Владимир был наслышан об организации. Из официальных источников исключительно хорошего, из достоверных – в основном плохого. Война закончилась много лет назад, но идейные люди, готовые и дальше нести либеральные и демократические ценности жителям (в основном женщинам) "отсталых" регионов мира, никуда не исчезли. "Карающие сёстры" были состоящей исключительно из женщин и "помогающей" женщинам полувоенной организацией, действующей на Ближнем Востоке. Официальные СМИ с примерным постоянством транслировали новости об их миссионерской деятельности – обеспечение образования, доставка гуманитарной помощи, расследование уголовных дел, за которые местные официальные органы отказывались браться. Достоверные источники в лице живых свидетелей и тайных видеосъёмок вещали о том, что миссионерскими в их деятельности были разве что позы, которые представительницы "сестёр" принимали перед местными военными, чтобы подзаработать бабла. Факт оставался неизменным – женщины, которые ехали в этот регион и реально пытались как-то помочь или что-то изменить, там обычно и оставались. Не в том смысле, что полностью отдавались целям и идеям. Им просто рубили головы и… Скажем так, у палача примерно на час появлялась оральная секс-игрушка, а у местной ребятни где-то на сутки появлялся новый футбольный мяч. Владимир ещё во время войны на подобное насмотрелся.
Старообрядцев на половину осушил третью бутылку, когда уже не скрываясь сверлил взглядом татуировку "сестры", которая никак не затыкалась. Дело было даже не в том, что "сёстры" в большинстве своём ложились за валюту под людей (вроде бы людей), с которыми Владимир и многие другие воевали чуть больше двадцати лет назад. Каждый человек сам устанавливает свой порог социальной ответственности, тут никаких вопросов. Просто Владимир начал уставать (особенно эта усталость чувствовалась в этот тяжёлый день) от обычных потаскух, которые мнят себя солдатами и важными деятелями, мнят себя хоть кем-то и ходят, задрав носы, ровняя себя к таким как Владимир – к тем, кто действительно проливал кровь, собирал собственные кишки с горящей земли и отдавал всего себя за идеи, о которых эти только громче всех кричат.
И всё-таки долгий и упорный взгляд сверлит не хуже дрели – "сестра" посмотрела в его сторону.
– Чего уставился?
– Красивая татуировка. – Старообрядцев развернулся к ней всем корпусом.
Настала её очередь развернуться.
– У тебя проблемы с моей татуировкой, развалина?
– Что вы. Никаких проблем.
– Значит, какие-то проблемы со мной?
Отлично, думал Владимир, заглотила наживку. Что бы дальше не произошло, его совесть чиста – он говорил предельно вежливо.
– Какие у меня могут проблемы с человеком, который всеми силами и средствами борется за права женщин?
– Я щас не поняла, – налитые кровью (от изрядной порции алкоголя за вечер, не от недосыпа) глаза "сестры" теперь выражали не просто раздражение, а желание рвать на куски. – У тебя вопросы по поводу прав женщин, спермобак?
– Абсолютно никаких. Против своей воли услышал ваши рассказы про службу. Это немного разнится с тем, что слышал и видел я.
– И что же такого ты слышал, а, животное?! – тон оставался всё таким же нахальным и злобным, но голос всё-таки дрогнул, а лицо "сестры" залилось краской. Владимир понял – с этой представительницей он попал в точку.
Старообрядцев лишь ухмыльнулся и развернулся обратно допивать пиво. Под тем, кого он всей душой презирал, плавился стул – большего ему было не надо.
Спутники "сестры" смотрели на опешившую подругу выжидающе – должна же она ответить что-то на подобное. "Сестра" чувствовала это и спускать ситуацию на тормозах не собиралась. Вызов был брошен.
– Не смей от меня отворачиваться, мизогинистская свинья! То, с кем, где и за сколько я сплю моё личное дело!
Владимир и бровью не повёл, просто сделал ещё глоток.
– Ты меня слышишь? Это мой выбор!
