Buch lesen: «Кровь – не водица. Часть 1. Лиза»

Глава 1. Дети

– Елизавета Андреевна, ребятки ваши не совсем здоровы, разве вам не сказали? Я отдала распоряжение дежурной, она должна была вам позвонить. Неужели не позвонила?

Эльмира Леонидовна, крошечная, как гном, чем-то похожая на мышь – то ли длинным беспокойным носом с плоской темной родинкой на самом его кончике, то ли мелкими пуговицами-глазками, то ли странным серовато-пыльным цветом легких, как пух, редковатых волос, собранных невидимками в странную конструкцию на небольшой, вытянутой к небу головке, стояла у входа в интернат, перегородив щуплым тельцем вход. Директором в этом заведении она служила уже вечность, сколько ей лет не знали даже самые приближенные особы, так, где-то пятьдесят – семьдесят, ну точно – не больше и не меньше. Остро зыркнув на нежелательную гостью, она нехотя посторонилась, пропуская, процедила

– Впрочем, если вы настаиваете…Только помните – температура, это вирус. Вирус ныне очень нехороший и очень заразный. Мы тут варимся в этом, у нас уже иммунитет, а вот вы со стороны, можете заразиться, а у взрослых эта дрянь протекает очень агрессивно.

Елизавета Андреевна почему-то испугалась. С нее разом слетел привычный налет легкой спеси и превосходства, она на мгновение стала Лизой – неудачливой матерью и женой, ненавидящей и свой дом и свою жизнь. Испуганно присев, как будто ей двинули под колени, она чуть не упала, но удержалась, откинула упавшие на грудь длинные, волнистые, ухоженные локоны, потом взяла в себя в руки, медленно проговорила

– Нет, это не обязательно. Я привезла подарки детям, они в машине. Распорядитесь принести. И если можно, видео – как они выглядят. У вас есть свежие?

Эльмира Леонидовна ссутулила узкие плечи, кивнула и прошуршала к противоположной от двери стене так шустро, что Лизе даже показалось, что за ней проволочился по идеально вымытому светлому полу серый мышачий хвост. У стены она королевским жестом поддала назад короткой ручкой, нажав на какую-то кнопку, за ее спиной засветился экран, отразив великолепный сад, весь в цветах, красивые чистые дорожки, по которым чинно двигались благообразные фигурки. Дети и подростки шли друг за другом ровными рядками, кто-то держался за руки, кто-то шел в обнимку, но чаще все-таки попадались одинокие фигурки, грустные, немного похожие на тени.

– Это сразу после сеанса у психотерапевта и приема процедур. В этот день они еще были здоровы, температура поднялась на утро. Вон они!

Директрисса тыкнула лапкой в экран, и Елизавета Андреевна увидела детей. Алиса тихонько толкала перед собой коляску, в которой мечтательно раскрыв мягкий влажный рот дремал Руслан. Вид у них был счастливый и безмятежный, почти ангельский, и Елизавета успокоилась.

– Температура, наверное, быстро пройдет, у вас ведь хорошие врачи? Платим-то немало, должны работать профессионалы.

Эльмира Леонидовна скривила узкие губки, исподлобья зыркнула на гостью, кивнула

– Конечно, конечно. Не беспокойтесь. Через пару-тройку дней можно будет с ними увидеться. Думаю, они будут уже здоровы. Звоните.

Елизавета уже не слушала, она завороженно смотрела на дочь. Алиса оставила коляску, шагнула с дорожки прямо на газон, не спеша пошла вперед, прямо на камеру. Прямые, очень густые волосы цвета старого золота слегка раздувал легкий ветерок, фарфоровая кожа чуть румянилась от солнца, а необыкновенной формы раскосые глаза казались прозрачно-зелеными, так просвечивает, сияя осколок бутылочного стекла – вроде и ярко, но в то же время странно мутно. Прошла она немного, остановилась у кустов роз, натянула на голову капюшон форменного плаща, уставилась остановившимся взглядом прямо на мать. Потом улыбнулась, грустно растянув розовые губки, опустила голову, развернулась и пошла к брату. И вот уже снова было нарушенное размеренное движение восстановилось, череда фигурок спокойно потянулась к главному входу в шикарное кирпичное здание.

– Эльмира Леонидовна! Вы знаете, как я вам благодарна за особую заботу о моих детях. Я вам всегда стараюсь эту свою особую благодарность чем-то подтвердить. Там, в моей машине подарок и для вас. Распорядитесь, пусть принесут, мне тяжеловато. И до встречи, я приеду в пятницу.

