Королевская кровь. Проклятый трон

– Мы все меняемся, – улыбнулась Алина, с обожанием глядя на сестру.

– Нет, только не ты, – Полли подскочила к ней, обняла. – Ой, мне столько нужно тебе рассказать! Только пообещай, что никому ни слова, ладно? Это не для всех, только для тебя.

– Обещаю, – Алина прерывисто вздохнула. – И ты пообещай, Пол. Мне тоже есть что рассказать…

– Обещаю, – серьезно кивнула четвертая принцесса, зажевывая еще одну виноградину. – Ох, я все время сейчас есть хочу. В этом дворце есть хоть кто-нибудь, кому можно доверить заказ огромной чашки чая с молоком и чего-нибудь сладкого? И мяса, – вздохнула она тяжело.

Алина широко раскрыла зеленые глазищи, покраснела.

– Полиночка, – спросила она тонким голосом, – ты что, беременная?

Сестра хохотала так, что начала икать и повалилась на кровать, стеная: «А-а-а, у меня живот болит, что ты делаешь!!» А затем, вытерев слезы и дождавшись наконец-то своей еды, рассказала все, что случилось с ней, начиная с первого курса и потом, в замке Демьяна, без прикрас и всяких умолчаний. И показала колечко на пальце – с гордостью и нежностью.

– Он невообразимо прекрасен, Алина, – восхищалась Поля, не обращая внимания на раскрасневшуюся от пикантных деталей сестру, – если бы ты видела, каким он стал!

– Да я по телевизору видела, – пробормотала Алина. Ей живо вспомнилось, как много лет назад Полли так же и почти в тех же выражениях делилась с ней своей детской влюбленностью и переживаниями, как показывала рисунки – рисовала себя и Демьяна в свадебных костюмах – и как порвала от злости все эти листы, когда узнала, что он собирается свататься к Васе.

– Красивый, правда? – спросила Пол и сама же ответила: – Красивый. Сильный. Умный. Очень сильный! Боги, за что мне такое счастье? Алина, я вообще не верю, что он мой, что мы поженимся! Вася настаивает на полугоде, но я с ума сойду за это время. Она-то за Мариана замуж вышла через месяц после помолвки! А теперь суровая такая, обалдеть.

– Ну, честно говоря, есть отчего, – рассудительно заметила Алина, поглядывая на валяющуюся на кровати сестру. Та отмахнулась.

– Поверь, я уже сто раз сама себя обвинила и понимаю, что поступила как идиотка. Хорошо, что все разрешилось и что я жива осталась. Теперь буду самой правильной из Рудлогов. Ну, после тебя, конечно…

Алинка фыркнула, и девушки снова захихикали.

– Поля, – осторожно спросила пятая принцесса, когда они отсмеялись, – а если бы к Демьяну тогда какая-нибудь другая женщина забралась, как ты думаешь, он бы ее изнасиловал? И… тебе не страшно с ним? Не страшно вообще переезжать в Бермонт? У них очень строгая культура, Полли, и женщины среди берманов в тени находятся. Ты не боишься, что он запрет тебя в замке и ты заскучаешь?

Полина посерьезнела.

– Я хочу верить, что он только на меня так среагировал, Алиш, – ответила она, пожимая плечами. – Во всяком случае, Демьян так говорит. А я не могу ему не верить… И он же остановился… хоть и напугал меня до истерики. А страх этот как-то забылся, я его поняла и переступила через эти эмоции. Наверное, просто я люблю его больше, чем боюсь. Тем более он сдерживается… И кстати, Демьян мне обещал, что уже через год я смогу перекидываться по своему желанию и не только в полнолуние, так что тяпну его, если что. А переезд… знаешь, берманы совсем не страшные. А с остальным я справлюсь. Я же Рудлог.

Алина поправила очки.

– Ты не обижаешься, что я у тебя такое спрашиваю, Полин?

– Нет, конечно, – сестра протянула руку и дернула ее за косичку. – Я же ни с кем так открыто не могу поговорить, как с тобой. Теперь твоя очередь, Алишка.

Алина вздохнула и начала рассказ. И если Полли рассказывала с шутками-прибаутками, пытаясь смягчить впечатление от своих приключений, то Алина старалась говорить сухо, хоть эмоции и прорывались. Обида на соседок и Эдика, благодарность и доверие к Матвею, злость и непримиримость по отношению к Тротту, радость от общения с каменами и от того, что у нее стало получаться работать со стихийными потоками. Она рассказала все вплоть до сегодняшнего разговора с Матвеем и замолчала. Было почему-то грустно. И Полина уже не лежала, а сидела рядом и гладила ее по голове.

