Buch lesen: «Пик Коммунизма»

Ирина Тулинова

Пик коммунизма

Моему супругу, спутнику и союзнику

Максиму Тулинову

Часть 1 Город будущего Глава 1 Снегирев

Светлое будущее наступило: в Польше и Венгрии, в Румынии и Чехословакии, в Китае и Корее построили долгожданный коммунизм. В Советском Союзе – сердце коммунистического мира – были преодолены все буржуазные пороки и пережитки. Общество жило по принципу «от каждого по способностям, каждому – по потребностям». Советский народ шел от победы к победе: первый отправил человека в космос, построил лунную станцию и готовился к колонизации Марса. Все творческие силы строителей будущего были брошены на то, чтобы советские космические корабли достигли этой красной планеты первыми. Потому как победил коммунизм не везде.

Капиталистические страны во главе с Соединенными Штатами Америки продолжали тянуть прогрессивный мир в хаос апартеида, безработицы и эксплуатации. Военная машина капстран продолжала порабощать развивающиеся страны. Советские пролетарии боролись с засильем капиталистов в Африке, Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. Но самая главная битва шла за космос, и сильнее всякого оружия в этой войне была пропаганда.

Снегирев спешил. Закончив работу в автомастерской, куда его на лето пристроил отец, он наспех принял душ. Насухо вытирая волосы, Снегирев хорошенько рассмотрел себя в зеркало. Он был среднего роста, а телосложение выдавало в нем заядлого спортсмена (каждый вечер Снегирев проводил на турнике). На загорелом круглом лице, которому он всегда старался придавать серьезный вид, слегка пробилась щетина. Большие серые глаза обрамляли черные ресницы. Нос прямой. Волосы темное-русые. Еще раз все проверив и пригладив шевелюру, Снегирев пошел на почту. Она тоже должна было скоро закрыться, но он уговорил сторожа, чтобы тот впустил.

Крохотное деревянное здание почты было в самом центре колхоза, около сельсовета. Внутри, кроме бюро, за которым лежали посылки, стоял небольшой стол с ЭВМ. Электронная машина состояла из пузатого монитора с цветным экраном, системного блока, клавиатуры и мыши. В городе, как говорили, ЭВМ-ы были с тонкими мониторами и работали шустро, но в колхозе «Красный путь», где жил Снегирев, были рады и этому.

– Добрый вечер, дядь Ваня, я только проверю – может, ответ пришел.

– Валяй, – буркнул сторож, – только не долго.

ЭВМ запускался, как казалось Снегиреву, целую вечность, и шумел, как мотор трактора. Наконец черный экран стол голубым, и Снегирев подключился к ОГАСу.

ОГАС – общегосударственная автоматизированная система учета и обработки информации – была запущена в восьмидесятых, чтобы управлять экономикой и планом. В те далекие времена партфункционеры из-за лени или из желания навредить доводили до того, что товаров народного потребления на всех не хватало. На улицах толпились огромные очереди за продуктами, а предметы быта или одежду приходилось покупать на черном рынке. С введением ОГАС государство смогло в режиме реального времени контролировать выпуск необходимой продукции, что навсегда изменило быт и приблизило советский народ к коммунизму.

Основанная на принципах кибернетики, система со временем решила проблему бумажной волокиты и стала незаменимой для коммунистов. Через ОГАС можно было записаться к врачу, получить билет в кино или театр, а если свободных билетов не оказывалось – забронировать места на следующий сеанс. ОГАС связывала все регионы Советского Союза в единую сеть. В городе к ОГАСу можно было подключиться через спецтерминалы, они стояли на каждом углу. В колхозах, где надобности в таких терминалах не было, подключались через ЭВМ.

Снегирев зашел в личный электронный кабинет, введя свой ИНГ – индивидуальный номер гражданина. Он слагался из даты рождения, номера записи из роддома и почтового индекса по прописке. В электронном кабинете находилась вся личная информация о Снегиреве: анкетные данные, электронные документы и почта. В его анкете значилось: Снегирев Арсений Петрович; год рождения: одна тысяча девятьсот девяносто пятый; место рождения: Воронежская область, колхоз «Красный путь»; семейное положение: холост; статус: комсомолец.

