Buch lesen: «Мутное время. Записки советского офицера»
В бытность свою курсантом Военного краснознамённого института, следователем военной прокуратуры, криминальным репортёром, оперативным сотрудником уголовного розыска автору этих строк пришлось повидать немало. Трудно сказать, набрался ли он мудрости, но хотя бы было смешно, а иногда и весело. Порой даже слишком весело, чтобы стать печальным…
Глава 1
Расстрел
– Поехали на «таблетке», – предложил я своим товарищам.
Вот хоть что-то ёкнуло бы у меня внутри! Хоть как-то повеяло бы холодом смерти, которая в этот момент встала за нашими плечами во весь рост! Ничего – интуиция подло молчала…
Это был 2006 год. Пятеро сотрудников Департамента уголовного розыска МВД России – это наша группа по борьбе с терроризмом, прикомандированная к бригаде Генеральной прокуратуры по Северному Кавказу. Дислоцировались мы в мобильном отряде МВД России по Ингушетии в посёлке Карабулак недалеко от Назрани – столицы Республики.
Из моботряда мы обычно добирались утром до МВД Ингушетии, получали задания, потом «работали работу». И каждый день вставал вопрос – как добраться до места целыми и невредимыми. В республике шла настоящая террористическая война. Порой мобильный отряд предоставлял нам транспорт. Чаще всего это была «таблетка» – такая медицинская машина защитного цвета и с красным крестом на борту на базе фургона УАЗ-452. В неё как раз помещался весь наш небольшой коллектив, да ещё место оставалось.
«Таблетка» постоянно курсировала по всему Северному Кавказу по разным медицинским и хозяйственным делам. В тот день врач отряда Серёга Коногов – старший лейтенант из Нижнего Новгорода, собрался во Владикавказ за медикаментами, а заодно прихватил с собой оперативника по линии БЭП для медицинской консультации в госпитале.
– Слушай, – сказал Сашка Х., уважаемый полковник из нашего Главка и мой хороший товарищ. – Пока врач бумаги оформит, путевой лист, копию приказа сделает. Так мы уже в Назрани будем. Пошли на маршрутку.
Ну, пошли так пошли. Передвигались мы в «партикулярном платье», то есть в гражданской одежде, с надёжно спрятанным табельным оружием. Внимание к себе старались не привлекать. Маршрут был отработанный. И вот мы в раздолбанной, подскакивающей на ухабах, маршрутной «Газели». Смотрим на едущих в столицу солидных аксакалов, тупящих глаза женщин. Напротив меня сидит худенький парнишка лет восемнадцати в шапочке и самозабвенно листает карманный «Коран», шепча под нос суры.
Едва мы добираемся до здания министерства, как там звучит тревога. Все суетятся, бегают.
– Расстрел! – только и слышим мы.
Ну, тут это дело нередкое, точнее постоянное. К расстрелам мы уже привыкли.
– Кого уложили? – спрашиваю заместителя начальника угрозыска.
– Машину из мобильного отряда расстреляли! В Карабулаке.
Какой-то холод внутри меня – он ползёт по телу, сковывая его.
– Что за машина? – пытаюсь уточнить я.
– Да не знаю ничего! Поехали, увидим!
Окраина Карабулака. Улица перегорожена бронетехникой местного ОМОНа и мобильного отряда. Перед милицейским оцеплением скопилась толпа народа – сосредоточенного, угрюмого. Какой-то дед зло кричит:
– Надоели эти террористы! Этих хулиганов расстреливать надо! Нет порядка!
А на обочине наша «таблетка». Вся похожа на дуршлаг – в пулевых отверстиях. Позже криминалисты насчитают их больше полусотни штук – тютелька в тютельку высадили два рожка из автоматов Калашникова. В кабине лежит тело водителя Паши – какое-то несуразно переломанное, напоминающее повреждённую куклу, тоже всё продырявленное, в крови. В салоне ещё одно изрубленное автоматными пулями тело – врача отряда Сергея Коногова. А рядом стоит ехавший на этой машине Эдик – оперативник УБЭП из Удмуртии. На нём ни царапинки. Он белый, как полотно, и пошатывается, будто пьяный.