Тут "сестра", поняв, что по-другому никак не может привлечь внимания "абьюзера" с силой двинула Владимиру в плечо. На парочку её компаньонов этот жест произвёл впечатление (один даже восхищённо ахнул), но Владимир в голос рассмеялся, так и не повернувшись. У его дочки в десять лет удар и то был лучше поставлен.
– Как же меня это достало…
– Говнюк, ты что там бормочешь?
– Нынче все такие дохера важные – у каждого есть выбор, которым можно кичиться, но большим похвастаться никто не может.
Рауль уже давно заметил назревающую перепалку и осознав, что дело может принять слишком крутой оборот, уже спешил от другого конца барной стойки разруливать конфликт.
– Ты просто жалок, – не унималась "сестра". – Хуже дерьма. Жена небось не даёт, я угадала?
Владимир со стуком поставил бутылку.
– Девушка, если вы продолжите переходить на личности…
– Ограниченный недотраханный гандон! Чтоб ты знал, я рассматриваю себя как мужчину.
Произошло то, чего "сестра" добивалась – Владимир снова развернулся.
– Так ты, получается, парень?
Ответить она не успела – мощный апперкот сбил её со стула на пол. Ещё пару секунд она валялась неподвижно, после чего слабо зашевелилась, приходя в себя. Один из компаньонов тут же бросился к ней, второй бросил очумелый и взбешённый взгляд на Владимира, который, словно тростинка, обломился о встречный взгляд, говоривший: "Хочешь отправиться следом, Маня?" Теперь "сестру" приводили в чувства двое. Несколько других посетителей повскакивали со своих мест.
Ощущая полнейшую отстранённость, степени которой нет названия, Владимир наблюдал за сложившейся картиной. Наблюдал недолго – чьи-то руки крепко схватили его за плечи и поволокли к выходу. Старообрядцев начал было вырываться, подумав, что среди посетителей нашлись крайне неравнодушные к произошедшему, но знакомый голос остудил его пыл:
– Mierda, ты что творишь?! Совсем с катушек слетел? – полушептал-полуорал Рауль.
Вот они на улице, под мёртво светящей вывеской.
– Она сама сказала, что парень, – Владимир вроде бы начал отходить, но язык всё ещё заплетался от только что произошедшего и выпитого пива. – Не мне тебе рассказывать – парни бьют друг другу морду меньше чем за треть от того, что она мне наговорила!
– Ты реально попутал края. Конкретно попутал!
Рауль начал расхаживать взад-вперёд.
– Тебе мало в жизни проблем? На тебе до сих пор висит условка за нападение на "расово угнетённых". Хочешь, чтоб тебя отправили в тюрьму в довесок с "насилием над женщиной"?
Владимир тупо смотрел на Гонзалеса. Он до сих пор не понимал почему тот так бушует, но начал замечать кое-что другое. По губам расползлась ухмылка дауна, который осознал, что 2+2=4. Рауль это заметил и безнадёжно покачал головой.
– Послушай, иди домой и проспись. Я пойду обратно и постараюсь уладить всё без вмешательства копов. Ничего не обещаю, но я постараюсь, по старой дружбе. Самое главное – больше здесь не появляйся, понял? Я не хочу повторения чего-то подобного, а ты повторишь, я уверен. С каждым днём ты становишься всё более отбитым.
– А ты у нас психиатр, решать кто отбитый, а кто нет? Может диплом покажешь?
Рауль шумно вздохнул и начал с силой растирать виски, а Владимир, ещё раз внимательно осмотрев друга, наконец скомпоновал в ещё слегка забалдевшей голове то, что заметил ещё когда они только вышли. Свет неона и мрак проулка делали своё дело – смуглый при обычном освещении Рауль теперь выглядел белоснежным, словно алебастр.
– Думаешь можно усидеть на двух стульях сразу?
Рауль поднял глаза. Владимир продолжил выплёвывать слова:
– Весь такой из себя "свой в доску", делаешь вид, что понимаешь каково это быть белым, но я тебе скажу вот что – нихера ты не понимаешь и никогда не понимал. С самого твоего приезда сюда тебя целовали в ноги, в то время как меня с каждым годом опускали всё глубже в дерьмо. Именно поэтому тебе эти придурки и репутация важнее дружбы. Так что хватит говорить со мной доверительно.