– Да уж, – сказала четвертая принцесса, – никогда не думала, что с тобой может произойти подобное. Думала, шишки и горький опыт – это мой удел. А ты молодец, держишься, прямо не сестра моя, а кремень! Да еще и расследованием собираешься заняться!

– Да какой кремень, Поль, – улыбнулась Алина, прислоняясь к ней, – просто хочу докопаться до истины.

– Это да, – кивнула Полина, – ты всегда была ужасающе дотошной. И составляла списки.

– Я и сейчас составляю, – призналась Алина и потерлась щекой о плечо сестры. Та вдруг вскочила, забегала туда-сюда вдоль кровати.

– Нет, ну какой же гад этот твой Тротт! – говорила она возбужденно. – Встретила бы – башку бы разбила! Как я зла, Алина! Бедная моя сестренка, пока я там в сейфы лазила, тебя здесь обижали всякие мерзавцы! Надо ему отомстить!

– Да брось, Пол, – пятая принцесса наблюдала за забавно возмущающейся сестрой. – Плевать на него. Тем более не все же обижали. Вот, Матвей помогал. И помогает.

– Он влюбился в тебя, что ли? – скептически спросила сестра. – Зачем еще взрослому парню с тобой возиться?

Полли слово в слово повторила ее вопрос Матвею, и Алина смутилась.

– Говорит, я ему сестру напоминаю, – объяснила она.

– Хорошо, что не мать, – хмыкнула Полина. – Ну ладно, а ты-то как к нему?

– Да сама не знаю, – протянула Алина. – Мне с ним хорошо, спокойно, безопасно как-то. Он веселый, добрый. Симпатичный. Руки не распускает.

– Это я могу про собаку сказать, – отрезала Полина. – Ты по нему скучаешь? Хочется прикасаться постоянно? А когда видишь, вот тут, – она показала на низ живота, – что-то ухает вниз и по телу мурашки?

– Неа, – повертела головой пятая принцесса. – Слушай, ну какие чувства, он меня знает-то чуть больше недели.

– А я в Демьяна влюбилась с первого взгляда, – голосом опытной женщины сообщила Полина. – Ладно, раз парень хороший, ты его не обижай, а уж есть там что-то романтическое или нет – разберетесь. Хороший друг еще никому не помешал. Ты мне вот что скажи. Ты серьезно собираешься демонов этих вычислять?

– Угу, – кивнула Алина. – Собираюсь. И для этого мне надо с Матвеем на турбазу поехать, а как у Васи отпроситься – не знаю.

– Да, Васюша стала совсем грозной, – подтвердила Полли. – Но спросить надо. Эх! Жаль, я с тобой поехать не могу, я бы пистолет купила, чтобы тебя защитить… а так буду переживать.

– Самой страшно, – призналась Алинка, – но надо. И еще. Помнишь, что демон сказал маме, когда она спросила, что ему нужно?

– Кажется, что ему нужна справедливость? – наморщила нос старшая. – Я, честно говоря, тогда так трусила, что почти ничего не помню.

– Он сказал, что восстанавливает историческую справедливость, – напомнила Алина. – А твой, по твоим словам, сообщил, что ему нужна наша кровь. Вопрос: зачем? Мне вот кажется, это очень важно понять.

– Ты точно поймешь, – уверенно сказала сестра.

Марина

На свою старую новую работу я выходила не без робости. С одной стороны, я знала в Земноводском госпитале каждый закоулочек и каждого работника. С другой – надо было настроиться не показывать излишней осведомленности и снова завоевывать доверие и уважение коллег.

Главврач Олег Николаевич предложил мне место старшей медсестры, но работа старшей – это в большей степени работа административная и хозяйственная, бумажки, ответственность за персонал. А я хотела помогать при операциях. Поэтому отказалась.

Зигфрид перенес меня к кабинету главврача, и сидящая у кабинета секретарь охнула и прижала руки к сердцу, наблюдая, как я выхожу из Зеркала. И я сразу подумала, что нужно решать вопрос с тем, как добираться до работы. Не в сестринскую же прокладывать Зеркало, а пустующее помещение в госпитале, где постоянно не хватает места, вряд ли возможно найти.

Я представила, как с грохотом вываливаюсь где-нибудь в бельевой или санитарной комнате, прямо в ведра, и чуть не засмеялась.

