Царица Теней: возвращение Персефоны

– Это какая-то ошибка, я уже слишком взрослая для завершения церемонии… случилась какая-то ошибка… – пробормотала она, наконец, не вполне понимая, что говорит. Её мысли были заняты воспоминанием последовательности действий. Разве в плане убийства Аида существовала встреча с Мойрами?

– Ошибка? – засмеялась Клото, прядущая нить судьбы, и смех её потряс само основание этого места. Мойры не шли в сравнение с лёгким и почти человекоподобным Гермесом, а может, сам Гермес лишь хотел казаться таким для других, чтобы не пугать полубогов своей истиной силой.

– Ошибка!

– Ошибка!

Рассмеялись вслед за сестрой Лахесис и Атропос. Последняя склонилась к Лине и внимательно всмотрелась в её лицо.

– Ты слишком стара для этой церемонии – факт неоспоримый. Зерно души Персефоны слабее твоей воли, и ты, верно, никогда не сможешь забыть своё смертное воплощение, но память Персефоны вернётся и смешается с твоей.... Ты Персефона. Сделай, что должна.

– Нет. Я не могу, я не хочу… – Лина стала отползать от Мойр, в попытке оказаться от них как можно дальше. Но не тут-то было. Лахесис взмахнула рукой, и Лине преградила путь стена плотного воздуха, она вжалась в неё спиной и с ужасом подумала, что Мойры могут запросто убить её или отправить в междумирье, откуда она никогда не вернётся и будет вечность бродить там не живая и не мёртвая.

– Знаешь ли ты, – не слушая возражений, продолжила Лахесис, – о войне между царством Теней и Олимпом? Знаешь ли, из-за чего сошлись в страшной схватке два родных брата?

Лина не ответила. Она знала, но боялась сказать нечто такое, что разозлит великих божеств.

– Говорят, из-за жажды власти Аида, – ответила Клото. Мойры посмотрели друг на друга и стали разговаривать между собой так, чтобы Лина слышала и понимала их.

– Говорят, Аид возжелал власти над небом и морями, – поддержала сестру Атропос, – для этого ему нужна была сила Кроноса, и он решил принести в жертву свою жену, дабы возродить великого отца, подчинить его себе и завладеть всеми сокровищами мира.

– Тогда Зевс собрал армию богов и полубогов, чтобы сразить Аида, – подхватила Лахесис. – Началась война. Страшная кровопролитная война, в которой погибшие боги не могли переродиться или попасть в царство Теней, они обращались пеплом и переставали существовать.

– Так, – сказала Клото, – Персефона, узнав о том, что собирался сделать с ней супруг, посчитала это предательством и встала на сторону Зевса. В одной из последних схваток Аид пронзил её своим скипетром и сдался Зевсу по собственной воле. Война была закончена для всех богов…

– Для всех, кроме Деметры, – возразила Атропос. – В горе и гневе она потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых. Боги собрались на совет, где приняли решение вернуть Персефону к жизни.

– Только её, – Лахесис подняла указательный палец, и нить судьбы обвилась вокруг него как живая змейка, – ибо для создания зерна души нужны были мастерство Гефеста и божественная сущность одной из старших богинь. И кто бы рискнул жертвовать собой, кроме любящей матери? Конечно, Деметра предложила себя. Зерно создали и передали на хранение и взращивание одной из дочерей Зевса. С тех пор вечно спит Деметра в Небесном гроте, под его каменными сводами, в окружении цветов, и ждёт, когда нестабильное семя души окрепнет и вернёт к жизни её возлюбленное дитя.

(6 Зерно души)

– Аид заточён навеки, – мечтательно высказалась Клото, – убить его будет лёгким делом.

– Но нужно ли его убивать? – задумалась Атропос. – Как ты считаешь, дитя? – она обернулась и уставилась на Лину немигающим взглядом.

– Я…

– В темницу его ведёт дорога твоя… – пропела Клото.

– И в том надежда распутать прошлого нить… – добавила Лахесис.

– Но помни, дитя, что бы ни было суждено, поступок свершённый будет нельзя отменить, – закончила Атропос.

Лина ощутила странный трепет в сердце, а в следующий миг снова растворилась в воздухе золотистым сиянием.