К своему двадцати одному году Арсений Снегирев окончил школу с золотой медалью, прошел обязательную военную службу и год заочно отучился на рабфаке. А теперь он ждал ответ на заявку.

Новых писем не приходило. Арсений вздохнул. Он вновь зашел в ОГАС и выбрал электронную страницу «Пик Коммунизма». На экране появилась красочная иллюстрация, изображающая ультрасовременный город, в центре которого высилось здание, похожее на высотку МГУ. Краткая справка сообщала, что город-университет «Пик Коммунизма» объявляет набор студентов на две тысячи шестнадцатый – две тысячи семнадцатый учебный год. Ниже перечислялись специальности, списки экзаменов, необходимых для зачисления, и фотографии. На снимках студенты с радостными лицами гуляли по огромному парку, окружавшему университет, слушали лекции, проводили эксперименты в лаборатории и делали физзарядку в огромном спортивном зале.

– Ну, чего? – голос сторожа вернул Арсения в реальность. – Пришло письмо?

– Нет… Ничего. Спасибо, дядь Вань, что впустил. Пойду домой.

– Ага, ты это… Не горюй сильно, если не примут.

Снегирев шел домой, не видя ничего перед глазами. Результаты экзаменов уже должны быть известны. В город-университет «Пик Коммунизма» мечтал поступить каждый сознательный выпускник. Но всех подряд туда не брали – отбор был очень строгим. Если показатели здоровья абитуриента не дотягивали до показателей космонавта, а экзамены хоть по одному из предметов не дотягивали до оценки «отлично», он не проходил. Сбор в университет начинался в середине августа. То, что ответное письмо на заявку не пришло, означало только одно – отказ.

Дома родители, брат, недавно вступивший в комсомол, и три младшие сестры сидели за столом. Мать взволнованно взглянула на Арсения, но ничего не спросила.

– Садись, остыло уже. Мать положила, а ты бродишь где-то, – уронил отец.

Отец Арсения, Петр, суровый и грубый мужчина, сидел, облокотившись на стол. На его лице пролегли морщины, выдавая его возраст и усердие в труде, а от одежды пахло мазутом. Арсений совсем не походил на отца. Свою внешность он унаследовал от матери. Его мать Мария, стройная и статная женщина, носила длинную русую косу, собрав ее в кольцо на затылке. Она родила его уже поздно – в двадцать лет, а следом еще четверых. Советское правительство считало, что женщина способна родить восемь здоровых детей, но от всех этого подвига не требовало. Однако для тех женщин, что родили восемь и более детей, правительство создало специальные санатории повышенной комфортности.

Сестры с видимым отсутствием аппетита пытались дожевать слоеную запеканку с печенью.

– А ну, ешьте! – приказала им мать.

– Ну, мам!

– Ешьте, печень полезна – в ней много железа.

– Она невкусная.

Отец усмехнулся.

– Вот молодежь пошла! – проговорил он. – Дед мамалыгу ел, тогда ничего не было после войны.

– Малылыга? Что такое малылыга? – в один голос начали спрашивать сестры.

– Не малылыга, а мамалыга – каша такая из кукурузы.

– Фу.

– Будешь голодать – все съешь. Мы в ваши годы с матерью уже работали. В счастливое время живете. А ты где был? – спросил отец сына.

– На почту ходил.

Все затихли и уставились на Арсения. Тот молчал, опустив голову.

– Так, пионерки, – скомандовал отец, – поели? Идите мусор сортировать.

– О, нет! – запротестовали сестры.

– Василий, ну-ка скажи, как там?

– Забота об экологии приближает нас к коммунизму, – поучительно ответил юный комсомолец.

– Вот. От каждого по способности, каждому по потребности. Помоги им, Вася.

Брат увел сестер в сени, где стояли три небольших контейнера для раздельного сбора мусора и один специальный для стеклянных бутылок – за них давали специальные талоны. Колхозы стремились к коммунизму, но еще его не достигли, потому талоны были в ходу. Работники получали определенное количество их за трудодень, это зависело от квалификации и партийного статуса. За сданную государству продукцию колхозы тоже получали талоны, разделяя их между колхозниками.

