Buch lesen: «Наследник для чужого мужа»

Глава 1. Влада

Юлька сошла с ума. Случилось это знаменательное событие в субботу в половине восьмого вечера. Я как раз стояла перед холодильником и лениво размышляла на тему – если я выпью вина одна выходным вечером, означает ли это, что я окончательно поставила на своей личной жизни жирный крест? Бутылка была холодной, на улице жарко, мысли мои ворочались неторопливо… И тут позвонили в дверь. Я открыла, усмехнувшись – а может, рано ещё крест?

Нет, не рано. Самое время. За дверью стояла моя сестра.

– Привет, – поздоровалась она и прошла в квартиру.

Юлька – это полтора метра великолепия. Маленькая леди, вот кто она. Я всегда чувствовала себя рядом с ней слишком высокой, слишком громкой, слишком неуклюжей… Наверное, на неё – миниатюрную блондинку с безукоризненным поведением и вкусом – стоило равняться, но вместо этого я старалась её избегать. На это у меня было миллион причин. Юля чувствовала и не лезла. Виделись мы редко. А теперь вот… пришла.

– Привет, – ответила я, решив, что вино и правда плохая идея.

Леди в одиночестве не квасят. Юлька прошла в кухню, присела на самый край стульчика и выжидающе на меня посмотрела. А потом сказала:

– Роди мне ребёнка.

– Тебе? – переспросила я, слишком ошарашенная для того, чтобы выразить свои эмоции.

– Нам, – поправилась она. – Мне и Юрке.

И тут меня прорвало. Я смеялась и не могла остановиться, Юлька терпеливо ждала. Ждать она умела, в этом ей не откажешь.

– Ты сошла с ума, – констатировала я, отсмеявшись.

Сестра вздохнула. Да, иметь со мной дело непросто, особенно таким, казалось бы, благоразумным создания. Впрочем, судя по всему, благоразумие осталось в прошлом.

– Ты здорова. Ты моя сестра. Я бы не хотела, чтобы моего ребёнка вынашивал чужой человек. И тебе очень нужны деньги. Я заплачу. Я полностью оплачу услуги суррогатного материнства, отпуск, в который ты уйдёшь, чтобы не пошли слухи о твоей беременности, и закрою кредит за твою квартиру.

Да, черт побери! Мне нужны деньги. Они мне всегда нужны, я привыкла и справляюсь много лет. И кредит выплачу, никуда не денусь. И все это без аренды своей матки. Я решила, что пришло самое время для выпивки. Открыла холодильник, достала бутылку. Пробка заткнута неплотно – я уже выпила два бокала в прошлую субботу. Её я вытащила зубами. Налила вино в чайную кружку и демонстративно отхлебнула.

– Совсем не меняешься, – вздохнула Юля. – Как была ежиком, так и осталась. Ты подумай, пожалуйста.

– Суррогатной матерью может стать только та, у которой уже есть ребёнок, – попыталась я апеллировать фактами.

– Но ты же рожала, – пожала плечами Юля. – Закрой за мной. Я завтра вернусь.

И ушла. Я стояла в кухне и судорожно цеплялась за свою кружку, в которой плескалась пурпурная жидкость. Дверь нужно запереть, но ноги словно приросли к полу. Это… нечестно. Я всхлипнула, осторожно отставила чашку на стол и вышла в прихожую. Там уже сползла на пол, предварительно заперев дверь. Хотелось плакать, но нет, не получилось. Так всегда: слезы подкатывают в самый неподходящий момент, а когда они реально нужны, мои глаза сухи, как пустыня Сахара. Надо поплакать, станет легче.

– Так нечестно, – вслух повторила я.

Да, я рожала. От мужчины, который был мне совершенно неинтересен. С ним бывало весело, он был хорош в постели… не больше. Я не хотела отношений с ним. Мой ребёнок решил иначе, наверное, он был ежиком, как и я. Я не смогла отказаться от беременности, хотя мне было всего двадцать три. И своего сына я выносила. Его отец оказался на редкость порядочным и даже помогал мне, ничего не обещая. Правильно, я и принять бы не смогла его обещаний.