Но как оказалось, все уже решено, и решено гораздо скучнее. Мне предстояло появляться в комнате охраны, где специально расчистили уголок. Так сказать, личный угол для принцессы. Воображение опять подкинуло красный крестик на полу и настороженных охранников, ежеминутно оглядывающихся с утра в ожидании прибывающего высочества.

Видимо, я все-таки нервничала.

– Я снова прикрепляю вас к Э́льсену, – сказал Олег Николаевич, – раз вы с ним уже работали. После того как вы ушли, Марина Михайловна, он постоянно недоволен медсестрами.

– Спасибо, – искренне ответила я. Сергей Витальевич Эльсен – первоклассный хирург, нетерпимый, брюзжащий и неприятный дед, который требовал от своей команды абсолютного подчинения и слаженности и безжалостно изгонял тех, кто недорабатывал. Сергей Витальевич курил какие-то дешевые, дурно пахнущие папиросы, разговаривал сам с собой, сутулился, не стриг торчащие пучками седые волосы из ушей и носа, гонял медсестер и пациентов, имел привычку скрежетать горлом, будто отхаркиваясь, петь во время операций и проверять чистоту и длину ногтей у персонала. И при этом он был бесспорным богом в операционной. Эльсен преображался за своими очками и маской, и мне иногда казалось, что из его глаз в те минуты, когда он по кусочкам собирал очередную жертву, смотрит и светится сам Белый Целитель.

Старый хирург не жалел ни себя, ни нас, и с ним срабатывались немногие. Чем приглянулась ему я в первые же дни работы в госпитале – не знаю. Как я не сорвалась и не нахамила ему в ответ на постоянные придирки и упреки – не знаю. Я работала, сжав зубы, и только через месяц, после почти двадцатичасовой операции, когда штатный виталист упал в обморок прямо в операционной, а я продержалась чуть дольше – меня рвало в уборной от голода и слабости, – я увидела, как Эльсен, бледный и строгий, обходит утренних пациентов. Потом смотрит планы на неделю. И лишь потом едет домой.

Наверное, тогда я поняла, что ему можно простить все, даже если он станет бить меня по рукам каждый раз, когда я буду реагировать недостаточно расторопно. Я поняла, что обязана у него учиться – чтобы когда-нибудь тоже встать на бой против смерти и выиграть его.

Сергей Витальевич Эльсен

А еще личность руководителя, безусловно, влияла на всю нашу команду. Эльсен нас подавлял, а мы им восхищались и готовы были ему руки целовать. Именно с ним я стала циничной и ехидной, начала много курить. И общаться с внутренним голосом. Хорошо хоть заросли в ноздрях не начали расти.

Возможно, с Эльсена и началась моя любовь к умным харизматичным мужикам со скверным характером и повадками доминанта.

Главврач провел меня в сестринскую, представил собравшимся коллегам. У коллег были благоговейно-недоверчивые лица. Они буквально говорили: «Неужели с нами правда будет работать принцесса? Она хоть скальпель от зажима отличить может?»

Да, трудно придется.

Затем меня отдали на растерзание Эльсену, который хмыкнул, кашлянул, что-то проскрипел себе под нос и, когда дверь за сбегающим главврачом захлопнулась, оглядел меня с ног до головы, велел показать руки, снова хмыкнул и сварливо сказал:

– Деточка, запомни: рядом со мной ты не Рудлог, и чтобы никакого мне тут выпендрежа. Сейчас возьму тебя на простейшую грыжу, не справишься – выгоню.

– Хорошо, – покладисто ответила я и улыбнулась. Жизнь возвращалась в привычное русло.

Я, конечно, справилась, но на сложную черепно-мозговую он меня не привлек, сказал стоять рядом и смотреть. Спасибо и на этом.

Я задержалась совсем немного, сдав смену и привычно сделав обход палат – пациенты обмирали от восторга, расспрашивали, правда ли я тут работаю, или это так, визит вежливости. После сентябрьских землетрясений прошел почти месяц, но сложные больные оставались в госпитале до сих пор.

Удивительно, как недавно это было – и как давно, казалось.

Зная Эльсена, нормированный рабочий день – это ненадолго. Как только оценит, что я умею, сразу начнутся и переработки, и допуски к продолжительным операциям. Для него титул действительно ничего не значил. Да и разве мог он что-то значить для человека, знающего совершенно точно, что кишки простого горожанина ничем не отличаются от потрохов аристократа?

