Buch lesen: «Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока»

Schriftart:

* * *

Мой неистовый герой
От автора

К моменту нашего знакомства Феликс Медведев, как викторианский особняк, оброс невероятными легендами, и о его биографии уже тогда можно было сказать словами Ильфа и Петрова: «Тут было все». Встречи и беседы с «небожителями» культуры и политики, заграничные турне по странам и континентам, тысячи поклонников-читателей и, конечно, читательниц, журналистские премии, слава непревзойденного интервьюера, автора эксклюзивных публикаций, детективные повороты судьбы почти в стиле Хичкока и многое другое, о чем, с согласия главного героя, попытаюсь рассказать в этой книге.

А состоялось знакомство с Феликсом Медведевым в то не слишком далекое время, когда мы вместе работали в газете «Версия – Совершенно Секретно». Вернее сказать, я работала, а Феликс творил. Он летал туда-сюда, оживленный, занятой, в облаке своего тонкого шарма, с неизменным портфельчиком и ярким шарфом, небрежно-изысканно наброшенным на плечи.

Моя хорошая знакомая, тогда замглавного редактора «Версии», однажды кинулась ко мне, блестя глазами: «Ты знаешь, кто у нас работает? Сам Феликс Медведев! Он просто потрясающий человек! Вам обязательно нужно познакомиться!» Мы встретились в ресторане любимого в то время Феликсом заведения – казино «Корона», куда он, будучи одним из самых почетных гостей со статусом «ВИП», радушно приглашал перекусить своих друзей.

…Феликс сверкал нездешним лоском и какой-то нероссийской доброжелательностью, шутил и рассыпал конфетти комплиментов, словом, очаровал с первого взгляда и навсегда… А когда все это великолепие помножилось на такое неожиданное и приятное качество Феликса, как отсутствие нездоровой звездности при осознании собственной значимости, стало понятно, почему перед обаянием Феликса Медведева не смогли устоять «кумиры, гангстеры, премьеры, красавицы и короли».

Феликс Медведев обладает тем, несомненно, уникальным качеством, которое, как мне кажется, делает из пишущего человека настоящего журналиста и отличного психолога – искренним, глубоким интересом к собеседнику, к событиям, к самой жизни. Есть люди, рядом с которыми «застегиваешься» на все пуговицы, рядом с другими хочется помолчать, с третьими – банально скучно. И редко-редко случается, когда встречаешь человека и вдруг чувствуешь, как раскрывается душа, и ты говоришь, часов не наблюдая, о сокровенном и наболевшем, и печалишься, и смеешься… К этой немногочисленной, а оттого весьма ценной «могучей кучке» и принадлежит Феликс Медведев. О чем бы ты ни рассказывал Феликсу, всегда увидишь напротив его распахнутые, внимательные глаза и услышишь заинтересованное: «Да-а?» Ну как тут не ощутить себя значимой личностью и не довериться? Может быть, поэтому Феликс как-то сравнил свою работу с работой экстрасенса.

Однажды его спросили, почему он выбрал жанр интервью, мол, самая легкая стезя – «знай себе, спрашивай». На это Феликс ответил: «Профессия журналиста не так досужа и легка, как может показаться на первый взгляд. На самом деле, это эмоционально изнурительная работа, ибо каждая встреча, каждая история жизни оставляют царапину в душе, а герои, поведавшие о себе, остаются со мной».

В длинной, как сама жизнь, и яркой, как бриллиантовое ожерелье, череде его героев и героинь, сверкают имена Жаклин Кеннеди, Курта Воннегута, Франсуазы Саган, Артура Миллера, Чингиза Айтматова, Иосифа Бродского, Габриэля Гарсиа Маркеса, Сергея Михалкова – людей, по судьбам которых судят о целой эпохе. И собрано это драгоценное ожерелье одним человеком, чью судьбу определила сама эпоха.

Нельзя объять необъятное, но я искренне надеюсь, что эта книга хотя бы немного приоткроет завесу тайны над невероятной биографией самого Феликса Медведева, неугомонного человека, неистового интервьюера, пламенного русского мадьяра.

Глава I

«Добавим огня «Огоньку»!

В феврале 2013 года в квартире журналиста Феликса Медведева раздался телефонный звонок.

– Феликс Николаевич?

– Да, это я.

– Вам звонят из Следственного комитета Российской Федерации.

