Buch lesen: "Восход, закат и ясный день БАРская жизнь"

Биполярная судьба

Моя душа больна,

Во мне живет она – такая странная черта.

Я поднимаюсь до небес,

Весельем мой наполнен лес,

Магнитом тянет всех мужчин,

Моя болезнь дает мне чин.

Я словно королева,

Желанная мечта Адама – Ева,

Купаюсь во внимании,

В очередной накрывшей мании.

Потом врачи, больница, словно темница,

Страх, одиночество, разбитость, дно,

Но спасает лишь одно –

Таблеток горсть, стремленье жить,

Депрессию свою затмить,

Познать всю радость бытия

И превратить всю жизнь в события.

Не знаю, за что это мне досталось.

Наверное, не зря сегодня здесь осталась.

Мой голос, говорящий изнутри:

«По венам нежно лезвием пройди»,

Не может он меня сбороть,

Предпочитаю я лекарств вколоть.

Борюсь до самого конца,

Не хочу я видеть так рано Творца.

Ирина Гобиси. 11.05.2025

Знакомьтесь, это Я

Мне тридцать шесть лет. Последние три года я кардинально поменяла свой образ жизни. Это не было спонтанным решением, скорее, зрелым плодом долгих размышлений и внутреннего поиска.

Первое – я исключила алкоголь в любом виде и количестве. Самый крепкий напиток, который я позволяю себе на празднике, – это безалкогольное шампанское или безалкогольное пиво.

Во-вторых, я приучила себя ложиться спать в 22:00 и просыпаться в 7:00. Это правило нарушаю не чаще двух-трех раз в год: на Новый год или когда нужно срочно лететь по делам.

В-третьих, я свела общение с людьми к минимуму, чтобы избежать неприятных ситуаций и лишних переживаний.

В-четвертых, самое важное – я начала принимать нейролептик кветиапин. И принимаю его ежедневно, словно поддерживая хрупкий баланс. Иногда, в моменты просветления, когда реальность кажется более приветливой, я осторожно снижаю дозу, надеясь удержать шаткое равновесие. Но стоит лишь тени сомнения коснуться моего сознания, стоит состоянию ухудшиться, я вновь возвращаюсь к прежней дозировке.

Я стала воспринимать реальность менее насыщенно. Таблетки притупили мои чувства. Поначалу казалось, что жизнь стала пресной и скучной, словно я превратилась в бабушку. Мои ровесники наслаждаются жизнью, посещают клубы, вечеринки, собираются большими компаниями, а у меня режим пенсионерки. Почему я сделала такой выбор? Что заставило меня изменить свой образ жизни?

Три года назад двери психиатрической больницы вновь сомкнулись за мной и прозвучал приговор – биполярное расстройство.

Полтора месяца, заточенные в стенах лечебницы, растянулись в бесконечную, давящую вечность. Когда я наконец вышла на свободу, меня словно раздавили, оставив лишь пепел былой надежды. Казалось, жизнь, как феникс, не восстанет из руин. Снова начинать с чистого листа? Искать новую работу, зная, что к прежней дороге мне путь заказан из-за клейма диагноза? Второй брак выпил меня до дна, оставив лишь выжженную землю. Жить с этим человеком, который методично, день за днем, пожирал мою личность, больше не было сил. Единственное, что вдохнуло в меня жизнь и вернуло к облику обычного человека, – это мои дети. Страх, леденящий душу, что они останутся в этом мире без меня, несчастные и беззащитные, терзал меня. Мысль о том, что самый дорогой человек, их мама, не сможет поддержать их в трудную минуту или разделить радость побед, была невыносима. Да и просто, чтобы мама была рядом… это бесценно для каждого. Эта мысль стала моим компасом, указывающим путь к нормальной жизни! Жить, как все. Наполнять каждый день радостью!

Первые два месяца после выписки из больницы, в которую я угодила уже второй раз, я провела в неустанных поисках информации о своей болезни – чего не делала после первого опыта госпитализации. И у меня словно открылись новые горизонты понимания. Диагноз стал ключом, отворившим двери к ответам на мучившие меня вопросы. До этого я не могла понять, почему жизнь кажется такой сложной, почему так много раздумий и сомнений терзают душу, почему мое восприятие мира настолько остро и болезненно. Благодарю судьбу за то, что живу в эпоху компьютерных технологий, когда Интернет и форумы становятся спасительной нитью, связывающей с миром.

