Новочеркасские события июня 1962 года
В начале 1962 года соседом А. Смолы по кабинету стал стажер Слава Гальчун. Родился Вячеслав в Кубанской станице, где жил до окончания средней школы. Срочную службу в Армии прошел в должности воздушного стрелка-радиста окрестностях Мурманска. Демобилизовавшись, в 1962 году, поступил на заочное отделение нашего факультета, устроился на службу в милиции. Поначалу был зачислен в штат группы оперативного дивизиона борьбе с карманными ворами капитана Казначеева. Там прошел в «курс молодого бойца», получил начальные знания и практический опыт. Неоднократно пересекался по службе с самодеятельной группой «Мэтра» – С. Ф. Ширяева. Делясь впечатлениями о службе в дивизионе, Слава признался, что мысль о ее сходстве с работой ассенизатора возникла в самом начале в день поимки карманницы – цыганки. Эту Ромалэ-Чавалэ Слава и напарник держали за руки, не позволяя выбросить украденный кошелек. Не имея возможности вырваться, воровка беспрерывно выкрикивала ругательства, перемежая слова плевками в сторону Гальчуна.
«Представляешь, – вспоминал он. – Вся левая сторона плаща блестела от слюней, как елка с игрушками».
После обкатки в оперативном дивизионе, Славу перевели в ОУР Кировского РОМ. Офицерского звания Вячеслав не имел и числился рядовым милиционером.
Слава уволился из милиции в начале 1963 года по причине, о которой расскажу далее. Затем работал слесарем на заводе. В 1965 году стал следователем прокуратуры граничащего с Ростовом г. Аксая. В конце концов судьба свела нас в системе КГБ.
Днем 2 июня 1962 я пришел в райотдел для участия в накануне оговоренном субботнем мероприятии. К удивлению, здание было непривычно безлюдным. Дежурный рассказал, что личный состав всех подразделений направлен в Новочеркасск для обеспечения общественного порядка. Что там происходило, никто не знал. По приказу областного руководства табельное оружие было оставлено в отделе.
Первое известие с места событий пришло к вечеру того же дня, когда в Ростов привезли и с тяжелой травмой головы участкового уполномоченного Кировского РОМ Лешу Чернобровкина. Алексей прибыл в Новочеркасск в числе сотрудников, одетых в милицейскую форму. Местом развертывания группы был городской стадион. Собравшаяся там толпа стала забрасывать находящихся в открытых грузовиках милиционеров булыжниками. Увесистый камень попал в голову нашего участкового, не успевшего даже спуститься на землю.
О других событиях, происходивших в эти дни в бывшей столице донского казачества, я узнал из рассказов возвратившихся оттуда А. Смолы и В. Гальчуна. Ныне трагедия Новочеркасска описана в многочисленных публикациях, в основе которых лежат разрозненные воспоминания очевидцев и по́слухов[29] событий. Рассказы эти окрашены авторами текстов в цвета предпочтительных идеологических воззрений, от антибольшевистских до просталинистских. Кое-кто не гнушался использованием фальшивок. На одном из интернет-сайтов, например, размещена фотография «погибших на площади горожан – жертв большевистского расстрела в Новочеркасске». Однако погибшие почему-то одеты в форму солдат вермахта, рядом с которыми валяются немецкие винтовки.
Спонтанный и быстротечный характер действий толпы, непредсказуемое перемещение очагов напряженности из района в район города, появление и исчезновение отдельных групп участников не позволяли свидетелям воспринять события целиком. Детальной картины происходившего и сведений о ряде ключевых участников, как видно из рассекреченных теперь материалов, не удалось установить даже следствию.
Приговор по уголовному делу, описывая значимые эпизоды нападения толпы на административные и производственные здания, избиения солдат и попытки завладеть оружием, ссылается на участие в них неких «хулиганов и бандитов», оставшихся безымянными.
Надо учесть, что в начале 60-х годов по инициативе Хрущева органы КГБ были основательно сокращены. Во многих областных управлениях ликвидировались службы наружного наблюдения и оперативно-технические подразделения. Аппарат уполномоченного КГБ в г. Новочеркасске состоял из пяти сотрудников и технического оснащения не имел. На этом фоне утверждения авторов теперешних журналистских расследований о многочисленных «агентах КГБ», фиксировавших происходившее на фото- и киноаппаратуру, выглядят сильным преувеличением. Обращает на себя внимание отсутствие материалов таких съемок в числе доказательств на следствии и в суде.
