Buch lesen: «Двойка по поведению»

Schriftart:

Сайт издательства www.veche.ru

Глава 1

– Итак, вам все ясно, что и как надо сделать? – спросил далеко не старый, но уже совершенно седой господин.

– Что делать – мне ясно, – откликнулся его собеседник. – Как делать – решу сам. А вот зачем вам это нужно, я хочу понять.

– Почему вас это интересует? – поморщился седой господин. – Я договариваюсь с вами о конкретной работе, за это хорошо плачу, но совершенно не обязан докладывать вам о мотивах моего заказа.

– Не обязаны, – согласился собеседник. – Но я хочу их знать. Считайте, что я просто любопытен.

– Любопытны?

– Хорошо, я неправильно выразился. Любопытство здесь ни при чем, оно мне не свойственно. Но я предпочитаю знать мотивы. В противном случае чувствую себя пацаном, с которым играют в прятки. А эту игру я с детства не люблю. Или мотивы – это ваша страшная-престрашная тайна, и вы не раскроете ее даже под страхом смерти?

Седой господин явственно уловил усмешку и усмехнулся в ответ:

– То, о чем мы с вами договариваемся, уже тайна. И я признаю, что весь риск ложится на вас, а я в любом случае могу остаться в стороне. Даже если вы начнете виниться и каяться, всерьез приплести меня вам вряд ли удастся. Я действую без посредников, напрямую, о наших договоренностях не знает никто. С вашего, замечу, согласия я проверил: у вас нет никакого записывающего устройства. А потому все, что вы вознамеритесь предать огласке, останется лишь вашими заявлениями. Никаких фактов, никаких доказательств.

– Вот именно.

– А потому я не стану скрывать и мотивы. Все, что я затеял и что хочу осуществить с вашей помощью, – это месть. Да-да, всего лишь месть, которая на самом деле – Месть с большой буквы. Я солидный человек, но я вынужден был виться, как змей, пресмыкаться, как самое последнее пресмыкающееся, и терпеть всю эту унизительную дурь. Да, я мог послать все к чертям! Но меня схватили за самое слабое место, точнее – за единственное по-настоящему слабое место. А теперь меня схватить нельзя, ситуация изменилась. Зато теперь схватить могу я. И твердо намерен это сделать. Знаете, как нынче модно говорить? Я не злопамятный, просто злой и память у меня хорошая. И я хочу эту стерву крепко наказать за плохое поведение. Вас устраивает мой мотив? Или вы рассчитывали услышать что-то более серьезное?

– Этого мне достаточно. Это меня устраивает. Вполне…

Глава 2

– Ли-и-за!.. Ли-и-з!.. Ты что, оглохла?

Учительница русского языка и литературы гимназии № 20 Елизавета Максимовна Саранцева вздрогнула, поспешно оглядела пустой, по счастью, класс и резко повернулась в сторону, откуда раздавался наглый своим панибратством голос. Голос принадлежал белобрысому парню, чья голова торчала в узком проеме едва приоткрытой двери.

– А ты что, спятил?! – возмутилась Елизавета Максимовна. – Здесь мог быть кто-то из ребят!

– Да ладно! – Голова на мгновение исчезла, а затем появилась вместе с телом, долговязым и тощим, которое проскользнуло в кабинет, тихо прихлопнув задом дверь. – Я ведь знаю, никого у тебя нет.

Валерка Мухин, ученик одиннадцатого «А» класса, весьма выразительно фыркнул, отчего Елизавета Максимовна вознегодовала еще больше.

– Мы ведь с тобой, кажется, договорились! Ты мой сосед по лестничной площадке, для которого я просто Лиза где угодно, но не в школе. Здесь я учитель! И, между прочим, преподаю в твоем классе! Я взрослый человек и твой педагог! А если кто услышит?

– А если услышит, ты враз забудешь фамилию автора «Войны и мира»? – ехидно поинтересовался сосед по лестничной площадке, знавший свою нынешнюю учительницу с рождения и вовсе не повинный в том, что место его учебы совпало с местом ее работы.