Талоны заменили деньги, превратив крестьян из мещан-собственников в работников производства. Сельскохозяйственные машины позволяли обрабатывать огромные посевные площади, а удобрения и селекция повысили урожайность.

– Ну что там? – спросила Арсения мать.

– Ничего…

– Не взяли? – переспросил отец.

– Не пришло письмо.

Отец вздохнул.

– А сбор когда?

– Скоро уже…

– Знаешь, – начала мать, – ты можешь и в колхозе остаться, отец тебя пристроит.

Тот кивнул.

– Нет…

– Это раньше ничего не было, сейчас-то на все талоны дают. Через ОГАС опять же можно достать.

Снегирев молчал.

– Ну, в город тогда. Я с дядей Мишей договорюсь. Дядю Мишу помнишь? Он на оборонном заводе работает. Устроит тебя, комнату дадут. У них-то в городе настоящий коммунизм, даже талонов нет. Заходи в магазин – бери, что хочешь и сколько хочешь.

Снегирев помотал головой.

– Мы никаких институтов не кончали, – упрекнула Арсения мать. – И ничего! Отец, скажи ему.

– Порешил – пусть ждет, – ответил тот. – Не поступит – работа всегда найдется.

Снегирев через силу принялся жевать запеканку, стараясь не думать больше о заявке и не пришедшем письме. Мать молча убирала со стола тарелки и искоса посматривала на сына.

В Советском Союзе у выпускника было много перспектив: все университеты были открыты перед преданным коммунизму отличником, но Арсений мечтал попасть именно в «Пик Коммунизма». Снегирев бредил звездами. С детства он зачитывался книгами о далеком космосе, изучал строение звездных систем и схемы космических кораблей. «Скоро Советский Союз колонизирует Марс, – размышлял Снегирев, – может, случиться дожить и увидеть это своими глазами. А может, удастся создать корабль, который полетит к далеким звездам». Он хотел выучиться на инженера, чтобы строить космические корабли. Нужная специальность была только в университете «Пик Коммунизма», именно поэтому Арсений так стремился попасть туда.

После ужина Снегирев пошел в комнату отдохнуть, однако отдых не заладился: в голову лезли разные мрачные мысли. Арсений решил прогуляться, чтобы взять себя в руки и отвлечься от тяжелых раздумий.

Снегирев побрел к турникам, там он позанимался немного, но бросил. Оттуда Арсений пошел к реке и уселся на берегу.

Зеркальная гладь воды отражала закат солнца. Звезда таяла над лесом, обрамляя его плавно изогнутой золотой чертой. Деревья уже начинали желтеть, только дуб, стоящий у самого берега, как мрачный исполин, раскинул свои резные, ярко-зеленые листья. Мгновение – и солнце покрыло их светом, точно позолотой.

Но Снегирев не видел ни дуба, ни солнца, он их не замечал. Он думал о Марсе, который готовился колонизировать советский народ, о далеких галактиках, ожидающих покорения.

Арсений мечтал поступить в «Пик Коммунизма». Он был комсомольцем, учился на отлично, много читал, занимался спортом и сдавал нормы ГТО, а потому верил, что легко пройдет по конкурсу. Теперь же, когда ответ на заявку не пришел, Снегирев почувствовал себя растерянным. Что делать дальше, он не знал. Почти стемнело, когда Арсений наконец поднялся. Он шел домой, но ноги сами принесли его к зданию почты.

– Ты чего? – усмехнулся дядя Ваня, открывая дверь. – Счастья попытать хочешь?

– Ага, – обронил Снегирев.

На свинцовых ногах он снова вошел и запустил ЭВМ. Подключившись к ОГАСу, Снегирев увидел на странице почты уведомление о новом письме. Арсений уставился на него, не в силах открыть. Собравшись с духом, он кликнул на значок. Письмо он читал через слово: «Явиться в сборный пункт не позднее двадцать второго августа», «при себе имеешь комсомольский билет», «средства личной гигиены», – мелькало у него перед глазами. Снегирев еще раз прочел письмо. В нем сообщалось, что он зачислен на первый курс университета, на специальность «инженер-конструктор космических кораблей».

