Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

1) Были взяты данные о численном составе по состоянию на 1 мая 1942 года.

2) К данным пункта 1) была прибавлена численность прибывшего на Крымский фронт за май пополнения.

3) Из полученного числа вычтено количество переправившихся на Тамань.

Итог составили безвозвратные потери. Подобные вычисления привели к результату «176 566 человек». Эта цифра и была доложена командованием СКФ в Главное управление формирования и укомплектования войск Красной Армии (Главупраформ) [1; 54-55].

Нетрудно заметить, что именно число «176 566» используется в значительной части военно-исторических работ (в частности, у Г.Ф. Кривошеева и его коллег), но только как потери общие, а не безвозвратные.

И сразу же возникает вполне закономерный вопрос: если списочные данные потерь неполны, то на каком основании происходит уменьшение количества безвозвратных потерь Крымского фронта, приведённых в донесении командования СКФ?

И это не единственный вопрос. Произведём нехитрый подсчёт: если считать безвозвратные потери Крымского фронта равными 162 282 человек и принять наиболее часто фигурирующую в работах историков цифру эвакуировавшихся на «большую землю», т.е. примерно 140 000 человек, то общая численность войск фронта должна быть равной, примерно, 300 000 человек. Данные же авторского коллектива Г.Ф. Кривошеева говорят о численности войск Крымского фронта накануне начала майского наступления немцев меньшей более чем на 50 000 человек (с учётом того, что число «249 800» включает ещё и моряков какой-то части Черноморского флота и Азовской военной флотилии).

Нечего и говорить, что при принятии мнения о том, что количество переправившихся на Таманский берег составляет около 150 000 человек, вопрос ещё более заостряется. И даже явно заниженная цифра эвакуированных (120 000 человек) не решает возникшей проблемы.

Более того, в глаза бросается явный диссонанс (двух- и троекратный) данных Г.Ф. Кривошеева по санитарным потерям Крымского фронта (14 714 человек) с докладами и донесениями мая–лета 1942 года, в которых приводится количество эвакуированных через пролив раненых. Напомним последние цифры:

Отчёт главы санитарного управления Крымского фронта военврача 1-го ранга Н.П. Устинова в Главное военно-санитарное управление Красной Армии – 42 324 человека [1; 54].

Доклад Д.Т. Козлова в Ставку ВГК от 21 мая – 30 000 человек [1; 53].

Отчёт отдела военных сообщений штаба Черноморского флота – 42 324 человека [1; 53].

К этому следует добавить, что историк И. Мощанский, на основании изученных им документов, находит возможным говорить о 23 тысячах раненых, переправленных через Керченский пролив [25; 59].

Как видим, «лазеек» для желающих выставить советские цифры потерь Крымского фронта недостоверными и «пропихнуть» немецкие данные более чем достаточно.

В отношении санитарных потерь сразу скажем, что для выяснения вопроса у нас нет информации. Объяснить расхождения приводимых Г.Ф. Кривошеевым цифр санитарных потерь с вышеозначенными документами вряд ли возможно как погрешностями подсчёта, так и смертностью среди раненых.

Что же касается потерь безвозвратных, то объяснение несостыковок есть. И заключается оно в следующих пунктах:

Во-первых, количество войск Крымского фронта, принимавших участие в Керченской оборонительной операции, с учётом прибывавших в мае пополнений, действительно, надо считать равным примерно 300 тысячам человек. Кстати, такой точки зрения и придерживается современный российский историк В. Дайнес, по мнению которого войска Крымского фронта включали 296 тысяч человек [9; 143].

Во-вторых, доклад командования Северо-Кавказского фронта в Главупраформ РККА содержал завышенные цифры безвозвратных потерь (176 566 человек). Эта завышенность явилась следствием занижения количества эвакуированных на «большую землю» примерно на 30 тысяч человек. Можно быть почти уверенным, что для своего доклада в Главупраформ командование СКФ использовало данные уже неоднократно упоминавшегося нами отчёта отдела военных сообщений штаба Черноморского флота, в котором фигурировала цифра «119 395 эвакуированных».

В-третьих, учитывая вышеуказанное завышение безвозвратных потерь и их причину, есть основания говорить о том, что численность безвозвратных потерь Крымского фронта составила около 150 тысяч человек (176 566 – примерно 30000).