Владимир развернулся и пошёл прочь, оставив ошарашенного Рауля под вывеской "У Койота". Пошёл туда, куда идёт любой потерянный – куда ноги выведут.
***
Непонятно который уже был час, да Владимиру было как-то всё равно. Всё ещё светло – и ладно. Он всё продолжал идти по оживающим к вечеру улицам, пока ноги не начали заплетаться от усталости. Владимир даже не мог сказать куда именно притопал – улица с большим скоплением баров и подобных заведений. То, что нужно – пиво уже начало выветриваться, а выпить ещё было просто необходимо, чтобы не сойти с ума. Старообрядцев вошёл в ближайшее здание и оказался в не совсем обычном баре. На стойке и на шестах по периметру помещения танцевали девушки. Многие "топлес". Владимира это никак не смутило, он почти и внимания-то на это обстоятельство не обратил – было бы что-нибудь горячительное, что можно залить в себя.
Музыка просто грохотала – собственных мыслей было не слышно. И хорошо. Владимир потягивал что-то мутное и крепкое, если двадцатиградусное пойло можно было назвать "крепким" – алкоголь крепче был под строжайшим запретом. Вредно для здоровья.
В определённый момент к нему кто-то подсел. Он не заметил этого краешком глаза, почувствовал опьяняющий аромат парфюма. Владимир повернулся не сразу – сначала нужно было прикончить порцию – и пожалел, что заставил такое прекрасное создание ждать.
Маленькая, ноги не достают до пола. Розовое каре, раскосые глаза, аккуратный носик, слегка пухловатые щёчки, почти не выпирающая грудь под топиком и самое главное, что сразу бросалось в глаза – два белых пушистых кошачьих уха на голове и такой же белый пушистый кошачий хвостик, кончик которого ходил из стороны в сторону у самого затылка. Глаз было не оторвать.
Она лучезарно улыбнулась. Отчётливо выделялись два остреньких клычка, а глаза в прямом смысле засветились – радужка отливала розовым в цвет волосам.
– Привет! – создание наклонилось поближе, чтобы перекричать музыку. – Я Мико.
– Вова.
Она сложила ладони на барной стойке.
– Как дела?
– Лучше тебе не знать насколько плохо.
Мико наклонила голову и опустила уголки губ вниз.
– Скажу честно, по тебе заметно.
Владимир горько усмехнулся. Он протянул левую руку, чтобы привлечь внимание бармена и заказать ещё выпить. Рукав плаща слегка задрался. Через секунду он почувствовал лёгкое и нежное прикосновение ручки с маникюром на выжженном запястье.
– Бедняжка, откуда эти шрамы?
Владимир вырвал руку (возможно резче, чем было необходимо) и опустил рукав.
– Война. – коротко отрезал он.
– Ты участвовал в Третьей мировой? – Мико прикрыла рот ладошкой. Вопрос был исполнен искреннего сочувствия. – Представить не могу насколько там было ужасно. Там было страшно, да?
Владимир молчал. Он не знал, что ответить этой девочке. Можно было рассказать ей о боевых стимуляторах, от которых глаза не смыкаются три дня к ряду, а сердце колотит как отбойный молоток. О мерзком хрусте человеческого тела под гусеницами танка, который долетает в кабину даже сквозь рёв двигателя. О том, как человека практически разрывает на двое очередью из крупнокалиберного пулемёта. О том, как колонны с боеприпасами растворялись по пути из точки А в точку Б, и часто посреди боя вместо полной обоймы у тебя были только полные штаны. Вопрос – зачем? Она ужаснётся, это точно, но всё равно до конца не поймёт. Мало кто поймёт. И с каждым годом становится всё меньше.
Повисло молчание, которое нарушила Мико:
– Я вижу, тебе очень тяжело пришлось. Ты выглядишь потерянным и одиноким. Я могу это исправить.
Ручка скользнула по бедру Владимира.
– Здесь есть где уединиться. Пойдём?
Владимир взглянул мимо неё, в панорамное окно за её спиной. Он ещё снаружи, сквозь морок, который заполонил его разум, подумал, что эта улочка кажется ему знакомой.