– Только выехали на трассу, – сбивчиво объясняет он. – И пошла на обгон белая «девятка». Поравнялись с нами – и оттуда давай по нам из окон шмалять без остановки. Пашка, как началась стрельба, по тормозам врезал – думал, «девятка» вперёд проскочит, и гады промахнутся. Не тут-то было. Все пули в цель легли. Как наша машина тормозить стала, я от толчка на пол полетел. А когда всё кончилось, выскочил с автоматом из машины. Но это чёртова «девятка» уже далеко ушла – стрелять бесполезно было.
Оперативник прекрасно понимал, что это резкое торможение и его падение на пол спасли ему жизнь. Все пули, дырявившие борта «таблетки», прошли в считанных сантиметрах над ним. И ни одна даже не задела. Для него это было чудо. А вот врача отряда и водителя чудеса не побаловали.
Начинаются контртеррористические мероприятия, перекрываются дороги. Мы с начальником угрозыска мобильного отряда усаживаемся в новенький БТР, принадлежащий ОМОНу Ингушетии. Начрозыска служил в армии мотострелком, потом много лет отдал Московскому ОМОНу. Он тут же усаживается за КПВТ – крупнокалиберный пулемёт, и начинает обводить стволом окрестности. Мы двигаемся по пути возможного отхода террористов.
Едем вдоль сплошной зелёнки – плотных лесных зарослей. Водитель БТР, у которого какое-то отчаянно-приподнятое настроение, как перед броском на вражеские окопы, сообщает:
– Бортом к зелёнке идём! Сейчас дадут из гранатомёта – и всем нам конец!
И улыбается радостно так.
– Ну, так у нас приказ, – заявляет начальник розыска, в прицел рассматривая окрестности.
– А я чего? Я не против! – с энтузиазмом сообщает водитель.
Никто по нам не лупит из «зелёнки». Тормозим, исследовав свой участок. Вскоре появляется СОБР.
Командир группы, оглядывая бесконечный лес, качает головой:
– В «зелёнку» со своими людьми соваться не имею права. По лесам спецназ ГРУ работает. Я просто людей своих положу, мы под это не заточены.
Да, в общем-то, мало кто верит, что машина с террористами где-то там, и ещё в пределах досягаемости. Но где-то должна она быть. Эта проклятая белая «девятка» как Летучий Голландец – предвестник смерти. Она уже не первый раз появляется на трассах Ингушетии. И всегда после неё остаются продырявленные борта машин и тела, тела, тела, изрешечённые пулями. И пропадает тоже как Летучий Голландец – без следа. Все наши планы «Перехват», перекрытие дорог ничего не дают. Эта проклятая машина растворяется как заколдованная. Сваливает по каким-то горным тропам или отстаивается в убежищах, чтобы снова выйти на охоту. По Республике катится непрекращающаяся волна террора.
И вот опять результата нет. «Девятка» растворилась. Летят в Москву шифротелеграммы, а оттуда приходят грозные погонялки: углубить, усилить, обеспечить контроль на дорогах, активизировать агентуру, перетряхнуть всю республику. Все это уже было не раз. А воз и ныне там.
У меня внутри какой-то холодный комок. Бывают в судьбе каждого человека развилки, когда один шаг кардинально меняет судьбу, решает, кому жить, а кому умереть. Если бы врач не затянул тогда с оформлением документов, мы наверняка поехали бы на этой «таблетке», и было бы на несколько бездыханных тел больше. Понятно, что расстрел был хорошо спланирован, и ждали именно эту машину.
Чекисты потом говорили, что якобы был заказ на московских полковников. Террористами ведь платят за работу с учётом званий и рода деятельности жертв. Дороже всего идут собровцы. Ну и полковники из оперативного Главка центрального аппарата, думаю, тоже недёшевы. А информация утекала вокруг нас, как из сорванного крана. Бандиты были прекрасно осведомлены, что творится в расположении моботряда – имелись там их глаза и уши, и я даже примерно представляю, в какой казарме они обитали. Но об этом позже…
Выживший оперативник сидит за столом. Его окружают сочувствующие сослуживцы. Эдик держится молодцом. Вообще, проявил он себя хорошо – не потерял голову, пытался даже стрелять вслед террористам. И, хотя вся логика событий была против него, он выжил.