Оценила я и изменившуюся «начинку» госпиталя. Он стал чище и свежее. Стены блестели новой краской, глазеющий на меня персонал – модной нынче разноцветной формой с цветочками и узорами: наверное, дабы пациентам было понятно, что их режет человек с чувством юмора. В палатах заменили старые койки, но самое главное – завезли инструменты, аппаратуру и препараты, так что, думаю, главврач в итоге смирился с моим присутствием.

После работы пресс-служба королевского дома попросила дать небольшое интервью о первом дне работы и сфотографироваться в веселенькой больничной одежде – на моей форме и шапочке были нарисованы ромашки на голубом фоне. Я послушно отвечала на вопросы. Да, я всегда мечтала о работе в простом госпитале. Да, персонал прекрасный, очень дружелюбный. (Дружелюбность заключалась в том, что меня обсуждали так, чтобы я не слышала, и разглядывали не без стеснения, особенно когда я вышла покурить после «несложной грыжи».) Да, я считаю важным обратить внимание на положение дел в медицине. Конечно, я планирую учиться дальше. Нет, недостатка в лекарствах я не заметила, но важно, чтобы заинтересованные люди не стеснялись поддерживать отечественную медицину. Нет, я не считаю, что аристократы обязаны работать, это личное дело каждого. Конечно, я очень благодарна главврачу Олегу Николаевичу Новикову за то, что взял меня на работу, и постараюсь соответствовать. Спасибо. Обязательно поделюсь впечатлениями через месяц работы.

Старательно улыбающаяся я в ромашках должна была появиться в газетах и в телевизоре на следующий день, но видеть это безобразие мне не хотелось. Не люблю публичности.

А после интервью я наконец-то отправилась домой. Там меня ждал семейный ужин, там была Поля, и мне страшно хотелось ее увидеть и обнять.

Семейный ужин больше походил на совещание. Полина, выглядевшая слишком сияющей для едва уцелевшей бедняжки, рассказала о произошедшем в Бермонте, периодически запинаясь, краснея и опуская глаза. Умеем же мы попадать в неприятности! И очевидно, что она многого не договаривала.

Хотела бы я знать, чего именно.

Но ее возвращение принесло такое облегчение нам всем, что за криминальные наклонности сестру даже не ругали сильно. Так, пожурили, пожалели, взяли обещание всегда делиться проблемами в будущем и выпили за благополучное разрешение ситуации. Каролине, как и племянникам, наливали сок, и она страдала из-за того, что маленькая, и требовала себе тоже шампанского. Но Василина строго сказала «нет», и младшенькая как-то стушевалась. Мартинка тихо посапывала на венценосной груди сестры, но ее не уносили в детскую, и я понимала почему. В этот вечер хотелось, чтобы все были вместе.

Затем Вася сообщила про договоренность о браке между Бермонтом и Полиной – стало понятно счастливое выражение лица нашей пропажи, и на Пол снова посыпался шквал вопросов, после которых опять выпили – за удачное будущее замужество.

Потом, когда уже принесли десерт, Полинке и заинтересованной Каролише, с которой полной историей никто не делился, рассказали о том, как нашу семью обнаружили, о коронации и о поисках Ангелины. Говорила в основном я, хоть и вымоталась на работе. Периодически меня сменяла Василина, рассказывающая мягко, тихо, чтобы не потревожить малышку.

Выпили за то, чтобы наша старшая тоже вернулась. Вообще отсутствие Ангелины на этом семейном сборе очень ощущалось, как будто в прекрасно звучащем пианино не хватало клавиши.

Вечер тек своим чередом и смело мог претендовать на премию «семейная идиллия». Я, расслабленная и удовлетворенная после первого рабочего дня, откинулась на спинку стула и любовалась на Полю, а она в свою очередь время от времени поглядывала на какое-то колечко на пальце и с умилением наблюдала за нами. Каролина хвасталась успехами в школе, отец рассказывал о своих планах по реконструкции дворца, Василина делилась трудностями в управлении государством, Мариан толковал о подготовке парада в честь дня рождения супруги, я вставляла ехидные комментарии, Алина поведала нам про жизнь в общаге. Мальчишки клевали носами, но упорно отказывались идти спать. И вечер плавно уходил к ночи, а мы всё говорили и говорили, и было нам тепло и уютно. И даже на сообщение Алины о том, что она хочет поехать на праздник к другу, отреагировали благодушно.

– Только оставишь телефон друга и адрес турбазы, – сказал Мариан, и Алина, радуясь, кивнула.