– Поступил! – воскликнул Снегирев, обхватив руками голову. Он часто задышал, пытаясь унять волнение. – Приняли в университет!

– Молодчина! – обрадовался сторож.

– Только пока никому, – ответил Арсений. – Я сам скажу!

– Я – могила! – ответил дядя Ваня.

Снегирев вернулся домой поздно и, никому не сказав о поступлении, лег спать. Он долго не мог заснуть, размышляя о том, как поедет в университет и что увидит там. Пик Коммунизма на фотографиях выглядел, как в фантастических фильмах: повсюду автоматы, терминалы, роботы. Учеба не обещала быть легкой, но трудностей Снегирев не боялся, он только переживал о том, как ему освоиться в городе.

Утром он неожиданно проснулся, услышав, что кто-то настойчиво стучит в дверь дома. Это соседка тетя Нина ни свет ни заря явилась к матери.

– Мария, – услышал Снегирев, – а ты когда проводы сыну будешь делать?

– Так он еще не поступил, может, не придется его провожать, – ответила мать Арсения.

Снегирев вздохнул, понимая, к чему все идет.

– Как не поступил. Приняли его! – тетя Нина была, как всегда, настойчива.

– Он вчера ходил вечером – не было письма, – возразила Мария.

– Иван сказывал, – голос тети Нины принял заговорщицкий тон, – что Арсений дважды к нему заглядывал. Первый раз ничего не пришло, а второй раз письмо было. Он сам видел.

– А нам ничего не сказал… – оторопело ответила мать Снегирева.

Весь колхоз уже знал. Не успел Снегирев встать, как мать напустилась на него за его молчание. Она с одной стороны была горда, а с другой – боялась отпускать сына. Отец был, как всегда, тверд:

– Приняли – значит, есть к нему доверие. Надо отправлять.

Целый день Снегирев принимал поздравления и наставления. На проводы пришел весь колхоз. Мать суетилась, собирая Арсения в дорогу. С собой требовалась одна смена одежды, предметы личной гигиены и документы. До пункта сбора нужно было добираться самому, они были в каждом регионе Советского Союза. Было решено, что Снегирев остановится в городе у родственников, а в понедельник отправится в университет.

– Ты напиши, как доедешь, – наставляла мать. – А потом не забывай, звони нам.

Снегирев обещал и писать, и звонить, и усердно учиться. Он был так счастлив, что почти ничего не замечал, все словно происходило не с ним. Перед отъездом он плохо спал ночь, не веря в то, что его мечта сбылась.

Глава 2 Необычное имя

В пункт сбора, указанный в письме, нужно было явиться двадцать второго августа, то есть через два дня. Отец отвез Арсения до ближайшей автобусной остановки. Автобус проезжал мимо и в колхоз не заворачивал. Снегирев добрался до города, остановился у родни, а в назначенное время пришел на место сбора студентов в гостиницу «Коммунист». Было утро, около десяти часов. В вестибюле полукруглого здания гостиницы за длинными столами сидели сотрудники приемной комиссии в форменных красных жилетах. Толпа студентов стояла в ожидании, к столам тянулся тонкий ручеек очереди. Когда Снегирев подошел к столу, сотрудница спросила строго:

– Фамилия, имя, отчество и специальность.

Снегирев ответил.

Сотрудница сверилась с листом.

– Вас нет в списке.

Снегирев опешил:

– Как нет? Я получил письмо.

– Проверь по номеру, – подсказала другая.

– Назовите ваш ИНГ.

Снегирев назвал номер.

– Гм, в электронном списке есть. Вам прямо и налево. Следующий.

– А, резервный, тебе к нам, – обратился к Арсению молодой комсорг, когда Снегирев нашел указанное место. – Сейчас мы вас всех распределим, и поедете грызть гранит науки.

– А почему резервный? – спросил Снегирев.

– Ну, не в общем списке. Не бери в голову.

