Белани уже было подумала, что вечер закончится очередной потасовкой – что-то зачастились они, уже третья за неделю – как незнакомец шепнул бугаю на ухо несколько слов. Тот покраснел, побледнел, громко икнул – а потом вскочил на ноги с перепуганной рожей, точно сидящий подле него человек вдруг превратился в демона, пробормотал несколько извинений и выскочил наружу, не допив свое пиво.
Отпустив помощницу, которая радостно упорхнула на встречу с очередным воздыхателем, Белани, повысив голос, произнесла:
– Мы закрываемся.
– Бутылку вашего лучшего вина.
– Ты глухой? Я же сказала – мы…
Увидев на столе цельный золотой орен – круглый, совсем новенький, не обточенный ушлыми торгашами, готовыми удавиться за каждый волосок драгоценного металла – Белани умолкла и недовольно поджала губы. Как бы ей не хотелось поскорее избавиться от этого типа, однако в последнее время дела шли из рук вон плохо.
Из-за открывшегося на углу кабака, где, дабы привлечь пропойц, наливали по два стакана по цене одного, клиентов становилось все меньше – да и то, «Тихую гавань» обычно посещали простые трудяги, имеющие за душой в лучшем случае десяток медяков – поставщики драли втридорога, запасы исхудали, так что Белани даже не на что было залатать прохудившуюся крышу, которая вот-вот грозилась рухнуть на голову какому-нибудь бедолаге.
Вытерев руки о фартук и спрятав монету, Белани направилась было в сторону погреба, когда в спину ей донесся насмешливый голос:
– Самая опасная наемная убийца Семи Городов – владелица дешевенькой питейной. «Тихая гавань», да? Какая ирония. Интересно, как бы отреагировал Сепп, если бы узнал, что каждый вечер пиво ему подает печально знаменитая Птаха, за голову которой дают целое состояние…
Мышцы сработали быстрее мысли. Белани не успела еще даже осознать смысл слов незнакомца, как обнаружила, что прижимает нож к его горлу.
– Последний, кто так меня назвал… – прошипела Белани.
– Расстался с жизнью, – совершенно спокойно произнес странный гость. – Да-да, я в курсе, кто прикончил Коротышку, уличного короля всех нимлерских нищих. А заодно Большую Берту, Руха и других бывших «друзей» твоего отца. Быть может, выслушаешь меня, прежде чем перерезать глотку? Мы оба знаем, что ты способна сделать это еще до того, как я успею моргнуть глазом.
Белани кинула быстрый взгляд в сторону двери.
– Уверяю – я пришел один, – сказал незнакомец, точно прочитав ее мысли. – Я не законник и не работаю ни на кого из твоих бывших «коллег», если можно так выразиться.
– Чего ты хочешь? – напрямик спросила Белани.
– Помочь тебе найти Эмили.
Услышав про дочь, Белани не смогла сдержать громкого вздоха. Заметив быструю улыбку, мелькнувшую под капюшоном, Белани мысленно выругалась – если у незнакомца и были какие-то сомнения, после ее реакции они развеялись, точно дым.
– Если это какая-то шутка… – сказала Белани и медленно убрала нож.
– Ты убьешь меня. Я согласен, – кивнул незнакомец. – К слову – насчет вина я не шутил. Нам предстоит долгий разговор.
Не сводя с него подозрительного взгляда, Белани покинула зал, чтобы вернуться с запечатанной бутылкой и двумя бокалами.
Незнакомец не соврал. Проговорили они почти до рассвета. Одним махом осушив стакан, мужчина поблагодарил Белани за выпивку и покинул таверну. Она же заперла за ним дверь и отправилась в спальню. Выкинув из большого сундука всю одежду, побросав ее прямо на пол, Белани открыла потайное дно, достала вытянутый и положила его на кровать.
Пробежав пальцами по резному дереву, она аккуратно подняла крышку и провела ладонью по двум кривым кинжалам, лежавшим на алом бархате. Руны на стали приветливо вспыхнули, узнав хозяйку, по ее же телу пробежала крупная дрожь. Голубка и Колибри. Единственные друзья Белани, которые никогда ее не подводили.
Она не держала оружие в руках почти пять лет, но прохладные рукояти, выполненные из темного металла, легли в руки как родные. Признаться, Белани надеялась, что ей больше никогда не придется пускать Близняшек в ход… И вместе с тем – пускай даже и не признаваясь само себе – ждала этого момента.
