Она взяла вонючую тряпку, повернулась к ним спиной и стала вытирать. Долго, а класс в недоумении смотрел на её зад. Даже из-за спины было видно, как болтаются туда-сюда её груди. Тихонов представил, что сейчас она резко обернётся, бросит тряпку ему в лицо и сорвёт с себя майку. Затем одним длинным шагом очутится у парты, возьмёт его за ворот рубашки и притянет к себе. Потом повернётся спиной и лёгким мгновенным движением снимет юбку…

– О, зачем она это делает с нами? – прошептал Серёгин.

Весь остальной урок прошёл в таком же стиле, и Тихонов усвоил на нём важную информацию: мир полон соблазнов и искушений, против которых ему даже нет смысла пытаться устоять. Если бы она ему сказала: «Тихонов, поехали ко мне домой после уроков, я тебе покажу кое-что интересное», он бы поехал, не раздумывая. Но, увы, шансов, конечно, не было.

На выходе из класса ученики столкнулись с Юлией Фёдоровной, которая ждала за дверью окончания урока. Вероятно, она хотела проконтролировать качество. А может просто поговорить с новой училкой.

– Ну как вам? – спросила она. – Хорошо урок прошёл?

– Оооо! Великолепно! Это было прекрасно! – закричали парни.

– Да ну, ужасно, фу, – возмутилась Сабинина, – кошмар какой-то! С вами было лучше!

Тихонов повысил голос:

– Лучший учитель истории! Побольше бы таких. Жаль только, как говорят, все портятся быстро!

Юлия Фёдоровна нахмурилась.

– Да, я заметила, как ты на неё смотрел, – сказала Гришина тоже громко. – Может, тебе её на свидание пригласить?

Любовь Денисова

– Тихон, хочу посоветоваться с тобой.

– Да, Дэн, что случилось?

– Я больше не буду встречаться с Петровой.

– Ну и не встречайся. Я-то здесь причём. Или ты боишься, что она тебе врежет?

– Нет, не в этом дело! Мне очень нравится мой психолог. Она такая женщина!

– Дэн, а сколько ей?

– Ну… Я думаю за сорок. Лет сорок пять. Ну или около.

– Что-о-о-о?

Тихонов вытаращил глаза:

– Тебе старухи нравятся? Ты это, как его… Геронтофил?

– Она совсем не старуха. Выглядит она на отлично. Есть немного морщин, но это её не портит.

– Но ты в курсе, что она в матери тебе годится?

– В курсе. Ну и что? Если бы ты её увидел, то сразу бы всё понял. Как она сидит передо мной! Смотрит так, как будто всё про меня знает…

– Ну ладно, Дэн, дело твоё. А посоветоваться ты по какому поводу хотел?

– Думаю, что как мужчина я должен ей всё сказать.

– Что сказать?

– Что она мне нравится.

– Ты охренел?

– Тихон, всё серьёзно. Я даже выследил, где она живёт.

– А вдруг она твоим родителям расскажет?

– Не должна. Она же психолог. Это почти как исповедник. Непрофессионально.

– Ладно, дело твоё. Признавайся, если хочешь. Только, клянусь, ничего кроме позора из этого не выйдет.

– Ну, спасибо, ты настоящий друг, – обиженно пробормотал Денисов.

Помолчав, он добавил:

– Короче, мне нужна твоя помощь.

Будь смелым

– Дэн, честно, я так и не понял, зачем я тебе нужен.

– Блин, Тихон ну ты друг или нет? Я же объяснял, для страховки. Дверь подержишь в подъезде, если лажа какая выйдет.

– Если у неё муж окажется, да? И с порога тебе в репу сразу залепит?

– Да нет у неё мужа. Кольца на руке нет.

– Ну, любовник. Ещё хуже. Мужья-то помягче.

Они шагали по незнакомым улицам. Пришлось ехать на метро, психолог жила довольно далеко. Здесь всё было иначе: высотные дома метили в небо, сходясь узкими вершинами над их головами. Больше просторы, обширные газоны, редкие магазины, пустынные детские площадки. Новые районы всегда выглядят вот так неуютно, потому что не обжиты и не имеют ещё своей истории. Должны пройти долгие годы, прежде чем ситуация изменится в лучшую сторону.

– Дэн, есть что-то неестественное в том, что люди мечтают жить в этих вот многоэтажных коробках в мегаполисах. Тут же вся таблица Менделеева в воздухе. Сплошные пробки, в метро в час-пик не пробиться, очереди, в торговых центрах столпотворения… Как будто всё человечество съехалось в крупные города, чтобы отравить жизнь себе и другим. Не понимаю, зачем?