Но… Судьба распорядилась иначе. Мой мальчик прожил лишь три дня. Я даже к груди его приложить не смогла, он все время в реанимации был. Меня пускали к нему два раза в день. Малыш лежал за толстым стеклом, тоненькие ручки и ножки, огромный памперс, шапочка на голове трикотажная, из-под неё тёмные прядки. У меня не было ни одной его фотографии. Да и зачем? И так помню прекрасно. И как глаза открыл серо-голубые, и прямо на меня посмотрел, хотя говорили все – не видит. Я протягивала руку и касалась его – когда разрешали.

Домой я вернулась одна. И даже жить научилась. И не думать о том, что Сахара у меня и в сердце. Подумывала о том, что нужно завести кота. Иногда приходил он – отец моего сына. Я молчала – да что ему сказать? Он уходил. Потом стал приходить все реже. К четвёртому дню рождения сына я узнала, что он женился. Правильно, в нем же нет Сахары. Я не обиделась – все было так, как и должно быть. Надеюсь, у них все будет хорошо, и детки родятся здоровые…

Вино я все же допила. И в кружке, и то, что в бутылке оставалось. Проснулась с каменной головой в восемь утра от истеричных звонков в дверь. Я уже знала, что это снова она – моя старшая сестра. Юлька по какому-то недоразумению родилась жаворонком и искренне не понимала, как можно спать в восемь утра…

– Привет, – спокойно сказала она, словно все происходящее нормально. – Отвратительно выглядишь, тебе нужно меньше пить.

Я фыркнула и ушла в ванную. Видок и правда – краше в гроб кладут. Я приняла душ, в глубине души надеясь, что Юля не станет дожидаться, уйдёт. Но маленькая железная леди была на редкость терпелива.

– Юля, – снова повторила я, – ты сошла с ума. Не приходи ко мне больше, пожалуйста.

– Я не могу, – прошептала она. – Ты мой последний шанс. Я бы рада уйти, но… вернусь.

– Ты требуешь от меня невозможного.

Она поднялась мне навстречу и… обняла меня. Я замерла, пораженная. Когда мы обнимались? Никогда, наверное. Я была выше сестры на добрых двадцать сантиметров и сейчас могла вдоволь любоваться идеально уложенной макушкой. И думать. Господи, ну что сделать, чтобы она перестала рвать мне сердце?

– Наверное, бабушка там в восторге, – сказала Юлька куда-то в мой халат. – На том свете. Наверняка, в аду. Она всегда так искренне нас ненавидела. Помнишь, говорила, что мечтает, чтобы род на нас прервался? Накаркала, старая ворона… Твой малыш умер, а моего вовсе не будет. Я тебе не говорила, мы же… так далеки друг от друга. Но у меня было уже три попытки ЭКО, три, понимаешь? И две попытки суррогатного. И тогда я поняла. Только ты сможешь родить мне ребёнка.

Я молчала. Это моё проклятье, в такие моменты из меня исчезают и слова, и слезы. Возможно, было в нас с сестрой что-то общее. Возможно, мы могли бы стать ближе. Но… не получилось, наверное, не получится никогда.

– Ты просто обещай подумать, – попросила она. – Мне этого хватит, чтобы притворяться счастливой до самого вечера.

Разве могла я отказать ей в такой малости?

– Обещаю, – сказала я, ненавидя себя. – Подумать.

И Юлька снова ушла, оставив только лёгкий шлейф своих духов, таких же изысканных, как она сама. Я осталась лелеять свое одиночество. Впрочем, грех жаловаться – я к нему привыкла.

Следующим утром дисциплинированно вышла из дома в восемь. Машину я продала, когда поняла, что не справляюсь. Вот выплачу кредит за квартиру, потом уже машина. Поэтому на работу добиралась общественным транспортом, а если тепло, так вовсе пешком, благо недалеко. На улице ещё не было жарко – утро. Значит, пешком. Но…

– Садись, – раздался мужской голос. – Подвезу.

Его я узнала бы из тысяч даже в гомонящей толпе. Коленки попытались стать ватными, но я велела им вести себя как положено, то есть держать меня на ногах ровно. Дверь машины приглашающе открылась, я села. Интересно, сколько я уже Юрку не видела? Давно. Больше года прошло. Точно, на прошлое восьмое марта он меня поздравил. Привёз букет роз… В этом году нет, хотя я ждала.