– Нет-нет-нет… – зашептала она, больно стукнувшись коленями о камень.

Лина оказалась в круге света под чёрным гранитным постаментом, где в цепях солнечной энергии был закован Аид. Лина увидела лишь низ постамента, но ни разу не усомнилась в том, где находится. Её трясло, руки не слушались, а ноги казались ватными и потерявшими чувствительность.

– Нет-нет-нет, – как безумная шептала она, жмурясь и изо всех сил стараясь не поднимать голову, но сила, схожая с неуёмным любопытством, тянула её вверх, взглянуть в лицо тому, кого с самого основания мира боялось всё живое на земле.

Лина сжала голову руками… зов усилился вместе с этим её действием, и она не справилась… Её взгляд медленно поднялся к босым, едва касающимся постамента ногам, скользнул по длинным чёрным одеждам, разодранному вороту, открывающему белую кожу груди и шеи, по прядям длинных серебристо-белых волос, ниспадающих до самых колен, а затем остановился на лице. То, что увидела Лина, её поразило… нет! Нет, даже шокировало. Все представления об Аиде, его статуи, портреты, описания смертных, – всё это не шло ни в какое сравнение с его истиной внешностью. Он был из тех мужчин, что одним своим видом вызывали уважение и трепет; в нём непостижимым образом сочетались молодость и мудрость, красота обычного человека и стать древнегреческого война, божественная сила и простота. Может быть, Аид не был привлекательным мужчиной, но от одного его присутствия у Лины захватывало дух. Она смотрела на него, не двигаясь, словно завороженная, когда неизвестно откуда взявшийся ветер разметал волосы Аида, привлекая внимание Лины к его поднятым вверх рукам, опутанным цепями. Солнечные звенья цепи прожигали кожу до самых костей, но Аид был бессмертным, и кожа снова срасталась, а затем плавилась вновь – бесконечный круговорот боли, к которому он за века, похоже, привык… или смирился.

Лина встала, не отводя от Аида взгляда. Убить его? По словам Мойр можно было подумать, что он жалок и слаб, но его муки не выглядели слабостью, а сам он лучился стойкостью и властью. Распутать прошлого нить? Как?

Едва этот вопрос сформировался в её голове, как в темноте у края светового круга проявился короткий обоюдоострый меч, он сверкнул отблесками солнечных цепей и, подплыв на расстояние вытянутой руки к Лине, задрожал в воздухе, призывая схватиться за рукоять. Лина потянулась к мечу, но вдруг одёрнула себя, так его и не коснувшись – что бы там ни было, она не собиралась и не собирается никого убивать. Это не её судьба. Она этого не хочет. Лина снова перевела взгляд на лицо Аида и шумно сглотнула, когда его ресницы дрогнули. Возможно, её сомнение и нерешительность, а может, нежелание убивать стали причиной следующих событий, но Лину вдруг дёрнуло вперёд и вверх, словно кто-то подцепил её за солнечное сплетение волшебным крючком, и она повисла в воздухе напротив Аида, не в силах как-то помешать происходящему или отказаться от него.

– Что происходит? – эти слова сорвались с её губ, похожие на бред, когда голову пронзила невыносимая боль.

Воспоминания Персефоны, её детство и юность обрушились на Лину, заполняя собой всё – сердце, переполненное эмоциями, заболело и стало яростно колотиться в грудную клетку, сбивая дыхание… Лина действительно погрузилась в полубредовое состояние, она едва понимала, где находится, и что с ней, поэтому новый рывок не принёс ей ни удивления, ни страха, она лишь выставила руку вперёд, чтобы смягчить столкновение, и через мгновение упёрлась ладонью в грудь Аида. Воздух от этого заискрил, тысячи молний прошили пространство вокруг постамента, а солнечные цепи осыпались золотым сиянием на каменный пол. Ресницы Аида снова дрогнули. Впервые за всё время он открыл глаза и посмотрел на Лину – она видела, как с отсутствующего его взгляд меняется на заинтересованный, удивлённый, а затем на приятно-тёплый – губы Аида приоткрылись в попытке что-то ей сказать. Один удар сердца, второй, третий… на четвёртый Лина, внезапно разучившись дышать, услышала его тихий глубокий голос, проникающий в сознание, касающийся, казалось, самых далёких уголков души.