Мэйсон-стрит. Довольно нейтральное название для такого злачного места, как эта пешеходная улица, которая ещё во времена юности Владимира была основным местом концентрации всех баров в городе. Теперь же её наполняли стрип-клубы, бордели, садомазо-клубы и заведения, которые лихо всё это совмещали под одной крышей. Название "улица Красных фонарей" подошло бы лучше.
Держали всё это "великолепие" гости из Азии – триады и якудзы. Улица служила доказательством редкого прецедента – китайцы и японцы смогли придти к соглашению и не просто мирно вели бизнес, но даже сотрудничали. Жаль, что эта гармония сохранялась в пределах лишь одной улицы и между бандитами, а не народами.
Дела не всегда обстояли так. Ещё лет десять назад на Мейсон-стрит хотя бы раз в неделю происходили разборки – рукопашные схватки, поножовщина, перестрелки были нормой жизни. Финал кровопролития наступил неожиданно и пришёл с неожиданной стороны. В противостояние вступил новый участник – одна из ирландских группировок, осознав, что не сможет урвать кусок этого жирного пирога, решила его испоганить так, как ирландцы умели лучше всего. На Мейсон-стрит произошла серия терактов, несколько борделей взлетело на воздух. Десятки жертв среди гражданских и бандитов, как членов триад, так и якудзы. Ничто так не сближает непримиримых врагов, как общая угроза. Когда с ирландцами было покончено (главарей обнаружила полиция в одном из парков соседней префектуры; голыми, подвешенными вниз головой на дереве, с распоротыми животами), триады и якудзы поняли, что договориться между собой не так сложно, как всегда казалось, и на Мейсон-стрит наступил мир. Разделяй и властвуй.
В любой войне есть проигравшие и в этой ими оказались "ночные бабочки". Прекращение разборок пошло в плюс общей безопасности, но проститутки как существовали на правах вещей, так и продолжили.
Ручка Мико добралась по бедру до конечного пункта. Владимир прикрыл глаза.
– Обещаю, ты не пожалеешь.
В этом Владимир не сомневался – он уже давно разучился о чём-то жалеть – но давать зелёный свет тому, что по логике вещей должно было произойти, не собирался. Нет, он не был импотентом. Да, он ощущал сильное как никогда вожделение. У них с женой уже третий месяц не было секса – он давно перестал узнавать женщину, с которой живёт уже столько лет, а она получала удовлетворение где-то на стороне, в этом не было никаких сомнений (звонки посреди ночи, "дополнительные часы работы"). Но факт оставался фактом – он дал клятву, которую не нарушал и нарушать не собирался. В свете известных фактов это могло показаться странным и нелогичным, но принципы и есть странное и нелогичное явление. А если он не будет соблюдать принципы, за отсутствие которых презирает большую часть окружающих его людей, то чем он будет отличаться от них? Будет ли хоть что-то стоить хоть чего-то?
Владимир как можно нежнее взял Мико за ручку, разглядел на каком пальце находится банковский чип (безымянный) и приложил свой собственный. На её счёт отправились 15000 Р.Р.
– Ого, – Мико заметно смутилась. – Мог бы заплатить потом, да и взяла бы я с тебя в разы меньше.
Он развернулся к ней всем телом и покрепче взял за ручку.
– Боюсь у нас ничего не получится.
Простые слова, но какой эффект они произвели. Мико ахнула, лицо отразило целый коктейль не самых приятных эмоций – недоумение, печаль и дольку разочарования. Как Владимир понял через секунду, разочаровалась она вовсе не в нём.
– Я что, тебе не нравлюсь?
Пушистые ушки поползли вниз, кончики уставились в пол. Импланты считывали эмоции носителя.
– Ты очень красивая. – Владимир покрепче сжал руку. – Прекрасная…
– Так в чём же дело?
– Я женат.
– Ты её любишь?
– Не знаю.
– Тогда что тебя останавливает?
– Не знаю. Я…
Неожиданный комок в горле мешал говорить.