Юрка появился в моей жизни, когда мне было шестнадцать. Привела его Юля. Именно привела, за ручку. Ей было двадцать один, Юра на год старше. Он… таким красивым мне показался, невыносимо. Хотя почему показался? Он и правда самый красивый мужчина в мире. Ну, в этом городе точно. Тогда я влюбилась в него всеми фибрами подростковой души. Крепко, казалось – навсегда. И опять же – не казалось. Юрка, это моя Сахара. Горячая, жгучая, оставляющая после себя только выжженный солнцем песок. Двенадцать лет прошло, а я никак не вылечусь. И опять же – смирилась. У каждого человека свои болезни. У меня Юрка. Могло быть и хуже, моя, по крайней мере, не смертельна.

– Приходила? – спросил он.

Я кивнула, все ещё стараясь на него не смотреть. Потом не удержалась, повернула к нему голову. Зря боялась – ему дела до меня нет, хоть все глаза прогляди. Интересует его в данный момент только дорога. Ещё Юлька, но она всегда.

Он всегда был особенным. Таких, как он, больше не было. Не в моём окружении. Даже с имени начиная – в моем детстве все мальчики были Сашками и Сережами. Теперь на детских площадках Аполлоны и Плутоны. А он – Юрка. Ю-Ю называла их дуэт сестра. Юлька и Юрка. Да, все же они идеальная пара, как ни крути.

– Вбила себе в голову, – озадаченно пробормотал чужой мужчина моей мечты. – И не выбить никак.

Я стиснула сумочку и закрыла глаза. Какого хрена мой офис так близко? Надо устроиться на работу на другой конец города – а вдруг повезёт, и он ещё раз меня подвезет? И тогда я буду сидеть так близко от него гораздо дольше, чем десять минут.

Нет, я никогда не смела даже в мыслях разрушить эту пару. Да это и невозможно. Но… насладиться тем, что он так близко, разве это грех? Уж этого у меня никто не отнимет. Надо спросить у него что-нибудь, чтобы говорил, а я буду слушать, впитывать его голос…

Автомобиль замер, я открыла глаза – мы на парковке перед зданием моего офиса. Я не говорила Юрке, где я работаю, но он такой – все знает. Поэтому я даже не удивлена. Дернула за ручку – надо выходить, все хорошее заканчивается рано или поздно. В моем случае – слишком рано.

– Подожди.

Я замерла. Сказать ему, что могла бы просидеть в машине на парковке целую вечность, не поверит. Он хороший, Юра. Не стоит его смущать. Я просто… подожду. Послушаю. А потом унесу его голос в себе.

– Она не может тебя заставить, – сказал Юра. – Точнее, может – кому я вру?!. Но ты не должна ей этого позволить, слышишь, ёжик?

Ёжик… Так меня раньше Юлька называла, и порой у неё это до сих пор проскальзывает.

– Ты хочешь ребёнка? – мой голос охрип, каждое слово просто мучительно.

Он улыбнулся. Надо сохранить его в памяти таким. Усталым, озабоченным, с этой чуть грустной и одновременно ироничной улыбкой. Волосы чуть отросли, наверное, не успевает заскочить в парикмахерскую. Идеально белая рубашка, галстук, дорогой костюм… Всё это мишура – я понимаю, но не смею скользнуть взглядом к его лицу, вот и разглядываю галстук.

– Хочу, – наконец, раздался после долгого молчания его голос. – Мне тридцать четыре года. Можно сказать, созрел… Но не такой ценой, понимаешь? Я помню тебя, когда поехал за тобой в роддом. Все с кульками в руках, шарики ленточки, а у тебя в глазах пустота. Нет, мы не имеем права отнять у тебя ребёнка. Если ты решишься рожать снова, то только для себя…

Я осмелела и подняла взгляд. Глаза у Юрки сине-зелёные. В зависимости от освещения. Мне всегда казалось, что в них плещется море, глубокое, бескрайнее. Ресницы пушистые девчачьи, резкие черты лица. О да, он красив, муж моей сестры.

Наверное, в тот момент я и поняла, что рожу этого ребёнка. Не для моей сестры, для которой мнение чужих людей было более ценно, чем чувства младшей сестры. Я рожу ребёнка, чтобы Юрка был счастлив. Пусть это счастье будет рядом с Юлей. С этим же я тоже смирилась, правда? Юлька будет хорошей мамой, я не сомневаюсь. А Юрка – лучшим в мире папой.