– Это подрывает мой авторитет!

– Не место красит человека, а человек – место, – брякнул Мухин и вмиг стал серьезным до суровости. – Закопалась тут в своих тетрадках и знать не знаешь, что у тебя за стенкой происходит.

– А что происходит? – насторожилась Лиза.

– Химозу в собственном классе грохнули.

– Как грохнули?

– Отверткой прямо в горло! Она сидит, то есть наполовину лежит за своим столом, вся в крови.

– Галина Антоновна? В кабинете химии? – ошарашенно уточнила Лиза.

– И совершенно мертвая, – внес в свою очередь уточнение Валерка.

Лиза посмотрела с сомнением, сняла с маленького носа аккуратные очочки, несколько секунд повертела их в руках, водрузила на место и спросила вкрадчиво:

– Валера, это такая злая шутка?

– Какая шутка?! – неожиданно перешел на шепот Мухин. – Нас вчера химоза заловила с Линкой Томашевской и пригрозила: если мы сегодня утром не притащим ей лабораторные работы, она нам не просто двояки, а колы вкатит. Мы переменки после первого урока дождались – и к ней в кабинет. А там никого нет, только сама химоза – вроде как сидит у стола, на спинку стула отвалилась и отдыхает. Мы сначала не поняли, что к чему, а поближе подошли… Мать родная! Химоза с закрытыми глазами, не дышит, в горле отвертка, а на столе кровь. Линка чуть не завопила, но, молодец, удержалась. Я Линку в коридоре у двери оставил, вроде как караулить, а сам на второй этаж к директрисе. Капитоша директрисина мне наперерез, дескать, куда к Кире Анатольевне без доклада, а я ей про химозу. У Капитоши чуть челюсть на пол не брякнулась. Она мне велела в приемной оставаться, а сама шмыг в директорскую. Потом они выскакивают – Капитоша, Кира Анатольевна и еще какой-то мужик, толстый и лохматый, но он не из нашей школы. Директриса мне допрос устроила и такой же дурацкий, как и ты, вопрос про злую шутку задала. А я ей ответил, что я не долбанутый мозгами, чтобы такие шутки шутить. Ну вот, директриса, Капитоша и тот мужик неизвестный вниз понеслись, по дороге начальника охраны прихватили и – в кабинет химии. Нам с Линкой велели в коридоре дожидаться. Линка дожидается, а я – к тебе.

– Ужас! – выдохнула Лиза.

– Конечно, ужас, – подтвердил Мухин. – И для тебя, между прочим, тоже.

– Для меня?

– А для кого же? В этом «аппендиксе» только два кабинета – твой и химозин. Ни у тебя, ни у нее первой пары нет, вы тут с утра вдвоем сидите. Химозу грохнули, а ты якобы ничего не слышала.

– Я, правда, не слышала! – воскликнула Лиза, вскочила с места и кинулась из класса.

В маленьком холле, отделявшем «аппендикс» от основного здания, топтался охранник Толя, перегораживая случайным или не случайным ходокам путь к месту преступления. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу первая школьная красавица Лина Томашевская. Завидев Саранцеву и Мухина, охранник на мгновение напрягся, но, похоже, решил, что эти двое и так уже находятся на охраняемой территории, а потому выпроваживать их не следует. Опять же пацан не просто здесь крутится, он вместе с красоткой все и обнаружил, да и учительница с ним. Единственное, что сделал, это, пропустив в кабинет химии Лизу, притормозил Валерку у дверей.

В кабинете находились директор гимназии Кира Анатольевна Рогова, ее секретарша Капитолина Кондратьевна Бабенко и неизвестный мужчина весьма забавной внешности – невысокий, пузатый, с вихрастой головой и большим носом. Рогова мрачно смотрела на мертвую учительницу химии Галину Антоновну Пирогову, Капитолина Кондратьевна (или Капитоша, как абсолютно все звали секретаршу за глаза, а иные и в глаза) испуганно таращилась на начальницу, и только мужчина водил взором по всему классу, словно пытаясь что-то выискать. При появлении Лизы все разом обернулись в ее сторону, и Рогова строго спросила:

– Вы были в своем классе?