Парню наливают водку. Впервые вижу, как человек механически поднимает руку и опрокидывает в себя стакан за стаканом. Вот уже и бутылка опустела. А он не пьянеет вообще. Совершенно трезвым голосом говорит:
– Пусть прокляты будут те, кто это сделал. Серёгу-то за что? Он никому ничего плохого в жизни не сделал! Ничего, время придёт, эти суки сторицей за всё ответят.
Ответили. Позже. По полной…
А началась вся наша ингушская эпопея за месяц до того проклятого расстрела. Когда мы ждали во Внуково рейса на Ингушетию. И слушали по телевизору сенсационную новость, которая отныне касалась каждого из нас.
Но обо всём по порядку…
Глава 2
Конец Басаева
В специально отведённом помещении аэропорта Внуково, похожем на пункт продажи валюты, мы разрядили и сдали табельные пистолеты, которые получим от экипажа самолёта уже по прибытии к месту назначения. И тут по телевизору сообщают – под Назранью от взрыва погиб один из самых одиозных чеченских полевых командиров Шамиль Басаев.
У меня возникло смешанное чувство. С одной стороны – вполне законное ликование. Такая вражина рассталась с этой землёй и понеслась в свой мусульманский ад! Но вместе с тем очевидно – в Ингушетии будет взрыв террористической активности – как раз к нашему прилёту туда. За Шамиля будут мстить, и мстить жестоко. Ведь именно Ингушетия являлась его опорой. Именно там он чувствовал себя как дома. И именно там год назад он устроил органам охраны правопорядка кровавую резню.
Оправдались самые худшие наши ожидания. Всё наше пребывание в Ингушетии проходило как бы при незримом присутствии духа этого нелюдя. И под траурный аккомпанемент фугасов и автоматных очередей
Первое, куда нас отправил по приезду руководитель оперативной бригады – на место гибели Шамиля Басаева, проводить обход местности и искать свидетелей.
Суть дела была проста. Шамиль приехал в посёлок Экажево рядом с Назранью закупать оружие. Прикупил его аж целый КАМАЗ. А потом этот КАМАЗ взлетел на воздух. Вместе с полевым командиром и его ближайшими помощниками.
Приезжаем на место происшествия. Ох, блин, такого никогда не видел! Снесённый взрывом кирпичный забор, расколотые толстые доски, разрушенное жилое строение. На обломках забора – окровавленные куски мяса. Огромный коленвал КАМАЗа лежит метрах в тридцати от места взрыва, внешне вполне ещё ничего, хоть сейчас на запчасти – это какая силища должна была быть, чтобы его взрывной волной туда откинуло!
Место взрыва – рыхлая земля. Искорёженный металл. В перекрученных металлических кусках угадываются остатки НУРСов – неуправляемых ракетных снарядов, которые заправляют в барабаны вертолётов огневой поддержки. Сколько же их было? До фига! Зачем они нужны? Вертолётов, вроде бы, у Басаева не было. Скорее всего, использовали их для изготовления взрывных устройств и извлечения тротила.
Уж чего-чего, а невзорвавшегося тротила здесь на земле завались. Он высыпается кусками из искорёженных НУРСов, хрустит под подошвами ботинок. Прикидываю, что его тут можно подобрать достаточно, чтобы все дороги вокруг Назрани заминировать, да ещё и на здание МВД останется. Кстати, поговаривают, что Басаев с помощью этой покупки планировал именно взрыв Министерства внутренних дел Республики.
На этом поле убийственных чудес уже бродят три персонажа – корреспондентка центральной газеты из Москвы и два местных милиционера – её телохранители. Я их сначала принял за оцепление – типа, они здесь хозяева. Но вскоре выяснилось, что они такие же экскурсанты, как и мы.
Я подбираю с земли совершенно целую картонную коробочку с патронами от АК-74. Местные милиционеры тут же принимают боевую стойку:
– Э, это наше!