Елизавета с видом королевы крови потрепала директриссу по плечу, та присела, вроде как с благодарностью, но мышиные глазки стрельнули злобно, неуспокоенно.

– Вы меня балуете, дорогая. Но спасибо-спасибо. За вашими детками организован самый лучший уход, можете мне поверить. Жду вас, всегда жду с нетерпением. До встречи.

…

Когда Елизавета Андреевна подходила с своей тойоте, два здоровенных орангутанга в человечьем обличьи уже тащили коробки с ее подарками. Легкое облегчение (все, наконец, закончилось) согрело Лизу внутри, она села в машину и на пару минут прикрыла глаза.

…

Ворота открылись медленно и торжественно, прямо, как врата рая, под музыку, которая менялась каждый день. Муж любил эффекты и денег на них не жалел, хотя был немного скуповат, считать свои капиталы умел. Лиза вырулила по главной аллее в парадному подъезду, вышла из машины, лениво смотрела, как управляющий спускается вниз встретить хозяйку. Виктор был спокоен и вальяжен, выглажен и вычищен, казалось он даже похрустывал, как накрахмаленное постельное белье, идеален до кончиков ногтей, и У Лизы сладко тренькнуло внизу живота, как всегда, когда она его видела.

– Елизавета Андреевна, Борис Михайлович ждет вас в гостиной. Немного расстроен, я вас предупреждаю. Вас проводить?

Лиза устало стряхнула со своих стройных нежных плечиков тяготы сегодняшнего дня, помотала головой.

– Свободен, Витя, я сама. Спасибо.

Глава 2. Глаза слона

– Лиза, ты задержалась! Я недоволен. Придется снова объяснять! Напоминать о правилах нашей семейной жизни!

Борис Михайлович хмурил косматые брови, желтоватая пергаментная кожа его высокого бугристого лба ходила ходуном – он всегда так играл надбровьями, когда злился. Лиза поняла, что сейчас будет скандал, закуталась поплотнее в легкий шарфик, который только что кокетливо ласкал ее плечи, а теперь она использовала его в качестве сомнительной защиты. Муж напоминал ей слона. Огромного, толстокожего и очень злобного, такие несутся стадом, сметая все на своем пути. Она понимала странность этого своего представления, потому что на слона Борис Михайлович совсем не был похож. Небольшой, приземистый, плоский, как камбала, с квадратной задницей, из которой росли неожиданно худые, волосатые ноги, с впалой грудью, как будто вбитой огромным копытом между костлявыми плечами, и с острым, огромным, грозящим вывалиться из под сухой кожи кадыком. От слона у него были только глаза. Желтые, крошечные, не больше пуговицы от сорочки, почти полностью утопленные в складках морщинистой кожи, таящие в себе вечную холодную ярость. И только этих двух штук было достаточно, чтобы вызвать ужас и чувство безысходности – именно тех чувств, которые Лиза испытывала к мужу. Она попятилась назад, вжалась спиной в стену, еще крепче натянула на себе шелк шарфика.

– Борис… Я спешила. Но ты же знаешь, как я вожу машину. А дорога из интерната трудная, серпантин…

Борис Михайлович подошел вплотную, аккуратненько распрямил худую, по-женски маленькую ладонь и, оттянув второй рукой голову жены назад, методично и хлестко начал бить ее по лицу. Голова Лизы моталась из стороны в сторону, несмотря на то, что он пытался ее зафиксировать, слезы брызгали из глаз, но она молчала, только ахала тихонечко, еле слышно. Наконец, муж устал, брезгливо вытер руку о полу бархатного халата, с отвращением снял с пальцев целый клок золотистых волос, выдранных из прически жены отошел к столику, налил себе коньяку из хрустального графина.

– Я устал от тебя, Лиза. Ты красивая женщина, секс с тобой приятен, но ты дура и упрямая, как коза. Я тебя выгоню, честное слово. Будешь жить со своими детками где-нибудь в горах, сниму дом вам. И подтирать им задницы, уродам.

Лиза, кривясь от боли, потрогала затылок, оценивая потери, стащила шарфик и обтерла им горячее влажное лицо. Сходить с места она боялась, ждала разрешения. Борис Михайлович посмотрел на нее, как на раздавленного таракана, потом смягчился, кивнул на кресло рядом со столиком.

– Ладно. Сядь. Плеснуть тебе?