Лиза кивнула.

– А здесь такое несчастье, такое несчастье… – запричитала Капитоша и, едва ли не захлебываясь словами, торопливо передала то, что уже сообщил Лизе Валерка.

– Вы ничего не слышали? Шум, может, крик? – вновь задала вопрос директор.

– Нет, все было тихо. У нас ведь здесь, если ребята на урок не приходят, всегда тихо. А потом стены толстые… А я сочинения проверяла… – принялась оправдываться Лиза.

– Не волнуйтесь, – адресуясь вроде как сразу ко всем, сказал неизвестный мужчина. – Сейчас приедет полиция, разберется, а для вас сейчас самое главное – сохранять хладнокровие.

– Хладнокровие?! – прямо-таки взвилась Рогова. – Да вы что, Аркадий Михайлович? Вы, конечно, психолог. Вам хладнокровие по профессии положено! А нам как быть?! У нас образцовая гимназия! С многолетними традициями! С огромным авторитетом!

– Мы – лучшая гимназия в городе! – пискнула Капитоша.

– И у нас происходит убийство! Вы представляете? Убийство! Причем учителя, проработавшего здесь тридцать лет! Учителя, который воспитал тысячи учеников!

– А, может, это случайность? Может, Галина Антоновна сама себя как-то случайно?.. – вновь пропищала Капитоша, причем с откровенной надеждой.

– О чем ты… о чем вы, Капитолина Кондратьевна, говорите? – досадливо скривилась Рогова. – Сама себя отверткой в шею?.. Разве так бывает?..

Директор метнула взгляд в мужчину, и в этом взгляде, как ни странно, тоже вспыхнула пусть слабая, но надежда.

– Думаю, – изрек мужчина, – вариант случайности, а также вариант самоубийства здесь наверняка придется исключить. И дело не в психологии, – он печально улыбнулся, – хотя и в психологии, конечно, тоже, если иметь в виду самоубийство. Подобный способ – это дикость. Но я чисто практически не представляю, как можно, тем более случайно, вогнать себе в шею отвертку почти по самую рукоятку.

– Кошмар! – трагически произнесла Рогова.

И в этот момент дверь распахнулась, и в сопровождении начальника школьной охраны в класс буквально ввалились несколько человек.

Лиза никогда не представляла, что следователь может выглядеть именно так – молодой, в голубых джинсах, яркой пестрой рубашке, с веселыми глазами и ухмылкой на пухлых губах.

– Старший следователь Семен Семенович Горбунов. Не путать с персонажем «Бриллиантовой руки». Он был Горбунковым! – едва ли не со смешком проинформировал следователь. – А вы, значит, школьные товарищи?

– Я – директор гимназии Кира Анатольевна Рогова.

Вид при этом у главной начальницы стал подчеркнуто строгий и величественный.

Горбунов, явно уступающий директрисе в росте, посмотрел снизу вверх и тут же опустил глаза, уставившись на крошечную, похожую на цыпленка из голодного курятника Капитошу.

– Я – секретарь директора Капитолина Кондратьевна Бабенко. В этой школе, между прочим, почти сорок лет! – отчего-то с укором произнесла Капитоша.

Следователь переместил взор строго по горизонтали, упершись в Лизу, которая была выше секретарши от силы на сантиметр.

– А вы ученица?

– Учительница. Русского языка и литературы. Елизавета Максимовна Саранцева, – сухо проинформировала Лиза.

– Между прочим, два года назад стала победителем городского конкурса «Лучший молодой учитель»! – вставила Капитоша.

– Да ну? – удивился Горбунов, причем непонятно чему: то ли званию лучшего учителя, то ли тому, что победительница уже успела закончить школу.