Положив обратно один из кинжалов, Белани подошла к зеркалу и решительно отрезала длинную косу, что змеей свернулась у ее ног. Белани предстоит долгая дорога и длинная прическа будет только мешать. Следом она наскоро собрала дорожную сумку, положив лишь самое необходимое, надела высокие сапоги, крепкие штаны из грубой кожи, рубаху, куртку и залатанный плащ, укрывший перевязь с Близняшками.
– Бел, ты чего шумишь… – вошедший в комнату позевывающий Рик при виде нее раскрыл рот от изумления. – Ба, я уж думал, никогда в жизни не увижу больше старую-добрую Птаху. Ты чего эт решила стариной вдруг тряхнуть?
– Пока ты отсыпался после пьянки, к нам зашел человек, который знает, где Алан и Эмили.
– Что?! – нижняя челюсть Рика упала так сильно, что, казалось, вот-вот ляжет на грудь. – Эт че, шутки какие-то?!
– Нет, – ответила Птаха, подошла к старому другу, положила ему ладони на плечи и взглянула в глаза: – Пожалуйста, у меня совсем нет времени. Клянусь – когда я вернусь, расскажу все в малейших деталях.
– А если… – Рик проглотил так и невысказанный вопрос: «Ты не вернешься?».
– Что ж… – усмехнулась Птаха. – В таком случае надерись за меня как следует, как ты умеешь. И не слишком гоняй Линдси – да, девчонка не хватает звезд, но хотя бы старается.
Не успел минуть полдень, как Белани уже тряслась в крытом повозе, слушая плач детей и ругань возницы. Хотя нет, не Белани. Белани она была прошлым утром – разменявшей третий десяток владелицей небольшой харчевни «Тихая гавань», ведущей скромную скучную жизнь. Из города же выехала уже Птаха – лучшая наемная убийца континента, чье имя до сих пор боялись произносить вслух самые прожженные головорезы Семи Городов.
И не просто так.
Ведь не один их дружок подох от ее руки.
***
– И с той ночи ты больше никогда видела ни мужа, ни дочь? – спросил Ленс. Птаха уже закончила свой рассказ и какое-то время они сидели молча, слушая, как поскрипывает на волнах корабль.
– Да, – ответила она, проглатывая ком, вставший в горле. – И…
В глазах щипало, а в грудь будто вбили раскаленный гвоздь. Птаха давным-давно научилась жить с этой болью, поначалу заглушая ее дурманящими парами пьюна и выпивкой, а потом – когда Рик-таки уговорил ее не пропивать остатки денег, а купить какую-нибудь захудалую таверну – в трудной монотонной работе. К удивлению Птахи, последний способ оказался куда более действенным.
Со временем, разнося бокалы или коля дрова на хозяйственном дворе, стуча зубами от холода и едва чувствуя одеревеневшие пальцы, Птахе стало казаться, что та, прежняя ее жизнь, вместе с отцом и Могильщиками, Аланом и Эмили, была всего лишь сном, воспоминания о котором с каждым днем становились все тусклей.
И лишь проживя заново те злополучные дни, когда она враз потеряла все, что любит и чем дорожит, Птаха поняла, что унять то черное горе, разъедающее ее изнутри, нельзя. Лишь притупить. Именно поэтому она не раздумывая согласилась на предложение Гессера. И даже если ей суждено погибнуть – пусть будет так. Всяко лучше, чем до конца жизни быть тенью самой себя.
Ведь люди не меняются.
Тем более такие, как Птаха.
Раздались шаги, какой-то стук, громкая брань – и перед ними уже Спайк, державший в руках початую бутылку.
– Так ты все ж очухался, – сказал он, глядя на Ленса. – Не скажу, что сильно рад, но лишний клинок нам не помешает.
– Слышал, ты помог донести меня до корабля, – произнес Ленс. – Спасибо.
– Мне твоя благодарность – что медузе удочка, – сказал Спайк и отхлебнул из горла бутылки. – Но не забудь об этом, когда в следующий раз настанет твой черед прикрывать мою задницу. К слову, краем уха услышал ваш разговор – Бел, ты что, и впрямь сожгла старого пердуна заживо?
– Подпалила как праздничную курицу, – ответила Птаха.
– Ублюдок еще легко отделался, – покачал головой Спайк. – Если бы какой-нибудь хрыч прикончил моего папашу раньше меня, я бы оторвал недоноску хер и заставил бы сожрать. У меня с батей свои счеты.
– Если не секрет – что же такого ужасного сделал тебе твой отец? – полюбопытствовал Ленс.
– Высадил меня на какую-то каменюку с бутылью рома и заряженным пистолетом. А я всего-то пытался поднять бунт и занять его место капитана, – скривился Спайк.
– Удивительная жестокость, – закашлял в кулак Ленс.