Снегирев быстро забыл этот неловкий момент и это слово «резервный». Он был счастлив, что поступил. В помещении были и другие студенты, они, как и Снегирев, ожидали отправки в университет. Ждать пришлось чуть больше часа, после студентов распределили по группам и повезли на железнодорожный вокзал. Там их торжественно посадили на поезд «Красная стрела». Толпа провожающих и простые горожане стояли с флажками и шариками около огромного плаката, изображающего космонавтов, готовящихся к взлету. «Мы способны на все!» – гласил плакат. Снегирев жалел, что среди провожающих нет его родителей, сестер и брата. Родители не могли покинуть колхоз в неурочное время, тем более, шла уборочная кампания. Некоторые студенты стояли около своих семей. Но многие, как и он, ожидали в вагоне.

Ультрасовременный поезд «Красная стрела» был самым быстрым в Советском Союзе, он мог разогнаться до пятисот километров в час, но обычно шел со скоростью триста. Вагоны поезда были оборудованы удобными мягкими креслами, откидными столиками и вентиляторами, установленными под потолком. Снегирев еще не успел познакомиться с другими студентами, которые то парами, то группами стояли в вагоне, весело обсуждая что-то. Когда поезд тронулся, чтобы понести его в счастливое будущее, Снегирев не стал искать себе место, а устроился на свободной площадке у окна.

Через несколько минут, как только поезд покинул город и набрал скорость, из репродуктора раздалась запись, обращенная к студентам:

– Внимание, товарищи! Здравствуйте и добро пожаловать в Пик Коммунизма 237! Наш город-университет – один из трехсот городов-университетов Советского Союза. Мы принимаем в свои ряды лучших выпускников, готовых учиться и работать самоотверженно ради счастливого будущего. Если вы здесь – значит уже доказали, что достойны вступить в наши ряды. Теперь ваша цель найти в университете свое место. Помните, что студенты нашего университета культурны и вежливы, спортивны и не имеют вредных привычек. Учеба – ваше основное занятие! Каждый день вас ожидают три аудиторных занятия по полтора часа каждое. Для подготовки к занятиям, проектам и исследовательским работам пользуйтесь учебным центром и библиотекой. За хорошую и отличную учебу студенты получают баллы, которые могут использовать по своему усмотрению.

Помимо учебы вы будете работать. Четырехчасовой рабочий день пять раз в неделю. Вас распределят на работу в сборочный цех, пресс-центр или бюро переводов.

Кроме общежития, для вас будут работать спортивный центр, больничный комплекс и обсерватория. Все здания нашего города-университета полностью автоматизированы.

Напоминаем, что успешное окончание университета гарантирует вам вступление в партию, а лучшие студенты могут выиграть путешествие по Советскому Союзу.

Ваше путешествие займет около трех часов. Счастливого пути!

Когда динамики замолчали, Арсений все еще стоял и смотрел в окно. Поезд то сбавлял, то набирал скорость. За окном плыли леса, пригороды с заводскими комплексами, пионерские отряды то тут то там работали на полях, убирая картофель. Снегирев раздумывал над тем, как устроен город и трудно ли ему будет учиться. Ему не хотелось упасть в грязь лицом и провалить первую же сессию. Снегирев твердо решил для себя, что будет думать только об учебе и работать усердно, как того требовали условия.

Неподалеку от него сидела группа девушек. Они на вид были младше Снегирева. Девушки не проходили обязательную военную службу и могли поступить в университет раньше: в восемнадцать-девятнадцать лет. Одна из девушек рассказывала о чем-то, а другие слушали ее с большим вниманием. Девушка стояла, опираясь на кресло. Стройная и гибкая – она носила короткие черные, как вороново крыло, волосы, которые переливались на солнце, а карие глаза искрились радостью. Арсений невольно залюбовался ею. Одна из девушек заметила это и шепнула что-то на ухо своей соседке. Подруги дружно захохотали. Черноволосая девушка взглянула на Арсения и тоже улыбнулась. Снегирев сердито отвернулся. Он хотел провалиться под землю или, на худой конец, спрыгнуть с поезда.