В-четвёртых, при подобных допущениях мы также выходим и на весьма обоснованную цифру эвакуированных на Таманский полуостров – примерно 150 тысяч человек (примерно 300 000 – примерно 150 000).

Очевидно, И. Мощанский и Б.И. Невзоров, говорящие о 150 тысячах человек безвозвратных потерь Крымского фронта в мае 1942 года, рассуждают таким же образом.

Противоречивы данные и о потерях советской стороны в технике и вооружении. Как мы помним, немцы продекларировали захват около 1 100 орудий, 255 (258) танков и 323 самолётов [19; 265], [38; 313], [13; 400]. Но это только трофеи. А ведь была ещё и уничтоженная в боях техника.

В трудах отечественных историков фигурируют такие цифры:

Потеряно: танков – около 200 [14; 5], 238 [1; 55], 496 [27; 8], почти 500 [25; 60], 196 [11; 284], 213 [9; 143];

самолётов – 417 [14; 5], [27; 8], [25; 60], [11; 284], 315 [1; 55];

орудий и миномётов – более 4 тыс. [14; 5], 4 646 [27; 8], [11; 284], свыше 4,6 тысячи [25; 60], около 2 000 [1; 55], 3 476 [15; 210];

автомашин – около 10 тысяч [14; 5], 10,4 тысячи [27; 8], [11; 284], [25; 60];

тракторов – 860 [27; 8], [11; 284].

Как видим, расхождение между исследователями имеет место в отношении потерянных Крымским фронтом танков, самолётов, орудий и миномётов, т.е. как раз именно боевой техники и тяжёлого вооружения.

Хотелось сделать некоторые замечания по вышеприведённым цифрам.

При описании группировки Крымского фронта по состоянию на 8 мая 1942 года отмечалось, что приводимые в работах ряда историков данные о наличии боевой техники в войсках фронта на указанную дату преувеличены. Называлась и причина этого – использование исследователями для подсчётов документов Генерального штаба, а не самого Крымского фронта. В первых цифры оказываются завышенными в силу того, что не в полной мере учитывалось выбытие техники и вооружения на Керченском полуострове.

Учитывая это соображение, приходится констатировать следующее.

Танки, как известно, были потеряны Крымским фронтом все. Но поскольку на 8 мая их было в войсках всего 238 исправных, да в отдельном учебном батальоне было 7 танков, то и говорить о потерях в боях, начиная именно с 8 мая, более 245 машин не приходится. Как констатация наличия в наших войсках 238 исправных машин к 8 мая сочетается у И. Мощанского с утверждением о потере ими в боях с того же числа почти 500 танков – мы, право, не понимаем [25; 60].

Примечательно, что даже А.М. Василевский в своих мемуарах говорит о 347 танках в составе Крымского фронта к моменту майского наступления немцев [4; 207]. А уж А.М. Василевский однозначно опирался на данные Генштаба. Следовательно, даже по этим данным Крымфронт потерял в период с 8 по 20 мая только 347 танков.

Завышенные цифры у ряда авторов могут объясняться тем, что они вместо танковых потерь Крымского фронта в мае говорят о потерях танков за весь период боёв на Керченском полуострове.

Победные реляции немцев, и это можно утверждать с полной уверенностью, являются в значительной степени преувеличенными. Им достались отдельные полностью исправные машины, брошенные экипажами из-за отсутствия горючего. Известно, что в боях за Севастополь немцы применяли какое-то количество наших танков [1; 55]. Но их количество никак не равнялось 255 или 258. В заявленные трофеи германцы включили значительное количество неисправных машин, имевшихся в составе Крымского фронта к 8 мая, а также и подбитые танки, повреждения которых в части случаев они могли устранить, и что не могли сделать наши танкисты по причине катастрофического развития событий.

Самые «оптимистичные» подсчёты исправных самолётов, обеспечивавших действия наших войск на Керченском полуострове к маю, говорят о 406 машинах [9; 143]. Поэтому заявления о потере Крымфронтом 417 самолётов в майских боях не могут не вызывать удивления. По данным ВВС фронта, общие потери самолётов за весь май составили 315 единиц. Причём в это число вошли все оставленные или уничтоженные неисправные самолёты, а также и небоевые потери [1; 55]. Исследователям, пишущим о потере 417 самолётов, стоило бы принять во внимание и то, что по их собственным подсчётам 157 самолётов фронта было эвакуировано [11; 284], [27; 8]. Как их не смущает явная несогласованность их же собственных цифр – бог весть.