В этой ситуации бесспорный интерес представляют даже отрывочные свидетельства очевидцев. Такими были личные наблюдения А. Смолы и В. Гальчуна. Ребята делились со мной впечатлениями непосредственно по следам событий. Обоих потрясло происшедшее. Слава Гальчун, возвратившись в Ростов, уволился из органов милиции и предпочел заняться слесарным делом на заводе.
Саша Смола продолжал службу, отмеченную неоднократным чередованием поощрений и взысканий. Отличался несдержанностью в общении с хамовитыми представителями руководства. Однажды в моем присутствии, в ответ на ненормативное высказывание по его адресу куратора из городского управления, незамедлительно выдал чинуше «зеркальный» ответ. В острых ситуациях руководствовался, собственными соображениями справедливости, которые не всегда совпадали с мнением начальников.
По словам Валентина Васильева, Смолу надо было давно уволить за взбрыки, да уж очень он был везучий в делах розыска. Закончил Саша милицейскую карьеру дежурным городского управления в звании майора. Я в это время проходил службу в г. Хмельницком. Будучи пенсионером, он периодически предавал привет «Борисовичу», через наших общих знакомых.
Обстановка накануне событий
К весне 1962 года в краткий перечень достижений бестолковой продовольственной политики вздорного «Персека» можно было записать разгром личных хозяйств колхозников, дававших потребителям до 40 % мяса, молока и овощей (запахивание огородов, «добровольное» обобществление крупного рогатого скота, повышение налогов на владельцев приусадебных участков и личного скота и др.) и перевод под кукурузу (даже в тех регионах, где она не вызревала) земельных площадей, на которых ранее выращивалась пшеница. Список подобных глупостей можно продолжить.
Эти «судьбоносные» решения повлекли обвальное опустение продовольственных прилавков. Начались перебои с хлебом. В мае того же года власти объявили о 30 %-м повышении цен на мясо и 25 %-м на масло. Однако эта мера не смогла ликвидировать дефицит продуктов не только в государственных магазинах, но и на рынках.
Одновременно продолжилась политика немотивированного снижения заработной платы рабочих. В механическом цехе Крымского консервного комбината в 1961 году нас ударили «срезанием» разрядов и переходом на «повременку», что обернулось потерей до трети заработка. До Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗ) эта политика дошла в мае 1962 г. Там подняли нормы выработки на 30 %. Эта мера, совпавшая с повышением цен на продукты, спровоцировала рабочих ряда цехов завода на «волынку», которая в результате конфликтного поведения директора завода переросла в забастовку.
Далее, из-за глупости заводского, областного, а затем и союзного руководства из мирного вначале выступления случился тот самый «бессмысленный» русский бунт. «Беспощадными» же стали последующие действия трусливых и мстительных властей.
По воспоминаниям друзей, толпа протестующих была неоднородной. Основную массу составляли «просители» справедливых расценок и снижения цен на продукты. Лозунги этих демонстрантов дополнялись красными флагами и портретами Ленина. Единым для всех объектом неприязни был «Хрущ кукурузный»[30]. По мере накалявшейся обстановки отношение к «вождю» толпа демонстрировала путем «срывания», «топтания» и «сожжения» его портретов. «Оскверненные» лики заменялись изображениями Ленина. Появились листовки с ностальгическими воспоминаниями о снижениях цен в эпоху «разоблаченного» Хрущевым Сталина.
Провоцирующей закваской событий стали отдельные кликуши и многочисленные нетрезвые личности. Под их прикрытием занялся погромами магазинов криминалитет. В рядах асоциального отребья, как выяснилось позже, оказались и представители «подучетного контингента» из числа ростовчан, непонятным образом оказавшихся в новочеркасской толпе до прибытия сил правопорядка.
Задачей друзей и других милицейских оперативников было «склонение» (с использованием доводов по обстановке) участников стихийно возникающих групп к прекращению насилия и (по возможности) негласное задержание предводителей. Дело требовало изобретательности. Откровенные призывы к прекращению мародерства закончились зверским избиением неудачливого агитатора – знакомого Гальчуну сотрудника КГБ, крепкого парня в красной тенниске. У толпы чекиста отняли жалостливые женщины.
Встретив в сборище нескольких знакомых «подучетников» из Ростова, Саша по-доброму «склонил» их скорее возвратиться домой, предупредив, что дело может закончиться «зеленкой» (согласно уголовному фольклору, этой дезинфицирующей жидкостью мазали лоб перед расстрелом – «во избежание заражения»). В материалах следствия есть показания о том, как некий пьяный участник беспорядков, отколовшись от толпы, горько сетовал на новость о том, что «теперь его расстреляют».
