Buch lesen: «Как Богдан Хитрово Симбирск строил»
События, описанные в этой повести, начинаются в те времена, когда на Руси царствовал Великий князь Михаил Фёдорович, первый из династии Романовых, великих царей нашего Отечества.
Глава 1
Летом 1642 года по правому берегу Волги у восточных окраин Московского государства двигалась вереница конных воинов. Среди них на белом коне выделялся молодой всадник в узорчатом парчовом кафтане. Богатая сбруя с драгоценными камнями сверкала на солнце. Видимо, это привлекало внимание одинокого коршуна, парившего высоко в небе. Хищная птица видела, как воины поднимались с севера в гору. То был высокий берег, поросший сосной и дубом. Всадник на белом коне время от времени оглаживал свою молодую бороду, которую трепал задорный ветер. Ястребиные глаза сверкали из-под черных бровей. Он живо осматривал от века не рубленные деревья. Всадника звали Богдан Матвеевич Хитрово, он был стольником1 при царском дворе. Было ему от роду двадцать девять лет.
В это самое время от реки в гору забирались два босых мальчишки в длинных домотканых рубахах. Один, который помладше, белобрысый с курносым носом, похожий на выбившегося из сил бельчонка, отстал и плаксиво тараторил:
– Митька, пить хочу… Митька, пить!
– Перестань хныкать, Емелька! Близко до макушки, – второй мальчишка, лет восьми, широколобый и сбитый, как заяц-беляк, остановился и посмотрел вверх. Там, будто небесный страж, молчаливо кружил коршун.
– Митька, пить хочу. Вернёмся в деревню, – продолжал ныть белобрысый мальчишка.
– Чу2, Емелька, воины с Москвы. Батька мой с реки их увидал, мне наказывал разузнать, куда идут.
– Ежели то ногайцы или башкиры3?
– Чу, Емелька, инородцы с ермаковского леса идут, а эти с севера… Если то ногайцы, спрячемся в овраге. Не робей, Емелька, – и мальчишки, отдышавшись, проворно полезли в гору…
Конные воины выехали на край высокого берега. Это был широкий пустырь, окружённый лесом. Внизу размеренно текла могучая река Волга, приютившая на речном просторе большие острова с озёрами и лесами. На противоположном берегу в сизой дымке зеленели рощи и заливные луга, живописно тянулись пологие берега с глубокими оврагами. У подножья горы ютились приземистые избы, рыбацкие хижины и челны. Сверканье синих вод и широкий простор завораживали людей и они, спешившись, некоторое время молчали.
– Вот она, волжская вольница! – воскликнул всадник на белом коне. Он единственный был ещё в седле, и, казалось, хотел выше приподняться над землёй и заглянуть за бескрайние горизонты.
– Гоже4 место, боярин Богдан Матвеевич, – ответил стоявший рядом воин с пищалью5, в драгунском кафтане и в островерхой шапке, отороченной полоской лисицы.
– А ну-ка, смерь своим метким глазом, Ивашко, как высок берег? – спросил боярин.
– Скажу, боярин Богдан Матвеевич, сто саженей кувырком да под горку.
Боярин усмехнулся и спрыгнул с коня:
– Высок берег, как царский венец, – он снял с головы бархатный клобук, отороченный соболем, и свежий ветер принялся трепать чёрную голову заезжего гостя…
Ивашко подобострастно воскликнул:
– Выехал на венец наш Богдан Матвеевич, русский удалец!
– Дело, Ивашко! Hазову этот берег Венцом…
Глава 2
Богдан Хитрово, подбоченившись, наблюдал за двумя карабкающимися в гору мальчишками. Первый из них вскоре забрался на травный берег и упёрся лбом в чедыги узорчатого сафьяна – боярские сапоги. Мальчишка задрал голову вверх и застыл с открытым ртом, разглядывая смоляную бороду воина. Следом, сопя и шмыгая носом, забрался второй мальчишка. Он требовательно гундосил:
– Митька, пить хочу.
– Чу, Емелька, это не нагайцы. Видишь, сабля вся богатырская с царской короной.
Бородатый воин посмеивался в усы и молча рассматривал нежданных гостей. В свою очередь мальчишки во все глаза разглядывали позолоченную саблю, пристёгнутую сбоку. Она висела прямо у них перед носом. Если бы воин вынул её из ножен, то умеющий читать разглядел бы на полосе сабли наведённую золотом славянскую надпись: «7150 (1642). Государь Царь и Великий князь Михаил Фёдорович всея Руси пожаловал сею саблею стольника Богдана Матвеевича Хитрово».