– Пока, – сказал он. – Извини, что я так редко заезжаю.

Все нормально. Он же Юлина игрушка, а она своего из рук не выпускает, наша маленькая леди.

– Пока, – эхом отозвалась я.

И на негнущихся ногах по асфальту, который норовил расплыться перед глазами. Интересно, он сразу уехал, или ещё сидит в автомобиле, смотрит мне вслед и думает о своей маленькой жене, о том, как сделать её ещё счастливее? Дошла и обернулась – автомобиля не было.

– Господи, какая же я дура! – восхитилась я.

Работа у меня невероятно скучная, такая же, как и моя жизнь. В основном я отвечала на телефонные звонки, порой звонила сама, не стесняясь надоедать, коли того требовали мои работодатели. Часто просто читала, маскируясь под активную рабочую деятельность, и весьма в этом преуспевала. Но сегодня все было иначе, и даже читать не получалось. Казалось, все коллеги смотрят на меня подозрительно, словно у меня на лбу огромными буквами написано – ДУРА. Именно дурой я себя и чувствовала. Но понимала – решилась. Юлька заразила меня своим сумасшествием. Я рожу этого ребёнка, пусть это даже меня убьёт. В конце концов, каждый человек должен сделать что-то хорошее в своей жизни. Я бы подарила Юрке всю себя, но я ему не нужна. Поэтому я просто рожу ему ребёнка.

В обеденный перерыв я не пошла в столовую – все равно не сумела бы проглотить и кусочка. В здании было пусто, только гулкое эхо моих шагов. Я прошла до конца коридора, уселась на подоконник рядышком с чахлым растением в горшке. Его я жалела, поливала и порой даже подкармливала удобрениями. Он такой же несуразный и ненужный, как я. Помедлила. Достала телефон. Пальцы чуть дрожали. Господи, что я делаю? Но раздумывать – только мучить себя.

– Ты ещё можешь передумать, – сказала сама себе. И потом себе же: – Но ты же не передумаешь…

Я с трудом нашла номер сестры – мы и правда общались с ней очень редко, поэтому он был в самом конце записной книжки телефона. Набрала. Юля взяла трубку сразу, словно ждала звонка.

– Да?

И тишина по обе стороны. Она ждёт, возможно, даже не дышит. Тишина, кажется, тягучей, словно варёная сгущёнка из детства, в которой ложка стояла. Только никакой сладости этот разговор не обещал.

– Юль, я согласна. Я рожу вам ребёнка.

Вам, не тебе. Интересно, заметила ли она эту оговорку? Если да, то постаралась не обращать на неё внимания. Снова зазвенела тишина.

– Спасибо, Влада.

Глава 2. Юра

Иногда я вдруг задумывался о том, люблю ли её. Эта мысль пугала. Я любил её… четырнадцать лет. Это я вам скажу, срок. Теперь, когда это время пролетело, казалось в миг я оглядывался назад и пугался мрачной мощи цифр. Мне тридцать четыре года. Четырнадцать лет из них я люблю Юлю. Просто люблю и все. Задумываться над этим не стоит.

Она расчесывала волосы. Это целый ритуал. Бережно сушила их без использования фена, потом брызгала на них жутко сладкой штукой – я от неё чихал. Затем расчесывала мягкой щёткой сидя перед зеркалом. Обнаженной. Светлые волосы струились по спине, лицо сосредоточенное, движения размеренные, а я… думаю, люблю ли её.

– Влада родит ребёнка, – будничным тоном сообщила она. – Нам.

Так, словно сказала – дождь собирается. Все нормально, дождь, он же случается часто, порой даже каждый день. Ничего аномального не происходит. В этом вся Юля. Что бы не происходило, она спокойна. Каждый раз, когда анализы показывали не состоявшуюся беременность, она спокойно откладывала листы бумаги, перечеркивающие в очередной раз нашу жизнь и спокойно говорила – не в этот раз, Юр. Доставала зеркальце и проверяла насколько идеально держится на губах помада.