К подобной реакции Лизе по идее давно следовало привыкнуть, но ей это никак не удавалось, она каждый раз обижалась, скрывая свою обиду за подчеркнутой строгостью.

– Я работаю четыре года, – сочла нужным уточнить она, на что следователь откровенно хмыкнул:

– Это ж надо! – И тут же спросил, обращаясь к единственному в этой школьной компании мужчине: – А вы чему детей учите?

– Психологии. Только не детей. Хотя некоторые все-таки совершеннейшие дети, но уже успевшие стать студентами. Я – доцент кафедры психологии педагогического университета Аркадий Михайлович Казик. Вас интересует, как я оказался здесь?

– Интересует, – подтвердил следователь.

– Дело в том, что руководство гимназии, – Казик отвесил легкий полупоклон в сторону Роговой, – обратилось к нашей кафедре с предложением провести серию психологических тренингов для преподавателей и родителей. Сегодня утром я пришел к Кире Анатольевне, чтобы обсудить детали сотрудничества, и вот в разгар нашего обсуждения… – он вновь отвесил полупоклон, но уже в сторону стола, за которым возился эксперт, – выяснилось такое скорбное обстоятельство.

– Вовремя вы, однако… – совместил улыбочку с недоверчивым прищуром Горбунов.

– Вы подозреваете, что я явился сюда с утра пораньше убить учительницу, а затем провести деловые переговоры с директором? – поинтересовался Казик, начисто проигнорировав и улыбочку, и прищур.

Весь его вид явственно говорил: я понимаю кое-какие ваши намерения, но все это пустое, и меня нисколько не тревожит.

– Да не мог он c утра пораньше никого убить, – подал вдруг голос эксперт и, оставив свою возню около тела Пироговой, подошел к следователю. – Она со вчерашнего вечера мертва. Как у нас в таких случаях говорят, вскрытие, конечно, покажет, – сообщил он коллегам учительницы, – но, как показывает мой опыт, умерла она, – тыльной стороной ладони эксперт поддернул рукав рубашки, глянул на часы, – где-то между девятью и десятью часами вечера.

– Занятно, занятно… – то ли обрадовался, то ли озадачился Горбунов. – Ну что ж, отправная точка есть, сейчас сниму показания с ваших ребятишек… в вашем, разумеется, присутствии, – покивал он в сторону учителей, – чтоб с несовершеннолетними все по закону было. А потом пообщаемся насчет вчерашнего вечера.

– Вы собрались снимать показания с детей и общаться с нами прямо здесь? – Рогова покосилась в сторону мертвого тела.

– Да лучше бы где-нибудь в другом месте, поблизости, – сказал Горбунов.

– Можно в моем классе. Это здесь, за стеной, – осторожно предложила Лиза. – Только у меня урок должен начаться…

– Какой урок?! – в сердцах воскликнула директор. – Никакого урока не будет! И вообще… уже, наверное, вся школа в курсе, и никакого нормального учебного процесса сегодня тоже не будет. А завтра весь город будет говорить!.. – Кира Анатольевна вдруг с силой схватила Горбунова за рукав пестрой рубашки, дернула на себя. – Вы должны во всем разобраться! Но чтобы не пострадала репутация нашей гимназии!

И она грозно воззрилась на следователя.

Горбунов слегка отпрянул, выдернул локоть из цепких пальцев, произнес без своей ухмылочки, напротив, весьма ворчливо:

– У вас гимназия с репутацией, а у меня работа с трупом. И одежду мне нечего рвать. – После чего двинулся к двери, скомандовав: – Показывайте, где общаться станем.

Лиза почему-то думала, что он разместится за учительским столом, но Горбунов выбрал парту, разложив перед собой папку с бумагами.

– Гена, веди тех ребят! – вновь скомандовал он на сей раз оперативнику. – А вы, Кира Анатольевна, правильность их показаний подпишете. Как уполномоченное лицо и как руководитель… – он в очередной раз хмыкнул, – образцовой гимназии.