– Митька, вертаемся в деревню. Боярин очень строг.
– Не трусь, Емелька. Боярин нас не гонит, чу, спросит чего, что знаем.
Богдан Хитрово раскатисто рассмеялся:
– Гоже, мальцы волжские. Царского посланника рассмешили. Гнать не буду! Ивашко, испытай-ка мальцов на смекалку.
– Эй, мальцы-стрельцы, загадочку мою слухайте: «Стоят старушки: вздохнут они да охнут, вблизи все люди глохнут».
Митька и Емелька поднялись на ноги, потирая колени и утирая носы. Митька смело ответил:
– Чу, дядька-боярин, старушка та – бабка Афоньки. Мы его вчера поколотили, а бабка эта кочергой грозила и ругалась так, что на Петровом острове слыхали.
Тут уж рассмеялось все войско русского боярина. Сам Богдан Хитрово смеялся знатно: борода ходуном ходила, как метла дворника. Ивашко от смеха приплясывал. Боярин спросил:
– За что Афоньку поколотили?
Митька ответил:
– Чу, дядька-боярин, Афонька хотел украсть нашу лодку, а не смог, так в днище дырку продолбил.
Боярин нахмурился:
– Негоже дело – лодки дырявить. Верно побили! Что ж вы на этой завозне одни по Волге катаетесь?
– Уж два раза на острова плавали и рыбу удили.
– Много ль наудили?
– Нам хватает, а батька мой раз поймал белорыбицу: моего росту одна голова. Никто боле не ловил. Емелька видал.
Емелька утвердительно кивнул головой:
– Все видали, и мой дед видал, и Афонька, и бабка Афонькина видала. Я сам рыбице в рот палку совал.
– Это же зачем дело такое?
– А такое, – ответил Емелька, – чтоб там черти не прятались.
Боярин Хитрово многозначительно посмотрел вокруг:
– Доброе дело… А загадку-то отгадывать будете, мальцы? А ну-ка, Ивашко, повтори.
Ивашко напомнил: «Стоят старушки: вздохнут они да охнут, вблизи все люди глохнут». Митька переглянулся с Емелькой.
– Чу, дядька-боярин, других этих старушек мы не знаем, а Афонькина бабка буявая старуха. Она нам сегодня кричала: «Пошто на гору полезли, разбойники босоногие».
Боярин усмехнулся в густую бороду, а Ивашко растянул улыбку до ушей:
– Эй, мальцы-стрельцы! Однако мою загадку вам не отгадать, а как гора эта зовется, живее сказывайте боярину Богдану Матвеевичу.
– Чу, дядька-боярин, гора эта зовётся Синбирской, – с мальчишеской гордостью ответил Митька.
– Синбирская гора-а! – в задумчивости протянул боярин, вновь оглядывая величавую реку и туманные волжские просторы.
Глава 3
– За лесом речка Синбирка6. Туда заказано ходить. Там великан живет. Он хочет скусить гору, да зубы слабы, – выпалил Емелька.
– Зачем великану гору скусывать? – притворно удивился боярин. Емелька ответил:
– В Синбирской горе ветер живет. Ночью шумит – великана будит.
– Доброе место, раз великан его одолеть не может, – сказал боярин, осматривая соколиным взглядом пространство. – На западе блестела ещё река. Как называется?
– Свияга! – дружно ответили друзья.
– С трёх сторон гору защищают реки – Волга, Свияга да речка-Синбирка. Надо бы здесь крепость построить для охраны русской границы!
– Хорошая думка, боярин. Государю надо донести всё в подробностях.
– Добро!
Ивашко, зная нрав боярина, более молчал. Богдан Хитрово погрузился в свои боярские думы. Потом сказал, обращаясь к притихшим мальчишкам:
– Ведаю, что Ивашко неспроста вспомнил эту мудрёную загадку. Что, мальцы, вижу, она вам не по зубам, как великану сея гора волжская. Те старушки – бронзовые пушки. Как охнут! Все оглохнут!.. Быть здесь крепости с пушками. Эй, Ивашко, дай-ка мальцам-молодцам по новгородке7, чтоб царского боярина Богдана Матвеевича Хитрово помнили. Кто из вас старше?
– Чу, дядька-боярин, я старше Емельки на год с пряником.
– Врёшь, Митька! Без пряника!
Боярин удивился:
– Что за дело – год с пряником?