Я бы мог подумать, что ей все равно, моей упрямой маленькой девочке. Что она просто равнодушная эгоистка. Но я знал, какие демоны терзают её изнутри. Она привыкла запирать их глубоко в себе, так глубоко, что не заглянуть, Юлька словно колодец бездомный, темный – бросишь в него камень и не услышишь всплеска.

И сейчас… идёт вечер вторника. Обыденный вечер. Сколько она держала в себе эту весть, переваривая изнутри и её, и себя саму? Порой мне хотелось схватить её за плечи и трясти, чтобы вытрясти, выдавить из неё чувства. Чтобы волосы растрепались, слезы по щекам, лицо сморщилось некрасиво, чтобы кричала на меня, злилась.

– Ты её заставила? – спросил я, стараясь тоже не выдавать своих чувств. Жизнь с Юлей меня вполне к этому приучила.

– Нет, ей просто очень нужны деньги. Мне нужен ребёнок. Все нормально.

Я сжал зубы. Я понимал, что ничего в этой жизни не нормально, с тех пор, как я четырнадцать лет назад встретил Юлю. Она стояла в толпе студентов, такая отличная от остальных… Маленькая, а заметно издали. Она уже тогда создала себе свод правил и жила строго его придерживаясь. Нет, она не сразу ответила на мои ухаживания. Скрывалась, пряталась. Стыдилась того, что живёт в общежитии, а ведь прописку имела городскую. Причина открылась тогда, когда Юля сдалась. Она познакомила меня со своей семьёй через год. Тогда я, наверное в первый и последний раз видел, как она волнуется.

Семья у неё была маленькой. Бабушка, чопорная старуха, которая вела себя так, словно она отпрыск королевской семьи, не меньше, и сестрёнка подросток. Владка-ёжик. Она и правда ежиком казалась. Милая, несмотря на подростковую угловатость, высокая и стыдящаяся своего роста. Она смотрела на Юльку с благоговением и страхом.

– Пришла, – констатировал старуха.

Юля сжала мою руку и кивнула. Ах, если бы я знал, что тот случай первый и последний в моей жизни, когда я вижу чувства будущей жены наизнанку, я постарался бы запомнить каждый момент.

– Это Юра…

Старухе было плевать, как меня зовут. Ей было плевать и на внучек тоже. Они были для неё бременем, которое взвалила на неё глупая, не оправдавшая надежд дочь. Сбежала в восемнадцать с парнем, у которого ни роду, ни племени, университет бросила, а потом вернулась побитой собакой с двумя маленькими девочками. И… зачахла через год. Не удивительно, с такой-то матерью.

Она поила меня чаем. Каждый глоток вставал поперёк горла. Старуха была бы рада меня спровадить, но приличия много для неё значили. Она и внучек вырастила приличия ради – если сдать в детский дом, то слухи пойдут. Позже женщины ушли на кухню, оставив меня в просторной комнате одного. Квартира была удивительно большой, их дед был значимым человеком в советах. Но… квартиру она завещала племяннику. Я томился, разглядывая фотографии на стенах, многие из них – вековой давности. И ни одного изображения внучек. Потом вышел в коридор. Гулко и методично позвякивала посуда, журчала вода.

– Не думай даже, – равнодушно и спокойно говорила старуха. – Что я выращу и твоих ублюдков. Я свой крест почти донесла, ещё три года и Владе восемнадцать. Потом делайте, что хотите, но отвечать будете сами. И за себя, и за приплод свой…

Я не раз вспоминал эти слова, когда попытки забеременеть заканчивались крахом раз за разом, каждый месяц, который Юлька перечеркивала в своём календарике крест-накрест. И ещё Владку, которая вышла из кухни с полотенцем в руках и поняла, что я стал невольным свидетелем разговора. И испугалась мгновенно – может, думала, что уйду, ближе познакомившись с бабулей? Она не умела прятать эмоций, ёжик. Бабушка исковеркала их обоих, но Владе пришлось хуже. Она такая открытая…

– Всё хорошо, правда, – шёпотом сказала она. – Бабушка… она такая. Вот и все.

И улыбнулась. Вот что она всегда умела, так это улыбаться. У Юли улыбка была рабочей, для каждого случая – своя, отрепетированная, подготовленная. А Владка искренняя. И мне так жалко стало этого ребёнка, запертого в огромной квартире с сумасшедшей, доживающей век бабкой. Вспомнил про свою сестрёнку, ровесницу Влады – свистушка и хохотушка. Уж если она улыбается, то во все тридцать два зуба.