– С какого такого перепугу? – интересуюсь я.
– Так мы здесь воюем же!
– А мы что делаем?
– Нам нужнее!
Такая мольба в голосе милиционера – аж до смешного! В общем, делим патроны по-братски – напополам. Они пригодились потом – отдал их операм из мобильного отряда. Те всё время палили из автоматов при проведении мероприятий, в основном, чтобы охолонить взбудораженную аульную толпу. А патроны командировочным давали под расчёт – мол, для вас война, а для тыловика главное учёт и контроль. За использованные патроны отписаться – это долгая и нудная история. Так что отдал я эти патроны для отчёта.
Как я понял, место происшествия толком не отработано. Только сфотографировали и увезли остатки взорванных машин. А здесь ведь осталось ещё много важных предметов.
Мы собираем уцелевшие сим-карты для мобил, которых оказывается неожиданно много – если они активированы, это бесценный источник оперативно-значимых сведений. Потом начинаем отработку жилсектора. Это значит, что заваливаемся в каждый дом и пытаемся развести хозяев на разговор – кто что видел. Понимаем, что с оперативниками из Москвы тут никто откровенничать не будет. Поэтому мне в голову приходит простая идея.
Стук-стук в дверь. Открывает недовольный хозяин – мужчина солидный, уже в возрасте.
– Здрассьте, мы из «Комсомольской правды». Пишем про происшествие. Не могли бы вы нам рассказать.
Хозяин угрюмо смотрит на двух «правдистов» – я в джинсах, футболке и рубашке. За мной наш опер в камуфляже. Ну, чистые корреспонденты. Но, как ни странно, срабатывает. И местный житель охотно начинает нам петь о том, какие машины видел, куда они ушли и всё такое прочее. Нам становится понятно, что была «стрелка», и машина торговцев оружием ушла ещё до взрыва.
Картина происшествия, в целом, нарисовывается. Однако уже позже прояснились некоторые обстоятельства, свидетельствующие о том, что мы просто фигнёй маялись, и никому это не было нужно. Взорвалось то, что и должно было взорваться. Следствие закончено – забудьте. Но это уже совсем другая история.
В результате осмотра места взрыва я наступил на доску с гвоздём, пропорол насквозь подошву ботинка и повредил ногу – ну прям Басаев с того света дотянулся и впился в меня ржавым зубом.
– Не хватало ещё столбняк схватить! – воскликнул я.
– Поехали укол делать, – кивнул приставленный к нам оперативник местного МВД.
Приезжаем в Назрань в травмпункт.
– Снимай рубашку, укол будем делать! – говорит медсестра.
Я снимаю рубашку. Медсестра видит на поясе кобуру с пистолетом Макарова. Воспринимает это как должное и лениво осведомляется:
– Где ногу пропорол?
– На стройке.
– Строитель, что ли?
– Ну да. Шабашим понемногу.
– Понятно, – кивает она и вкалывает под лопатку укол от столбняка.
Видимо, строителям в Ингушетии положено ходить с ПМ на поясе. Национальная специфика.
Когда возвращаемся в здание МВД, я говорю заместителю начальника республиканского розыска:
– Слушайте, там тротила на месте происшествия столько, что пол Назрани взорвать можно. И ни оцепления, ничего. Людей там поставьте!
– Да? – удивлённо смотрит на меня полковник. Потом берёт трубку и раздражённо орёт на кого-то по-своему. В результате оцепление выставляется. Интересно, когда додумаются, наконец, собрать там тротил и патроны?
Кладу на стол симки и говорю:
– Там ещё есть. Надо каждый сантиметр осмотреть.
Полковник пододвигает к себе симки и с интересом кивает…
Глава 3
Царство террора
Мы демонстрируем обитателям дома свободные руки и карманы – мол, ничего при нас нет, подбросить при обыске при всём желании ничего не сможем. Следователь из специальной группы Генеральной прокуратуры зачитывает постановление о производстве обыска. Двадцатилетний пацан-студент числится в списке находящихся в розыске террористов – немало покуролесил он в горах. Наша задача – найти хоть какие-то вещдоки, а ещё лучше – оружие. Что за ингушская семья без пулемёта?