– Сокровище…

Второе его слово потонуло в новой вспышке молний, и они оба грохнулись на пол. Лина зажмурилась от боли, а когда открыла глаза, обнаружила, что вернулась в Небесный храм Деметры. Она стояла на коленях перед Деметрой с изодранными руками, испачканными к тому же раздавленными зёрнами граната, а сама Деметра истекала водой – сквозь каменные пальцы с лица богини капали настоящие солёные слёзы.

Гомон голосов вернулся. Вся группа присутствующих полубогов окружила её, кто-то взял её за руку, попытался поставить на ноги, но она не смогла встать, только подняла голову, увидела Максима и, прежде чем потерять сознание, прошептала:

– Аид.

***

Веками он прозябал здесь, во дворце из чёрного золота, дворце Владыки Мёртвых. Дни, наполненные серостью царства Теней, не приносили ни радостей, ни печалей, только одиночество, хотя, признаться, здесь он был вовсе не один – сотни сторонников Аида слонялись по бескрайним землям, выполняя обязанности, которыми занимались всю жизнь. Не одни, но вечно одиноки. Даже его брат-близнец Танатос не мог унять этого чувства, не мог разрушить бесконечную тоску.

Новое утро не должно было принести никаких известий, однако сегодня было особенное утро, самое невозможное из всех. Он бы увидел этот огонёк, будучи в самом Тартаре или в недрах земли, даже вечный сон не заставил бы его отвернуться от белого едва заметного сияния. Он метнулся к дверям и переместился фиолетовым облаком к реке. Его пурпурные одежды стелились по тёмным камням, когда он, пренебрегая затхлыми испарениями и зеленовато-белёсым туманом, шёл по берегу к причалу, где во тьме на безжизненно-гладкой поверхности Стикса проступили очертания знакомого силуэта.

Огонёк мерцал на верхнем наконечнике длинного весла Харона, которым он правил ладью к берегу.

– Приветствую тебя, Гипнос, – нос ладьи мягко стукнулся о берег, и Харон поднял весло, преобразуя его в посох, а затем спустился на камни, оставляя за собой всплеск мёртвой воды.

Гипнос не отводил взгляда от огонька, теперь прятавшегося в изогнутых когтях посоха.

– Нас посетил Гермес?

Боги не любили спускаться в царство Теней, лишь Гермес приносил сюда вести Аиду, но после войны даже он предпочитал не переступать черту Тёмных Врат, всё передавал через Харона или Гекату. Только мир смертных оставался нейтральной территорией, и там, в образах простых людей, боги продолжали общаться показательно вежливо, будто между ними никогда не было ни войн, ни разногласий.

– Нет. – Харон отрицательно качнул головой, отчего края его широкого капюшона дрогнули. – Сегодня весть сама явилась к нам, друг мой. Передай ЕЙ… Владыка Мёртвых вернулся.

Глава 2. Признание и мираж

Очнулась Лина в новом для себя мире, где её любили, где ей восхищались, где она больше не принадлежала семье наследников – она стала богиней. Божественная сила, ещё слабая, но вполне ощутимая, текла по телу, медленно преобразуя кровь в ихор¹, принося полноту жизни, словно до этого момента Лина была всего лишь маленькой половинкой себя самой.

Лина обнаружила, что её доставили домой, но не в её собственную спальню, а в самую роскошную в доме – в другом конце комнаты у окна суетились Грации, изменяя небесно-голубой наряд Ланы, подготовленный для торжественной части церемонии, а у кровати на полу сидел Макс. Он встрепенулся, заметив, что Лина открыла глаза, и взял её за руку.

– Как себя чувствуешь? – его голос охрип, будто перед этим он декламировал несколько часов или кричал.

Лина кивнула, давая понять, что чувствует себя хорошо. Её собственный голос не слушался тоже. От пережитого она едва могла адекватно воспринимать себя и всё происходящее вокруг.

– Надо поговорить… – с губ сорвался натужный шёпот.

Макс понял и дал знак Грациям уйти. После он ещё какое-то время молчал, прежде чем догадался, что следует взять инициативу разговора на себя.