Но тут к нему подошли два комсомольца. Первый среднего роста, как и Снегирев, и такой же спортивный. На его футболке сиял золотой значок ГТО. Сам комсомолец был рыжеволосый и улыбчивый, с лицом, усыпанным веснушками, и курносым носом. Он улыбнулся, глядя на Снегирева. Второй, его компаньон, одного роста с первым; светлолицый, но с темными миндалевидными глазами и темными волосами.

– Привет! – непринужденно обратился первый к Арсению. – Ты тоже резервный?

– Да, – ответил Снегирев.

– Я – Маркс, – протянул руку рыжий. – А это Биробиджан. Он – мариец, из республики. А я из пригорода. Наверное, мы потому и в резерве, что коммунизм у нас еще не наступил, – предположил он. – А тебя как зовут?

– Арсений, – ответил Снегирев.

– Ого! – удивился Маркс. – Необычное у тебя имя – редкое.

– Почему родители тебя так назвали? – спросил Биробиджан.

– А, это в честь прадеда.

– Он у тебя, видимо, верный коммунист был, раз тебя назвали в его честь.

– Да, коммунист, – ответил Арсений.

В семье мало говорили о прадеде. Снегирев почти ничего о нем не знал. Он сетовал на родителей, что они дали ему такое старомодное имя.

После революции детей начали называть в честь известных коммунистов и политических деятелей. Мальчику могли дать имя Владимир – в честь Ленина, или Эрнст – в честь немецкого коммуниста Эрнста Тельмана. Девочек называли Кларами – в честь Цеткин, или Розами – в честь Розы Люксембург. В ходу были и сокращения имен: Владлен, Вилиан, Виленор – от Владимир Ильич Ленин; Мелис – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин; Лестабер – Ленин, Сталин, Берия. Сокращали не только имена: например, имя Кармий было сокращением от «Красная Армия», Реввол – «Революционная воля», Делор – «Дело Ленина – октябрьская революция», Изиль – «исполнитель заветов Ильича»; имя девочки Гертруда было сокращением от «героиня труда», Лаиля – «лампочка Ильича», Диамара – «диалектика плюс марксизм», Элина – «электрификация плюс индустриализация».

Имена на основе лозунгов вроде Дазвсемир от «Да здравствует мировая революция!» или Даздрасен —«Да здравствует седьмое ноября!» и Дележ – «Дело Ленина живет» по большей части не прижились. Они были очень сложны для произнесения и написания, к тому же детей, носивших такие имена, дразнили в школе. Но кроме сокращений имен или лозунгов, детям давали имена по названиям месяцев, городов, рек и даже химических элементов. Никого не удивляли Майи, Каиры, Уралы, Рубины и Гелии. Дореволюционные имена, как у Снегирева, все еще были в ходу в колхозах и пригородах. Но от них все чаще отказывались, ссылаясь на приближение коммунизма. В перечне, который рассылали по колхозам, среди рекомендованных имен были также запрещенные имена: девичье имя Бухарина от фамилии Бухарин, Ледат – Лев Давидович Троцкий; Лентрош – Ленин, Троцкий, Шаумян.

Маркс и Биробиджан носили вполне обычные имена, которые никого не удивляли. Комсомольцы тоже поступили на инженерную специальность.

– Вместе будем учиться.

– Здорово! – Арсений был рад знакомству.

– Так у вас все еще называют детей старинными именами? – спросил Биробиджан.

– Нет, просто мои родители так захотели. Меня вот назвали Арсением, брат у меня Василий и три сестры Вера, Александра и Наталья. А тебя почему так назвали? – спросил Арсений Биробиджана.

– А, моим родителям просто название понравилось. Они нас всех назвали в честь городов.

– А меня в честь кого бы вы думали? – пошутил Маркс.

– Как же мы сразу не догадались! – рассмеялся Снегирев.

– У меня отец – марксист, – пояснил Маркс. —И меня заставлял Маркса зубрить: прибавочная стоимость, эксплуатация, накопление капитала… Да еще и диалектика эта… Никак ее не освою. Мечтал, что экономиста из меня вырастит. Но, как видите, ничего не вышло. Ракеты буду строить.