Вне всяких сомнений, немецкие данные о захвате 323 самолётов – не более чем хвастливое заявление.

Наконец, орудия и миномёты. Вынуждены признать, что на сей раз заявленные немцами трофеи (около 1 100 орудий и миномётов) вполне реальны. Эвакуация миномётов и орудий всех типов, напомним, была небольшой (около 60–70 стволов). Другой вопрос, что потерять 4 тыс. или свыше 4,6 тыс. орудий и миномётов с 8 по 20 мая Крымский фронт никак не мог. У А.М. Василевского в воспоминаниях к 8 мая за фронтом значится 3 557 стволов [4; 207]. Подсчёты В.В. Абрамова на эту же дату, как уже говорилось, – около 2 000 орудий и миномётов [1; 12]. Таким образом, данные немцев выглядят правдоподобно – с учётом того, что многие орудия нашими бойцами уничтожались, всячески повреждались, гитлеровцы в той обстановке хаоса вполне могли захватить 1 100 исправных пушек и миномётов.

А вот в отношении цифр некоторых отечественных историков остаётся только пожать плечами и предполагать, что они, очевидно, ведут речь об орудийных потерях Крымского фронта начиная с января 1942 года, ошибочно указывая при этом период с 8 по 20 мая.

Но каковы были немецкие потери?

К сожалению, из-за отсутствия достоверных документов наши историки не могут привести какие-либо точные цифры. Пользуются они тем, что заявлено самими немцами – 7 588 убитых солдат и офицеров [15; 210], [27; 8], [39; 4]. Но, думается, что эта цифра не отражает реальной картины дел.

Прежде всего, сразу заметим, что она вряд ли включает безвозвратные потери румынских соединений.

Далее. Вследствие потерь в людях и технике с 8 по 20 мая, боеспособность ряда немецких частей и соединений была сильно подорвана. Например, 22-я танковая дивизия так была измотана в боях на Керченском полуострове, что германское командование даже не стало использовать её в боях за Севастополь, а отправило на переформирование в Грецию [1; 55].

Большие потери понесла немецкая авиация. Зенитной артиллерией Крымского фронта с 7 по 20 мая было сбито 162 вражеских самолёта, 83 самолёта сбили в воздушных боях наши лётчики, а 80 самолётов было уничтожено непосредственно на немецких аэродромах [1; 55]. Таким образом, германцы потеряли около 320 машин, и их авиационные потери в майских боях равны авиационным потерям Крымского фронта.

В дневнике Гальдера за 29 июня 1942 года появилась такая запись:

«Заявки на пополнение 11-й армии не могут быть полностью удовлетворены. Затребовано 60 тысяч, можно выделить максимум 30 тысяч. Это означает некомплект по 2-3 тыс. человек на каждую дивизию. Особенно плохо обстоит дело в частях артиллерии РГК» [7; 476].

Затребованное пополнение в 60 тысяч означает, по меньшей мере, такие же общие потери армии Манштейна. Конечно, значительную их часть надо отнести насчёт тогда ещё оборонявшегося Севастополя. Но, думается, и вклад бойцов Крымского фронта в нанесение урона 11-й армии был немалый.

* * *

Причины, по которым Крымский фронт потерпел столь сокрушительное поражение, носят двоякий характер.

Первые из них – это причины объективные. К таковым надо отнести погодные условия и особенности театра военных действий.

Неудачи наступлений наших войск в феврале-апреле 1942 года были во многом предопределены погодой – проливные дожди до крайности осложнили наступательные действия. Все попытки прорвать оборону противника и нанести ему решительное поражение, буквально, захлебнулись в грязи. Для обороняющейся же стороны подобная погода оказалась благом.

В то же время узкий фронт на Парпачском перешейке, исключавший всякую возможность флангового манёвра с целью его прорыва, позволял немцам создать прочную эшелонированную оборону, используя для этого весьма ограниченные силы, которыми они располагали.

Ситуацию можно уподобить бою в горах, когда кучка бойцов, умело засевшая на узкой горной тропе, единственном пути в этом районе, может сдерживать целый полк. Главное – суметь правильно занять позицию.