– Я так понимаю, речь о том, что ты сказала? Об имени, которое назвала? – Макс, как и многие полубоги, предпочитал не произносить имя Владыки Мёртвых вслух под крышей жилого дома, и это дало Лине шанс уйти от прямого ответа.

Она не могла признаться, что была в темнице Аида, потому что – если, конечно, это не было её личным бредом или видением – она его освободила, и теперь ей грозило наказание, о котором Лина и помыслить боялась. Макс бы не предал её, но из-за своей вспыльчивости мог сделать совершенно неверные выводы.

– Я попала к Мойрам… к настоящим живым Мойрам… – Лина не смогла сдержать дрожь рук, и Макс сжал её ладонь в успокаивающем жесте. – Так было задумано?

Он отрицательно качнул головой.

– Никто не знает, как было задумано. Пророчество прозвучало в день, когда на Аида надели цепи. Пифия сказала, будто из зерна души проявится Персефона, и только она будет способна уничтожить… Гостеприимного господина². А Пифии принято верить… – Макс вздохнул. – Я должен был подумать об этом раньше и рассказать тебе больше, чем мне было позволено.

Лина нахмурилась. Всё случившееся казалось ей страшным сном. Её новая сущность была принята телом – не сознанием, отчего ещё труднее верилось в происходящее. Макс помог ей сесть, прислонив подушки к изголовью, сам опустился на кровать у её ног.

– Как это произошло? – голос Лины окреп, и теперь она намеренно говорила полушёпотом. – Я не понимаю… не верю… Макс, почему за двадцать пять лет моей жизни никто не рассмотрел во мне её?

– На самом деле рассмотрел… – Макс снова вздохнул, – ты же… ты внешне буквально её воплощение. Об этом упоминал мой отец, это подтверждал и Зевс, и многие другие боги, но… нам было запрещено доносить до тебя эту информацию, поскольку все верили, что гранат не выберет тебя. Я и сам до последнего не верил в это.

– А церемонию в совершеннолетие не провели, потому что посчитали меня слишком слабой?

– Это решение приняли твои родители, Марк и Ариана… – Максим отпустил её руку и отвёл взгляд. – Ты была беспомощна, неспособна даже на минимальное проявление силы, они боялись, что ты погибнешь просто от присутствия рядом другого бога.

– И они решили дать Лане шанс стать избранной, игнорируя её полное несоответствие назначенной роли?

– Никто не гарантировал, что сработает. Да, боги ждали Персефону в этом поколении, но полубоги надеялись, что не увидят её в ближайшие три столетия. Ты и сама знаешь, успешная церемония Посвящения означает повышенную готовность к войне. А кто хочет войны? У многих семьи и дома в мире смертных, кто-то защищает целые города и страны. Представь, что бы было, если бы они узнали о тебе правду? Естественно, что твою схожесть с Персефоной намеренно не замечали, переводя стрелки на Лану, чтобы не поднимать панику.

– Макс, – сердце Лины укатилось в живот и где-то там забилось беспокойной пичужкой, – мне страшно. Меня не готовили, я не умею ни сражаться, ни использовать божественную силу… Пусть зерно души проросло во мне, но я слабая и беспомощная, и мне не хватит физических сил убить его. Просто не хватит! Ни при каких обстоятельствах. Разве сейчас это не приведёт к панике? Разве моя беспомощность не приведёт к новой войне между Олимпом и царством Теней?

Максим ответил не сразу, но когда заговорил, голос его прозвучал ободряюще и тепло.

– Я тоже не знаю и могу только гадать, Лин. У «Протекта» всё под контролем. Не будем пока беспокоиться о том, чего не случилось, и давай решать проблемы по мере их поступления. Сейчас тебя ждёт торжественная часть церемонии, ожидается весь сонм со всех концов света, ты встретишься с Зевсом.

– Какой кошм…

– Дионис выделил свой ресторанный комплекс в Афинах для торжества, так что тебе неплохо бы уже начать собираться.

– Я не хочу. Мне нужно понять, что произошло, осмыслить, во всём разобраться… Какое торжество?!

– Ты сможешь сделать это позже, подумать обо всём завтра. Вот встретишься с Советом богов и всё для себя прояснишь, а пока просто повеселись. Вдруг это в последний раз.