Феликс напрягся. Еще свеж в памяти «печальный детектив», изрядно потрепавший его нервы и здоровье. О той неравной борьбе популярного журналиста и могущественного олигарха пять лет назад трубили почти все центральные СМИ.

«В чем дело? – пытался он сообразить. – Ведь та злополучная история давно закончилась, и олигарх сам, по-видимому, понял, что его присные подставили шефа, спровоцировав на конфликт с прессой. Почему снова Следственный комитет?»

– Вы можете прийти к нам? Мы хотели бы с вами поговорить.

– А по какому вопросу?

– Вам скажут на месте, пропуск заказан… – прозвучало на другом конце провода.

Зная о присущем мужу красноречии, жена попросила его не слишком разглагольствовать, чтобы сократить до минимума неприятный визит.

Очередная встреча с читателями. Задумчивое выражение внимательных глаз. Еще секунда – и оратор готов к ответу на любой вопрос

…Деликатно постучав и войдя в нужный кабинет, Феликс, притихший и внутренне собранный, скромно присел на предложенный стул…

– Следственный комитет интересуют ваши отношения с журналистом Полом Хлебниковым, с которым, как нам известно, вы были хорошо знакомы, – начал высокий следственный чин.

– Вот как? – удивился Феликс.

Он познакомился и подружился с замечательными русскими американцами Пущиными-Небольсиными-Хлебниковыми во время первой поездки в США в 1988 году. Позже не раз бывал в их нью-йоркской квартире и старинном загородном доме в Саутхемптоне, который принадлежал еще бабушке Павла Хлебникова, праправнучке Ивана Пущина, друга Пушкина, часто встречался с Павлом в Москве, когда тот возглавлял российский журнал Forbes. Сообщение в июле 2004 года о его убийстве потрясло Феликса. Он присутствовал в храме на Ордынке, где отпевали бесстрашного журналиста, искренне желавшего помочь своими публикациями родине именитых предков.

– Но все, что я знал о Павле, рассказано в моей книге «Я устал от ХХ века». Вряд ли могу еще что-то добавить… – слегка растерялся наш герой.

…Если бы кто-то заглянул в кабинет через полчаса, то увидел бы неожиданную мизансцену: уверенный, раскрасневшийся, возбужденный Феликс, похрустывающий конфеткой за чашкой ведомственного чая, завораживает сюжетами о своем феерическом журналистском пути секретаршу, двух сотрудников Следственного комитета, один из которых в звании генерала, и словно заправская Кармен, оглушает присутствующих кастаньетами громких имен президентов, премьер-министров, звезд Голливуда, народных артистов, писателей, магнатов, с которыми ему доводилось встречаться…

Он всегда умел поражать. Пристальный интерес читателей, восхищенные глаза зрителей, первополосные анонсы журналов и газет, сияние софитов, трибуны и телекамеры – его стихия, кипящий котел, в котором рождаются творческое вдохновение и пламенное красноречие. Журналист, антрепренер, телеведущий, библиофил, аукционщик, писатель, игрок – он отдавался своим увлечениям с азартом и неистовством. Более полувека яркого горения. Редчайшее сочетание востребованности и неординарности.

За свою невероятно насыщенную жизнь Феликс повстречался с сотнями известнейших людей по всему миру – потомками царского рода, опальными поэтами, легендарными революционерами, диссидентами, музыкантами, певцами, художниками, писателями, актерами, режиссерами, первыми российскими олигархами, признанными или уже забытыми, богатыми или бедными – в его журналисткой копилке сотни уникальных судеб. Работа в журнале «Огонек» вознесла его на вершину, и он стал одним из творцов той эпохи, когда слово «свобода» перестало быть пустым звуком.

Феликс Медведев пришел работать в журнал «Огонек» в самое застойное брежневское безвременье. Казалось, что ничего уже не может измениться в идеологическом пространстве огромной державы…

Феликс вспоминает, что отдел литературы «Огонька» работал качественно, старательно: регулярно печатались интервью с уважаемыми писателями, публиковались материалы из литературного наследия Александра Блока, Анны Ахматовой, выходили украшенные цветными вкладками номера, посвященные Пушкину, Гоголю, Маяковскому. Журналу охотно давали статьи Дмитрий Лихачев, Лев Гумилев, другие видные ученые и публицисты. Но казалось, что работа идет все-таки во многом вхолостую. Феликс не помнил случая, чтобы кто-то в Доме литераторов или Доме журналистов сказал ему доброе слово о той или иной публикации в софроновском детище. Изданием интересовались лишь сами авторы, их ближайшее окружение, любители детективных романов с продолжением, «кроссвордисты», собиратели цветных иллюстраций.