Сталин был неправ, когда в ответной телеграмме Мехлису вечером 8 мая писал о несложных делах в Крыму [4; 208], [11; 274]. И театр военных действий был сложен, и погодные условия в течение значительного промежутка времени крайне затрудняли действия войск Крымского фронта.

Пожалуй, не приходится спорить с тем, что именно неудачные наступления Крымфронта в феврале-апреле сделали возможным самоё возникновение майской ситуации.

Предвидим ехидные ухмылки некоторых читателей, сопровождаемые примерно такими словами: «Ну, да… Это как в присказке про плохого танцора. Погода нашим мешала, условия театра военных действий мешали. А немцы не в таких же условиях действовали? И не жаловались на погоду, на узкий фронт. Всё это не помешало им победить».

Отчасти подобные слова будут справедливы. Но всё-таки хотелось бы кое-что уточнить.

Немцы ещё как жаловались на погоду в Крыму и на вызванное ей бездорожье. «Крымская» часть мемуаров Манштейна просто пестрит подобными жалобами [19; 242, 251, 256-257, 263, 264]. Не обходит молчанием крымские дожди, распутицу и связанные с ними проблемы и Гальдер в своих «Военных дневниках» [7; 429-430, 452]. Причём, интересно, что в записи от 3 марта 1942 года он прямо указывает, что распутица явилась главной причиной срыва советского наступления (речь идёт о наступлении 27 февраля – 2 марта) [7; 429-430].

У Манштейна жалобы не ограничиваются только констатацией проблемы и утверждениями типа «вот нам было тяжело, но мы всё-таки сделали то-то и то-то». Дважды погодные условия и бездорожье, по его словам, обусловили неудачи 11-й армии. Первый раз, когда из-за них замедлилось сосредоточение войск под Севастополем, что привело к переносу второго штурма города с 17 ноября на 27 декабря. Это последнее и вызвало его неудачу, ибо начавшийся в конце декабря Керченско-Феодосийский десант советских войск не дал Манштейну возможности «дожать» обороняющихся [19; 242].

Второй раз, когда из-за непролазной грязи, в которую превратились по причине дождей крымские дороги, Манштейн не смог вовремя перебросить подкрепления на северный участок своих парпачских позиций, что привело к прорыву советскими войсками фронта здесь и образованию выступа, направленного в сторону Киета. Этот выступ представлял для немцев серьёзную опасность, так как нависал с севера над их феодосийской группировкой [19; 256-257]. Правда, в конечном итоге Манштейну удалось использовать наличие выступа к выгоде 11-й армии (в чём своими ошибками ему «помогло» советское командование).

В мемуарах Манштейна говорится и о сложностях керченского театра военных действий:

«К тому же наступление на Парпачском перешейке должно было вестись только фронтально. Оба моря исключали всякую возможность флангового манёвра» [19; 260].

Как видим, затруднения, связанные с условиями ведения боевых действий, немцы также испытывали, жаловались на них, но всё-таки смогли их преодолеть. И помогло им в этом воинское искусство их командования и ошибки командования советского.

Таким образом, мы подходим ко второй группе причин, из-за которых наши войска на Керченском полуострове потерпели поражение, – причинам субъективным. Ими являются ошибки командования Крымского фронта.

Прибывший 20 января 1942 года на тогда ещё Кавказский фронт Л.З. Мехлис сразу же обратил внимание на два серьёзнейших недостатка, имевших место в работе Д.Т. Козлова и его штаба, – плохо поставленную разведку сил противника и незнание состояния собственных войск. Эти недостатки во многом обусловили нашу неудачу под Феодосией в середине января. Указанные недочёты стараниями Мехлиса были преодолены. Но наступления февраля – апреля с ясностью показали, что командование фронта не умеет эффективно взламывать хорошо построенную оборону противника. Причиной этого явились неумение организовать должное взаимодействие пехоты, танков, артиллерии и авиации для прорыва рубежей врага, непонимание того, что для развития первоначального успеха необходимо наличие мощных подвижных групп, которые не позволяли бы противнику укрепляться на промежуточных и тыловых позициях, нарушали его коммуникации, сеяли панику и хаос во вражеских тылах. Впрочем, на тот момент это был недостаток всего командования Красной Армии, а не только Д.Т. Козлова и его штаба.

Рассмотрев ход Керченской оборонительной операции, Ставка ВГК 4 июня 1942 года издала директиву № 155452 «О причинах поражения Крымского фронта в Керченской операции», предназначенную Военным советам фронтов и армий.