Глядя на объем работы, мы вздыхаем удручённо. Вы пробовали когда-нибудь обыскивать караван-сарай или несколько хуторов? Перед нами просторное домовладение с огородами, вполне себе качественными кирпичными строениями с медными крышами, сараями, автомашинами перед домом. За домом ржавеет остов "буханки" – фургона УАЗ-452. Снуют туда-сюда бесчисленные обитатели этого дома. Женская часть дома. Мужская. А подо всем этим потаённые забетонированные подвалы, пустоты. И задача найти что-то полезное для расследования видится какой-то нереальной. Даже если что-то тут и есть, можно год искать. Ладно, побродим с металлоискателем по огороду, может и запиликает…
Это типичное домовладение. Вообще, Ингушетия выглядит вполне зажиточно. Большинство аборигенов живут в таких вот усадьбах, огороженных глухими заборами, с металлическими воротами. Наглядно видно, что деньги у народа здесь водятся. Что и неудивительно. Ведь рядом Чечня. Ингуши неплохо разжились во время двух чеченских войн и краткосрочного правления в Ичкерии террористов – тогда РИ стала эдакой буферной зоной между враждующими сторонами. Именно здесь, при посредничестве ингушей, решались политические и коммерческие вопросы, заключались какие-то сделки, обменивались пленные и прочее, прочее, прочее. И за всё капала доля малая.
А ещё в России есть Чукотка, Магадан и другие дальние регионы с их золотыми приисками. И уже при царе батюшке ингушские скупщики золота пригрелись там, выменивавая на спирт золотой песок. При советской власти золотой ингушский бизнес вовсе не рухнул, а только расцвёл.
Листаю давние сводки. В аэропорту Певек Чукотского автономного округа задержаны водитель и концентраторша Билибинского горнодобывающего комбината, в багаже у них три банки из-под сгущёнки, три из-под тушёнки и одна из-под чая – все наполнены приисковым золотом. Действовали вместе с ингушами, конечно… В Омске задержаны двое ингушей с тридцатью двумя килограммами золота…
Это золотишко развозится по ювелирным мастерским, переплавляется и однажды возникает в турецких, польских или египетских золотых лавчонках. Республику этот денежный поток поддерживает достаточно прилично.
А ещё льются денежные потоки из Центра. На территории Ингушетии достаточно долгое время был режим чрезвычайного положения. В связи с этим сотрудникам понабежали достаточно приличные выплаты. Правда, однажды у Москвы просто не хватило денег, чтобы расплатиться со всеми. И главная тема для сотрудников МВД тогда была – ну когда же заплатят боевые и кому первому.
Целый бизнес на этой теме возник – финансисты в погонах в лучших восточных традициях предлагали: «Мы тебе заплатим, но треть нам отдай». Или четверть – в зависимости от того, насколько ты уважаемый человек. И эта тягомотина с боевыми длилась уже долго, вызывала нездоровое оживление среди личного состава…
Ингушетия производит впечатление гораздо более фундаменталисткой и набожной территории, чем та же Чечня. Для чеченцев гораздо важнее Адат – такой традиционный, передающийся из века в век закон гор, где расписаны роли и поступки каждого горца. У ингушей же вечно то намаз, то молитва, то они Коран читают, не отрываясь. Притом достаточно искренни в этом. С минаретов несутся завывания муэдзинов, усиленные динамиками.
Местные с гордостью говорят:
– А мы ещё в девятнадцатом веке христианами были. Потом благодаря вашим царям ислам приняли.
Так или не так – копаться в исторических реалиях не хочется. Но Ислам достаточно крепко сплачивает население.
Что ещё сильно объединяет ингушей – это их единодушная ненависть к соседям-осетинам.
В моботряде у нас был оперативник – краснобай, баламут и дичайший бабник. Нашёл себе местную вдовушку и долго ломал голову, стоит ли с ней связываться.
– Она ингушка, – говорил он. – С одной стороны, зачем мне лишние проблемы? А с другой – она же тоже не против загулять. Говорит, если станет известно, что мы с тобой закрутили – ничего, простят. Но если узнают, что с осетином каким-нибудь – казнят сразу, без каких-то надежд на помилование или смягчение приговора.