Выйдя за стены больницы, я ощутила, как маятник качнулся в другую сторону: мания уступила место депрессии, хотя тогда я еще не осознавала этого. Мне казалось, что все кончено. Я заклеймена как психически нездоровая, все вокруг знают об этом, и мне больше нет места в мире нормальных людей. До того, как диагноз прочно обосновался в моей жизни, я с головой погружалась в изучение Второй мировой войны, просматривая множество фильмов и перечитывая горы литературы. И с каждым разом меня охватывал ужас от той нечеловеческой жестокости, на которую способны люди. Меня преследовал кошмар о том, что таких, как я, больных, просто истребляли, словно ненужный, второсортный материал, обреченный воспроизводить «испорченные» гены. Мысль о наследственности моего заболевания не давала покоя. Мне казалось, что и моим детям тоже не будет места в этом здоровом, «нормальном» обществе. И лишь осознание того, что я родилась не в то время, что существуют медикаменты, способные подарить мне долгие годы ремиссии, приносило слабое утешение.

Я часто говорю о душе, потому что именно она – эпицентр моей боли и моей радости. Неуловимая, невесомая, она остается за гранью понимания для тех, кто не носит на себе тяжкое бремя душевной болезни, кто не изведал ее терзаний.

В маниакальном экстазе душа моя взмывает ввысь, трепеща крыльями бабочки, раскрашенной безудержной радостью. Но за этот миг полета я плачу бездной депрессии, где душа, словно мотылек, опаленный жаждой света, сгорает в пламени отчаяния.

Мы не одни, нас много

Я погрузилась в интернетные сообщества, объединяющие людей с тем же недугом, изучая их лица, их судьбы. Какое место они нашли себе в этом мире? Как они живут, дышат, любят? Есть ли среди нас те, чьи имена звучат на устах у всех? Обрели ли они свое предназначение, несмотря ни на что? Удалось ли им, вопреки всему, не просто выжить, но и расправить крылья, ничем не уступая остальным?

В группе биполярников, я наткнулась на объявление психолога: искали тех, кто, подобно мне, несет бремя биполярного расстройства, чтобы создать группу для живого общения. Решившись, я шагнула в этот новый мир. И, знаете, это оказалось спасением для меня. Одна девушка, живущая далеко за границей, томилась в одиночестве, лишенная возможности говорить на родном языке, делиться своими переживаниями с теми, кто понимает ее, как никто другой. Она отыскала психолога в сети и попросила найти ей единомышленников. Так мы и встретились в одном чате, словно осколки одной разбитой души, разбросанные по свету. Поначалу наши встречи происходили в формате видеозвонков. Мы знакомились, делились сокровенным, рассказывали о своей жизни, о том, как справляемся с бурями, бушующими внутри.

Затем зародилась крепкая дружба, словно корни древнего дерева, и вот уже три года нас связывает невидимая нить. Забавно, но в периоды благополучия мы словно растворяемся в своих жизнях, давая друг другу пространство. Но стоит лишь тени сомнения или грусти коснуться души, как мы вновь находим друг друга в потоке слов, поддерживая советом, теплым словом, а иногда и звонким голосом в телефонной трубке. С одним другом даже судьба свела в суете московских улиц, когда я везла сына к отцу. Он, кстати, воспользовался удачным расположением своего города и успел повидаться со многими.

Я боялась, что после болезни мне будет сложно найти работу, ведь последние восемь лет я посвятила работе в детском саду. И вот в этом чате я встретила девушку, мою коллегу, тоже работника детского сада. Она рассказала о своей болезни, о тех трудностях, с которыми столкнулась. Ее история отозвалась в моей душе, словно зеркальное отражение моей собственной, и я была рада этой встрече. Мы общались со всеми участниками чата, кто-то приходил и уходил, оставаясь в тени, а кто-то, как мы, образовал тесный круг единомышленников, ставших настоящими друзьями. С той самой девушкой, чья жизнь так похожа на мою, мы созваниваемся и делимся новостями частенько.