– Для вас, людей, возможно, – пожал плечами и Спайк сделал глоток, видимо, не заметив иронии в словах Ленса. – У нас же выживают только самые сильные и умные.
– Заметно, – с каменным лицом произнесла Птаха.
Спайк покосился на нее с подозрением, когда сверху раздались встревоженные крики и к ним подлетел запыхавшийся офицер.
– Капитан Спайк – вас хочет видеть капитан Витус, – сообщил матрос и покосился на Птаху с Ленсом. – Думаю, вам тоже стоит взглянуть.
Все вместе они поднялись на палубу. Погода заметно портилась – на горизонте показались черные тучи, то и дело озаряемые вспышками молний, ветер же более не гладил по щеке, а кусал ее.
– На этой шхуне только один капитан… – проворчал Спайк, подходя к Витусу, который выглядывал что-то в подзорную трубу.
– Верно – я, – ответил тот и сунул ему трубу. – Взгляни – пять лиг на восток.
Всмотревшись в даль, Спайк громко выругался. А потом еще раз. И еще. И еще. И…
– Что там? – спросила Птаха, прервав нескончаемый поток брани.
Вместо ответа Спайк сунул ей трубу. Приставив ее к правому глазу и закрыв левый, Птаха увидела вдалеке несколько кораблей под ярко-алыми парусами, что быстро приближались к их суденышку.
– Это…
– Пираты, госпожа, – кивнул Витус, с задумчивым видом набивая чашечку трубки.
Глава 15
Походный лагерь вонял много гаже самых наихудших ожиданий Дачса. Даже не так – стоянка андринских войск смердела хуже помойки. Запахи пота и неделями нестиранной одежды смешивались со смрадом конского навоза и выгребных ям, используемых для справления самых низменных нужд. Ароматы едких трав, идущих от шатров медиков смешивались с душком какого-то мутного варева, которым угрюмые полевые повара потчевали солдат. Оттенял же все это великолепие дым погребальных костров, рисующих на сером небе черные полосы.
– Так разит война, – помнится, глубокомысленно произнес Лукаш, с шумом принюхавшись, едва только вдалеке показались адринские знамена: фиолетовое пламя, над которым нависло три щита. – Ну чего ты скривился, Дачс. Пара-тройка дней – и привыкнешь, точно здесь родился.
Однако пошла уже вторая неделя, а Дачса до сих пор выворачивало наизнанку каждый раз, когда он вспоминал амбре, идущий от повешенных воришек, которых в качестве наказания прочим любителям прибрать к рукам то, что плохо лежит, вывесили на всеобщее обозрения прямо посредь лагеря. Дачс каждый вечер перед сном принюхивался к одежде – и с великой скорбью понимал, что выветрить въевшийся в костюмы букет не получится даже с помощью фруктового порошка.
– Ваше величество, – сказал Дачс, прижимая к носу надушенный платок; впрочем, без особого на то толка, – вы уверены, что прибыть сюда лично – хорошая идея?
– Хватит причитать, Дачс, – с присущей ему прямотой произнес Адриан, заложив руки за спину. – Разве может король отсиживаться за спинами своих людей, которые денно и нощно кладут головы за нашу страну, защищая ее от полчища тварей?
Дачс хотел было сказать, что вообще-то да, более того – это святая обязанность каждого государя, ибо потери среди простых солдат можно легко восполнить добровольцами, пообещав на вербовочном пункте пару оренов жалованьем и две миски мясной похлебки в день, а вот найти замену государю является задачей куда более нетривиальной, к тому же, как правило, сопровождающейся междоусобной резней, но смолчал.
Ведь уж если молодой правитель что-то втемяшил себе в голову, пытаться переубедить его было не легче, чем остановить несущегося на полном ходу быка, которому оса ужалила в гузно.
Дачс и Адриан стояли на высоком холме, на котором располагался королевский шатер, и смотрели на просыпающийся лагерь.
Зевающие часовые отправлялись на боковую, оставляя посты сменщикам, новобранцы, бестолково суетясь, пытались выстроиться в шеренги, покуда несколько сержантов поливали их отборной бранью, долетающий даже с такого расстояния, и награждали особо нерасторопных палками, лучники соревновались в меткости на стрельбище, копейщики раз за разом отрабатывали удары, дружно вопя каждый раз, когда острый наконечник вонзался в набитый соломой мешок, изображающий условного противника.
– Ваше величество, – Дачс наконец-таки решился задать вслух давно терзающий его вопрос. – Вы и впрямь доверяете Гессеру?
