Петя совсем замолчал. Ему нечего было ответить.
– Государство не может существовать без лжи. Любое построено лжецами для лжецов. Вопрос только в количестве вранья на квадратный метр правды. – Владимир хлопнул сына по плечу, а тот встал и заходил из стороны в сторону, заложив руки за спину. Видно было, что он сделал непривычную для себя вещь – задумался.
Петя резко остановился.
– Знаете, – он натянуто улыбался и потрясал в воздухе пальцем. – Вы все такие мудрые и опытные, но не можете перестать издеваться над моим телосложением и друг над другом. Каждый из вас не уважает никого, кроме себя любимого.
Все молча переглянулись.
– А может всё дело в том, что ты не научился принимать себя таким, какой ты есть? – серьёзно спросил Гай. – Поэтому ты и обижаешься. Я что ли стройняшка? Нет, во мне два десятка лишнего веса и я прекрасно об этом знаю. Правильно Юра сказал, надо быть проще…
– Ага, очень скоро мне не придётся, – огрызнулся Петя. – Исполнится мне двадцать один, установлю себе импланты, а жир откачаю. Может, сделаю татуировки…
– Не в мою смену! – предостерегающе сказал Владимир. – Не будь дураком.
– Да ладно, – закатил глаза Петя. – Не начинай. У тебя самого на левом плече была татуировка, до ожогов. Я на фотографиях видел. Такая же, как у Юрия.
– Мы вместе их сделали, в армии. Не смеха ради.
Петя пригляделся. На плече у Юрия были изображены парашют и два самолёта, а под ними надпись – "НИКТО КРОМЕ НАС".
– И что это значит?
– Тебе не понять. – Юрий закурил новую самокрутку.
– Куда уж мне! – Петя явно обиделся. – А что у вас на правой груди? Тоже что-то настолько глубокое, что до меня не дойдёт?
Юрий натянул майку, слегка оголив торс.
– "Солнце славян". Раньше свастика была, я перебил.
– Свастика? Это как у нацистов, что ли?
– Нет, блин, я фанат Римской империи!
Пете вновь стало неуютно рядом с этим великовозрастным качком.
– А Марсин, пап? У него вон рукава забиты, он что, тоже дурак?
– Э, я басист, – отозвался тот. – У нас так принято. Образ, понимаешь ли. За просто так я бы не позволил так долго колоть себя иглой.
Потом добавил:
– Всё это пустота, малец. Даже если ты забьёшься с головы до ног и заменишь всё тело механизмами, тебе это ничего не даст. Всё останется как прежде, ты просто потратишь деньги и разочаруешься.
– Это ещё не факт.
– Просто поверь, дядь. Не спеши себя уродовать – жизнь без проблем сделает это за тебя.
После этих слов Юрий дёрнулся, словно оступился. Протезированная нога заметно зашаталась. Матерясь, Юрий достал из ящика с инструментами под рукой гаечный ключ и с силой врезал по протезу. Всё вроде бы пришло в норму.
– Давно на диагностике был? – поинтересовался Владимир.
– Давно. И больше не пойду. Смысла ноль. Сказали, что заводской брак, который никак не исправишь. Менять по гарантии уже не будут, а на новый военной пенсии не хватит.
Юрий плюнул сквозь зубы.
– Вот что бывает, когда частные корпорации по типу "Тэкленд" проникают в армию.
Всё внимание было приковано к проблеме Юры, настроение у всех окончательно упало. Владимир решил разрядить обстановку:
– Марсин, вот скажи мне, ты девственник? Уже полчаса ласкаешь гитару, но никак не решаешься на ней сыграть.
Тот лишь, сморщившись, замотал головой.
– Да это я так, ты же знаешь… Я не очень люблю играть.
– Сыграйте, пожалуйста. – начал просить Петя. Ему хотелось услышать вживую что-то похожее на то, что он слышал недавно из магнитолы "копейки".
– С этой железной "клешнёй" не исполню как раньше, – сетовал Марсин, сжимая-разжимая протез. – Да и без своей группы не вижу смысла.
– Вы разошлись?
– Ага.
– Почему? Не могли поделить славу?
Марсин вздохнул.
– Тяжело не разойтись, когда вокалиста порвало на части из гранатомёта где-то в окрестностях Тегерана, гитарист пропал без вести на китайском фронте, а барабанщик по возвращении сторчался и до сих пор переходит из рехаба в рехаб.
Петя опустил голову.
– Простите, я не…
– Ты не знал. Я понимаю.
– Мне жаль.
Марсин кивнул.
Владимир посмотрел ему прямо в глаза:
– Может всё-таки попробуешь.
Марсин ничего не ответил, лишь в последний раз настроил гитару и без предупреждения заиграл.