Была опасность, что кто-нибудь из «подучетного контингента» выдаст Сашу беснующейся толпе, но этого не произошло. Позже один из предупрежденных при мне благодарил Смолу за вовремя данный совет. Кстати, ни один из негласно задержанных (их тайно отправляли в КПЗ (ныне ИВС) Батайска) не стал фигурантом первого судебного процесса, по которому осуждены четырнадцать человек, в том числе семеро к расстрелу.
Нет смысла пересказывать многократно описанные картины нападений на горотдел милиции и горком КПСС. Материальный ущерб, причиненный учреждениям, составляли поломанная мебель, сорванные замки и уничтоженные, в том числе публично, портреты «Хруща кукурузного».
Славу Гальчуна поразило о трусливое поведение первого секретаря Ростовского обкома партии Басова, намеревавшегося выступить перед толпой с балкона горкома. Когда в ответ на заявление о невозможности выполнить требования протестующих в сторону партийного начальника полетели бутылки из-под молока и камни, Басов бросился к двери, но запутался в проводах микрофона, упал и уполз в помещение на четвереньках.
Антиподом партсекретаря оказался городской прокурор Ф. Е. Проценко, летчик-фронтовик, инвалид Войны, имеющий в числе многих боевых наград Орден Ленин, врученный в 1942 году в Кремле М. И. Калининым. Федор Елисеевич не оставлял попыток утихомирить толпу даже после того, как некий молодой парень, поднявшийся на балкон по опоре, нанес ему сильный удар в лицо.
Толпе было известно о прибытии в город группы членов Президиума ЦК КПСС во главе с А. Микояном. Однако эти руководители встречаться с народом побоялись. Убегая от приближавшейся толпы, Секретарь ЦК КПСС А. Н. Шелепин (бывший председатель КГБ СССР) выпрыгнул из окна тыльной стороны горкома, повредив при этом ногу (о характере травмы вспомнить не могу). При эвакуации Шелепина в военный городок опять отличился Саша Смола. Об этом говорили другие сотрудники Кировского РОМ. Однако подробности происшествия уже забылись. В прессе оно не упоминалось.
Бесчинства толпы постепенно нарастали. Почувствовавшие безнаказанность хулиганы вытаскивали наружу экипажи танков и БТРов, избивали солдат, перевернули военную автомашину с радиостанцией.
Слава Гальчун видел, как облепленный этой публикой танк дал холостой выстрел из пушки. Бесчинствующие посыпались с бортов на землю, однако разобравшись в происшедшем, тут же полезли обратно. Толпа утвердилась в мысли, что стрелять в людей на поражение никто не посмеет.
Это было заблуждением. В. Гальчун стоял в гуще людей, когда из шеренги солдат от горкома КПСС раздались первые очереди. Слава решил, что пальба холостая, пока не начали падать стоявшие рядом люди. Среди них была женщина. Врезалась в память картина: по белой коже незагорелых ног обильно льется ярко красная кровь. Рот стоявшего рядом сильно нетрезвого крикуна запечатали сразу две пули.
«Как во сне было, – вспоминал Слава. – Только что призывал бить коммунистов, начальство, очкариков, и другую чушь кричал. Пули будто на крик прилетели. Да две сразу».
Еще не веря в неслучайность стрельбы, Слава из осторожности метнулся за стоявший поблизости БТР, а затем за угол кирпичной трансформаторной будки. Там увидел, как после новых очередей от укрытия летят в стороны осколки кирпича. Упали с деревьев взобравшиеся на них подростки. Кто дал команду стрелять, неизвестно. Бо́льшую часть разношерстной толпы представляли мирные «просители» и зеваки. В людской массе присутствовали рассредоточенные дружинники, комсомольские активисты, отдельные солдаты, оперативные сотрудники милиции и КГБ, не предполагавшие такого поворота событий.
Далее о состоянии Славы рассказал Саша Смола. Разбегавшаяся после выстрелов толпа вынесла их в разные стороны. Вернувшись через некоторое время на площадь, Саша увидел Гальчуна. Сослуживец брел, куда глаза глядят, разговаривая сам с собой. В босоножках хлюпала кровь. Откуда она взялась, Слава пояснить не мог. Ранения у него не было.
Убитых и раненых спешно увозили с площади, используя подручный транспорт, вплоть до грузовых мотороллеров с будками.