– А у меня есть выбор? – грустно усмехнулся Адриан. Немного погодя, он пояснил: – Давай представим все возможные варианты событий. Предположим, выслушав предложение Гессера, я бы погнал его прочь. Что дальше? Какое-то время наша армия сможет сдерживать Хворь. Чуть дольше – если Брониш пришлет нам на выручку обещанные пять рот тяжелой пехоты. Чуть меньше – если их будет меньше или не будет вовсе. В этом случае нам остается лишь молиться богам и уповать на их милость, трясясь от страха за столичными стенами, ожидая, когда на горизонте покажутся кошмарные орды.
Адриан прочистил горло. Дачс же не произнес ни звука. Только сейчас, при свете солнца, а не ламп или свечей, он заметил, как сильно и скоро постарел государь, едва успевший разметь четвертый десяток. Темные круги под глазами от долгих ночей, проведенных над картами, извечная глубокая морщина, разрезавшая лоб, словно молния небо, вечный прищур из-за ослабевшего зрения – последствия бесконечного чтения сотен писем. Сейчас Адриан как никогда походил на своего отца. Таким, как его запомнил Дачс: волевым, властным, несгибаемым и постоянно уставшим.
– Вариант следующий, – продолжил Адриан. – Затея Гессера по штурму Исслейма терпит крах и адринская армия терпит крах. Что ж… В этом случае мы хотя бы попытались. И последний, самый маловероятный исход: каким-то чудом план Гессера сработает. Исслейм вместе со всеми его обитателями стерты с лица земли, Хворь рассеяна, вся Эрада чествует наших воинов как победителей, а меня – как того, кто возглавил их, Адрин же процветает и здравствует еще много, много лет. Или, во всяком случае, до моей кончины.
– Но вы же можете… – замялся Дачс, не посмевший произнести вслух столь крамольные слова.
– Погибнуть? – усмехнулся Адриан. После его лицо приобрело задумчивое выражение: – Разумеется. И знаешь – я лучше умру героем, чем прославлюсь как трус, переживший свою страну на несколько месяцев.
– Как бы то ни было – народ поддержит вас, – без тени иронии заявил Дачс. – Как и я.
– Знаю, друг, – Адриан хлопнул его по плечу. – Именно поэтому из всего своего окружения я доверился лишь тебе и Лукашу. Не могу ручаться, что обратись я к кому другому – и спустя время мне бы пришлось вести весьма неприятный разговор с Верховным Советом.
Дачс сморщился, как от зубной боли. Ему не слишком нравился тот факт, что им приходится проворачивать какие-то мутные делишки за спиной у Новой Церкви, точно взломщикам, обчищающим лавку. Но раз король принял такое решение, Дачс не видел ни единой причины с ним спорить. Оставалось лишь надеяться, что на Той Стороне Судья примет во внимание, что Дачс действовал исключительно из благих побуждений.
Придержав полог перед Адрианом, Дачс вслед за ним вошел вовнутрь неприметного шатра, стоявшего в самой северной части лагеря. Вокруг россыпью раскинулись тенты лекарей, где оные денно и нощно штопали разорванные животы, вправляли смещенные суставы и пилили кости, когда раненого могла спасти только ампутация конечности.
Что уж говорить, место это отнюдь не пользовалось популярностью из-за бесконечных воплей, громких рыданий и витавших в воздухе химикатов, которыми знахари пичкали попавших к ним на стол, пытаясь хоть немного облегчить его страдания. Даже сейчас кто-то истошно кричал, взывая то к почившей матушке, то к богам. Страшнее сего рева был только упрямый скрежещущий звук, как будто бы кто-то пытался перепилить молодое деревце ржавой пилой.
Внутри находился круглый стол, за которым Дачса и Адриана уже ждали Гессер и Лукаш, смотревший на последнего с явной неприязнью. Помимо них на низеньких и явно наспех сколоченных табуретках восседали высокий сухопарый мужчина – Моррис, правитель Тэлля – и дородный старик в боевом доспехе – Лорье, владыка Симлары.
– Ваше величество. Господин Кляйн, – Гессер взмахом руки пригласил их за стол, с таким видом, точно королем был именно он. – Прошу, присаживайтесь. Мы как раз обсуждали план предстоящего наступления. Предлагаю следующее: на передовой выступит адринская пехота под прикрытием пушек. Знаменитые тэлльские длинные луки обеспечат нам огневую поддержку на правом фланге, химларская конница не даст демонам прорваться на левом. Наша задача – продвинуться как можно дальше во Хворь и укрепить позиции.
– Вы хотите, чтобы мы вошли в проклятый туман? – нахмурившись, пробасил Моррис. – Это ведь чистой воды самоубийство! Все те истории, что я слышал… Боги, мне даже вспоминать мерзко!