– Я не могу просто так взять с тебя такую сумму. – Мико пыталась нащупать владимиров чип. – Дай верну хотя бы половину…
– Нет.
Старообрядцев высвободил руку и убрал розовую прядь с маленького личика, задержал ладонь на её щеке, наклонился поближе, к самому уху:
– Потрать на что-нибудь, что давно хотела. Или отложи на чёрный день. Решай сама.
– Но за что?..
Мико отодвинула его, чтобы заглянуть в глаза. Владимир выдержал розовый взгляд. Слабо улыбнулся.
– Ты хороший собеседник, – наконец произнёс он. – И ушки с хвостиком у тебя очень милые. Когда я был в твоём возрасте, "кошко-девочки" были лишь влажной фантазией…
Владимир осёкся, поняв, что болтает лишнее и не к месту, легонько поцеловал Мико в щёку и встал со стула. Он чувствовал спиной смущённый и очарованный взгляд до самого выхода.
***
До дома оставалось относительно немного идти. Солнце уже точно определилось, что нужно двигаться к горизонту. Владимир подходил к небольшой площади, когда стало очевидно – что-то грандиозное затевается здесь. Толпы людей в экзотической религиозной одежде не смущали его до самого последнего момента, он их просто не замечал. Когда он вышел из-за угла очередной высотки, его залил голубоватый свет. Огромная голограмма, высотой пятьдесят метров точно, мерцала в уходящем дне. Какое-то восточное божество – бледно-голубой цвет кожи, многорукое, тело увешано драгоценностями, подведённые глаза прикрыты, губы сложены в еле заметной улыбке знающего многое.
Толпа обтекала Владимира, застывшего, заворожённого зрелищем. Стоял бы он так вечность, если бы кто-то из проходящих мимо людей не зацепил его плечом, приведя в чувства. Старообрядцев в последний раз коротко взглянул на голограмму, стараясь не зависнуть вновь, и пошёл дальше. Только когда свечение перестало до него доставать он остановился. Было что обдумать вдали от присутствия "идола". Например, времена когда он и сам верил. В детстве в бога, в юности в идеи, в более зрелом возрасте – в государство. Эти времена давно остались в прошлом и вряд ли вера хоть во что-то когда-нибудь к нему вернётся. Не только тело – саму душу сковало и начало сжимать самое страшное ощущение, которое может испытать человек, если это ощущение настоящее. Безысходность.
Владимир поднял лицо к небу, закрыл глаза. Как бы было хорошо, если бы сейчас пошёл дождь. Пусть даже не тропический летний ливень, а противная осенняя морось. Пусть даже несущая с собой радиацию со стороны Европы. Пусть даже кислотная.
Владимир открыл глаза, опустил голову и пошёл домой. Ни к чему было питать пустые надежды, даже такие маленькие. Разве в преисподней льют дожди?
***
По приходе домой, Владимир сразу же стянул с себя кроссовки и рваные грязные носки и закинул в мусоропровод, желоб которого вёл в подвал жилого комплекса, в контейнер с отходами, не подлежащим переработки. И почему он не живёт в те времена, когда испаноязычные ребята с улицы предпочитали "найки" модели "Кортез", думал он, потирая натёртые ступни. Всю остальную одежду Старообрядцев швырнул в стирку и надел домашние шорты.
На кухне он налили себе воды и, потягивая, прислушался к звукам в квартире. Оксаны не было, ещё не вернулась с работы или где она там каждый вечер задерживается. Клары не было ни видно, ни слышно, а вот из комнаты Пети раздавалась приглушённая дверью брань. Опять ругался с кем-то в своей идиотской игре.
Владимир уже устал ругаться с сыном и давно стал на многое закрывать глаза, но сейчас решил вмешаться – настроение было паршивое как никогда, голова болела и вопли сынка сильно действовали на нервы. Он одним глотком допил содержимое стакана и направился к Пете в комнату. Тот даже не заметил как отец зашёл – полностью погрузился в игру. Петя лежал в специальном кресле, на голове наушники, в глазах пластиковые линзы, к рукам и ногам подключены датчики.
– Ага, точно, отсоси! – кричал Петя в микрофон.