Я увлек Владку за собой на диван. Коснулся её руки, она вздрогнула. В моей семье нормальными считались объятия, а тут старались друг друга не касаться. И рассказал ей про свою Наташу, которой шестнадцать, про дачу, старого пса Никодима, который там живёт,  старые липы вокруг, про шашлыки, которые непременно будем жарить в выходные и Владку с собой возьмём. И с моей сестрой они непременно подружатся.

Провожать нас бабка не вышла. Юлька закрылась ещё больше обычного. А Владку я обманул – в пятницу её просто не выпустили из дома. Стояла в дверях, мялась, порой испуганно оборачивалась в квартиру, извинялась… Я решительно отодвинул её и прошёл внутрь. Я ничего страшного в шашлыках не видел, там и родители мои будут, и даже дед. Но старуха была непреклонна.

– До тех пор, пока я её опекун, – отчеканила она. – Никакого непотребства я не потерплю.

Ослушаться у Владки не хватило смелости…. И я был тогда слишком молод. Сейчас все иначе виделось, и быть может и сложилось бы иначе, будь у меня самого чуть больше смелости и мозгов.

Я вернулся в настоящее. Туда где мне уже не двадцать. Хотелось бы сказать, к сожалению, но назад в свою юность не хотелось. Если только для того, чтобы ощутить волшебство первых свиданий с Юлей…

– А почему мы её не забрали тогда? – спросил я и повернулся к жене.

Она сплела простую косу, и теперь та висела вдоль спины змейкой, деля её надвое.

– Кого?

– Владу от вашей мегеры.

– Не глупи. Это всего лишь старая женщина, а не монстр. Я не умерла и с Владой ничего не сталось.

Не умерла, да, но что-то внутри безвозвратно исчезло. Нужно будет съездить завтра, к Владе. У кого-то должны быть мозги, однозначно. Если ей так нужны деньги, я их дам. Не нужно ломать свою жизнь.

– Юль? – позвал я и подошел к ней.

Коснулся спины, провел пальцем вдоль косы, затем намотал её на кулак. Я отражался в зеркале, такой большой, небритый, и она чистая, маленькая, белая с косой… Ладонью по шее вниз, накрыть холм груди, легонько сжать.

– Не нужно, – Юля убрала мою руку и накинула на себя рубашку. – Тебе завтра ещё сперму сдавать, Юр.

Что же, спасибо, что предупредила. А к Владке нужно будет заехать рано утром.

Юля всегда просыпалась первой, даже если по какому-то недоразумению легла поздно . Раньше это раздражало, я по жизни сова и ранние подъёмы для меня смерти подобны. Мне хотелось подольше понежиться в постели, желательно, с женой в обнимку. Но… теперь я даже нахожу в этом плюсы.

Я смотрел, как она неторопливо и обстоятельно наносит макияж. Наготу прикрывает лишь нежно персикового цвета белье, весьма прозрачное. Красивое белье было её слабостью, в этом я её поощрял. Напомнила о себе эрекция. Когда мы последний раз нормально занимались сексом? Наверное, давно.

– Тебе в клинику, – напомнила жена.

Кружевное белье скрылось под юбкой и блузкой. Хлопнула дверь – я остался один. И нежиться в постельке точно не вариант, нужно ехать к Владе, успею поймать её до работы. Жила Влада в длинной ипотечной высотке, что торчала в небо посреди хрущевок. Район был не из самых благополучных, но мне нравились его зелёные дворы, какая-то необъяснимая провинциальность. И дом был… мы недавно сдали жилой дом, за который я мог ручаться. Я бы и скидку обеспечил. Но… две сестры словно параллельные прямые, не пересекаются, узнал я о не самой удачной покупке слишком поздно.

Я припарковался у подъезда, как и в прошлый раз. Закурил. Юльку беспокоило моё курение, я себя ограничил, но полностью отказаться от вредной привычки так и не смог. Минуты шли, Влада не показывалась. Я с трудом вспомнил номер её квартиры и решил подняться сам. Звонок разливался трелью, дверь не открывалась. Я подумал, что у Влады вполне может иметься личная жизнь. Может, её сейчас дома нет. Или есть, но не одна. Тогда я пожалуй буду выглядеть очень нелепо. Я уже было решился уйти, когда дверь открылась.