Такой уж это был вечер, что даже самые сильные страхи и тревоги не могли нарушить его мирное течение, и сила семьи особенно чувствовалась – будто всё нам по плечу, когда мы вместе. И разошлись мы поздно, уставшие, но очень довольные, зевающие и умиротворенные.

Не хватало только Ани, но все почему-то верили, что она скоро будет дома.

Полина

Полина перед сном полюбовалась в зеркало на свои отросшие волосы, затем заплела их в косу, выключила свет и легла в кровать. И уже в полудреме услышала тихий щелчок, почувствовала родной запах и мужское тело, прижавшееся к ней.

– Какое полезное колечко, – сказала она со смешком, чуть сдвигаясь назад. – И почему ты не дал мне его в Обители?

– Оно работает, только когда рядом есть крупный телепорт, – тихо объяснил Демьян, грея ее затылок своим дыханием. Рука его медленно ласкала ее живот поверх сорочки – вверх-вниз, вверх-вниз. Замерла, чуть коснувшись груди, и снова вниз.

Дыхание его утяжелялось, он прижался к шее губами, лизнул, еще раз и еще, прикусил кожу – Пол замерла – и тут же отпустил.

– Полгода, – напомнила она.

– Я поговорю с Василиной, – пообещал Демьян. – На ее празднике.

– Ты уже обещал…

Рука переместилась на бедро, и сорочка поползла вверх. Полли пошевелилась, чуть приподнялась, помогая, и пальцы снова скользнули на живот, теперь уже под ночной рубашкой. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Демьян заурчал у ее уха, и она изогнулась, закрыла глаза, улыбаясь.

– А о каких боях ты говорил? – вспомнила вдруг. Заговорила, только чтобы отвлечься.

Пальцы подбирались к груди, и он все время одергивал себя, только дышал тяжело в затылок.

– Это традиция, заноза моя, – голос был низкий, приглушенный. – Если Бермонт берет в жены кого-то не из берманских родов, подданные имеют право оспорить его право на трон.

Рука все-таки коснулась соска кончиками пальцев – и так и застыла там. Кожу кололо, и ей хотелось, чтобы он продолжил.

– Прямо во время пира, перед брачной ночью, и происходят бои, Полюш, – Демьян снова заурчал, стянул зубами ткань с плеча, коснулся его языком. – Боги, какая ты вкусная.

– И что дальше? – Полина не шевелилась, только чтобы не провоцировать. Ей очень хотелось пошевелиться, но она не шевелилась.

– И если я проиграю, то ты станешь женой другого. И именно он взойдет с тобой на брачное ложе…

– Что?!! – она задохнулась, развернулась резко, с яростью. Попыталась встать – обида бушевала внутри, сметая все, и хотелось крушить и кричать. Но Демьян дернул ее за руку, обнял, зафиксировал, навалился сверху, тяжелый, мощный, не давая брыкаться и вырываться, – однако она все равно пыталась, ругаясь громким свистящим шепотом, что пусть проваливает, что он ей не нужен, что она ни за что за него не выйдет теперь, и пусть живет со своими традициями, и как он может так поступать!

– Полюш, – сказал Бермонт тихо, – ты не веришь в меня?

И поцеловал. Она затихла, зло поблескивая глазами и сжав зубы.

– А если ты не выиграешь?

Хотелось плакать.

– Никогда не сомневайся во мне, Пол, – прорычал он, нависая над ней и вглядываясь в нее. – Поняла? Это нужно, чтобы кланы признали тебя.

– Я тебя не люблю больше, – прошептала она обиженно и отвернулась.

– Полли…

– Чего?

– Посмотри на меня.

– Нет, – она зажмурила глаза.

– Обиженный медвежонок.

– Не подлизывайся.

– Полюш…

– Уходи…

– Я тебя люблю… слышишь?.. И никому не отдам.

Молчание.

– Пол… медвежонок мой… ну вот такая твоя будущая страна. И таков обычай. Не сердись.

Молчание. Демьян перевернулся, увлекая невесту за собой, и теперь она лежала на нем, головой на груди, и мстительно, больно сжимала коготками его предплечье.

– Полюш…

– Угу.

– Поля, поцелуй меня.

– С чего бы это? – пробурчала она, но все-таки прикоснулась губами к его коже. Под ухом ритмично билось сердце, мужские руки на спине грели, а запах убаюкивал, успокаивал.

– Спи, заноза моя…