Изображение из линз транслировалось на большой экран на стене перед ним. Петя сжал левую руку, а правой слегка дёрнул – виртуальный аватар прошил противника в отдалении очередью из штурмовой винтовки, а ближайшего разрубил лазерным клинком. Владимир глядел на экран не больше трёх секунд – дольше не смог, зажмурился. Картинка была слишком уж цветастой и яркой даже для простого наблюдения через экран, тошно было представлять каково это, когда подобная свистопляска транслируется прямо в сетчатку. Поэтому Владимир и не играл в современные игры на современных системах. У него был его старый компьютер, на котором стояли игры его детства и юности и ему вполне хватало.
В комнате царил настоящий свинарник, масштаб которого, казалось, только возрастал в полумраке плотно закрытых жалюзи – пол и диван были завалены мятой несвежей одеждой, вокруг кресла были разбросаны банки из-под газировки и картонные лотки с объедками разномастного фаст-фуда. Неподалёку стоял ещё дымивший бонг. Запах марихуаны делал и так душную комнату просто невыносимым местом.
– Петя! – позвал Владимир.
– Что? – сын не слышал отца, разговаривал с кем-то в голосовом чате. – Я не знал, что ты девушка. Нет, я не хотел тебя угнетать…
– Петя!
– У меня это само собой вырвалось, не думай. Эта фраза ни к чему не располагает…
– Петя!
– Прошу не докладывай администратору! Я не хочу получить бан или штраф…
Владимир подошёл к сыну и сорвал с него наушники.
– Пётр!!!
Петя подпрыгнул в кресле, вынул линзы из глаз, испуганно заозирался, но когда увидел Владимира лишь презрительно фыркнул и уставился в экран.
– Тебе чего? Не видишь – я занят?
– Вижу. И слышу. С кухни услышал слова вроде "отсоси", "пошёл в жопу"…
– Так ты по делу или просто понудеть?
Владимир глубоко вздохнул и чуть не закашлялся.
– Не пробовал проветривать комнату? Тут нечем дышать.
– Сойдёт.
Петя не отрывался от экрана, продолжая иногда подёргивать руками и ногами, задавая действия своей виртуальной копии. Разговор не клеился.
– Что-то ещё или так и будешь стоять над душой?
– Да, кое-что ещё, – Владимир перешагнул через гору отбросов и встал между сыном и экраном. – Тебе обязательно так себя вести?
Петя заёрзал в кресле, пытаясь разглядеть что-то за широкой фигурой отца.
– Отвали!
– Чего?
– Что слышал. Иди займись чем-нибудь, главное оставь меня в покое.
– Ты мне разрешаешь что ли? – Владимир придвинулся ближе.
– Если сейчас же не отойдешь…
– То что? Салом меня затопишь?
Петя уже не пытался следить за тем что происходит в игре, его взгляд был сосредоточен на Владимире.
– Ты редкий гандон, ты знал об этом?
– Как ты меня назвал?! – Владимир сорвался на крик.
– Как слышал! – ощерился Петя, срывая с себя датчики и неуклюже вскакивая с кресла. – Как мне ещё назвать безумца, который избивает меньшинства?
Отца и сына разделяли считанные сантиметры.
– Из-за тебя, гада, меня травят. Все мои друзья от меня отвернулись…
– Хватит нести чушь! У тебя нет друзей. Все, с кем ты общаешься – это такие же никчёмные задроты по другую сторону экрана!
Было заметно, что Петя буквально подавился тем, что хотел выдать отцу вдобавок, но быстро пришёл в себя:
– Как будто у такой нудной развалины как ты они есть! Всё, что ты делаешь – это ностальгируешь по прошлому и отравляешь окружающим жизнь! Мне отравляешь!
Владимир саркастически хохотнул, сложив руки на груди.
– Я отравляю твою жизнь? Правильно, это же я заставил тебя разжиреть к твоим девятнадцати годам, ограничить мир только совей комнатой и не идти в университет.
– В гробу я видал университет. Я и так хорошо зарабатываю и "корочка" мне для этого не потребовалась.