– Юр? – удивилась Влада. – Привет.

Я удивился тоже. Видимо, слишком привык к собранной Юльке. Владка была… мягко говоря лохматой. Волосы у неё были длинные, тёмные, и сейчас они были весьма живописно растрепаны. Она не одета, зато целиком завернута в одеяло, угол которого волочится по полу.

– Привет. Я не вовремя, извини.

– Да нет, проходи… я просто спала ещё.

И пошла прочь в квартиру семенящим шагом , и угол одеяла следом по полу.

– Работа?

– Я… – она оглянулась, неожиданно покраснела. – Солгала. Что болею.

– Очаровательно, – отозвался я.

На полу единственной комнаты, прямо на ковре в центре комнаты кружевной белый лифчик. Влада покраснела ещё больше и наклонилась его подобрать. Из-под одеяла показалась нога, я отвёл взгляд.

– Прости.

– Всё нормально. Я на кухне подожду.

На подоконнике кактус. На нем цветок. Пушистый, ярко-жёлтый. Сам подоконник покрылся пылью, мой палец оставил на нем заметный отпечаток. Я не был фанатом идеальной чистоты, но Юлька была буквально маньячкой в этом плане, и я отвык от пыли, как и от лифчиков, которые могут лежать на полу. Наверное, не стоило сваливаться, как снег на голову.

Зашумела из ванной вода, вскоре Влада пришла умытой, но все ещё смущённой. Полила кактус из графина, помыла чашки, что скопились в мойке.

– Просто устала, – попыталась объяснить она. – Столько всего навалилось, что я решила просто не идти на работу. Да и все равно через несколько месяцев придётся увольняться, Юля настаивает. Высплюсь…

– Я именно по этому поводу пришёл.

Влада замерла перед открытым холодильником. Тонкая, высокая, волосы в косе через плечо. Я понял, что то и дело смотрю на её ноги, право слово, лучше бы в одеяле ходила, чем в коротких шортах. Впрочем, я гость незваный, как пришёл, так и уйду. Какое право я имею быть недовольным? Просто я до сих пор воспринимал Владу, как подростка, благо все эти годы мы виделись очень редко. А она не ребёнок уже, да. И моя жалость неуместна уже. Нет ни авторитарной бабки, ни детей, которых она вырастила, несмотря на свою нелюбовь.

– Всё нормально, Юр.

Повернулась. Влада высокая, гораздо выше своей сестры. Они вообще совсем не похожи, трудно даже предположить, что сестры. И смотрит на меня почти вровень, нескольких сантиметров не хватает.

– Что нормально? Что ты решила родить ребёнка старшей сестре? Влад… это тебя сломает. Если нужны деньги я дам. Без таких судьбоносных поступков. Юлю не переубедить, но ты и я, мы тоже ответственны за это решение.

Оказывается у неё есть веснушки. Совсем немного, на носу. Раньше я их не видел, а теперь близко так, как никогда, наверное. Глаза серые, но не тусклые, очень яркие. И губы тоже… яркие. Тёмные, словно переспелая вишня. Когда господь создавал их, этих сестер, все краски достались младшей. А старшей, в качестве компенсации особую женственность, которая свойственна только женщинам маленького роста. И да, собранность и фанатичную преданность своим собственным правилам.

Влада улыбнулась. Едва заметно, чуть показалась полоска зубов. Глаза грустные, да и улыбка тоже.

– Так все не по-человечески у нас было. Я часто думаю о том, что если бы мама не погибла, наша жизнь сложилась бы иначе. Я её и не помню, маму. Юля наверное помнит… То, что я хочу сделать, вовсе не жертва. Я не говорю, что мне будет просто. Но… если я могу сделать вас счастливыми, я хочу это сделать. Правда, Юра. Пусть у вас будет счастье. Обычное, как у всех. Чтобы кричал по ночам малыш, а вы не высыпались. Чтобы в восемь утра в субботу ты сидел и клевал носом на детской площадке, потому что ребёнок может спать нормально только на улице, а ты хочешь дать поспать измученной Юльке. Чтобы гора детских вещей, которые непременно нужно перегладить, ты же знаешь свою жену. Подгузники, бутылочки, термометры для воды, коляска в прихожей…

– Перестань, – засмеялся я. – Я сейчас просто передумаю заводить ребёнка.