– Чу, дядька-боярин, я пряник испробовал, а Емелька – нет. Из Астрахани купец приплывал. Я купцу рыбу носил, торг имел, он мне пряник дал.
– Что ж ты Емельку не угостил?
– Я звал Емельку к купцу идти торговаться, так он не пошел.
Боярин лихо запрыгнул в седло:
– Вот тебе дело, Митька. Мы к закату спустимся в твою слободу на ночевку. Вели своему батьке рыбы в котле наварить. Сказывай, царский стольник будет… Эй, дружина! Гоним лошадей к Свияге! Успеем, так леса дальние оглянем.
– Гэ-й-эй! – Синбирская гора задрожала от конского топота.
Глава 4
Коршун все ещё кружил над волжской горой и видел, как конная вереница спускалась по отлогому берегу к извилистым бережкам Свияги. Эта неширокая речка текла почти параллельно своей старшей сестре Волге. Боярин на белом скакуне высказал вслух свои думы:
– На Синбирской горе крепость состроить надобно! На восток протянуть засечную линию8. Ногаец здесь отпор встретит! Дело царское, Ивашко!
– Наше дело – не жалобиться, а исполнять боярские наказы.
– Сколь думаешь, Ивашко, от Волги до Свияги вёрст будет?
– Две версты9, боярин, пешком, да ещё пять аршин10 шажком. Для города-крепости место и впрямь, подходящее.
– Не говори гоп, Ивашко!.. Это лишь мои думки…
Тем временем Митька и Емелька кубарем скатились с горы и помчались к Митькиной избе. За ними было увязался Афонька, да друзья раскрыли перед Афонькиным носом ладошки с новгородками – серебряными копеечками. Афонька замер и только изумлённо моргал вслед, как брошенный котёнок. Друзья с грохотом ввалились в избу и бросились к бочке с водой – жажда мучила обоих мальчишек. Они выхватывали друг у друга деревянный ковш и напились до боли в животе. Сквозь слюдяные окна просачивался кисельный свет, освещал лавку, стол, углы, уставленные крестьянскими сундуками и укладками, и печку врытой наполовину деревенской избы. У печки, переставляя горшки, топталась Митькина мать. Увидев сорванцов, она охнула:
– Откуда такие разудалые явились?
Митька, тяжело дыша от переполненного водой желудка, восторженно говорил:
– Мамка, я с дядькой-бояриным разговор водил. Дядька-боярин от царя прислан. С войском на белом коне прискакал. Борода черна, сам грозен.
– Ой, Митька, розги под рукой нет!.. Что язык твой мелет?
– Чу, мамка, Емелька скажет.
– У боярина того богатства невиданно. Боярин нам по новгородке поднёс, – Емелька показал серебряную деньгу с чеканным всадником.
Митькина мать присела на лавку:
– Ой, цари земные и небесные!.. Что ж боярин сказывал?
– Чу, мамка, наказано рыбицы наварить. Дядька-боярин будет у нас ночевать.
– Ой, цари земные и небесные!.. Батька твой все ещё на островах рыбалит. Сыщите его! Государева боярина встречать надобно с почестями. Неровен час осерчает… Ой, цари небесные! Как же вы одни-то?
– Плавали уже! – и Митька с Емелькой помчались по берегу к своей лодке. Однако на их пути внезапно появился Афонька и высокорослый Тимошка, сын бортника11. Афонька визгливым голосом остановил друзей:
– Мы поколотим вас, Митька!
– Отпущу, ежели деньгу дадите, – добавил Тимошка.
Митька и Емелька прижались друг к дружке плечами. Митька сказал:
– Пустите, нам к батьке скорее надо. Дядька-боярин едет в деревню. От царя прислан.
Тимошка притворно схватился за живот:
– Помру со смеху! Может, царь послал боярина за тобой, Митька? В гости зовёт!
– Чу, Тимошка, боярин с нами разговор вёл.
– Дай-кось, Митька, я разомну кулаки, – грозно продолжил Тимошка и шагнул вперёд.
– Отдай деньгу, – подхватил Афонька.
Митька ответил:
– А ну! Заверну твою шею, Афонька!
Афонька попятился и спрятался за спину Тимошки:
– Наколоти их, Тимошка!
– Сунься! – Митька набычился и сжал кулаки.
Тимошка медлил. Митька толкнул Емельку плечом:
– Одолеем! Закинь копейку в рот! Да не заглотни, сожми зубы!
Der kostenlose Auszug ist beendet.