Хроники одного заседания. Книга вторая

И разве он поверит, если ты на его полный презрения вопрос: «А ты кто такой?», – невозмутимо ответишь: «Я инвестор!». Да он тут же нажмёт кнопку экстренного вызова всех значимых людей в банке, и всё для того, чтобы при всех у тебя поинтересоваться, а в какую область экономики желает инвестировать свои огромные средства этот, сразу видно, что очень крупный инвестор. На что Глеб, показывает себя как дальновидный инвестор, немедленно дав свой несколько трагический для лица человека за стойкой ответ.

– В фундаментальную науку! – громко заявил Глеб, сопроводив свои слова кулаком в нос человеку за стойкой, который в тот же миг оказался на своём рабочем месте, за стойкой. И хотя презентация Глеба на этом простом примере, эффективно показала, что инвестиции в науку не просто блажь, а имеют свою окупаемость, – человек за стойкой, за совсем короткий промежуток времени, стал человеком учёным, и теперь его классификация стала несравненно выше, нежели до встречи с кулаком Глеба, – всё же все эти значимые люди в банковской среде, видимо испугавшись за своё тёплое место и большой конкуренции, а также побочных следствий таких инвестиций в науку, – если люди будут умнеть на глазах, то тогда как их убеждать кредитоваться по их интересному проценту, – назвав его гомофобом, а не хомо сапиенсом, что было бы вернее, дали от ворот поворот, так и не ставшему инвестору Глебу.

И видимо всё это Глеб, частично используя своё воображение, умственно заглянув через его витражи стёкол в глубины застывшего в стекле (и это остекленение, не только есть своеобразная дань инженерной мысли строителей, но и физическая проекция фундамента мысли на которой держится всё это строение, и с которой оно смотрит на окружающий мир – без намёка на чувства, со стеклянным взглядом) здания банка и увидел.

– А там есть, где разгуляться. – Несколько туманно поясняет Глеб то, что он увидел там за облаками.

– Ну, это я и без тебя вижу. – Не испытывая большого довольства, сказал Тиша.

– Я думаю, что нам не помешает поискать запасной вход. – Глядя на массивную с золотым оттиском табличку на дверях, при входе в здание банка, сказал Глеб.

– Зачем? – спросил в ответ Тиша, тем самым выказав себя на удивление наивным человеком, которого теперь у Глеба сомнений не было, точно внутрь не пустят.

– Чтобы время зря не тратить. Тем более, если ты не забыл, то его у нас не так уж много. – Сказал Глеб, намекая на те, предваряющие их приход сюда обстоятельства заселения в отель. Куда между прочим Тиша, даже не встреться им в пути тот тип с кейсом и так планировал заселиться – он почему-то не рассчитывал на то, что вопрос с работой Анни решится за одну лишь его с ней встречу и поэтому приготовился к долгой (примерно на выходные дни) осаде этой неприступной крепости – самоуверенности Анни.

А вот то, что этот тип с кейсом, привёл их в ту самую гостиницу, куда и планировал заселиться Тиша, то в этом нет ничего необычного, как кажется на первый взгляд. Ведь все приезжие, если их по месту прибытия не ожидают уютные квартиры их родственников или наёмное по службе или ещё как жильё, то они скорей всего, в первую очередь и направят свой ход к запланированному месту размещения в какой-нибудь гостинице. Ну а то, что в их случае всё так удачно совпало, – подозрительные мысли Тиши насчёт этого типа с кейсом, с его непременным желанием удостовериться в правильности этих верований и его прибытие туда же, куда запланировал заселиться Тиша, – то этому можно только радоваться.

Ну а раз так вышло, что им с этим типом с кейсом было слишком близко по пути, и они оказались в одном отеле, то Тиша с Глебом посчитав, что теперь упускать его из виду и вовсе будет глупо, решили и сумели-таки проследить, а вернее подслушать разговор консьержа и портье, где последний поделился своим недовольством скудостью нынешних постояльцев, которые не идут ни в какое сравнение с прежними. И, наверное, своя доля истины в его заявлении была, вот только, ни консьерж, ни Тиша с Глебом, посмели не поверить в этом портье, чей слишком молодой вид определённо указывал на отсутствие у него таких практических знаний.