В 1970 году служба свела меня в трехмесячной командировке с участником следственной группы КГБ СССР, расследовавшей Новочеркасскую трагедию. Это был Владимир Тихонович Ковалев, следователь Курского управления КГБ. Подобно коллегам-следователям из ряда областных УКГБ, Владимира Тихоновича подняли по тревоге, перебросили в Ростов, а оттуда в Новочеркасск. Во время штурма горотдела милиции Тихонович находился на 3-м этаже здания, в помещении уполномоченного КГБ. Когда толпа, захватившая второй этаж здания, ринулась вверх по лестнице, ведущей к кабинетам КГБ, возникла угроза захвата оружия, а главное, совершенно секретных бумаг, в том числе личных дел агентов. В этой ситуации уполномоченный, руководствуясь Уставом гарнизонной и караульной службы и соответствующими инструкциями ведомства, раздал сотрудникам пистолеты (у прибывших оружия не было) и дал команду на открытие огня. После первых предупредительных выстрелов штурмующие покатились вниз. Убитых на лестнице, ведущей в помещение КГБ, не было. Один нападавший погиб на первом этаже здания в дежурной комнате горотдела от автоматной очереди оборонявшегося солдата.
О числе убитых на площади перед горкомом никто из членов следственной группы не знал.
По воспоминаниям Владимира Тихоновича, накануне завершения следствия в Новочеркасск прибыл Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко.
В выступлении перед следственной группой глава органов прокуратуры рассказал, что Н. С. Хрущев одобрил действия военных (читай расстрел) и похвалил за решительность командующего Северо-Кавказского округа И. А. Плиева, заявив: «С такими командирами можно служить!».
Тогда же один из следователей сообщил Р. А. Руденко, что к членам группы периодически обращаются за информацией родственники пропавших без вести людей. Однако ответить на запросы невозможно из-за отсутствия необходимых данных. По этой причине следователь предложил составить общий список погибших и раненых. Ответ Генерального прокурора дословно звучал так: «Не суйтесь, куда не просят».
На совещании формировался список подсудимых на первый (показательный) судебный процесс. Р. А. Руденко не скрывал, что речь шла о кандидатах, которые в 30-х годах назывались «подлежащими суду по первой категории», т. е. расстрелу.
В. Т. Ковалев вспоминал, как по ходу мероприятия Генпрокурор, ознакомившись с деталями биографии молодого парня, отец которого погиб на фронте, вычеркнул «кандидата» из списка со вздохом: «Безотцовщина!».
В 80-х годах рассказ В. Т. Ковалева об этом совещании и роли Р. А. Руденко в формировании списка обвиняемых с заранее известным приговором подтвердил еще один бывший участник обсуждения – В. А. Медведев, мой сосед по кабинету в Лефортово.
Приговор
Следствие и суд явились скорым и неправедным продолжением новочеркасской трагедии. Эти действа заняли немногим более 2-х месяцев. Доступный теперь для ознакомления приговор по первому (показательному) делу от 14–20 августа 1962 года служит доказательством совершения Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР преступления, предусмотренного статьей 177 УК РСФСР «Вынесение заведомо неправосудного приговора».
На скамье подсудимых оказалась группа разношерстных, не связанных между собой лиц, пятеро из которых были судимы по общеуголовным статьям. Следствие не установило ни одного факта совершения подсудимыми насильственных действий.
Каждому из них вменялись в вину некие «провокационные призывы», «враждебные выпады и угрозы в адрес руководителей КПСС и Советского правительства».
Двое подсудимых «клеветали на материальное положение трудящихся в СССР, заявляя, что сами живут плохо и испытывают материальные трудности, в то время как один из них имел собственный дом и мотоцикл, а другой дом и автомашину».
Подсудимая Левченко, 27-ми лет отроду, с тремя классами образования, судимая за кражу кофты у соседки по общежитию, работавшая охранником на строительстве, согласно приговору «возглавила группу бандитов и хулиганов и привела их к зданию горотдела милиции, где бандиты совершили погром».
Если верить приговору, это атаманша из Бременских музыкантов или Жа́нна д’Арк. Что представляла из себя группа возглавляемых ею «бандитов и хулиганов»? Откуда она взялась и куда исчезла? Фамилии? Имена? Какими харизматическими качествами обладала возглавившая их малограмотная похитительница ношеной кофты?
Проявления неправового подхода Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР (во главе со Смирновым Л. Н.) к изложению событий начинаются с многократного употребления в описательной части приговора понятий «бандиты» и «бандитское нападение», несмотря на полное отсутствие в действиях подсудимых признаков бандитизма, исчерпывающий перечень которых установлен законом.