Все слушали молча, стараясь не шевельнуться и не издать ни звука. Так замираешь, когда видишь в лесу оленя и не хочешь спугнуть.
Марсин не только играл, но ещё и тихонько напевал. Так две песни. В них чувствовалось всё – любовь и ненависть, надежда и безысходность, мир и война. Мурашки шли по коже.
После последнего аккорда наступила тишина. Потом все присутствующие зааплодировали (первым Петя). Улыбка, за которой скрываются еле сдерживаемые слёзы, на лице Марсина – вот за что Владимир был готов отдать многое.
– Эти были нашего с группой сочинения. На последок хочу исполнить кое-что, что разучил ещё сопливым, в самом начале.
Он хрипловато затянул, на этот раз в полный голос:
– We lost everything, – несколько ударов по струнам. – We had to pay the price…
Эта песня пробуждала в Пете что-то. Под неё хотелось нестись в неизвестность, ничего не боясь.
– Красиво. – только и прошептал он отцу.
– Я был немногим старше, когда впервые её услышал. Прекрасно понимаю твои чувства.
Марсин тем временем добрался до середины:
– But a thing of beauty, I know, Will never fade away…
На этой строчке одна из струн под металлическими пальцами лопнула, оборвав песню и момент в самом мощном месте.
– А, kurwa. – Марсин сдержался, чтоб не швырнуть гитару об землю.
– Слышь, хорошо сыграл.
– Как и всегда.
– Поставишь новую и продолжай в том же духе.
– Спасибо вам, – поблагодарил Марсин. – Вы лучшая публика.
Следующие несколько часов прошли ладно. Юрий пожарил ещё мяса, в процессе пошутил – нацепил на нос очки, которые использовал для чтения, и давал инструкции о том, как "готовить негра". Судя по всему, это был какой-то прикол из Интернета далёкого прошлого; отец с друзьями смеялись до слёз, Петя тоже улыбнулся (не самим шуткам, их он всё так же находил отвратительными, просто Юрий очень комично выглядел в очках). На этот раз он съел целый кусок, заглушая совесть и моральные установки желанием потешить вкусовые рецепторы. Каждый выкурил по ещё одной самокрутке, выпил по банке пива. Гай разрешил Пете сделать кружок на своём "харлее" и Петя неплохо справился, не угробил мотоцикл об ближайший гараж. На прощание троица взяла с Владимира и Пети обещание собраться также через неделю. Гай пообещал приготовить самогон (Петя поразился цифре – 50 градусов!) и на этом они разошлись.
Домой отец с сыном пришли за полночь. В квартире было темно и тихо – Клара и вернувшаяся с работы Оксана давно спали. Стаскивая с себя обувь, двое Старообрдцевых заговорщицки улыбались друг другу. Так они улыбались друг другу, когда Петя был совсем маленьким и Владимир вёл его "в магазин", а на деле поиграть в снежки, в обход запрета беспокоившейся о слабом иммунитете сына матери.
– Знаешь, – зашептал Петя. – Всё-таки с тобой весело тусоваться. Я бы повторил.
– Ты слышал ребят. Через неделю они нас ждут.
– Только давай не будем ничего рассказывать маме и Кларе. Особенно про зайца – ты же знаешь какая она радикальная вегетарианка.
– Смолчишь ты, и я не буду трепаться. Мы с тобой оба за такое отхватим люлей.
Они вошли в зал, посмотрели друг на друга.
– Спокойной ночи, пап.
– Спокойной ночи, сынок.
Петя отправился в комнату, Владимир решил заглянуть на кухню, когда услышал из-за спины:
– Ты классный.
За этим дверь в петину комнату тихо закрылась.
Владимир прошёл на кухню, запил подступивший комок водой и сходил в душ. Оттуда, стараясь не разбудить видевшую уже десятый сон жену, прокрался в гардеробную. Спать пока рано, нужно было сделать кое-что ещё. Что-то, что он делал вот уже месяц, каждый день перед тем, как ложится в кровать.
Он достал из шкафа свою парадную форму, оделся и встал перед зеркалом. Сидит всё так же как и тридцать лет назад, награды и ордена "За выслугу лет", "За участие в боевых действиях", "За ранение третьей степени" всё так же висели в ряд на груди (как так получилось, что за два года он не был приставлен к чему-то более весомому?). Карман кителя отяжеляло кое-что, что он случайно нашёл полтора месяца назад. Советский наган.