В первый месяц нашего общения я захлебывалась в слезах, как заезженная пластинка, повторяя одно и то же. Пока однажды меня не окатили ледяным душем грубых слов: хватит лить слезы, пора что-то менять! Этот резкий, отрезвляющий выговор вернул меня к реальности. И я, наконец, ухватилась за шанс изменить свою жизнь, начав действовать. И буквально за полгода моя жизнь кардинально изменилась. Я сбежала от второго мужа и нашла свою новую любовь.

Больничная атмосфера

В больнице царила атмосфера скорби и безумия, каждый коридор был наполнен тенями психических расстройств. Когда туман мании начал рассеиваться под воздействием лекарств, меня охватил леденящий ужас. Я – одна из них, такая же сломленная, как и те, кто делил со мной это скорбное место. Большинство пациентов казались потерянными душами, неспособными вырваться из когтей болезни.

Отношение персонала было жестоким. Санитарки, словно тени прошлого, воплощали собой садистское равнодушие, находя удовольствие в унижении тех, кто и так был повержен недугом. На нас стояло клеймо «псих», лишающее всякой надежды на сочувствие.

Я была свидетельницей чудовищного обращения с пациентами, которые из раза в раз оказывались в стенах стационара. Одна санитарка, словно хищник, вцепилась руками в лицо больной и, разжав ей челюсти, как пасти затравленной собаки, принялась с остервенением заталкивать таблетки. Женщина не билась в припадке безумия, нет, насколько я поняла, она была просто одинока и беззащитна, из тех, за кого некому замолвить и слова. Санитарка же, почувствовав себя вершительницей судеб, наслаждалась своей властью, хотя на нее без содрогания в душе было не взглянуть: растолстевшая, опустившаяся женщина, явно погребенная под грузом собственных комплексов, она находила отдушину и жалкое подобие счастья в издевательствах над беспомощными больными.

Но не все были чудовищами. Мой лечащий врач, светлый луч в этом царстве тьмы, проявляла искреннее участие. Во время обходов я находила в себе силы рассказать ей о злоупотреблениях, и мои жалобы не оставались без внимания. Врач обрушивалась с праведным гневом на нерадивых санитарок, заставляя их хоть на миг вспомнить о человечности.

Меня лечили препаратами, надеясь убаюкать измученное бессонницей тело, вернуть его к жизни. Дневной сон был спасением, тихим оазисом посреди больничной суеты. Но покой охранялся бдительным оком санитарок, чей пост располагался прямо у нашей палаты. И вот, когда, утомленные, мы возвращались в свои палаты, чтобы наконец-то погрузиться в целительный сон, их неугомонные голоса вторгались в зыбкую тишину. Одна из них, словно позабыв о нашем существовании, усаживалась на маты и, вопреки всем правилам, на протяжении целого часа оглушала коридор своими громкими рассказами. Представьте: сознание уже тонет в омуте дремы, сон манит своими объятиями, но противный шум не дает провалиться в забытье. Начинает мутить, подступает тошнотворная тревога. Не выдержав этого мучения, я поднялась с кровати и, собрав остатки сил, попросила их быть тише, дать нам поспать. В ответ на меня обрушилась волна отборного мата, словно я вторглась в их личное пространство, пришла спать к ним домой, да еще и на их диване! На следующий день, во время обхода, я пожаловалась врачу. После проведенной беседы санитарка вдруг преобразилась. До самой моей выписки она была со мной необычайно любезна. Неужели сложно быть просто человеком?