Трудно было предположить, что вскоре река времени совершит крутой зигзаг и мало кому известный в Москве киевский «варяг» Виталий Коротич со товарищи превратят «Огонек» в самый читаемый печатный орган страны. Хотя, надо заметить, что между мартом (когда сняли с должности Анатолия Софронова) и июнем 1986 года (когда назначили Виталия Коротича) журнал напечатал принципиальные для его реноме вещи. И самыми сенсационными среди них оказались первая после десятилетий глухого молчания публикация стихов Николая Степановича Гумилева и статья о нем заведующего отделом литературы Владимира Петровича Енишерлова.

Едва ли не самым ярким глашатаем новых веяний в журнале стал Феликс Медведев. Именно им для растущей аудитории «Огонька» выпекались острые, обжигающие «пирожки» с актуальной начинкой. Конвейер работал бесперебойно – почти каждый номер журнала, становившегося все популярнее, украшало интервью с очередным «живым памятником» эпохи или новой кометой, сверкнувшей на политическом или литературном небосклоне. Яркие, нестандартные интервью неугомонного обозревателя немало способствовали тому, что тираж «Огонька», превращавшегося из официозного партийного издания в настоящую трибуну гласности, рос от номера к номеру.

Каждую субботу у киосков «Союзпечати» по всей стране происходили, без преувеличения, одинаковые диалоги.

– Есть ли в сегодняшнем номере интервью Феликса Медведева? – спрашивала очередь.

– Да, – отвечал просвещенный советский киоскер с улыбкой лакомки, уже отведавшего вкусненького, – сегодня Юлиан Семенов!

– Та-ак, – раздавалось в ответ, – почитаем!..

На следующей неделе у киосков та же сцена, меняется только герой номера – Сергей Михалков или Виктор Астафьев, Чингиз Айтматов или Элем Климов, Расул Гамзатов или Сергей Образцов… Автором этих откровеннейших, «непричесанных» интервью, был тот же Феликс Медведев.

Киоск «Союзпечать». Место, популярность которого в советское время была сравнима с интернетом, – только здесь можно было узнать последние новости с передовиц центральных газет, купить журналы для моделистов, женщин, автомобилистов, спортивных болельщиков, садоводов, издания для школьников, сборники стихов, кроссвордов и анекдотов, конверты, марки, гибкие синие пластинки журнала «Кругозор» с самыми модными песнями… За популярными изданиями перестроечного времени, среди которых ярко блистал «Огонек», с раннего утра выстраивались длинные очереди

«Для меня, – признался в печати через много лет кинорежиссер Владислав Чеботарев, – но, думаю, и для многих других главной приманкой любого номера «Огонька» становились поистине ослепительные материалы за подписью таинственного Феликса Медведева, популярность которого в народе была просто сногсшибательной… Мне, скажем, и по сей день не стыдно признаться в том, что я, взрослый мужик, с усердием примерного ученика вырезал очередную медведевскую публикацию, дабы поместить ее, как редкостного радужного махаона между листами скучной конторской книги».

Феликс Медведев открывал читателю новые имена, неожиданно и смело повествовал о судьбах людей, переживших драматические события прошлых эпох. Он поднимал завесу над многими тайнами недавней советской истории, рвался общаться с запрещенными до недавних пор персонажами, и на родине, и за границей. По-хорошему «всеядный», он предлагал читателю именно то, чего не хватало в ангажированной советской журналистике, – право выбора героя. Выбора своих героев, не навязанных «партией и правительством» оценок творчества и жизненного пути корифеев литературы, искусства, политики. Феликса можно назвать первым российским «космополитом» газетно-журнального пространства. Наверное, поэтому на адрес редакции приходили сотни и сотни писем читателей, адресованных знаменитому журналисту. Многие сохранились в его архиве. Перечитывать их сегодня, когда с тех легендарных лет прошло уже две эпохи, можно и смеясь, и плача.