Тот день был не по-летнему промозглым и дождливым. Владимир возвращался домой от друзей из гаражного кооператива и решил срезать путь через злополучную свалку, которая не давала Юрию покоя. Он уже почти дошёл до выхода, когда у подножия одной из мусорных гор не увидел ноги в армейских ботинках, торчащие из-под большой картонки. Непонятно даже почему Владимир просто не пошёл дальше (мало ли какой бездомный решил вздремнуть). Он подошёл, окликнул пару ног и, не получив ответа, откинул картонку. Если это и был бездомный, то когда-то очень давно. Тело давно разложилось до состояния скелета, несомненно, крысы в этом помогли. В остатках одежды Владимир узнал военную форму, похожую на ту, которая была у него самого. Нержавеющие награды на груди указывали на участие в боевых операциях в Южной Америке. В правой руке лежал доисторический револьвер системы "наган", в черепе несчастного зияло характерное отверстие. Из нагрудного кармана торчала пожелтевшая бумага. В надежде, что это хоть какие-то документы, удостоверяющие личность, Владимир аккуратно вытянул листок и обнаружил, что это записка:
"В барабане оставляю ещё один патрон. Поразмысли как его использовать."
Старообрядцев сложил листок, как был, и засунул обратно. Револьвер хорошо сохранился и немудрено – он был обёрнут специальной плёнкой, которая не допускала коррозии металла. Кем бы ни был этот человек, он хотел, чтобы оружие не испортилось к моменту, когда его обнаружат. Владимир высвободил револьвер из костей пальцев и открыл барабан. Одна отработанная гильза, один целый патрон. Гильзу он вынул и положил к записке – в нагрудный карман ветерана. Прикрыл останки картонкой, сунул оружие под одежду и, ни жив, ни мёртв, пошёл, не оглядываясь.
Первые две недели Владимир просто прятал револьвер там, где "домашние" не найдут – в парадном кителе. Сам не знал с какой целью.
Месяц назад он впервые "пустил оружие в ход" – встал посреди ночи, проверил патрон, раскрутил барабан, приставил дуло к виску и нажал на курок. Ничего. С тех пор он проворачивал это каждую ночь перед сном, в надежде, что однажды выйдет победителем в "русской рулетке" с самим собой и всё наконец закончится.
Он сжимал револьвер в руке и смотрел в отражение. Сегодняшний день был не самым худшим, но стремился в число лидеров. Сегодня перед сном, как ни в какой другой день, он должен хотеть провернуть уже привычный обряд, возможно, отправив себя в вечный сон. Чего же он тогда медлит?
В голове звучали последние слова его сына. Он произнёс их меньше двадцати минут назад. "Ты классный." Ему удалось хоть немного восстановить прежнюю связь с Петей, не без помощи друзей. У него были друзья.
Старообрядцев опустился на колени, ноги его не держали, как он не мог больше держать слёзы.
Его жена и дети полностью отдалились от него, во многом из-за того, что он жил прошлым. Это его вина.
Весь его экипаж перебили у него на глазах, а он не мог ничего поделать и остался жив. Это не его вина.
Мир агонизирует и приближается к гибели. Человечество умирает, а человечность давно разложилась. Это частично его вина.
Он продолжал смотреть на себя покрасневшими глазами. Это нужно было сделать в последний раз. Что бы ни произошло, после этого всё будет по-другому.
Владимир сжал рукоятку покрепче, раскрутил барабан, взвёл курок, засунул дуло в рот, зажмурился и надавил на крючок.
Ничего не произошло, лишь глухой щелчок разнёсся по гардеробной.
Может он всё это время просто занимался ерундой? Может он уже "выигрывал"? Вдруг боёк неисправен? Или с патроном всё в порядке, но порох давно отсырел?
А какое это теперь имело значение?
Владимиру почему-то пришла в голову фраза из одного популярного в 2010-ых годах сериала про зомби.
"Моя милость будет сильнее моего гнева."
Он прошёл на кухню и сбросил револьвер в мусоропровод. Тот пару раз лязгнул о стенки желоба и навеки пропал. Владимир вернулся в гардеробную, бережно повесил форму обратно в шкаф и лёг в кровать рядом с женой.
Спать совсем не хотелось, сна не было ни в одном глазу. Несмотря на работающий кондиционер, всё тело покрывала испарина. Он стащил с себя одеяло.
Вдруг, произошло неожиданное – Оксана развернулась на другой бок и крепко обняла мужа. Владимир боялся пошевелиться – вдруг это наваждение, бред или просто сон? Он всё же повернул голову – Оксана крепко спала. Он приобнял её в ответ. Как бы она ни выглядела после многочисленных операций, сердце её билось также. В одном ритме с его.
Чудеса не собирались заканчиваться – по карнизу за окном, сначала слабенько, потом набирая силу, застучали капли. Пошёл дождь. Хотя какой там дождь – через минуту начался самый настоящий тропический ливень, который бывает только летом.
Стук капель за окном, сердцебиение и дыхание жены, да даже духота, которая ощущалась в комнате – всё это Владимир чувствовал. Значит, был жив. А разве что-то другое нужно? Может что-то быть прекраснее?
С этой мыслью он провалился в сон.
3 января 2022 – 12 июля 2022