– А там ничего сложного в диалектике: базис – это производственные отношения, а надстройка – это идеология, – объяснил Биробиджан.

– Тебя на экономический нужно было поступать, а не на инженера, – ответил на это Маркс. – Представляешь, – обратился он к Снегиреву, – он даже на рабфаке не учился.

Снегирев удивился.

– Да, – признался Биробиджан. – У меня только школа и армия. Мы историю КПСС и диалектику материализма в школе проходили.

– Белая кость! – пошутил Маркс.

– Красная! – ответил на это Биробиджан.

Юноши рассмеялись.

– Над чем смеетесь? – раздал за спиной у Снегирева девичий голос. Он звучал немного обиженно.

– Да вот, Маркса обсуждаем, – объяснил Биробиджан.

Снегирев обернулся. Перед ним стола та самая черноволосая девушка. Она, по-видимому, подумала, что юноши обсуждают ее. Снегирев замер, сердце его учащенно забилось.

– И что смешного в Марксе? – спросила девушка, немного повеселев.

– А слышали ли вы каламбур: «дух коммунизма бродит по Европе»? – спросил Биробиджан девушку.

– Конечно, это выражение принадлежит Карлу Марксу.

– Дух бродит, понимаете, бесплотный дух.

– Ну да, – ответила девушка, не понимая.

– Как же материалист может рассуждать подобным образом?

Все опять дружно рассмеялись.

– Что ты морочишь девушке голову! – упрекнул Маркс Биробиджана. – Кстати, как вас зовут?

– Сталина. А вас? – ответила та.

– Сталина, – Маркс попробовал имя на языке, – красивое имя. А я – Маркс.

– Так это они вас обсуждают?

– Тезку моего, – улыбнулся Маркс.

– А вас как зовут? – спросила Сталина марийца.

– Биробиджан, – ответил он.

– А вас? – Сталина взглянула на Арсения.

Они мгновение смотрели друг на друга. У Снегирева перехватило дыхание. Он хотел ответить, но язык не слушал его.

– Его зовут Арсений, – ответил за Снегирева Маркс.

– Арсений? – спросила Сталина удивленно. – Это так, – она подбирала слова, – старомодно, – наконец, нашла она нужное слово. – У нас так уже давно не называют детей.

– Это потому что у вас уже коммунизм наступил, – объяснил Биробиджан.

– А разве у вас не наступил? – спросила Сталина.

– Советский Союз огромный, дойдет и до нас коммунизм, – пояснил Маркс. – А вы на какую специальность поступили?

– Мы поступили на переводчиц, я и мои подруги. Вон они, – Сталина указала на группу девушек, хихикающих неподалеку.

– Что же они боятся подойти? – спросил Биробиджан.

– А мы сами к ним подойдем! – заявил Маркс. – Товарищи девушки, комсомольский привет!

– Привет! – оживились переводчицы.

Попутчики начали знакомиться. Вместе со Сталиной ехали еще четыре девушки: Клара, Лаиля, Майя и Искра. Арсений их особенно не разглядывал. Он только запомнил, что Лаиля светловолосая и голубоглазая, Искра и Клара темноволосые, а Майя шатенка с короткими, как у Сталины, волосами. Все девушки были одного роста и примерно одного телосложения, словно их отбирали специально. Арсений изредка поглядывал на Сталину, но сам заговорить с ней не решался.

Девушки удивлялись необычному имени Арсения. Снегирев только хмурился и отмалчивался.

– Вы переводчицы? – уточнил Маркс.

– Да, – ответили девушки все вместе.

– А мы инженеры. Космические корабли будем строить.

– Это, наверно, так сложно, – возразила Лаиля.

– А зубрить чужой язык не сложно?

– Нет, конечно. Мы готовились к этому со школы.

– Какие языки будете изучать? – спросил Биробиджан.

– Клара и Майя выбрали корейский и китайский, а мы втроем будем европейские языки изучать – английский, немецкий и французский.

– Буржуазные языки, – пояснил Биробиджан.

– Пусть так, но ведь и их нужно знать! – обиженно ответила Лаиля.