При этом Тише удалось узнать, что тот, по мнению портье, слишком прижимистый господин, не только не стал сильно важничать и поселился не в президентских апартаментах, а мог бы, а в самом захудалом по всё тому же мнению портье, номере, но и смел ему без предварительного денежного вспоможения указывать на прописанные в перечне услуг отеля обязанности.

– Устал он видите ли с дороги, и хочет отдохнуть. А я, значит, не устал, нянчась с такими. – Тихо, но в тоже время так, чтобы это слышали его потенциальные клиенты, Тиша и Глеб, возмущался портье Себастьян.

– И во сколько он просил его разбудить? – так, как будто ничего не произошло, без какого-либо сочувствия так в нём нуждающемуся Себастьяну, спросила его консьерж Мари. И что спрашивается, мог поделать Себастьян, который насквозь видит эту неприступную к нему Мари, которая спит и видит не их близкие, основанные на любви отношения, а какие-то всё больше меркантильные вещи, связанные со своей карьерой. И Себастьяну ничего другого не остаётся делать, как подчиниться и сказать: В шесть вечера.

На что в ответ от Мари звучит уже совсем откровенно лишнее, подрывающее всякий авторитет и главное, доверие к портье Себастьяну, который исходя из прозвучавших со стороны Мари бездоказательных обвинений в его адрес: «Смотри у меня, не потеряйся», – выглядит не только безответственным работником, но ещё и разориентированным в пространстве человеком, которому ни в чём доверять нельзя и тем более чаевые. А это можно сказать бьёт Себастьяна по самому больному, по его карману. И конечно Себастьян этого простить Мари не может, и значит, ей не видать как своих длинных ушей, приглашения от него на ужин.

Но для Тиши, а тем более для Глеба, эти страдания Себастьяна ни к чему, да и его расчёт на них, в любом случае не оправдался бы, и они, получив таким вполне доступным способом для себя информацию, быстро приступают к размещению в своём номере. Где времени много не затрачивается, а как только Тиша уточнил по телефону у консьержа, как лучше всего добраться до интересующего их места, правда без указания конкретного места назначения, то они вслед за этим покидают свой номер, чтобы направиться к месту новой работы Анни.

Правда Глеб предлагает вначале подняться на тот этаж, где разместился тот тип с кейсом, чтобы так сказать, зафиксировать на память его номер. А на вопрос Тиши: «Зачем?», – то разве не понятно, что так надо. И, пожалуй, это такой аргумент, к которому нужно прислушаться и даже придать ему значение, и Тиша так и быть, чтобы времени не тратить на лишние споры с Глебом, соглашается с ним и направляется в сторону лифта, чтобы ускоренно добраться до нужного этажа.

Ну, а как только прибывает лифт, то Тиша тут же убеждается в том, что лучше этого Глеба иногда не слушать, а всё потому, что его побуждения зачастую приводят к неожиданным встречам, что не так уж и страшно, если эта не встреча с теми, с кем бы тебе не хотелось встречаться. И как вы, уже на основании того, что Тишу здесь в городе практически никто не знает, догадались, то тем, кого он встретил в лифте, были те господа в костюмах тройках – хотя исходя из принципа его знакомости, на их месте мог бы быть, например, тот странный тип с телефоном из вагона, который так бесследно исчез после своего фокуса с телефоном или же тот же Дрейк, чёрная борода.

Впрочем, эти господа в костюмах тройках, находились перед всеми другими господами и товарищами в большей предпочтительности своей нежелательности появления, и им как раз и выпал шанс оказаться на пути Тиши в лифт. Отчего он даже на мгновение замер на пороге лифта, не решаясь в него зайти. И лишь инерция, с которой его вперёд протолкнул вперёд Глеб, не позволила людям в костюмах тройках заподозрить Тишу в неких загадочных намерениях уже на их счёт. И тут не надо спешить, только на первый взгляд кажущегося законного замечания насчёт того, что люди в костюмах тройках, ведут себя как-то не последовательно, раз они уже ранее продемонстрировали Тише своё отношение к нему. Всё может быть и так, если спешить и не выслушать знакового дополнения к характеристикам находящихся в данный момент в лифте людей в костюмах тройках.