В ней очень чётко сформулированы все ошибки командования Крымфронта. Поэтому мы позволим себе частично процитировать её:

«…Основная причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта – Козлов, Шаманин, Вечный, представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, и особенно 44-й армией генерал-лейтенант Черняк и 47-й армией генерал-майор Колганов, обнаружили полное непонимание природы современной войны, что нашло своё выражение в следующих фактах.

1. Опыт современной войны, где танки и авиация играют большую роль, показывает, что исход боя и судьбу войск нельзя ставить в зависимость только лишь от полевых укреплений и линейно растянутых по переднему краю сил боевого порядка. Войска, растянутые в линию по переднему краю линии обороны, могут быть прорваны, как говорят об этом многочисленные факты. Поэтому главная задача состоит в том, чтобы иметь сильные вторые и третьи эшелоны, развёрнутые на подготовленных в глубине рубежах, армейские и фронтовые резервы, которые должны задержать прорвавшегося врага, а затем контрударом разгромить его.

…Вопреки этому опыту командование Крымского фронта растянуло свои дивизии в одну линию, не считаясь с открытым равнинным характером местности, вплотную придвинуло всю пехоту и артиллерию к противнику и резервов в глубине не создало, причём на одну дивизию приходилось на фронте не более двух километров, – значит, фронт имел возможность создать вторые и третьи эшелоны. Вследствие этого, после прорыва противником линии фронта, командование оказалось не в силах противопоставить достаточные силы наступающему противнику. Приступив же с опозданием к организации контрудара по прорвавшемуся противнику, командование фронта не могло довести это дело до конца, ибо противник атаковал дивизии, разрознено подходившие к полю боя с правого фланга своего фронта.

2. …командование Крымского фронта в первые же часы наступления противника выпустило из рук управление войсками. Командование фронта и армий продолжительное время не меняли своих позиций, вследствие чего противник, зная расположение этих пунктов, первым же налётом авиации разбил эти пункты, нарушил проводную связь на командных пунктах штаба фронта и армий и расстроил узлы связи, а радиосвязь по преступной халатности штаба фронта оказалась в загоне. К использованию других средств связи штабы армий оказались неподготовленными.

3. Опыт войны показывает, что успех боевой операции немыслим без чётко организованного взаимодействия всех родов войск в бою. Особенно важное значение имеет организация взаимодействия в боевой работе наземных сил с авиацией.

Вопреки этому опыту командование Крымского фронта не организовало взаимодействия армий между собой и совершенно не обеспечило взаимодействия наземных сил с авиацией фронта. Командование Крымского фронта авиацией не руководило и допустило такое положение, когда наша авиация действовала распылённо и вне общего плана операции, ввиду чего она не дала массового контрудара против немецкой авиации, хотя имела для этого все возможности.

4. …При отводе войск решающим является умение командования правильно наметить маршруты движения, рубежи и сроки выхода на них войск, умение организовать прикрытие отводимых сил достаточно сильными арьергардами.

…командование Крымского фронта не организовало отвод войск. …Когда… Ставка приказала планомерно отвести армии фронта на позиции Турецкого вала, командование фронта и тов. Мехлис своевременно не обеспечили выполнение приказа Ставки, начали отвод с опозданием на двое суток, причём отвод происходил неорганизованно и беспорядочно. Командование фронта не обеспечило выделение достаточных арьергардов, не установило этапов отхода, не наметило промежуточных рубежей отвода и не прикрыло подхода войск к Турецкому валу заблаговременной выброской на этот рубеж передовых частей.

II

Вторая причина неудач наших войск на Керченском полуострове заключается в бюрократическом и бумажном методе руководства войсками со стороны командования фронта и тов. Мехлиса.

Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состоит в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы, и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования.

Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учёта обстановки на фронте, не зная истинного положения войск. Командование фронта не обеспечило даже доставки своих приказов в армии, как это имело место с приказом для 51-й армии о прикрытии ею отвода всех сил фронта за Турецкий вал, – приказа, который не был доставлен командарму. В критические дни операции командование Крымского фронта и тов. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета.

III

Третья причина неуспехов на Керченском полуострове заключается в недисциплинированности тт. Козлова и Мехлиса. Как уже отмечалось выше, тт. Козлов и Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили его выполнения, не обеспечили своевременный отвод войск на Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом войск явилось гибельным для исхода всей операции» [32; 236-238].