Рогова ничего не ответила, лишь губы поджала.

Показания давал в основном Мухин. Лина Томашевская лишь слегка покачивала головой в знак согласия и при этом, усевшись за парту через ряд и представив всю себя полному обзору молодого следователя, весьма выразительно выставила вперед свои изумительные ноги.

Горбунов, однако, сделал вид, что напрочь не замечает ни эти изумительные ноги, ни все остальное, тоже изумительное, чем вверг первую красавицу в некоторое уныние. Лина явно рассчитывала произвести эффект, а «произвела» лишь сухой протокол.

– Почему вы спрашивали Валеру с Линой, что они делали вчера с девяти до десяти вечера? – строго спросила Кира Анатольевна после того, как за ребятами закрылась дверь.

– Потому что в это время убили вашу учительницу химии, – напомнил Горбунов.

– Вы подозреваете кого-то из детей?! – немедленно возмутилась Рогова.

– Во-первых, насколько записано в протоколе, им по семнадцать лет. Так что не совсем уж и дети, – спокойно отреагировал на директорское негодование следователь. – А во-вторых, мне придется и других спрашивать, где они были и чем занимались в это время. Вот вы, например?

– Я?!

– Ну да. А что такого?

– Я ушла вчера из гимназии в половине пятого, – холодно проинформировала Кира Анатольевна. – Между прочим, в мэрию, где в департаменте образования было совещание. Оно продлилось где-то до семи. Потом я беседовала с руководителем департамента… А где-то в девятом часу вернулась домой.

– А вы? – следователь уставился на секретаршу.

– Я ушла из школы в пять. Я прихожу на работу к восьми и ухожу обычно в пять, если, конечно, мне не приходится задерживаться по просьбе директора. Но вчера Кира Анатольевна меня ни о чем таком не просила, и я пошла домой, по дороге еще в магазин заглянула… – залепетала Капитоша, ежесекундно кидая взгляды на Рогову, словно ожидая, что та все непременно подтвердит, и образцовой секретарше не станут больше задавать странные вопросы.

– Да, все именно так, – не оставила свою помощницу без поддержки директор.

– Вы, между прочим, покинули школу в половине пятого, – не преминул заметить следователь. – Так что вы тут не свидетель.

– Зато я – свидетель, – решила соблюсти справедливость Лиза. – У меня урок был до половины восьмого вечера. А в районе пяти я видела, как Капитолина Кондратьевна уходила из школы.

– До половины восьмого, значит? – оживился Горбунов. – И вы находились именно здесь, по соседству с Пироговой?

– У Галины Антоновны тоже была последняя пара.

– Что за пара?

– У нас вузовская система, – сочла нужным пояснить Лиза, – у нас уроки сдвоенные.

– И что вы делали после вашей последней пары?

– Ушла домой. Но прежде заглянула к Галине Антоновне попрощаться.

– Какие у вас, однако, церемонии!..

Ехидный тон Горбунова Лизу задел. Он что – циник от профессии или сама Лиза ему кажется смешной? Циники ей не нравились, а казаться смешной ей не нравилось еще больше. Лиза не давала никакого такого повода, и даже если у нее внешность несолидная и она, как не преминул уколоть смешливый следователь, больше похожа на ученицу, нежели на учительницу, это вовсе не означает, что с ней можно обращаться, словно с девчонкой из песочницы. В конце концов, сам Горбунов тоже похож не на стража порядка, а на пижона, забежавшего на место преступления по дороге из ночного клуба.

– Дело здесь не в церемониях, – сказала Лиза назидательно. Так обычно она разговаривала с двоечниками, пытавшимися «гнать пургу». – Дело в том, что в этом отсеке, если вы успели заметить, только два кабинета – мой и Галины Антоновны. А наш коридор без окон, и потому здесь всегда включены лампочки. Так вот, когда кто-то уходит насовсем, он предупреждает, чтобы другой, уходя, свет выключил. Не знаю, как полагается у вас, – она послала Горбунову язвительную улыбку, – но у нас принято экономить электричество.