– Ага, настолько хорошо, что всё это добро, – Владимир обвёл рукой всю игровую аппаратуру. – Я купил на свои кровные.
– Конечно, я бываю на мели, – Петя заметно смутился. – Очевидные минусы фриланса…
– И кстати говоря о безумии, – Владимир пнул ближайший пустой стимулятор "Адреналин раш". – Это не я херачу всякое дерьмо, чтобы подольше позадротить.
– Какой же ты лицемер! – с новой силой принялся Петя. – Сам их в юности пил, а на меня наезжаешь…
– Вот именно, что пил, а не гонял по вене, как какой-то жалкий торчок.
– Ты так и будешь мешать меня с говном или уже наконец свалишь и…
– А ты заставь меня свалить!
– Этого ты хочешь, да?! Чтобы тебе врезал родной сын?
– Только не ври, что сам этого не хочешь! Какой пацан не хочет врезать своему старику?
В комнате воцарилась тишина. Петя и Владимир просто смотрели друг на друга, тяжело дыша.
– Пережиток. – наконец выдавил Петя.
– Что ты там бормочешь?
– Грёбаный ты пережиток. Совсем ничего не понимаешь. Не хочешь признавать, что всё уже далеко не так, как когда тебе было пятнадцать.
Петя сел обратно в кресло и демонстративно отвернулся. Владимир хотел сказать что-то ещё, но не нашёлся. Вместо этого спросил:
– Где твоя сестра?
– Что, хочешь и до неё докопаться?
– Я спросил, где моя дочь, чёрт возьми!
– Там, – лениво махнул Петя в коридор. – В своей комнате. С парнем… общается.
Понятно, подумал Владимир. Недавно он случайно застал Клару за таким "общением". Лежит на кровати, вся облепленная датчиками, в глазах линзы, ласкает себя между ног. Что-то ласково говорит парню в микрофон, парень так же ласково отвечает. Вот уж точно не в таком положении отец хочет хоть когда-нибудь застать свою дочь. Что самое забавное – Владимир не был против их отношений. Стас (так звали парня) казался достаточно приличным – учился на инженера, да и выглядел по-человечески. По нынешним меркам, конечно. Пирсинг в бровях, носу, губе и ушах – стрёмно для пацана пятьдесят лет назад, но нормально теперь. Особенно на фоне всего того, что вытворяют со своим телом люди сейчас. Одного Владимир не понимал – почему Клара и Стас предпочитали сближаться подобным образом, вместо того, чтобы встретиться и в полном смысле насладиться друг другом? Парень жил в пятидесяти километрах от них, это даже не другая префектура. Ещё во времена юности Владимира такое расстояние не мешало людям встречаться и строить отношения. Старообрядцев пытался поговорить об этом с дочкой, но та всегда съезжала с темы, а в определённый момент открыто попросила отца не вмешиваться. Он и перестал.
Владимир направился к двери, находиться в комнате он больше не мог.
– Я собираюсь пойти развеяться в мире под названием "реальность". Ты можешь и дальше тухнуть здесь. Передай маме, чтобы не ждала к ужину.
Он направился в спальню, оттуда в гардероб. Натянул свои старые варёные джинсы, свежие носки и футболку, а сверху светло-серую толстовку с капюшоном.
Когда Владимир завязывал свои классические высокие чёрные кеды в коридоре, со стороны петиной комнаты послышалось шлёпанье босых ног. Сын остановился перед отцом.
– Куда ты там собирался?
– Я уже говорил.
– Типа тусоваться?
– Как пойдёт. – Владимир мысленно усмехнулся такой формулировке. – Хочу сходить в одно место, где смогу ото всего отвлечься.
Петя не уходил, всё стоял и ждал чего-то. Владимир размышлял. После всего, что между ними произошло несколько минут назад, логично было бы как можно сильнее отдалиться от Пети, уйти подальше, но Владимир решил поступить по другому:
– Со мной что ли хочешь?
– Интересно посмотреть, что ты имеешь в виду под "развеяться" и "тусоваться". Может даже…
– Что?
– Может даже удастся показать тебе как тусуются по-настоящему.