Лиза испуганно моргнула, соглашаясь, меленько перебирая ногами подошла, опустилась в кресло. Борис Михайлович протянул ей бокал, толкнул по столу поближе вазочку с шоколадом.

– Ну…. Поняла что-нибудь? Снова…

Лиза глотнула коньяк, развернула шоколад, просипела

– Да… Боря, ну как же так… Это же и твои дети… Они болеют…

Борис Михайлович злобно махнул свой коньяк, буркнул

– Дети…Черт тебя знает от кого ты их выродила. У нас в роду таких уродов не было, в десятом поколении все здоровые. Выродки! Ладно, жена, забудем. Иди в душик, умойся, ванну прими. А потом ко мне, я свою вину искуплю. А ты свою… А?

Лиза кивнула, встала и, качаясь от боли, коньяка и обиды пошла в ванную.

…

Лиза вышла замуж не по любви. И что самое интересное, расчета в ее решении тоже не было – она отомстила. Была в ее жизни чудесная история – высокий, сероглазый старшекурсник, сильный, как дьявол и ласковый, как щенок разом взял ее тело и сердце, привязав к себе насмерть. Он не тяготился такой добычей – красивей студентки в университете не было. С Лизы можно было писать картины или иконы – в ней совершенно было все. Фигура, лицо, кожа – зеленоглазые рыжухи с белоснежной кожей настолько прекрасны бывают редко, но если уж они красивы, то божественно. Лиза светилась жемчугом и золотом, рыжие волнистые локоны спускались до колен если она их распускала, покрывая точеную фигуру. И все это она отдала ему – полностью и без остатка. И он выпил ее до дна, а потом Лиза ему наскучила. Уж больно сладка была, без горечи, без терпкого привкуса, красота, доброта, сахарный сироп. А новенькая, переведенная из какой-то тьму-таракани – черный огонь, настоящая дьяволица. Ну и….

…Лиза ушла в парк, выпила пачку феназепама ( благо у матери он не переводился), запила его бутылкой шампанского и легла на лавочку под старым дубом. Там и нашли ее вечерние дежурные.

…

Реабилитация после больницы была долгой и сложной, но Лизу вытащили. Правда, она стала слегка чудной и равнодушной, но мягкой и податливой, и когда отец, чмокнув любимицу в носик, сообщил, что у них к ужину будет важный гость, улыбнулась. Она поняла, что имеет в виду папа. И она вдруг поняла – она сделает это, даже если к ней придет свататься кривоногий черт. И это будет ее местью…

Глава 3. Семья

Воспоминания Лизы, которая уже часа два не могла уснуть после попытки мужа искупить вину, потихоньку растаяли вместе с лунным сиянием – светало. Выскользнув из мужниной постели (как правило они спали раздельно, а вот сегодня Борис Михайлович так расчувствовался после феерического секса, что размяк, как хлебный мякиш, прижал колючий живот к нежному Лизиному бедру и хрипло промурлыкал: “Останься, утром уйдешь) она натянула платье прямо на голое тело, открыла дверь спальни, ведущую в сад и выскользнула на узкую, тайную тропинку, петляющую между темными кустами огромных парковых роз. Пробежав с десяток метров, почему-то запыхавшись, Лиза присела на холодную от росы, влажную скамейку под рододендроном, перевела дух.

– Елизавета Андреевна… Вы похожи на прекрасное привидение, это правда вы, или мне чудится? Но как бы там не было, вам необходимо пойти в дом. Утренняя роса опасна для таких неземных фей, вы можете растаять…

Лиза разом испытала целый рой чувств. Изумление (черт его знает, этого Виктора, не спит, похоже, сутками), раздражение (наглый смерд, обнаглели слуги, совсем не знают своего места), что-то похожее на стыдливость (платье это без нижнего белья и плотного чехольчика носить нельзя, хорошо хоть луна уже не так светит), и сладость (от его серых бесстыдных глаз в пушистом облаке совершенно женских ресниц, странно-жесткой улыбки четко очерченного рта и ямочки на квадратном, сильном подбородке у нее от талии вниз по позвоночнику стек горячий сироп, воспламенился в районе копчика и поджег там все). И этот рой ощущений отключил ей мозги и способность выражать мысли словами, поэтому она просто сидела и хлопала глазами. Виктор снял легкую форменную куртку, наклонился, обдав Лизу облаком табака, кипарисовых зарослей и еще чего-то очень дорогого, закутал ее плечи, чуть хрипловато сказал

– Я вас отведу в спальню, вы не против? Уже светает, сейчас забегают слуги, им все это видеть не стоит, хоть это и прекрасно. Вам помочь встать?