Лина внимательно посмотрела на него и внезапно рассмеялась.

– Умеешь ты утешать, конечно. Спасибо… в последний раз…

– Я имел в виду… – Максим почему-то смутился и сцепил руки у себя на коленях, – завтра церемония будет и у меня, я приму на себя обязанности хранителя, поэтому должен очистить своё сердце от тяжести всех секретов.

– Не пугай меня, – улыбка сползла с её лица, – ты же не в монастырь уходишь. Последнего раза не будет, и не ты ли сам сегодня утром говорил, что нам не нужно расставаться?

– Мы и не расстанемся, но я должен сказать кое-что важное… законами «Протекта» запрещено питать привязанность к объекту охраны. Я думал, что Лана станет объектом и надеялся сказать тебе уже после, но теперь…

– Что? Не понимаю твоей проблемы, ты же не питаешь привязанности к объекту охраны? – улыбнулась Лина. – Нет?

– Да, – одновременно с ней сказал он.

Их взгляды пересеклись, и они снова произнесли одновременно.

– Да?

– Нет… – Макс поджал губы и выругался. – Да, я люблю тебя… с тех пор как увидел. Люблю, и именно поэтому я учился и в школе смертных с тобой, и в школе полубогов… я хотел быть рядом, – он покачал головой, – и моя мечта исполнилась. Теперь я буду рядом, только не так…

Лина потеряла дар речи. Она столько его знала, помогала ему с девушками, рассказывала о своих парнях, ходила перед ним растрёпанная, пьяная, в грязной пижаме, он видел её и весёлой и смешной, и плачущей и заболевшей. Максим видел её любой и всё равно… любил. Шокированная его словами, она напрочь забыла об опасности, которую могла принести его любовь.

– Я… – она растеряно моргнула. Слова не шли на ум, не складывались в осмысленные фразы, – я… – она выдохнула, внезапно обнаружив, что не дышала всё время, пока Максим говорил. – Не знаю, что сказать. Всё так переменилось и стало таким сложным, что я не могу ничего тебе ответить.

– Хорошо, – Макс кивнул несколько раз куда-то в сторону, – хорошо, так даже лучше, потому что если… не хочу, чтобы ты тоже страдала, – он попытался поскорее закончить разговор и посмотрел на часы. – Пора. Если можешь встать, я позову граций, нас ждут Афины, – он улыбнулся Лине, будто бы не было этого неловкого разговора, и поспешил уйти.

***

Как не меняли грации наряд Ланы, Лине всё равно было в нём неудобно. Ни платье, ни туфли не сидели так, как бы ей хотелось: замочек лифа больно впивался в спину, цепляя внутреннюю подкладку белой мантии, туфли натирали кожу. Лина надеялась, что сможет быстро избавиться от всеобщего внимания и покинуть торжество, тем более что существовал большой риск потерять сознание снова – скопление божественной силы такой мощи способно было убить её на месте, и только тот факт, что организм начал принимать зерно души, мог немного помочь ей и облегчить страдания.

Она помнила, что на встречах в мире смертных для Олимпийского сонма богов и полубогов существует правило не вступать в конфликты. Его ввёл Зевс для защиты людей, но теперь, когда Лина освободила Аида, это правило могло быть с лёгкостью нарушено им самим или кем-нибудь из его прошлых сторонников.

Каблучки Лины стучали по мраморному полу коридора, ведущего к залу проведения церемонии, рядом семенили нимфы, похожие на розовых медуз в своих воздушных нарядах, а шорох шлейфа голубого платья и покрывающей его мантии звучал в тишине как зловещее предзнаменование. Когда нимфы распахнули перед Линой двери, тишина коридора рассыпалась осколками хрусталя, разбитая гулом сотен голосов, музыкой и звоном бокалов, уже наполненных нектаром и вином.

Эта часть церемонии не представляла собой ничего особенного: кто-то из верховных богов должен был передать часть силы новоявленной Персефоне, чтобы её тело смогло справиться с развивающимся зерном души, – передача происходила через касание рук, после чего шли поздравления и общий праздник. Боги обычно садились в отдельном зале, их торжества выглядели как богатые банкеты, в то время как полубоги предпочитали клубный вариант или современные развлечения, в которых тысячелетние жители Олимпа не смыслили. Так случилось и сегодня. Лину вывели в центр и оставили перед круглой низкой платформой, похожей на постамент для статуи, она понятия не имела, зачем это нужно, но спрашивать не хотела, просто стала ждать.