Владимир завязал последний узел и выпрямился. Его распирало заржать, но он лишь слабо улыбнулся.
– Ты собираешься показывать мне? Да как в своё время тусовались мы, тебе даже не снилось.
– Хочешь сказать я не умею? – уязвился Петя.
– Честно, тяжело представить.
– То же самое могу сказать и про тебя.
Наступило молчание. На этот раз его нарушил Владимир:
– Одевайся. Посмотришь как проводят свободное время "пережитки".
***
Когда они спускались на парковку, Владимир думал об отряде полиции, который так и не вломился к нему в квартиру и не поджидал у машины. Неужто Койот всё уладил, даже несмотря на то, что Старообрядцев ему наговорил? Он ошибался на его счёт…
В электромобиле Владимир позволил выползшей из панели игле себя уколоть для проверки на уровень опьянения. Конечно, спиртное не успело выйти, но количество промилле было допустимым. Повезло, что недавно опять повысили.
Ехали Владимир и Петя долго, этому поспособствовали пробки. Путь их лежал к границе префектуры. По дороге они почти не разговаривали. В самом начале поездки Петя включил приёмник и настроился на волну с современным хип-хопом (если то, что лилось из динамиков вообще можно было назвать таковым). С каждым годом жанр всё больше и больше превращался непонятно во что, Владимиру было физически больно это слушать, но он решил потерпеть. Скандалы затевались легко и не хотелось, чтобы очередной начался из-за музыки. Того, что ныне называют музыкой.
***
Через час они были на месте. Здесь не было небоскрёбов, они остались на горизонте, далеко позади. Больше преобладала зелень. С небольшого возвышения, на котором они заглушили электромобиль, открывался вид на необъятный гаражный кооператив. Постройки из серого кирпича и разноцветной жести выглядели в рыжих лучах уже садящегося солнца не так удручающе, как обычно. Было настоящей загадкой (даже чудом), что лапы муниципалитета до сих пор не добрались до этого места. Не превратили его в очередной торговый центр, дешёвый жилой комплекс или парк развлечений.
Владимир взглянул на сына, мотнул головой в сторону кооператива и пошёл. Петя поспешил за ним. Они шли по пыльной дороге, которая за столько лет без должного ухода превратилась из заасфальтированной в почти что просёлочную. Их окружали поросшие сорняками и небольшими деревьями пустыри. Когда они подходили к воротам кооператива, пыхтящий и обливающийся потом Петя нагнал отца и нетерпеливо хлопнул того по плечу:
– А мы не могли сразу подъехать сюда на машине? Обязательно нужно было тащиться пешком?
Петя совсем не дружил не то что со спортом, а даже просто с подвижным образом жизни, но Владимир всё равно удивился – они же прошли меньше километра.
– Когда я был намного младше тебя, мы с твоим дедушкой часто ходили до гаража пешком. Мне всегда это нравилось. Я подумал…
– …что я тоже это оценю, да? Ты знаешь меня даже хуже, чем я думал.
– И я пытаюсь это исправить. По-моему, у меня это неплохо выходит.
Петя лишь фыркнул.
Они прошли через ворота. Из сторожки, которая напоминала смотровую вышку, на лестницу вышел старичок и приветливо помахал Владимиру и Пете рукой. Владимир помахал в ответ. Они пошли дальше.
– Это Анатолий Петрович, – ответил Владимир на вопрос, которого сын не задавал. – Всю жизнь здесь сторожем работает. Знает меня с детства и зовёт исключительно Вовик.
Петя как можно более наигранно зевнул. Владимир ткнул руки в карманы толстовки. Сын согласился на контакт, но, похоже уже жалел об этом.
Они шли мимо кирпичных гаражей, когда из-за угла одного из них, лёгкой трусцой выбежала собака. Большая, неопределённой породы и невероятно пушистая. Остановилась на мгновение. Осмысленный взгляд карих глаз сосредоточился на двух пришельцах. Спустя пару секунд она уже неслась на Владимира. Спустя ещё миг радостно прыгала на задних лапах и пыталась облизать лицо Старообрядцева. Настолько усердно, что, казалось, собиралась начисто его слизать.