Buch lesen: «Terra Incognita»

"Всё, что я сделал – всего лишь маленький шаг в сторону

света. Слабая тень того, чем я стану, когда уйду…"

( Неизвестный гений )

"Что пользы от названий, если у тебя всё равно нет денег".

( Terra Incognita )

* * *

Хорошо можно описать только уродство. Ну как, скажите на милость, можно описать внешность красивой женщины?

Впрочем, у неё несколько выступают скулы. Когда она суживает глаза, лицо её делается нервным и, пожалуй, злым. Она ярко красится.

Когда я увидел её, я подумал: "Ну всё, влип".

"Она странная",– сказал о ней один мой знакомый.– "Говорит: "Сделай мне хорошо",– а сама наводит на тебя пистолет. Может, не пойдём?"

Он привёл меня к ней в третьем часу ночи.

Она открыла дверь и, мельком бросив на меня взгляд, исчезла в комнате. Я опешил.

Он подтолкнул меня. Мы вошли и стали раздеваться.

Он задержался в прихожей.

Я вошёл в комнату.

Она повернулась ко мне.

– Сколько у вас денег?– спросила она быстро.

– Как… вообще?

– Сейчас.

– Немного,– сказал я, заискивающе улыбнувшись.

– О!– воскликнула она с досадой.– Ещё один нищий среди ночи!

У неё кончилась выпивка, она вызвала по телефону машину, а деньги ей привезут только завтра.

Деньги у меня всё же нашлись.

Так мы познакомились.

Мы приехали в гастроном, я заплатил. Потом мы поехали к ней.

По дороге она вспомнила, что дома нечего есть. Я сказал, что хлеба с колбасой будет вполне достаточно, и мы не стали возвращаться.

Я думал, что мы устроим пьянку, но вместо этого она сразу же затащила меня в постель.

А уж потом мы напились.

Не знаю, стоит ли продолжать. И вообще, стоит ли писать дальше.

Её зовут Нина.

Она сказала: "Надо знать, что тебе нужно в жизни, чтобы не испугаться, когда тебе это предложат".

Утром я должен был быть на работе, но проспал – мы проснулись только к обеду.

На другой день то же самое. А потом я вовсе перестал думать об этом.

В постели она…

– Только попробуй написать про меня какую-нибудь гадость!

В постели она оказалась само целомудрие.

– Я же сказала, только попробуй написать про меня гадость!

Первый раз она сказала мне, чтобы я убирался, на четвёртый день нашего знакомства.

Через полчаса я позвонил ей из автомата, и она разрешила мне вернуться.

Однажды она заявила: "До того как мы встретились, ты был дурак дураком".

Может быть, это и правда,– она всегда права, спорить с этим бессмысленно,– но кое-что я всё-таки знал.

Так я знал, что нельзя звонить сразу же после ссоры, да ещё из автомата. Ещё я знал, что ни в коем случае нельзя просить прощения ни у кого, тем более у женщины. И наконец, я знал, что нельзя возвращаться.

Не прошло и недели, как она выставила меня снова.

На этот раз извиняться пришлось ей.

Я просто снял трубку, набрал номер и молчал. Она разразилась ругательствами. Я молчал. Она принялась говорить без умолку. Я молчал.

Она замолчала.

Мы молча сопели, каждый в свою трубку.

Она сказала: "Ладно, прости".

Никакая она не истеричка, мне бы её нервы.

Когда я сказал ей, что люблю её,– я неудачно выбрал для этого время,– она только фыркнула: "Иди высморкайся, а потом скажи по-человечески, что тебе нужно".

Она бывает до безобразия груба.

Ну вот, всё только о ней. Почему я пишу только о ней, а о себе – ничего!

Даже обидно.

Вот возьму и не буду больше ничего писать!

Она сказала, чтобы я звал её Нина.

Время от времени я делал ей предложение, случалось, она принимала его, случалось – отказывала.

– Какой ты зануда. Я же сказала – нет.

Получается, что я и правда вёл себя как дурак или размазня, но этого всё равно не объяснишь. Она могла оскорблять меня, называть нытиком, скрягой, брюзгой, как угодно! Но в постели…

Вот возьму и напишу какую-нибудь гадость!

Всё равно, я никогда не встретил бы другой такой женщины. Мне просто повезло.

Первым делом она подчистую разорила меня, лишила работы, жилья, рассорила со всеми знакомыми, друзьями и родственниками.

Я подумал: "Вот мне и конец".

Но это было только начало.

Только вот до сих пор не могу понять, чего же именно.

Если из этих записей что-нибудь получится, и я опубликую их, то быть может, когда-нибудь буду обязан ей состоянием. И тогда я буду рассказывать, что начинал свою карьеру с того, что сочинял застольные речи.

Сначала она прикончила все мои сбережения, а потом с самым невинным видом спросила, как я теперь думаю содержать нас!

И ведь наверняка найдётся такой человек, который, увидев её, скажет, что у неё великоват рот и недостаточно пухлые губы. Может быть, он вообще скажет, что у неё неправильное лицо и большой рот, который она зачем-то всё время кривит,– обычно она делает это непроизвольно, даже не замечая,– но её глаза…

Вот. Дилемма:

– Всякое желание возникает в нас одновременно с возможностью его исполнить.