Вспышка света настолько яркая, что многих полубогов ослепило на целую минуту, сверкнула перед Линой, и из золотой пыльцы, солнечного света и молний появился силуэт Зевса – пол содрогнулся, когда его ноги коснулись круглого постамента – он выпрямился во весь рост и, наконец, показал своё лицо. Лина в изумлении приоткрыла рот. Она уже видела его: эти брови, этот нос, эти скулы… Аид и Зевс были похожи как близнецы, с той лишь разницей, что Зевса выдавали небесный взгляд, волосы цвета созревшей пшеницы, и тёплый оттенок кожи. Впрочем, Лине было хорошо известно, что каждая женщина видит Зевса таким, каким представляет себе идеального мужчину, и в то же время она чувствовала, что перед ней он предстал самим собой. Зевс, как и все здесь, выглядел современно: волосы, забранные в короткий хвост, выбритые виски, очки с прозрачными стёклами, придающие его лицу строгости, неизменная модно выбритая борода и белый с иголочки костюм под мантией.

– Дитя моё…

Лина вздрогнула, услышав его голос. Наверное, во всей вселенной не существовало человека, чей голос бы звучал для Лины по-отечески – Марк так не мог, однако Лина не позволила себе поверить этой иллюзии, ибо даже несведущему в делах богов было известно – никто и никогда не заменит для Зевса Афину, и никого из детей он никогда не полюбит столь же сильно.

Зевс протянул руки раскрытыми ладонями вверх, и Лина, не задумываясь, приняла их. К удивлению и счастью, она не только не почувствовала передачи божественных сил, но и поняла, что не ощущала давления любой божественной силы с самого появления в зале. Божественные силы других больше не угнетали её, она стала равной богам… равной! И всё же радоваться не стоило. Без пяти минут преступница, Лина не могла себе позволить беззаботно почивать на лаврах этого мимолётного успеха, она должна была решить, что делать дальше; в любом случае тот, кто сейчас с ней столь приветлив и мягок, завтра, когда откроется, что темница Аида пуста, будет тем, кто обречёт её на вечные муки.

– С возвращением, Персефона.

Лина не успела заметить, как Зевс завершил церемонию и отпустил руки, позволяя толпе окружить её. Лина вспомнила, как давил на неё гомон голосов в Небесном храме Деметры, как она падала во тьму, лица Мойр и… Аид. Она задохнулась от страха и другого чувства, которого не понимала, и выбралась из толпы, извиняясь на каждом шагу. Ей хотелось выйти на воздух, отдышаться, а потом с новыми силами…

Внимание Лины привлекла мелькнувшая белая копна волос, лишь слегка заплетённая вверху. Какая же хорошая она сестра! За всё время церемонии даже не вспомнила о Лане, а ведь той наверняка одиноко и очень грустно, ещё и платье, которое она так кропотливо выбирала, надеть не удалось. Лина нашла взглядом родителей, что-то обсуждающих с Августом – хранителем мамы и другом семьи – сделала шаг в их сторону, но передумала и кинулась за уходящей сестрой… К двери, вниз по лестнице вслед за тихими шагами…

– Лана!

(7 Элана)

Шаги ускорились. Лина ускорилась тоже. Она выбежала в большой холл, пустой и тихий, бросилась к выходу, где провернулась и скрипнула круглая дверь.

– Лана!

На улицу, в открытую зону ресторанного комплекса Диониса, по узким дорожкам меж цветов, за удаляющимися поспешными шагами и изредка мелькающими за поворотами белыми прядями. Лина сняла неудобные туфли, подхватила юбку платья и, пробежав вдоль скамеек по дорожке, ведущей к открытому бассейну, резко свернула за угол и столкнулась с мужчиной.

Он шёл в противоположную сторону по узкому перешейку между стеной и бассейном и очень спешил – Лина влетела в него на полной скорости, он сделал шаг назад, оступился, и оба они благополучно нырнули в воду.