У нас в группе был сотрудник аналитического отдела ГУУР Василий С., такой толстый, флегматичный белорус, чертами лица – вылитый кавказец. Когда мы ходили на рынок в Карабулаке, местные с ним говорили только по-ингушски, и страшно удивлялись, когда слышали: «Моя твоя не понимай!»
– Ты же наш! – возмущённо голосили торговки. – Свой язык забыл, да?!
Поехали мы как-то во Владикавказ. На Черменском круге, разделяющем Ингушетию и Осетию, нас тормозит осетинский гаишник. Показываем ему удостоверения. Он козыряет и говорит:
– Проезжайте!.. А этого не пущу!
И презрительно тыкает пальцем в Васю.
– Это почему? – интересуемся мы.
– Он же ингуш!!! – с каким-то суеверным ужасом, перемешанным с дичайшей ненавистью, восклицает гаишник.
– Да ты чего? Я белорус! – негодует Вася, тряся удостоверением со своей исконно белоруской фамилией и русским именем-отчеством.
– Какой ты белорус?! Ты ингюш! – кричит гаишник с таким видом, что быть ингушом куда хуже, чем какой-нибудь инопланетной хищной сущностью из американского блокбастера. – Я чувствую!
Потом всё де пропустил. Согласился, что это белорус.
Вот так вот – по национальному признаку въезд гражданина России в субъект Российской Федерации запрещён. Оно и неудивительно. Результатом горбачёвского нового мышления на этих землях явился откат к мышлению старому – сведению исторических счётов и борьбе за территории. Схватки за Пригородный район между осетинами и ингушами явились лишь одним из очагов националистических пожаров, опаливших весь разваливающийся СССР. Но здесь сгорело немало жизней и надежд. И поселилась глухая вражда и взаимная ненависть.
Что сильнее врезалось в память от пребывания Ингушетии? Крики муэдзинов, дикая жара, пыль. И вечное ощущение присутствия рядом холодной неотвратимости и смерти. Да, тут была настоящая война. Наиподлейшая и самая мерзкая из всех – террористическая.
Ещё помню жуткое ощущение – будто кто-то свыше стирает на твоих глазах из этого плана бытия людей. Одного за другим. Смерть не устаёт работать своей косой.
– Слушай, ты мне обещал свою книгу, – в очередной раз обращается ко мне исполняющий обязанности начальника убойного отдела МВД Республики Ингушетия, прослышавший, что я писатель-детективщик.
Честно говоря, этими просьбами он меня утомил. Где я ему книгу возьму? Но ведь не отстанет.
И тут на книжном развале вижу своё произведение. Покупаю. На следующее утро едем в Министерство – и я с этой самой книгой под мышкой, как дурак. Думаю, вот сейчас подарю, и интересно даже, обрадуется ли начальник убойного отдела искренне или только из вежливости?
Но книгу дарить уже некому. Ночная дорога. Начальник убойного отдела, втапливающий газ, спеша домой. Белая «девятка», идущая на обгон. Автоматные очереди.
Рука войны смахнула ещё одну фигуру на своей доске. Нет человека. Стёрли. И у каждого из нас в глазах наболевший вопрос – а не станешь ли ты сам следующим, павшим на этой подлой войне?..
Водитель Паша Винтерголлер из Хабаровска везёт нас на «таблетке» из Карабулака во Владикавказ. На окраине столицы Осетии мы сидим в уличной кафешке и едим изумительно вкусные осетинские пироги. Обсуждаем, кто что будет делать по возвращении домой. Разглагольствуем, что Ингушетия эта надоела хуже горькой редьки, и порядок тут нужно наводить кардинальными методами. И какая-то благостность мирной жизни на нас опускается. Водитель наш – парень весёлый, контактный, беззлобный. В нашу компанию он вписался как родной. А тут ещё подоспела водочка и ещё осетинские пироги…
Вечер. У меня скакануло давление, я пошёл к врачу отряда старшему лейтенанту Сергею Коногову. Тот мне дал какую-то таблетку. Поговорили немного за здоровье и за жизнь. Он рассказал, что до того, как устроиться хирургом в госпиталь Нижегородского ГУВД, служил в ФСБ. Хороший парнишка. Умненький, тактичный, и специалист отличный. У него большое профессиональное будущее. Было бы… Если бы не война.