Отсутствие доказательств объективной стороны бандитизма компенсируется рассыпанными по тексту митинговыми ярлыками «злобно», «нагло», «кощунственно».
Судом не установлены виды и размер причиненного действиями подсудимых материального ущерба.
Подсудимый Щербан Г. Н. (расстрелян по приговору) в числе первых ворвался в здание горкома КПСС, где «хулиганы и бандиты срывали двери, разбивали стекла, ломали мебель, срывали портреты и т. д.». Что именно «т. д.»?. (в других абзацах встречается «и прочее»). Чьи портреты? Срывали лик одного и того же персонажа. Изображение Ленина, например, несли перед собой. Где описания повреждений, количества портретов и подсчет материального ущерба?
Кстати, кто были эти «хулиганы и бандиты»? Совершал ли подсудимый Щербан Г. Н. какие-либо действия в помещении горкома?
Виновными в бандитизме суд признал 8 из 14 подсудимых. Семеро из них расстреляны. Согласно закону под бандой следует понимать организованную, устойчивую, вооруженную группу, заранее объединившуюся для совершения нападений…В действиях осужденных к расстрелу ничего этого не было.
Правовую неряшливость суда подтверждает тот факт, что, несмотря на неоднократное упоминание в описательной части приговора «хулиганов» и «хулиганских действий» ни одному из подсудимых обвинение в хулиганстве не предъявлялось.
Через 30 лет, 27 марта 1991 года Пленум Верховного Суда СССР установил, что в материалах описанного уголовного дела «отсутствуют какие-либо данные, что осужденные в период совершения инкриминируемых им деяний состояли в банде или приняли участие в нападениях, совершаемых такой бандой. Не приведено каких-либо указаний на этот счет и в самом приговоре».
Все осужденные реабилитированы в связи с отсутствием в их действиях состава преступления.
В современных публикациях, посвященных Новочеркасскому расстрелу, периодически обсуждается вопрос о том, давал ли Н. С. Хрущев санкцию на это побоище. Мнения разделились, достоверного ответа на это нет.
Всем сомневающимся в положительном ответе следует обратить внимание на упомянутый выше показательный процесс, по итогам которого в угоду вождю расстреляны 7 человек. Ведь если допустить, что стрельба в горожан случилась в результате трагического стечения обстоятельств (а «персек» одобрил происшедшее задним числом), то расстрел подсудимых планировался заранее по указанию «кукурузника». Именно такого приговора Пресек требовал от Генерального прокурора (и очевидно, от председателя Суда). Именно в угоду этому мстительному пузану в деле заведомо неправосудно возникла «расстрельная» статья «бандитизм». Дорого заплатили протестовавшие за «Хруща кукурузного» и порванные портреты с его ликом.
Следует учесть, что приверженцем расстрела (в том числе и внесудебного), как инструмента управления государством и обществом этот разоблачитель культа личности Сталина был с 30-хгодов. Об этом свидетельствуют многочисленные воспоминания осведомленных лиц и архивные документы. Подробнее об этом – далее.
Глумление над законом и его служителями с целью добиться показательного «расстрельного» приговора во время правления Н. С. Хрущева также не было единичным фактом.
В 1961 году, следуя вздорным прихотям, он заставил Верховный Суд РСФСР дважды нарушить положение статьи 6 УК РСФСР (ныне закрепленного в ст. 54 Конституции РФ), согласно которому преступность и наказуемость деяния определяются законом, действующим во время совершения этого деяния. Закон же, усиливающий наказание, обратной силы не имеет.
Речь идет о деле валютчиков Рокотова, Файбишенко и Яковлева, осужденных весной 1961 года по статье 88 УК РСФСР к максимальному наказанию – 8 годам лишения свободы.
Посчитавший такое наказание излишне мягким, Хрущев инициировал последовательное принятие двух указов об усилении ответственности за совершенное ими преступление. По первому из Указов, выполняя личные требования «персека», суд придал закону обратную силу и увеличил наказание осужденным до 15 лет лишения свободы.
В связи с тем, что этот срок по-прежнему не удовлетворил Н. С. Хрущева, суд снова нарушил принцип недопустимости придания обратной силы более тяжкому наказанию и вынес третий приговор в отношении дважды осужденных за одно и то же преступление. На этот раз одобренная Хрущевым мера наказания стала исключительной – расстрел. Из общения с расследовавшим это дело А. М. Петренко я узнал, что смягчить позицию Хрущева не смогли ни обращения А. И. Микояна с А. Н. Шелепиным, ни письмо КГБ СССР с просьбой помиловать сотрудничавшего со следствием Яковлева.