И вот оно это, столь важное, полностью меняющее взгляд на этих людей в костюмах тройках дополнение – это была другая тройка людей в костюмах тройках, и возможно поэтому, они были по своему снисходительны к Тише и Глебу. Что, между тем не отменяет внутренней встревоженности за себя у Тиши и Глеба, которые так до конца и не выясняли для себя и для того типа с кейсом, цели присутствия этих людей. А тут ещё лифтёр, обращаясь к ним, задаёт до чего же провокационный вопрос. – Вам на какой этаж?

Что и говорить, а этот вопрос, несмотря на свою кажущуюся простоту, чрезвычайно разволновал и выбил-таки почву из ног у обоих друзей, которые растерявшись, только и смогли, как под общими внимательными взглядами всех пассажиров лифта переглянуться. И что им, при их в общих чертах знаний намерений этих, скорей всего достаточно опасных людей в костюмах тройках, говорить? Номер того самого этажа, где поселился преследуемый всеми тип с кейсом? А не вызовет ли это дополнительных, на повышенных тонах вопросов к ним, правда уже со стороны людей в костюмах тройках, где внутри их карманов, всего вероятней прячутся стилеты, зубодробительные кастеты и само собой револьверы. Где они для того чтобы развязать язык у того же Тиши, для острастки для начала кастетами под рёбра и в лоб, расправятся с лифтёром, а уж затем приподняв Тишу с пола, примутся за него.

– Нет, этого допустить никак нельзя. – Смело про себя посчитал Тиша, для которого не было ничего страшнее, чем показать свою не смелость, и он решил, что назвать какой-нибудь другой этаж, будет не плохим выходом из создавшееся ситуации. Правда к нему тут же приходят новые сомнения, не дающие немедленно дать ответ. – А какой назвать этаж? – задаётся вопросом Тиша. – Ведь вполне возможно, что эти типы не столь прямолинейны и они, чтобы не мусолить собою взгляды типа с кейсом, поселились на другом этаже. А это наверняка будет находящийся в буквальной близости этаж и скорей всего, часть из них, поселилась в номере прямо над ним, а вторая, для контроля выходов, этажом ниже. – Придя к этому, с точностью до осуществимого верному решению, Тиша называет четырнадцатый этаж, который находится на этаж выше, чем тот этаж, на котором по его расчётам поселились эти типы.

И как вскоре выясняется, – лифт делает остановку на тринадцатом этаже, где и выходит эта группа людей в костюмах тройках, – расчёт Тиши был более чем верный. Когда же уже они прибывают на свой этаж, то Глеб, выйдя вслед за Тишей, не может удержаться от того чтобы не восхититься такой догадливостью своего друга.

– Но как? – через свою вопросительную любознательность проявил восхищение Глеб.

– Все эти, не выбирающие прямых путей люди, так сказать, живущие в своём странном мирке, за редким исключением не суеверны. А раз так, то я и подумал, что этот тип с кейсом, предпочтёт двенадцатый этаж тринадцатому. – Сказал Тиша. Чего для Глеба было явно не достаточно и, хотя ему польстило то, что Тиша большого мнения о его умственных способностях, всё же ему не мешало бы быть более информативным. Что и заставляет Глеба задаться вопросом.

– А как насчёт всех остальных этажей? Они, как я думаю, обладают точно такой же не тринадцатой характеристикой. – Поинтересовался Глеб у Тиши.

– Но они в тоже время не так близки к тринадцатому этажу. – Сказал Тиша. И опять Глеб ничего не понял, что изумлённым образом и отразилось на его лице. Что замечается Тишей, и он дополняет свой ответ. – Он слишком самоуверенно думает, что если за ним будет вестись слежка, – в чём мы с тобой только что убедились, – то чёртов этаж, как раз поспособствует тому, чтобы ведущие за ним слежку люди поразбивали себе там лбы и переломали ноги. – Этого Тиша посчитал достаточно для понимания Глеба и, повернувшись в сторону идущего от лифта коридора, выдвинулся вперёд в поиске нужной двери.