Война стёрла этих двоих в той самой расстрелянной «таблетке»…
Бандиты тогда решили отыграться за смерть своего лидера Басаева по полной. Чуть ли не каждый день я выезжал с опергруппой на места происшествий. Расстрелы, подрывы, опять расстрелы.
Убиты двое военных… Взорван оперативник ФСБ… Опять расстрел на обгоне – та же самая чёртова белая «девятка». Всю Республику перевернули, а никак не найдём её…
Мобильный отряд поднимают по тревоге. В Карабулаке, через две улицы от нас, к зданию Россельхозбанка подъезжают «Жигули», оттуда деловито выходят пять человек в камуфляже и с автоматами. Заходят в помещение банка. Ставят всех под стволы. Убеждать, что автоматы стреляют, в Ингушетии никого не надо – это вам не какой-нибудь Питер, тут все войной обожжённые. Налётчики забирают миллион рублей и шесть тысяч долларов. И спокойно скрываются. Пока суть да дело, они вне зоны доступа. Естественно, местное ГАИ никого по плану «Перехват» не прихватывает. Такой вот позорный висяк…
И опять на место происшествия. Подрыв с жертвами.
– Ну-ка, крутанись немножко. «Нива» за нами, по-моему, прилепилась, – говорит собровец.
Наш бронированный Уазик делает пару кругов, и «Нива» отстаёт. Почудилось. Но нервы на взводе у всех, и лучше лишний раз перестраховаться, чем напрягать сослуживцев сборами денег на твои похороны.
Добираемся до места взрыва. Воронка на обочине. В отдалении стоят машины МВД Ингушетии. Суетятся сапёры. Лезть к месту подрыва сразу нельзя. Бывали случаи, когда террористы замаскировывали закладывали рядом с одной закладкой другую, например, сооружённую с помощью пластикового бидона, селитры и подручных материалов или из артиллерийского снаряда. Это такой бонус – для уничтожения по радиосигналу прибывающих на место происшествия чинов из МВД и Прокуратуры. Поэтому сначала сапёры тщательно осматривают местность на наличие ещё одной закладки. Потом приходит время следователей…
И вот опять наш тяжёлый бронированный УАЗик ползёт, надрываясь, на новое место происшествия.
Новая кровь. Конца и края ей, кажется, не будет. Убивают милиционеров, военных, мирных жителей.
Руководство Республики предпринимало большие усилия для того, чтобы заманить обратно сбежавших из Ингушетии русских специалистов, а также представителей иных национальностей. И люди купились на посулы. Вернулись и вроде зажили, как раньше – вполне благополучно, спокойно, в дружбе с соседями. Но бандитское подполье не дремлет. И стали прилетать в окна домов таких вот возвращенцев подарки – гранаты, самодельные взрывные устройства. Счёт уже шёл на десятки убитых. В основном это были учителя, технические специалисты, те, кто должен сделать жизнь в Республике лучше и цивилизованней. Бандиты везде одинаковы. Бандеровцы после войны тоже активно охотились именно за специалистами из России и безжалостно уничтожали их. Бандиту не нужна цивилизация, достаток и стабильность народа, за который он якобы воюет. Бандиту нужен хаос. Ибо сами они и есть демоны этого хаоса…
А ещё в Ингушетии тогда не зажила рана после налёта Басаева на Назрань в 2004 году. Тогда погибло много сотрудников. Очень много…
Глава 4
Живых не брать
Оперативник УБОПа поглаживает лежащий между сиденьями его машины автомат Калашникова с укороченным стволом и складным прикладом.
– Всё, без него больше в машину не сажусь! Эх, если бы тогда он со мной был, может, и по-другому с этими уродами поговорили бы! Но не было.