Лиза по-детски замотала головой, вскочила и чуть ли не вприпрыжку побежала по тропинке, открыла тяжелую стеклянную дверь черного выхода и, стараясь побыстрее миновать служебный коридор, выскочила в холл, прыжками, как испуганный кенгуру одолела лестницу и, чувствуя себя почти в безопасности, ворвалась в свою спальню, тяжело дыша упала на кровать, раскинув руки, закрыла глаза и целых пять минут старалась отогнать от себя чертово лицо Виктора.

…

…Тогда Борис Михайлович слегка опоздал. Мама уже недовольно кривила полные, умело накрашенные губы, теребила бриллиантовые висюльки на дорогущих старинных серьгах, а отец задумчиво раскуривал сигару, когда Варенька, горничная, торжественно распахнула дубовую дверь и с полупоклоном пропустила дорогого гостя. Борис Михайлович принес с собой облако морозного воздуха, настоянного на аромате огромных белых хризантем, которые он держал в руках, слащавый запах непростого одеколона, глянцевый пакет из элитного супермаркета и двоякое ощущение конца и начала Лизиной жизни. На следующее утро Лиза не помнила его лица, но вечером он подкатил к их небольшому дому на Порше, вручил девушке неподъемный букет темно-розовых роз, потом они сидели до утра в ресторане, а потом в шикарном номере отеля Лиза ему отдалась. А через неделю, прошедшую для обалдевшей Лизы в полном тумане, они улетели на Мальдивы на целых два месяца. Ну, а потом, после шикарной свадьбы, на которую пришло полгорода, Борис Михайлович увез молодую жену в ее новый дом, огромный особняк, затерявшийся в Предгорьях Кавказских гор, и Лиза несколько дней побродив по дому, которому не было конца, вдруг поняла – она здесь навсегда. И вот эта шикарная спальня, эта гостиная, в которой не видно, что висит на противоположной стене, этот сад и эта розовая аллея – ее клетка, из которой не вырваться никогда.

…

– Лиза! Подай салфетку, эти твари только в карман смотрят, работать не умеют ни черта. Тысячу раз твердил дуре, мне четыре салфетки на завтрак, четыре!!! Имбецилка, уволю завтра. Подай, говорю, быстрее. Телишься, как корова.

Лиза вскочила, как ошпаренная, выхватила салфетку из резного ларчика на подсобном столике, аккуратно разложила перед мужем, встала рядом, не зная, что делать. Борис Михайлович вытер жирный рот, скомкал ткань, швырнул комок на пол, гневно щуря крошечные глазки. Потом с силой шваркнул по округлой сливе вызова слуг, раздраженно повернулся к жене.

– Завтра я уезжаю. На месяц. Будешь вести себя хорошо, привезу подарок. Деньги на твоей карте рассчитаны так, что в интернат ты сможешь ездить раз в неделю, не чаще, нечего шлындрать. А ты, дура…

Забыв о жене, Борис Михайлович повернулся к онемевшей от ужаса маленькой, худенькой, как стрекоза, горничной.

– Скажи там, что если они мне опять перельют молока в чай, уволю всех. Быдло пакостливое.

Он громко, прихлебывая пил чай из огромной, как супница чашки, и на жену больше не смотрел.

Глава 4. Воспоминания

Порше мужа (Борис Михайлович, наверное, сменил уже десятый автомобиль этой марки за время их совместной жизни с Лизой, других марок он не признавал), сверкая черной идеально отполированной задницей уже почти подкатил к воротам, но что-то застопорило его победное движение. Сверкнула открывшаяся дверь, здоровенный лысый шкаф-охранник на секунду заслонил спинищей происходящее, но вот уже муж выскочил из-за его необъятной фигуры, как таракан из коробки. Сделав пару прыжков в сторону от машины, он требовательно помахал рукой – иди, мол, сюда. Лиза, уже было выдохнувшая от облегчения, быстренько побежала вперед, ловя на ходу сбесившийся подол легкого сарафана – откуда ни возьмись поднялся ветер. Борис Михайлович нетерпеливо пристукивал длинной, как лыжа ступней, но все-таки дождался и даже обошелся без истерики.