– Разумеется, я все предусмотрел, – заговорщики подмигнул Гессер и достал из-за пазухи небольшую запечатанную стеклянную колбу с какой-то мутной жижей болотного цвета. – Одной капли на котел похлебки хватит, чтобы каждый, съевший хотя бы ложку, мог противиться Хвори минимум пару недель. Не волнуйтесь, этого зелья у меня в избытке и в случае надобности я смогу изготовить еще.
– Стесняюсь даже спросить, как к подобному зелью отнесется церковь, – в сомнении покачал головой Моррис и выставил пред собой правую ладонь с тремя оттопыренными пальцами, знаком Новой Веры. – Алхимия, конечно же, преследуется не столь строго, как колдовство, однако Верховный Совет совсем недавно весьма прозрачно дал понять, что то в скором времени изменится.
– Не вижу в этом шатре хоть кого-то из Верховного Совета, – хмыкнул Гессер, пряча сосуд обратно. – Вернемся же лучше к куда более интересным вещам: есть у кого-нибудь вопросы по поводу нашего плана?
– Только один, – дернул усами Лукаш, словно сердитый кот, – с какой вообще радости какой-то безродный бродяга смеет командовать нами, словно мы мальчики на побегушках.
– Потому без этого «безродного бродяги» вся наша компания полетит коту под хвост, – произнес Адриан тоном, не терпящим возражений. – Если только у тебя нет под рукой другой идеи, как наши войска смогут пройти сквозь Хворь, добраться до Исслейма и уничтожить гнездо демонов.
Лукаш скривился, но смолчал. У Дачса же при одной мысли о том, чтобы ступить хоть шаг в проклятое зарево, сердце уходило в пятки. Но если его король был уверен в своем решении – Дачс пойдет с ним хоть в саму бездну. Тут голос подал Лорье, что до того внимательно следил за разговором, ловя каждое слово:
– Позвольте и я удовлетворю свое любопытство, – говорил он медленно, с расстановкой, не спуская с Гессера заинтересованного взгляда. – Подскажите, а кто вы вообще такой? Ранее я вас нигде не видел. Вы появились буквально из ниоткуда, ведете себя так, словно всю жизнь общаетесь с главами целых государств и ведете войны с демонами, а еще знаете необычайно много о таких вещах, о которых любой другой человек побоится и думать, вдобавок вы говорите столь будничным тоном, словно мы обсуждаем, что каждый из нас ел на завтрак. Так кто вы, господин Гессер?
– Скажу так, – после короткого молчания ответил он, улыбнувшись одними уголками губ, – я один из тех неравнодушных, кто заинтересован покончить с последствиями Катаклизма любой ценой. Именно поэтому я последние месяцы ссужаю гигантские суммы на поддержку адринской армии и оплату наемников, а также оплачиваю прочие расходы – например, работу самых лучших алхимиков континента над сывороткой против Хвори или небольшой диверсионный отряд, который прямо сейчас пробирается к Исслейму, чтобы незаметно проникнуть в город и нанести удар изнутри. Возможно, у вас возникнет закономерный вопрос – откуда у меня такие деньги, но это уже касается только меня.
Дачс еле сдержал тяжелый вздох. Слухи о том, что объявленный Адрианом поход против демонов спонсирует некий меценат – или даже целая группа богатеев – ходили уже давно, однако оно и понятно: казна просто не выдержала бы подобную авантюру, пускай даже королю вдруг пришла в голову идея втрое поднять налоги. И с одной стороны – положение было безвыходное и у Адриана не было другого выбора, кроме как принять стороннюю помощь, но с другой – долги всегда нужно отдавать, и зачастую с процентами…
– Думаю, я услышал достаточно, – кивнул Лорье.
– Чудно, – сказал Адриан и поднялся на ноги. – В таком случае полагаю, что мы можем…
Снаружи послышалась чья-то ругань, кто-то громко вскрикнул, далее послышался звук, словно бы кто-то уронил на землю мешок с мукой. Миг – и в шатер вошел высокий мужчина с длинными черными вьющимися волосами в сопровождении двух бойцов в полных доспехах из зеленоватого металла. Дачс никогда до этого момента не видел вживую воинов ордена Неминуемой Кары, но отчего-то сразу понял, что это они. И, как оказалось впоследствии, не прогадал.
– Прошу прощения за столь внезапный визит, – произнес высокий мужчина, окидывая взглядом собравшихся. – Меня зовут Клос Рихтер, я – великий магистр Инквизиции и прибыл сюда по решению Верховного Совета, чтобы помочь вам добраться до стен Исслейма.