Весьма полный и в основном верный перечень причин поражения Крымского фронта в мае 1942 года. Но всё-таки хотелось бы сделать некоторые дополнения и уточнения.

1) Проблемы массированного использования авиации, взаимодействия её с наземными войсками стояли тогда не только перед Крымским фронтом, но и перед всей РККА. Организационная структура советских ВВС (их дробление на фронтовые и армейские) приводила к децентрализации управления авиацией в боевых условиях. Поэтому наши военно-воздушные силы на тот момент и проигрывали единоборство немцам с их централизованной структурой ВВС в виде воздушных флотов. Этот недочёт советское Верховное Главнокомандование осознало. Как раз в мае 1942 года начали создаваться воздушные армии – аналог германских воздушных флотов [4; 203]. В июне 1942 года в составе Красной Армии было 8 воздушных армий [10; 55]. Но вся беда в том, что данные мероприятия уже никак не могли повлиять на ход событий в Крыму (да и под Харьковом, кстати, тоже).

2) Как мы показали выше, утверждение о задержке с исполнением приказа Ставки на двое суток является преувеличением. Передача приказа была задержана лишь до вечера 10 мая. 47-я армия начала отступление в этот же вечер. Но из-за потери связи с 51-й армией командование последней, судя по всему, этого приказа совсем не получило. В любом случае, даже если о двух сутках речь вести не приходится, имевшая место задержка с передачей приказа сыграла свою роковую роль.

3) На наш взгляд, одной из причин столь сокрушительного поражения Крымского фронта явилось решение о проведении контрудара силами 51-й армии, отменившее принятое ранее решение о контрударе силами 44-й армии. Это решение привело к хаосу и перемешиванию наших войск, которые, в итоге, не смогли выполнить поставленную перед ними задачу. Собственно, в частности, и об этом говорилось в вышеприведённой директиве Ставки, когда указывалось на то, что командование Крымфронта «отдавало свои приказы без учёта обстановки на фронте, не зная истинного положения войск» [32; 238].

С виновностью командования Крымского фронта всё ясно. Но лежит ли какая-нибудь вина на Ставке ВГК? Современный российский историк Б.И. Невзоров видит вину Ставки в том, что она отдавала противоречивые приказы – то обороняться, то наступать. Мол, это и привело к тому, что к обороне Крымфронт оказался абсолютно не готов [27; 8].

С таким утверждением нельзя согласиться. Полагаем, что оно представляет собой «передёргивание» фактов. В своих приказах Ставка была очень последовательна, что мы и попытались показать выше.

Определённую степень вины Ставки можно усмотреть в том, что своими распоряжениями она создала предпосылки того однолинейного построения всех трёх армий фронта с сосредоточением основных сил на правом фланге, которое оказалось для фронта роковым. Но нельзя при этом не видеть, что когда Ставка ВГК в директиве № 170071 от 28 января требовала сосредоточения 47-й армии ближе к переднему краю и усиления правого крыла фронта, она поступала вполне логично. В дальнейшем командование Крымского фронта должно было творчески осмысливать ситуацию. Оно и осмыслило, переведя 47-ю армию из-за стыка 44-й и 51-й армий вообще в переднюю линию для обеспечения успеха наступления. И это тоже было вполне логично. Но вот прекратив наступательные действия 12 апреля, командование фронта не озаботилось отведением 47-й армии во вторую линию. И это уже никакой логикой объяснить нельзя. Это была ошибка, это было пренебрежение созданием необходимых оборонительных рубежей и нужных для обороны резервов. В данной ситуации Ставку можно обвинить только в том, что её контроль за деятельностью командования Крымфронта был недостаточным.

* * *

Директива Ставки ВГК № 155452 от 4 июня 1942 года определила и наказания для лиц командного состава Крымского фронта, названных виновниками его поражения.

Л.З. Мехлис был снят с постов заместителя народного комиссара обороны и начальника Главного политического управления РККА и снижен в звании до корпусного комиссара. Впоследствии Лев Захарович занимал должности члена Военного совета 6-й резервной армии, Воронежского, Волховского и ряда других фронтов. Участвовал в оборонительных боях летом и осенью 1942 года, в прорыве блокады Ленинграда, сражении на Курской дуге, Белорусской стратегической наступательной операции. Войну закончил в звании генерал-полковника на должности члена Военного совета 4-го Украинского фронта [32; 238], [11; 282], [26; 375-376].