Перестройка, объявленная Михаилом Горбачевым на свой страх и риск, дала журналисту настоящий карт-бланш. Ему работается безумно интересно: в голове роятся планы, вспыхивают идеи, перефразируя слова классика, он и жить торопится, и печататься спешит. Собственная судьба тесно сплетается с судьбами его героев, прошлых и будущих, ведет его по закоулкам времени, высвечивая огневыми вспышками события и даты…

Надо сказать, что Феликс постоянно ощущал некую незримую нить, которая, словно нить Ариадны, вела его по жизни, помогая держаться основного пути, не только как журналисту, но и как знаменитому книжнику, библиофилу. Его знакомство с неординарными людьми перерастало в дружбу. Они сами раскрывали журналисту истории своих судеб, подчас без оглядки исповедуясь.

Вот пример. В середине 70-х судьба сводит его с пожилым москвичом Лазарем Борисовичем Фридманом, работником одного из первых советских издательств в 20-е годы. Он охотно рассказывает гостю о своих знакомствах с интересными персонажами той поры.

– Между прочим, Феликс Николаевич, я знал и самого Сергея Есенина, – однажды признался новый приятель.

– Сергея Есенина? – не поверил своим ушам Феликс.

– Ну да, – улыбнулся старик. – У меня даже сохранилась книга с его автографом…

– А нельзя ли на нее взглянуть? – заволновался гость-книголюб, вонзившись взглядом в собеседника и судорожно нащупывая в кармане диктофон.

Надо заметить, что с приобретением диктофона (весьма дефицитного в советское время орудия журналистского труда и незаменимого помощника интервьюера) в жизни Феликса появились два неизведанных ранее страха: первый – забыть диктофон дома и второй – перепутать кнопки. За долгие годы владения этой хитроумной техникой он так до конца и не освоит ее. Любая электроника для него навсегда останется загадкой. До сих пор Феликс не умеет пользоваться Интернетом, с трудом находит на пульте единственно приемлемый им канал «Культура», боится мобильного телефона и всякий раз, как правило, нажимает не на те кнопки… Память журналиста хранит целую копилку драматических историй, когда коварный диктофон подводил его, и наиважнейшая беседа оставалась не воспроизведенной на пленке. Выйдя из глубокого пике и осознав ужас, кажется, безвыходной ситуации, Феликс воссоздавал на бумаге сказанное именитым собеседником, виртуозно донося до читателя все нюансы и интонацию разговора. Долгое время только жена знала о том, что беседы с такими своеобразно мыслящими мастерами слова, как Грант Матевосян, Габриэль Гарсиа Маркес, Иосиф Бродский, не записались на магнитофонную ленту. Феликс воспроизвел их по памяти. Кстати, у моего героя это получилось так натурально, что читатель ни о чем не догадался. Написанное явилось результатом экстремального напряжения и высокого профессионализма.

…Когда на свет родилась статья об автографе Есенина, осталось только пристроить свежеиспеченную «нетленку» в хорошее издание.

«Но куда? – думал Феликс, перебирая отпечатанные страницы. – В «Московскую правду»? В «Вечернюю Москву»?..

Там-то всегда были рады феликсовым штудиям: их отличала небанальность подхода, живость языка. Ему не приходилось «вымучивать» темы – сама жизнь подбрасывала нужный материал. Так однажды, начинающий журналист Феликс Медведев, торопясь на свидание, несся по Тверской, и цепкий репортерский взгляд выхватил вывеску: «Зеркальная мастерская».

«Интересно, – удивился он. – Неужели здесь, в центре Москвы, делают зеркала? Странная работа: чем бы ты ни занимался – всегда видишь себя… Десятки отражений…» И он вспомнил какую-то публикацию о том, что, отражаясь в зеркале, человек всякий раз теряет частичку своей ауры. Поразительно!

Ноги сами завернули к двери. Легкий скрип – Феликс вошел в мастерскую, жизнерадостно поприветствовал работников и, предъявив корреспондентское удостоверение, вывалил на сосредоточенные головы зеркальных дел мастеров кучу вопросов. Удивленные неожиданным вниманием прессы, «зеркальщики» отвечали поначалу сдержанно, но потом открыто увлеклись разговором и с удовольствием поведали симпатичному репортеру о тонкостях своей работы.

Свидание пришлось отменить, а через несколько часов Феликс уже достал из печатной машинки последний листок – эссе-экспромт готово. Статья «В ста зеркалах себя я вижу» украсила ближайший номер журнала «Служба быта».