– Ну что вы, не обижайтесь. Все профессии нужны.

– Знать языки дружественных нам стран политически правильно, но языки потенциальных врагов знать куда важнее, – выручила Сталина подругу.

– Как верно сказано! – похвалил Маркс.

– А что ваш друг такой молчаливый? – спросила Сталина. – Арсений, расскажите о себе.

– А что рассказывать… – смутился Снегирев. – Я в колхозе родился и вырос, школу закончил, в армии отслужил, потом рабфак. Теперь вот поступил в университет.

– Как интересно, а что, до сих пор существуют колхозы? – спросила Клара. – Я от бабушки о них слышала.

– У вас до сих пор не платят зарплату? – спросила Майя.

– Нет, почему, родителям дают талоны на продукты и продовольственные товары.

– Что, настоящие? – удивилась Майя. – Я имею ввиду, бумажные талоны.

– Да, бумажные.

– Ничего себе! – девушки удивлялись все больше.

Снегирев отвечал неохотно, ему казалось, что эти девушки смеются над ним и над колхозниками за то, что те еще не построили коммунизм.

– А ОГАС у вас не работает?

– Работает. Мы все к нему подключены. А в остальном отстаем немного.

– Завидую вам, Арсений, – ответила вдруг Сталина.

– Почему? – изумился Снегирев.

– У вас, да и у всех колхозников есть великая мечта – построить коммунизм. А вот мы его уже построили.

– Значит, нужно мечтать о чем-то другом, – просто ответил Снегирев.

– Да, но о чем мечтать, если высшая цель уже достигнута? – спросила Сталина.

– О, все философские вопросы обращайте к Биробиджану, он у нас в диалектике разбирается, – ответил Маркс.

– Боюсь, что диалектика в таких вопросах бессильна, – ответил Биробиджан. – Но, полагаю, успешное окончание университета и есть высокая и достойная цель.

Все согласились с Биробиджаном.

Поезд снова сбавил скорость.

– Сколько нам еще ехать? – спросила Лаиля.

– Наверно, еще часа два. Поезд отправился в одиннадцать утра. Едем около часа, – ответил Биробиджан.

– Может, прогуляемся по поезду, поглядим, что здесь есть? – предложила Сталина.

– Отличная идея! – поддержал ее Маркс. – Тут как раз в соседнем вагоне ребята фильм смотрят.

– О, и какой же? – спросила Клара.

– «Чапаев», я его уже видел.

Арсений вместе со всеми отправился осматривать поезд. Соседний вагон тоже был оборудован креслами. Там сидели студенты, некоторые слушали музыку через беспроводные наушники. Громадный проигрыватель, к которому они дистанционно подключались, стоял неподалеку. Другие читали книги.

– Салют! – поприветствовал их Маркс. – А книги где взяли?

– Там за кинотеатром библиотека, – объяснили читатели.

Миновав спальный вагон, товарищи увидели кинотеатр. Вдоль одной из стен на полотне мелькали кадры черно-белого фильма. Кресел в вагоне не было. Повсюду лежали мягкие, похожие на мешки сиденья. На них сидели студенты в одинаковых футболках.

– Что, не закончился еще? – спросил Биробиджан. – Это тоже наши с курса, – объяснил он Снегиреву. – Весь вагон заняли. А это Арсений, с нами будет учиться, – представил он Снегирева плечистому светловолосому парню.

– Приятно познакомиться, меня зовут Нинель, – протянул тот руку Снегиреву. – Меня старостой назначили, так что, если трудности какие будут – обращайся сразу ко мне. Во всем помогу. Тебя как зовут?

– Арсений Снегирев.

– Арсений?.. – удивился Нинель.

Все обернулись на Снегирева.

– Странное у тебя имя, – ответил староста. – А ты откуда, не из Воронежа?

– Нет, он из Монголии, по обмену приехал, – пошутил Маркс.

– А-а-а.

– Да врет он, я из области, из колхоза «Красный Путь».

– Удивительно! У вас так еще детей называют? А это кто с вами?

– Это Сталина, – представил девушку Снегирев, – с подругами. Они с курса переводчиков.