– Чем больше возможностей для исполнения желаний, тем меньше желаний (всесильный король может всё, но ничего не хочет; в качестве иллюстрации сгодится хотя бы новелла Борхеса о заточённом в подземелье короле, разгадывающем тайну пятен на шкуре ягуара).

Внешне эти два постулата противоречат один другому, однако, это не более чем видимость.

И то и другое верно. Всё дело в формулировке первого постулата – она неточна. Следовало сказать не "возможность", а "способность".

Прежде чем способность превратится в возможность, пройдёт время. Время – вот ключ этой дилеммы.

Формулировка первого постулата абстрагирована от времени – способность означает возможность. Но тогда и желание означает его отсутствие. Ведь желание – это то, что предшествует осуществлению, если же нет времени, то нет и того, что "перед тем как". А это и означает уничтожение желания в смысле второго постулата – путём обретения возможности его осуществления.

Дилемма разрешена.

Какой я всё-таки умный. А вёл себя как дурак.

Как-то раз она посреди ночи заявила, что уходит и будет мне очень признательна, если я останусь дома и не буду её сопровождать.

Я сделал вид, что обиделся и остался. А сам пошёл за ней.

Она пришла в парк и, забравшись на эстраду,– эстрада была освещена,– сидела и курила. И всё!

А я, прячась среди деревьев, битый час проторчал под моросящим дождём, пока не продрог до костей.

Зато в другой раз она приехала в компании каких-то двух мужиков, полуголая и к тому же вдребезги пьяная.

Закон подлости. Когда я увязывался за ней, она вела себя как паинька, но стоило только потерять её из вида – всё!

На ней был какой-то дурацкий халат с попугаями, под ним белое кружевное бельё, и больше ничего!

Она тут же завалилась в постель. А утром сказала, что ужасно провела ночь, что её напоили какой-то отравой, и чтобы я заткнулся, если не хочу, чтобы у неё лопнула голова.

Я человек гениальный (кого этим в наше время удивишь?) и при этом умный – нелепое сочетание.

Я мог бы развить идею, написать книгу, увлечь за собой миллионы людей по всему свету, воспламенив их огнём идеи, и, наверное, мог бы сделать на этом состояние.

Но я не дурак.

Ведь что такое зло. Зло – это тщетность.

Гений странствует в мирах подсознания, открывая земли архетипов – прекрасно! Но вот он начинает анализировать открытое, и это опять прекрасно – если только он не начинает при этом спешно сочинять прокламации. Пусть думает, пишет, но только, пожалуйста, на каком-нибудь непонятном языке. Лучше на мёртвом.

Или хотя бы зашифровывает свои идеи так, чтобы понять их было невозможно.

А то ведь как бывает.

Гению всё нипочём. Для него всё это естественно, а то, что естественно, не безобразно. Для него – да, а как насчёт остальных?

Ведь дело даже не в том, что масса не может постичь идею, извращает её, превращая в полнейшее безобразие. Идеи-то, они всегда красивые, а на деле получается какая-нибудь гадость.

Всё они прекрасно понимают!

Для этого и ума-то особого не требуется.

Они не извращают идею, они следуют ей. А вот этого-то как раз делать и не нужно.

Гений выражает архетип в творчестве, и тем соединяет небесное и земное в светозарном акте свершения. Замечательно!

А они? Они выражают архетип в своих неразумных, то бишь бессознательных поступках. Ну и пошло-поехало.

Не надо им архетипы трогать, опасная это игрушка.

То что спички нельзя детям давать, это мы знаем, а тут атомная бомба – понимать же надо!

Нет уж, я не дурак, я отказываюсь, просто отказываюсь! Быть умным.

Лучше уж я о ней напишу.

Например, о том, как она однажды принимала ванну.

Набрала полную ванну, напустила пену, лежит расслабляется.

А я в комнате был.

И тут горячую воду отключили. Как по заказу.

Она же не может в мыльной воде выйти из ванны, кричит меня.

Я прибегаю – что такое?

– Воду отключили! Сволочи.

Ну и что теперь делать?

– Иди,– говорит,– набери хоть в кастрюлю воду, только побольше, и нагрей на плите. Надо же смыть всё это.

Я иду, набираю воду на кухне.

Поставил на огонь, сижу жду, когда нагреется.

В квартире тишина.

– Ну скоро там?

Я открыл крышку, попробовал пальцем – холодная.

– Чего ты так долго!

Как будто я что-то сделать могу.

Наконец нагрелась. Несу в ванную.

– Ну наконец-то!

Принёс ковшик.

В ванной накурено, не продохнуть. Это она нервничала.

– У меня уже вода остыла!

Поднимается. Я начинаю поливать её из ковша.

А сам думаю, как всё это со стороны выглядит. Зрелище, наверное, потрясающее.

Говорю: "Нас с тобой можно хоть в бронзе ваять. В виде фонтана".

Уже забыл, к чему я это вспомнил. Ах, да. Просто так…

Помню, однажды я спросил её, что она будет делать, если я вдруг покончу собой.

Она сказала: "Не знаю. Там посмотрим".

Надо же сморозить такое.

У неё во всём так – сначала напьётся какой-нибудь дряни, потом болеет. Сама ляпнет что-нибудь, а потом я же и виноват.