Она улыбнулась, но теперь уже открыто, без затаенной печали. Насыпала кофе в турку. Вот в этом они с сестрой похожи, что за странный фетиш варить кофе только собственноручно? Меня вполне устраивала кофеварка, но от кофе я не откажусь. У них обеих он получался отменным…

– Всё будет хорошо, – сказала она. – Я в этом уверена. У меня предчувствие волшебства. Странно, да? Я даже не сомневаюсь, что процедура пройдёт отлично. Что я забеременею. И во мне нет тяжести и грусти. Наоборот, странное счастье. Я уверена в своём решении, Юля на меня не давила.

Я наоборот был уверен в том, что мы совершаем страшную ошибку. Как найти слова и переубедить этих двух сумасшедших женщин? Кофе в турке вспенился и осел, Влада щелкнула тумблером, выключая плиту. Я взял её за руку, неожиданно и для меня, и для неё. Она вздрогнула. Подняла глаза, встретившись со мной взглядом. Потянула руку на себя, но я не отпустил, мне казалось важным держать её за руку сейчас, возможно будущую мать моего ребёнка.

– Не отводи взгляд, – попросил я, когда она опустила голову. – Смотри мне в глаза.

Я чувствовал, как бешено бьётся её пульс. Она далеко не так спокойна, как хочет показать.

– Смотрю, – прошептала она.

– Я не смогу тебя переубедить?

Она покачала головой, отняла свою руку.

– Юра… не противься. Просто позволь мне сделать это. А потом… будь что будет.

Единственное, на чем я сумел настоять – забрать платёжные документы. Посмотрел на бумаги и присвистнул – наверное она отдаёт за кредит большую часть своей зарплаты. Надо будет посадить бухгалтера и закрыть кредит на максимально выгодных условиях. Уходил я с ощущением недосказанности. Жаль все же, что нельзя повернуть время вспять, только прихватив с собой жизненный опыт. Тогда я бы просто увёл пятнадцатилетнюю испуганную девочку с собой. В нашей жизни, в нашей квартире нашлось бы ей место. И тогда возможно, все было бы иначе.

В клинике мне выдали пластиковую баночку.  Сколько их было уже в моей жизни? Нет, я не жалуюсь, Юле приходится гораздо сложнее. И так велик соблазн. Ибо во мне вдруг тоже поселилась вера, что все получится. У нас с Юлей будет ребёнок. Гештальт закроется, моя жена обретёт покой и такое долгожданное материнское счастье. Я крутил баночку в руке и думал. Я могу просто уйти. Никто меня не заставит. Да, Юля будет тихо плакать по ночам, думая, что я не слышу. И будет зачеркивать в календаре месяц за месяцем, и каждый красный крест словно не на бумагу ложится, а на нашу жизнь.

Буду ли я считать, что поступил правильно? Дилемма меня убивала. Потом подумал о Владе. Рука её в моей, кожа к коже, пульс который я чувствую. Губа, которую она прикусила, а потом она влажно блестела в этом месте притягивая мой взгляд. Кровь прилила к паху, натянулась ткань брюк. Проклятье. Все дело в том, что мой секс уже много месяцев происходит по расписанию, и баночек пластиковых стало гораздо больше, чем объятий Юли. Да, дело именно в том, а не в том, что младшая сестра жены меня возбуждает.

Расстегнул ремень, чуть спустил брюки. Обхватил член рукой. Если закрыть глаза, можно представить, что это не моя рука. Та, что я держал так недавно, что ещё помню это прикосновение. Длинные тонкие пальцы, заостренные ноготочки, покрытые скромным матовым лаком. Наверное, они царапаются…

Мой оргазм окрашен виной. Я сдерживаю стон. Мне стыдно за своё возбуждение, но оно щекочет, не отпускает, ему мало торопливой мастурбации в кабинете клинике, на столе которого лежат журналы с полуобнаженными девицами, их я ни разу не открыл. Надо будет вернуться домой, поймать Юльку в охапку и трахаться до посинения, не обращая внимания на её графики. В конце концов сперму я сдал, что от меня и требовалось.