– Совершенно верно, – в тон Лизе подтвердила Рогова.

– Замечательно! – разулыбался в ответ Горбунов. – Я имею в виду и борьбу за экономию, и тот факт, что, судя по вашим показаниям, в районе восьми вечера Пирогова точно была жива-здорова и находилась в своем кабинете. Но тогда еще один вопросик. – Он в мгновение сбросил свою улыбочку и въедливо уставился на Лизу. – Вы сегодня утром когда появились на работе?

– В восемь.

– А свет в коридоре горел?

– Не-е-т… – слегка растерялась Лиза.

– Так что же получается, – спросил следователь, – Пирогова осталась в своем кабинете, а свет тем не менее был выключен? – Он переместил взор на Киру Анатольевну. – Ваши охранники ночью дежурят?

– Разумеется!

– А помещения, когда все уходят из школы, проверяют? Чтобы свет опять же включенным не оставили, чтобы двери в кабинетах были заперты?..

– Это входит в их обязанности.

– Тогда почему никто не обнаружил незапертый кабинет химии?

Кира Анатольевна помрачнела.

– Охранники знают, что мы всегда свет выключаем, кабинеты запираем и дверь в отсек прикрываем. Они, наверное, увидели прикрытую в отсек дверь и дальше никуда заглядывать не стали, – быстро проговорила Лиза, на что Рогова отрезала:

– Не занимайтесь заступничеством, Елизавета Максимовна! Люди нарушили свои должностные обязанности, а в результате…

– Да, мы имеем интересный результат, – оборвал гневную тираду Горбунов. – Тот, кто убил вашу учительницу, знал, что электричество надо экономить, а дверь в коридор прикрывать.

– Вы подозреваете кого-то из нашей гимназии? – Уже не просто помрачнела, а налилась гневом директор.

– А кого я должен подозревать? – ощетинился следователь. – Или у вас здесь проходной двор?

– У нас здесь не проходной двор. Но и не режимный объект. У нас школа работает до позднего вечера! У нас две смены! У нас факультативы, кружки, спортивные секции!.. Вы, конечно, не знаете, – сказала она ядовито, – но наша гимназия полностью следует сегодняшним установкам, согласно которым учебные заведения должны быть центрами не только предоставления базовых знаний, но и дополнительного образования, а также обеспечения полноценного досуга! А потому наши двери открыты и для детей, и для их родителей, и для…

– До какого часа эти ваши двери открыты? – перебил Горбунов.

– Все мероприятия заканчиваются к двадцати двум часам.

– Я хочу получить полную информацию, какие такие мероприятия у вас проводились вчера вечером, и кто принимал в них участие.

– Вам будет все предоставлено, – сухо пообещала Рогова.

– Распорядитесь также вызвать охранников, которые вчера вечером дежурили.

– Разумеется.

– И еще… – Следователь на мгновение задумался, и в этот момент в кабинет вошел оперативник.

– Семен Семенович, мы вещички Пироговой собрали, надо что б товарищи вот, женщины особо, посмотрели. Все ли на месте, не пропало ли что… Может, они знают?

«Вещичек» было немного. Плащ, шарфик, вываленное на парту содержимое сумочки – ключи, записная книжка, расческа… еще несколько мелочей и кошелек. В кошельке лежали четыре магазинные карточки со скидками и шестьсот пятьдесят восемь рублей.

– Галина Антоновна обычно много денег с собой не носила, – сочла нужным проинформировать Капитоша. – Она вообще много вещей с собой не носила.

– А мобильный телефон? – уточнил следователь.

– Мобильный телефон у нее был, – подтвердила секретарша.

– А теперь его нет, мы все проверили. Плащ, шарф и сумка лежали в другой комнате, судя по всему, лаборантской, – констатировал оперативник и добавил: – Вы теперь на тело посмотрите. Может, на теле чего не хватает?