Он наддаёт газу и на ходу показывает рукой направо:
– Вон, тот самый перекрёсток. Когда ночью по тревоге подняли, я быстренько руки в ноги и в Министерство – как положено, на пункт сбора. А тут на дороге заслон. Стоят люди в камуфляже, все такие важные. Ну, думаю, сейчас удостоверение покажу – и дальше поеду. Передо мной, судя по всему, тоже кто-то из нашего министерства ехал. Махнул ксивой. И тут вижу, что эти самые морды в камуфляже, посмотрев на документы, бьют по его машине с двух стволов. И ко мне направляются. Я из салона выскакиваю – и вон через тот кустарник в лес… В сантиметре со смертью разминулся. Считай, второй день рождения. Если бы не тот парень, которого передо мной грохнули, то я на его месте был бы…
Да, случайность – кому жить и кому умереть. Но, думаю, случайностей на войне нет. И кому выжить решает кто-то наверху…
Басаев тогда собрал самый разношёрстный сброд со всего Северного Кавказа. При этом основная часть боевиков была из Ингушетии. И устроил рейд на Назрань. Чтобы его, гада такого, не забывали, решил напомнить о себе громкой террористической атакой. И, надо сказать, напомнил от всей своей чёрной души.
Боевики напали на МВД, райотделы, погранотряд и прочие объекты. Плотно обстреляли мобильный отряд и Ингушский ОМОН, зажав их на своей территории.
Говорят, у террористов был агент – оперативник УСБ, который обзванивал всех сотрудников и объявил сбор в Министерстве. А на всех трассах, ведущих в Назрань, выставились боевики в камуфляже – они косили под федеральный заслон. В Ингушетии к этому привыкли – там вечно то СОБР выставлялся на дороге, то ФСБ – те вообще без эмблем и знаков различия. В общем, тормозили в ту ночь длинных ножей переодетые боевики все машины. Естественная реакция мента, когда тебя свои же остановили, отмахнуться удостоверением. Но только волшебная милицейская ксива в ту ночь стала пропуском на тот свет. Завидев её, сотрудника или выводили аккуратно из машины и расстреливали на обочине, или сразу долбили со всех стволов.
Получив отпор, здание МВД бандиты так и не захватили. Потом ринулись в райотдел, который оборонял героический старшина. Он выкатил из оружейки ручной пулемёт Калашникова и долбил отчаянно до тех пор, пока бандиты не отпрянули и не скрылись.
Ни одного здания, где располагались подразделения МВД и ФСБ, бандитам захватить не удалось. А вот оружейные склады МВД они взяли.
Интернет облетела видеозапись, как довольный Басаев красуется в этом оружейном складе. Боевики растащили оттуда более тысячи стволов, горы боеприпасов, много всякого добра. До сих пор по всей России находят автоматы с тех самых складов. В том числе засветились они и при нападении на школу в Беслане.
Всего было расстреляно около сотни сотрудников МВД, ФСБ, военных. Погибли исполняющий обязанности министра внутренних дел Ингушетии, его заместитель, прокурор Назрани и многие другие. Удар был нанесён по силовым структурам страшный.
Тогда бандформирования ещё ощущали свою силу и имели большой мобилизационный потенциал. Потом эту же тактику они пытались использовать через год во время рейда на Нальчик – правда, там их будет ждать большой облом. Хотя жертвы среди силовиков тоже были немаленькими – около тридцати человек убитыми, но при этом в ответ было уничтожено около сотни боевиков, и ещё больше задержано. Кстати, по этим «невинным мальчикам» из Нальчика до сих пор льют слезы и правозащитники, и даже некоторые патриоты, не буду тыкать пальцем. То и дело слышны стоны: «Ваххабиты, всего-то делов, город захватить хотели. И им теперь так тяжело сидится. И охранники их в тюрьме совсем не уважают».
После налёта на Назрань у сотрудников местных правоохранительных органов осталось какое-то ощущение уязвимости государственной системы. И ещё несправедливости в мире. Да, со многими бандитами позже рассчитались. Но многие из них не только остались на свободе, но и заняли вполне себе приличные ниши в тех же госструктурах, против которых воевали.