Конечно, за свою откровенность я не раз подвергалась мелкому злорадству и издевательствам. Помимо таблеток, мое тело измучили уколами. Ягодицы горели огнем, каждое прикосновение иглы отзывалось мучительной болью. Образовались болезненные, твердые шишки, и медсестра безжалостно всаживала иглу прямо в них, словно стремясь добить меня. Боль была невыносимой. Я взмолилась врачу, рассказала о своих страданиях, и она наконец отменила эти пытки. И вот, вечером, после очередной серии уколов, я стояла в коридоре, с нетерпением ожидая заветную сигарету. Вдруг вихрем влетела медсестра, та самая, что исполняла казни уколами, и с порога обрушила на меня поток брани. Оказывается, оставался последний укол, а я, наивная, не услышала свою фамилию, ведь свято верила, что кошмар закончился. Я спокойно и внятно объяснила ей ситуацию, рассказала о разговоре с врачом, но мои слова, казалось, разбивались о стену ее глухоты. И тогда она позвала санитаров и приказала меня связать. Просто так, ни за что! Меня скрутили и бросили на кровать, словно дикое животное. Три долгих часа я лежала связанная, беспомощная. Когда нестерпимо захотелось в туалет, мои крики о помощи остались без ответа. Им было плевать. Я едва выдержала это мучение. Наконец, меня развязали, и одна из санитарок, увидев, что я в полном порядке, что меня связали по ошибке, украдкой протянула мне сигарету. Я понимаю, когда связывают буйного больного, но меня-то за что?

До этого меня уже связывали. В тот раз руки онемели так, что я потеряла над ними контроль. Это был кошмар. Но в тот раз я действительно сошла с ума. В маниакальном бреду я вообразила, что мой первый психиатр, тот, кто вытащил меня из первой мании, должен прийти ко мне и мы предадимся плотским утехам. Я громко, на весь коридор, вопрошала, где же он, как долго мне еще ждать? Когда ко мне вернулось сознание, ко мне пристала санитарка. Ей было до жути интересно, почему именно этот врач так завладел моими мыслями, не было ли, между нами, чего-то большего. В моей воспаленной голове даже промелькнула мысль: а вдруг у них тайный роман, классический адюльтер между врачом и медсестрой? Она допрашивала меня с каким-то болезненным упорством. А что я могла ей ответить? Что это всего лишь маниакальный бред, плод моего больного воображения? Ведь именно так и было.

В отместку я начала вести тайный дневник, куда записывала все проступки персонала. Но вскоре пришло осознание: любая попытка добиться справедливости после выписки обернется лишь новым заточением. Мой диагноз – это приговор, печать безумия, позволяющая любому усомниться в моих словах, объявить меня сумасшедшей и вернуть обратно в эти стены. Я – заложница своего разума, обреченная на вечное недоверие.

Помню, как в первый раз, когда больничные стены стали моим пристанищем, нагрянула проверка. Важная комиссия прибыла инспектировать условия содержания в психбольнице. И тут завертелось! Словно по мгновению волшебной палочки, нам мигом принесли добротные одеяла и нарядные покрывала. Кровати преобразились, словно в сказке, окутав палаты призрачной аурой уюта. Но мы-то знали: вся эта красота – лишь временный мираж, маскарад на пару часов. Лишь только хвост начальственной машины скроется за воротами – иллюзия развеется. Притащили видак с пыльными видеокассетами. Нас, «пациентов», согнали в столовую и включили какое-то засмотренное кино. Разложили на столах книги, стопки тетрадей, альбомы, рассыпали дешевые карандаши и краски. Ну просто райский уголок, глаз не оторвать! Чего только не выкинешь ради благосклонного взгляда проверяющих. Разумеется, они остались довольны «результатом». А как только комиссия отбыла, все вокруг, словно по мановению злой феи, превратилось в тыкву ровно в полночь. Мишура исчезла. «Хватит праздника, натешились три часа – и будет», – прозвучал негласный приговор.

Восемь лет спустя обстановка в больнице преобразилась: в столовой мерцал экран телевизора, раз в неделю к нам заглядывала художница, а некоторых даже приглашали на когнитивные беседы с психологом. Мне посчастливилось побывать на одной из таких встреч. Десяток более или менее вменяемых пациентов и два психолога – наш небольшой круг, где мы искали ответы. Из всех обсуждаемых вопросов я вынесла главное: мы можем помочь себе не только медикаментами, но и силой мысли. И это действительно так. Когда меня настигает предвестник панической атаки, когда тревога начинает терзать душу, я начинаю внутренний диалог, ищу аргументы, чтобы унять переживания. И порой, пусть и не всегда, это помогает обуздать страх.