1987 г. С выдающимся журналистом, коллегой по «Огоньку», Артемом Боровиком на очередном выступлении перед поклонниками журнала. В 2000 году Артем погибнет в авиакатастрофе, причины которой не раскрыты до сих пор

Но в этот раз он решил твердо: «С Есениным буду играть по-крупному. Не отнести ли его в «Огонек»? Чем черт не шутит?»

Подхватив портфельчик, набросив модный шарф, погожим осенним деньком 1975 года Феликс помчался в известное в Москве здание возле Савеловского вокзала. Здесь, в издательстве «Правда», и находилась редакция популярного журнала. Отделом литературы «Огонька» руководил Владимир Енишерлов, литературовед, знаток творчества Александра Блока, приветливый, интеллигентный молодой человек.

– Мне нравится, – одобрительно сказал Енишерлов, познакомившись со статьей и с ее автором. – Увлекательно… Попробуем опубликовать. Кстати, будет еще что-то интересное по тематике отдела, сразу несите к нам, – Владимир Петрович протянул руку.

– Обязательно, – ответил на рукопожатие гость и, окрыленный, выскочил из редакции.

Через несколько дней Феликс возник на пороге «Огонька» с новой статьей…

А вскоре энергичного журналиста пригласили на особый разговор.

– Есть возможность оформиться к нам внештатником, – объявил Енишерлов. – И «корочку» с автографом Анатолия Владимировича Софронова получите.

– Корочку? – распахнул глаза Феликс и на секунду замер. – Спасибо, Владимир Петрович, почту за честь.

Удостоверение корреспондента «Огонька» не просто подтверждало статус его обладателя, оно служило настоящим волшебным «сим-сим, откройся!» в мир дверей, недоступных простым смертным.

– Мила, посмотри, что у меня есть! – задыхаясь от восторга, предъявил он трофей юной супруге. – Давай бокалы!

На стол выгрузились бутылочка шампанского «Советское», добытого в знаменитом «Елисеевском», и кусок голландского сыра.

– Поздравляю! – искренне порадовалась жена. – Ты молодец!

– Ну, я же говорил, что буду в «Огоньке»! – глаза его сверкали. – Добавим журналу огонька!

Феликс погладил красную кожу удостоверения. Что-то давно забытое всколыхнулось в памяти…

Где растет Фикус-Филюс?

… Осень 1947 года. Задворки села Головино Покровского района Владимирской области. Диверсант привычным движением чиркнул спичкой. Сухое колхозное сено мгновенно занялось. Огонь жадно поглощал траву, подбираясь снизу к нездешней работы красным сапожкам. Поджигатель неожиданно испугался пламени, такого яркого в закатных сумерках, и бросился на стог, вырывая руками горящие клоки сена и яростно затаптывая их в землю. Борьба была неравной. Измученный и грязный, он изо всех сил понесся к скромному бревенчатому домишке, где можно было отсидеться до поры. В эту минуту он не жаждал ни признания, ни славы. Спустя 11 лет диверсант по фамилии Партош получит советский паспорт, где в графах «Фамилия, имя, отчество» будет стоять: Медведев Феликс Николаевич.

Русская национальная забава, известная в народе как «подпустить красного петуха», пришлась по сердцу мальчугану с большими хитрыми глазами, длинными ресницами и ангельской улыбкой.

Он не хотел никому навредить, просто необъяснимым образом его привлекала стихия огня – хищное зарево, пожирающее и очищающее одновременно. Феликс не станет пироманом, но неукротимая огненная стихия пройдет через всю его судьбу, начиная с первого дня жизни.

Он родился ранним утром 22 июня 1941 года. Уже полчаса фашисты бомбили наши города: над огромной страной, его родиной, вспыхнул самый страшный пожар – Великая Отечественная война.

Юный красавец венгр Банды приехал в Москву в 1923 году вместе со своим отцом, врачом по образованию, поэтом по призванию и революционером по велению сердца Золтаном Партошем. Вынужденная эмиграция семьи Партошей связана с разгромом венгерской социалистической революции в 1919 году, в которой глава семьи принимал активное участие. Москва стала европейским беженцам вторым домом.