– Да всё понятно, – ответил Денисов. – Деньги. Люди в городах ради денег.

В руках он нёс огромный букет роз – пятьдесят одна штука. Тихонов никогда в жизни не видел таких букетов. Розы были очень красивые, каждая длинная и прямая, с толстым колючим стеблем и крепким бордовым бутоном размером с кулак.

– Мда, – с завистью сказал Тихонов, – против такого букета ей не устоять… Он наверно бабла немерено стоит?

– Ну, прилично. Я карманные деньги две недели копил.

Тихонов промолчал. Даже если бы он карманные деньги копил год, то не собрал бы на такой букет. Потому что карманных денег у него не было. Так, перепадала случайно какая-то мелочь иногда – обычно сдача из магазина, которую забывали забрать.

– Ну вот, пришли, – сказал Денисов, останавливаясь напротив подъезда у одной из высоток.

– Дэн, а как ты узнал, в какой квартире она живёт?

– Я подсмотрел, как она код домофона набирала.

– Ох, Дэн, всё-таки стрёмное дело ты затеял… Я хоть и ни при чём тут, у меня всё равно от страха коленки трясутся.

– Да уж я и сам сейчас в обморок упаду…

– Может, ну его? Пойдём у метро букет загоним кому-нибудь по дешёвке, и в кафе?

– Нет, Тихон. – Денисов серьёзно посмотрел ему в глаза. – Я обещал себе быть мужчиной. Иначе ничего не добьёшься в жизни. Так мой отец говорит. Подержи букет.

Он подошёл к домофону и стал набирать. Тихонову показалось, что он делает это неуверенно. Послышался гудок.

– Это кто? – спросил недружелюбный женский голос.

– Здравствуйте, – захрипев, представился Денисов. – Это Денисов.

– Какой такой Денисов?

– Ваш пациент…

Там замолчали. Потом ответили:

– Вам, похоже, нужно в больницу. Это частная квартира.

Домофон отключился.

– Ошибка, – прошептал Денисов. – Не она.

– Так ты ведь цифры запомнил!

– Не совсем. Я же за машиной прятался, метрах в десяти от неё, так что я сами цифры и не видел, а только места, в которые она нажимает…

– Блин, Дэн, ну ты даёшь! Это отстой, надо уходить.

– Тихон, ещё попытку! Столько ехали…

Денисов предпринял ещё много попыток, и в конце концов просто стал обзванивать все квартиры по порядку. В каких-то никого не было, в других его не знали. Отзвонив в последнюю, он предложил проникнуть внутрь подъезда и обойти всё квартиры лично, но Тихонов воспротивился.

– Дэн, в этом подъезде их больше ста, мы до ночи будем ходить. Да и с чего ты взял, что она живёт в этом доме? Может, она в гости к кому заходила, к любовнику, например. И рассказывала ему в постели: «Дорогой, есть у меня такой забавный клиент, по фамилии Денисов». И тут ты звонишь по домофону! Он наверно от страха обосрался!

Денисов посмотрел на него с ненавистью.

– Ладно, Дэн, извини. Шучу. Да и вообще, даже если она живёт здесь, то с чего ты взял, что посреди дня она будет дома сидеть? Она же работает.

– Ну тогда я здесь на лавочке посижу, подожду. А ты свободен. Давай букет.

– Я с тобой посижу.

Они сели на лавочку и стали ждать. Мимо ходили люди, с любопытством глядя на них. Один мужчина, выйдя из подъезда, остановился и сказал:

– Если вы Катюшу ждёте, то она на занятиях, в потом мы в кино пойдём. Так что раньше восьми не будем.

– Нет, – вздохнув, ответил Денисов. – Не её. Вы Эвелину Попову знаете?

– Впервые слышу.

– А сигарета у вас найдётся? – спросил Тихонов.

– Маловат ещё, – строго ответил мужчина, и пошёл по своим делам.

– Дэн, она что, болгарка?

– Да хрен её знает… Ладно, по ходу бесполезнёж.

Он вытащил из рюкзака ручку, тетрадку, вырвал лист и написал на нём: «Эвелине от Денисова». Потом вставил в розы сверху, так чтобы сразу заметно было, и положил букет на скамейку.

– Пошли. Вдруг до неё дойдёт.