– Как на теле не хватает?! – перепугалась Капитоша и даже зажмурилась.

– Ну, брошки какой-нибудь… или еще чего… Вон, сережки-то есть, – буркнул оперативник.

– Капитолина Кондратьевна, – строго сказала Рогова, – оставьте свои эмоции. Вы у нас все про всех знаете, извольте посмотреть.

И директор решительно двинулась к полулежащей на стуле Пироговой. Верная секретарша вся скукожилась, но поплелась следом. Лиза потопталась на месте и тоже приблизилась к мертвой Галине Антоновне.

Капитоше хватило буквально одного боязливого взгляда, чтобы тут же ойкнуть и запричитать:

– Золотого медальона на золотой цепочке нет. Мы это всей гимназией дарили Галине Антоновне на пятидесятилетие. Кира Анатольевна, вы ведь помните?

– А? Да. Помню. Конечно, помню.

– И колечек нет. Тоже золотых. Одно широкое, обручальное, с гравировкой, от покойного мужа Галины Антоновны. А второе массивное такое, с рубином…

– С корундом, – поправила Рогова.

– Корунд – это что? – заинтересовался следователь.

– Это, – с готовностью отвернулась от мертвой коллеги Кира Анатольевна, сосредоточившись взглядом на Горбунове, – почти то же, что рубин, но это не драгоценный камень. Натуральные рубины очень дорогие, а корунды… вполне доступные. Их, кстати, специально выращивают, от рубинов по внешнему виду они практически не отличаются. Разве что специалист определит.

– Понятненько, – кивнул Горбунов. – Так и запишем: кольцо из желтого металла с красной вставкой, предположительно, золотое с корундом. – И уточнил: – Больше ничего не пропало?

– Нет, кажется, ничего, – в один голос заверили директор с секретаршей.

– Пропало, – осторожно произнесла Лиза.

Рогова и Капитоша посмотрели на нее с удивлением.

– Пропала такая толстая тетрадь в светло-коричневой замшевой обложке. Когда я вчера вечером заходила сюда, Галина Антоновна как раз ее в руках держала. А теперь я тетради не вижу.

– Не было никакой тетради, – заверил оперативник.

– Что за тетрадь? – заинтересовался следователь.

– Ах, эта?! – вновь в один голос воскликнули Рогова с Капитошей.

– Ну да, – подтвердила Лиза, – кондуит Галины Антоновны.

– Дело в том, – сочла необходимым самой пояснить директор, – что Галина Антоновна вела специальную тетрадь, в которую записывала предварительные оценки учеников… прежде, чем выставить их в классный журнал… и еще… – Рогова слегка запнулась, нахмурилась, после чего продолжила с некоторым смущением: —…все прегрешения ребят. Это касалось и непосредственно учебы, и поведения… В общем, она все фиксировала, чтобы в конце четверти или полугодия иметь определенную картину в отношении каждого ученика. Поэтому ребята и называли эту тетрадь кондуитом.

– Занятно… – отреагировал Горбунов. – И теперь эта драгоценность пропала вместе с другими драгоценностями.

Директор развела руками – дескать, странно, очень странно, однако добавить нечего.

– Кстати, ваша учительница часто открывала окна? – вдруг спросил полицейский, что-то разглядывающий в углу кабинета.

– Она любила свежий воздух! – выпалила Капитоша. – Но на ночь никогда не оставляла, что вы! Здесь же первый этаж!

– Да? Так вот крайнее окно не до конца закрыто. Если бы ночью ветер сильный подул, тут все было бы нараспашку.

– Ну, конечно! – не то с возмущением, не то с облегчением воскликнула Кира Анатольевна. – Открытое окно! Вы понимаете?! Преступник воспользовался открытым окном!

– Технически это возможно, – не стал спорить полицейский.

– Примем это за одну из версий, – согласился в свою очередь следователь. – Но тем не менее давайте разбираться: кто вчера вечером находился в школе?