…Молодой человек, сменивший непривычное для русского уха имя Банды на понятное Андрей, неспешно прогуливался по Арбату, разглядывая витрины самой знаковой улицы Москвы, и вдруг остолбенел: навстречу ему уверенной походкой шла миниатюрная, ясноглазая девушка. Густые волосы, уложенные в красивую прическу, отливали теплым каштановым блеском, скромное, но хорошо сшитое платье мягко облегало девичий стан. «Итак, она звалась Татьяной»… Татьяна была родом из села Головино Владимирской области, в Москве жила с отцом. Иван Ахапкин прибыл в столицу на отхожий плотницкий промысел и взял с собой дочь, чтобы та имела возможность учиться в московской школе. Это было мудрое решение: Татьяна, прилежная ученица, полюбила книги, а, окончив в Москве школу, обучилась печатать на пишущей машинке. Но главное, Татьяна была весьма привлекательна, что притягивало к ней молодых и не очень молодых поклонников.

Годы спустя она поведает подрастающему сыну Феликсу любопытную историю о том, что ей, Танюше Ахапкиной, поэт-песенник Михаил Исаковский, посещавший Центральный телеграф на Тверской, где девушка работала после окончания школы, обещал посвятить стихотворение «Танюша». Позже она узнает знакомые строчки в знаменитой на весь мир песне «Катюша».

Татьяна Ахапкина. Такую красивую русскую девушку встретил знойный мадьяр Банды Партош на Арбате в начале 40-го года прошлого века

Татьяну нельзя было назвать кроткой. Однажды она безоговорочно оставила своего поклонника-американца, когда тот попытался позаботиться о возлюбленной – в преддверии московских холодов решил купить ей пальто. Едва осознав намерения заокеанского ухажера, Татьяна густо покраснела и пулей вылетела из магазина. Больше у незадачливого поклонника не было ни малейшего шанса. Гордость всегда будет главной чертой ее характера. Именно в такую девушку и влюбился с первого взгляда молодой мадьяр.

Чернобровому красавцу с породистым орлиным профилем пришлось подключить все свое жгучее обаяние, чтобы увлечь Татьяну. Этот гипнотический шарм, смягченный русской деликатностью, много лет спустя станет в профессии их сына заветным золотым ключиком, открывающим сердца и души. Влюбленные не стали тянуть с женитьбой, и вскоре, в роддоме имени Надежды Крупской, что недалеко от Белорусского вокзала, на свет появился симпатичный «принц-полукровка» – главный герой нашего повествования. Андрей назвал своего первенца Феликсом. Имел ли он в виду железного Феликса или просто хотел, чтобы сын носил «счастливое» имя, а именно так оно и переводится с греческого языка, – осталось тайной, но очевидно, что ребенок с таким именем и рожденный в такой день был обречен на необычную судьбу. Едва став отцом, Андрей Партош ушел на фронт. Ведь сын его родился 22 июня 1941 года.

Молодую невестку с внуком забрала к себе семья деда Золтана, в квартиру 4 дома № 10 по Тверской-Ямской. Когда в Москве объявляли воздушную тревогу, мама, завернув малыша в одеялко, бежала вместе со всеми на станцию метро «Маяковская». Феликс признается: «Когда по телевизору (теперь все реже и реже) показывают знаменитые кадры кинохроники, запечатлевшие спасавшихся от немецких бомб москвичей именно на этой станции, я волей-неволей в каждой молодой красивой женщине с ребенком на руках вижу свою мать».

После войны мама осталась работать в Москве, а маленького Феликса отвезла на воспитание бабушке – Марии Ивановне, простой владимирской крестьянке, не знавшей грамоты и ставившей вместо подписи в ведомостях за трудодни отпечаток большого пальца. Бабушке непросто было справляться с «импортным» внуком, способным с младых ногтей выказывать мадьярский нрав. Феликс врастает в сельский быт, познает деревенское просторечие, щедро пересыпанное острым словцом, на которое Мария Ивановна большая мастерица. Мама приезжает из Москвы с гостинцами и письмами от отца.

Шли годы. Черноволосый мальчишка Феликс Партош растет экзотическим цветком среди картофельно-капустной рассады. Не похожий на простых деревенских пацанов ни внешностью, ни привычками, он выглядит явным инородцем. Не зная такой национальности, как венгр, сельская ребятня кликала мальчика «куреем», так звучало на владимирско-деревенский манер слово «еврей» (кем же еще может быть явно не славянского вида малец?). Родную бабушку ставит в тупик имя ее удивительного внука. Вместо непроизносимого для нее «Феликс» она называет его то «Филюс», то «Фикус».