– Лиза, я забыл тебя предупредить. Сегодня вечером к нам приедет моя тетя. Ты ее не знаешь, на свадьбу она не захотела прийти, у нее сложный характер. Прими тетушку как следует, распорядись о приличном ужине, закажи Dom Pérignon, устрицы и фрукты. Тетушку зовут Ираида (только так, не вздумай перепутать или ляпнуть отчество, я тебе его и не скажу на всякий случай), спит она в черной спальне, не завтракает, утром только пьет теплую воду, на обед – индейка, на ужин рыба или морепродукты. Читает на ночь – позаботься, чтобы ей доставили книги из библиотеки – политические вещи или повести о животных.И будь повежливее.

Лиза кивала головой, как китайский болванчик, потом тихонько, по девичьи прикрывая рот, спросила

– Она надолго? Тебя дождется?

Борис Михайлович махнул корявой лапкой, как будто отмахнулся от мухи, остро глянул своей желтой пуговицей, мыкнул

– Она еще не приехала, а ты уже ждешь ее отъезда. Ираида побудет до моего приезда, она последит за тобой в мое отсутствие. И вот еще, если ты не найдешь к ней подход, будут проблемы. Я ее люблю. Больше, чем тебя, во всяком случае…

…

Из окна спальни была видна дорога, начинающаяся широкой трассой около их дома, постепенно мельчающая, а потом вдруг стыдливо ныряющая в расщелину между скал, вливаясь в горный серпантин. Вдоль их куска дороги горделиво высились эвкалипты, они образовывали торжественную тенистую аллею, как будто ведущую в царские чертоги. Из-за их синеватых вершин машины, немного отдалившиеся от ворот были почти не видны со второго этажа, но Лиза всем своим существом почувствовала облегчение – муж уехал. Слегка подтанцовывая, пощелкала мышью золотистого ноутбука, нашла что-то веселенькое, распустила тяжелый узел волос, который до боли оттягивал голову, звякнула горничной. И, с наслаждением вытянувшись на удобном, маленьком мягком диванчике, прикрыла глаза.

…

Беременность Лиза переносила трудно. Здоровенная, похожая на львицу, гинеколог, сунув в нее огромную лапу, туго обтянутую перчаткой, хмыкнула, навела всевозможные лупы хитрых приборов, долго щелкала кнопками, тыркала холодным щупом ультразвука, потом, отвалившись, как будто напилась крови, басом сказала.

– Вам Елизавета Андреевна, следует сделать массу анализов. Необходимо сделать компьютер и МРТ. У вас двойня! И есть у меня подозрения, что с детьми проблема. Хотите я вас положу в клинику, неделя и все станет ясно?

Лиза ничего не могла решать самостоятельно, поэтому, усевшись в джип и, дождавшись, когда водитель полностью увлечется дорогой, позвонила мужу. И с удивлением услышала, что она больше никогда не появится в этой идиотской клинике. И что каждая тварь норовит сунуть нос в его дела. И что с этого дня за ней будет наблюдать их семейный доктор! И еще – с этого же дня она лишается права выходить из дома без сопровождения.

…

Горничная Елена скользила по комнате почти неслышно, убирала разбросанные вещи, накрывала крошечный столик нежнейшей кружевной скатертью, ставила крошечные тарелочки с пирожными и шоколадом, наливала кофе. А Лиза так и лежала, прикрыв глаза. Ей вдруг показалось, что эти восемнадцать поганых лет растаяли, как дым, время отмотало назад свое веретено, и она теперь может все изменить…

…

– Елизавета, мне жаловаться не смей. А отцу тем более, у него стало все чаще шалить сердце, волновать его не позволю. Да я и вообще не понимаю, что ты ноешь, на что обижаешься? Муж богат и внимателен, дом – полная чаша, вся в шелке и в бриллиантах вон приехала, сытая и довольная. Дома она тебя посадил? Так ты детей его ждешь, он переживает!

Мама смотрела на Лизу холодно и отреченно. Она больше знать не хотела дочь. Столько проблем, мужа надо везти за границу, у самой со здоровьем не очень, а тут капризы.

– Мама, доктор сказала, что у меня не все хорошо. Обследоваться надо, а Борис не разрешает.

Мама встала, двинув стулом, зло крикнула

– Неблагодарная ты. Мы с отцом полжизни положили, чтобы найти тебе партию, из позорной этой связи вытащили, как кутенка из проруби, а ей все мало. Всегда была такой – ненасытной и дурой. Не разрешает? Так ему виднее, у них врачи семейные профессора. Иди, Лиза. Я устала.

Лиза тогда поняла – с мужем она осталась один на один…