***

– Здесь была девушка, – постукивая зубами и выжимая волосы, сказала Лина, не глядя на вынырнувшего мужчину, – вы её не видели?

– Кажется, это ваше? – он ловко выловил из воды её туфли, вылетевшие из рук при падении.

В этот момент они посмотрели друг на друга, и Лина испуганно вскочила на ноги. Перед ней был Аид во плоти, изумлённый встречей настолько, что невольно выпустил туфли обратно в воду. Ему с трудом удалось прийти в себя. В отличие от Зевса и остальных, он пренебрёг установленными правилами и надел белый костюм – в волнистых волосах, ниспадающих на плечи, Лина заметила медленно чернеющие проблески серебра. Одно выдавало его истинную сущность: холодная, вызывающая первозданный ужас аура тёмного божества, которую боги и полубоги часто назвали «дуновение смерти». Лина отметила для себя, что следует позже разобраться в том, почему она сразу не почувствовала его ауру, и почему он, при всей его силе, не предвидел и не предотвратил столкновения.

(8 Аид)

– Сама судьба свела нас. Я шёл к тебе, Персефона.

Любопытство, которое он вызывал в Лине, мгновенно разметало страхом, никак не связанным с его аурой. «Он собирался принести её в жертву», «он убил её своим скипетром», – вспомнила Лина. Паника мелкой дрожью по телу подобралась к самому горлу и сдавила так, что невозможно стало дышать… Убьёт её Зевс за освобождение Аида или сам Аид было не важно, умирать Лина в любом случае не хотела. Только не так.

– Спасибо, – Аид встал и, высушив их одежду одним взмахом руки, потянулся поправить мокрые волосы Лины, но она отшатнулась, вызвав на его губах улыбку, похожую на приступ острой боли. – Ты спасла меня, и я пришёл сделать то же самое в ответ.

– Меня не нужно спасать. – Лина откашлялась. На последнем слове голос подвёл её и смял половину букв.

– Ну, разумеется, – Аид заложил руки за спину и встал полубоком. – Сейчас тебе не нужна помощь, но завтра… Знаешь ли ты, какое наказание грозит тому, кто откроет темницу Олимпа? – поскольку Лина молчала, он ухмыльнулся и продолжил. – Десять тысяч ударов молнией, одного разряда которой не выдержит твоё смертное тело. Но тебе не дадут умереть, о нет, Олимпийцы так не поступают. Ты будешь страдать, обречённая веками существовать от одного удара молнии до другого… Ты хочешь этого? – он бросил на неё изучающий взгляд.

Лина отступила назад и врезалась в стену ресторанного комплекса, вжалась в неё спиной и застыла.

– Но как… – она пыталась оправдаться, найти лазейку для себя, – как они узнают, что именно я стала причиной освобождения преступника?

Взгляд Аида стал внимательным.

– Тебя не готовили? Ты и понятия не имеешь об истинном положении дел, да? – он вгляделся в неё и тихо рассмеялся. – О, да! Так и есть. Ты даже не всё ещё вспомнила… Цепи солнечной энергии, сковавшие меня, были связаны божественной нитью с зерном твоей души. Никто, кроме тебя, не мог бы их разрушить… Никто.

Словно из глубины веков прозвучали слова Мойр, которые, казалось, навсегда выпали из её головы: «в горе и гневе Деметра потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых». Лине вдруг стало трудно дышать, она сделала шаг к воде, пошатнулась, наступила на платье и упала бы, если бы Аид не подхватил её. От него неожиданно приятно пахло. Запах высушенных цветов смешивался с ароматом холодной зимы, словно Лина открыла дверь в снежный февраль – аромат забытого в снегу букета, который успеваешь поймать за миг до того, как дыхание перехватывает от леденящего душу мороза. Лина замерла в объятьях Аида на несколько секунд, а затем пришла в себя и оттолкнула его, собираясь закончить этот неприятный разговор, но он схватил её за руку и дёрнул обратно.

– Прости, но я не сказал, что собираюсь тебя отпустить.

– Что?

– Ты идёшь со мной. – Аид притянул Лину ближе, щёлкнул пальцами перед её носом, усыпляя, и исчез в тёплом ночном воздухе Афин, пока ничего не подозревающие боги и полубоги развлекались, окутанные магией Диониса и его нимф.