Генерал-лейтенант Д.Т. Козлов был снят с поста командующего фронтом и понижен в звании до генерал-майора [32; 238]. О дальнейших этапах его биографии мы уже говорили.

Дивизионный комиссар Ф.А. Шаманин, будучи снят с поста члена Военного совета фронта, понижался в звании до бригадного комиссара [32; 238].

Генерал-майор П.П. Вечный был единственным, кто расстался со своей должностью (начальник штаба фронта) без понижения в звании [32; 238].

Генерал-лейтенант С.И. Черняк и генерал-майор К.С. Колганов были сняты с постов командующих армиями и понижены в звании до полковников [32; 238]. С.И. Черняк вернул себе звание 3 июля 1944 года и до конца войны не поднимался выше командира дивизии. К.С. Колганов осенью 1943 года стал генерал-лейтенантом и до конца войны командовал стрелковым корпусом [11; 283].

Генерал-майор авиации Е.М. Николаенко был снят с поста командующего ВВС фронта и понижен в звании до полковника [32; 238].

* * *

Последствиями нашего поражения на Керченском полуострове в мае 1942 года были не только большие потери Крымского фронта и утрата территории полуострова. Это поражение привело к тому, что героически оборонявшийся с начала ноября 1941 года Севастополь вновь остался в Крыму один на один с противником. Манштейн получил возможность сосредоточить на городе-крепости основные усилия 11-й армии. 2 июня 1942 года начался очередной штурм Севастополя. 4 июля город пал, выдержав 250-дневную осаду.

Весь Крым оказался в руках немецко-фашистских войск.

ЛИТЕРАТУРА

1.Абрамов В.В. Керченская катастрофа // http: // militera.lib.ru/h/abramov_vv/ index.html. – 352 с.

2.Барнетт К. Военная элита рейха. – Смоленск: Русич, 1999. – 525 с.

3.Быков К.В. Последний триумф Вермахта: Харьковский «котёл». – М.: Яуза-пресс, 2009. – 480 с.

4.Василевский А.М. Дело всей жизни. Воспоминания. – М.: Издательство политической литературы, 1989. – Т. 1. – 320 с.

5.Василевский А.М. Дело всей жизни. Воспоминания. – М.: Издательство политической литературы, 1989. – Т. 2. – 303 с.

6.Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. – М.: Вече, 2009. – 384 с.

7.Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3 // http: //militera.lib.ru/db/halder/ index.html. – 584 с.

8.Горбатов А.В. Годы и войны // http: //militera.lib.ru/memo/russian/ gorbatov/index.html. – 366 с.

9.Дайнес В.О. Конев против Манштейна. «Утерянные победы» Вермахта. – М.: Яуза, Эксмо, 2010. – 432 с.

10.Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – М.: Издательство агентства печати Новости, 1979. – Т. 2. – 392 с.

11.Исаев А.В. Антиблицкриг Красной Армии. – М.: Яуза, Эксмо, 2011. – 384 с.

12.Калашников К.А., Феськов В.И., Голиков В.И. Красная Армия в победах и поражениях. 1941-1945 гг. – Томск: Издательство Томского университета, 2003. – 620 с.

13.Карель П. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идёт на Восток. – М.: Изограф, Эксмо, 2005. – 558 с.

14. Катастрофа Крымского фронта.1942 год // Сайт «Военное обозрение» // http://topwar.ru/5817-katastrofa-krymskogo-fronta. – 6 с.

15.Киличенков А.А. Краткий курс Великой Отечественной войны. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. – 607 с.

16.Крымский фронт // bdsa.ru/index.php?option=com_conten. – 2 c.

17.Кузнецов Н.Г. Курсом к победе // http: // militera.lib.ru/memo/russion/kuznetsov2/index.html. – 526 c.

18.Кузнецов Н.Г. Накануне // http: // militera.lib.ru/memo/russion/kuznetsov-1/index.html. – 534 c.

19.Манштейн Э. Утерянные победы // http: // militera.lib.ru/memo/german/manstein/index.html. – 896 c.

20.Мартиросян А.Б. Миф о «верном псе» Сталина Льве Захаровиче Мехлисе // http: //delostalina.ru/?p=434. – 12 с.