Ну а зная номер комнаты, отыскать её не представляется сложным, и совсем скоро, оба приятеля уже стояли у двери того самого номера, в котором поселился тип с кейсом.

– Значит, не беспокоить? – уставившись на висящую на ручке двери табличку с данной надписью, Глеб тихо выразил своё беспокойство насчёт этого вопиющего желания типа с кейсом, который, кто знает, чем сейчас там, в номере занимается. – Наверное, кейс раскрыл, и как кощей над златом чахнет. – Всё также тихо предположил Глеб.

– Вполне вероятно. – Согласился Тиша.

– А я вот сейчас, как забарабаню по дверям, да ещё с криком: «Полиция! Немедленно откройте!». Вот будет для него потеха, с поеданием всех тех бумаг из кейса. – На этот раз уже в полный голос, с улыбкой до ушей, сказал Глеб. Тем самым больше напугав, чем развеселил Тишу, решившего, что с того станет, и он и вправду сейчас замолотит кулаками и ногами по дверям, тем самым поставив на уши, не только типа с кейсом, но и пороняет с ног ведущих за ним слежку людей в костюмах тройках, а уж о персонале гостиницы и говорить нечего.

И если насчёт типа с кейсом, то его несварение желудка, после приличной порции съеденной бумаги, мало волнует Тишу, то вот нервную, до истерических поступков растревоженность полных ульев (номеров) смертельно опасных ос, в виде людей в костюмах тройках, игнорировать никак не получится.

Так находящиеся на нижнем, двенадцатом этаже, прямо под номером типа с кейсом, люди в костюмах тройках, где двое с пистолетами в руках дежурят у дверей, а третий, однозначно самый любопытный или же амбициозный, подставив табурет на стол, забрался на него, после чего достав вначале из областей неизвестного, а сейчас из кармана стетоскоп, приставил его к потолку и принялся слушать, даже не подозревали, что вскоре им всем придётся пережить такое не укладывающееся в их планы и разумение столпотворение.

– Ну и что там слышно? – выждав для приличия минуту, с видимой заинтересованностью, подмигнув сидящему напротив на стуле Дойлю, спросил своего амбициозного товарища Чейза, Кинг.

– Что-то похожее на скрип пружин. – Сосредоточив свой задумчивый взгляд в некую точку, дал ответ Чейз.

– Во как. – Выказал удивление Кинг.

– Неужели, уже кого-то в номер привёл? – выразил озабоченность своим одиноким положением Дойль.

– Ловкач, ничего не скажешь. Умеет совместить приятное с полезным. – Поправляя неожиданно запотевшие на своём носу очки, с какой-то ожесточённостью в голосе сказал Кинг, странным взглядом посмотрев на Дойля. И, пожалуй, Дойлю следовало бы проявить настороженность насчёт Кинга, чей револьвер в руках начал вслед за его рукой покачиваться на своей опоре, колене.

Между тем со стороны Чейза раздаётся опровержение всем этим первоначальным догадкам. – Да нет у него никого. – Звучно говорит Чейз. – Это он сам своим задом ёрзает на кровати.

– У него, что там, геморрой? – усмехнулся Кинг, посмотрев на Дойля. Но тот на этот раз не поддержал его, а с серьёзным выражением лица, заявил. – А если шило? – А вот такая возможность наличия столь опасного холодного оружия в столь укромном месте, не может не тревожить этих следопытов – это опровергает все прежние догадки насчёт объекта наблюдения, который как оказывается, не тюфяк, как они все думали, а определённо высококлассный специалист. А такое открытие невольно заставляет Кинга и Дойля напрячься и ещё крепче взяться за свои револьверы.

Но только они успели спохватиться, как их всех вместе взятых, как громом среди ясного неба, оглушает грохот от ударов по дверям сверху. В результате чего находящийся на переднем крае атаки Чейз, первым попав под удар этой невероятно громкой неожиданности со стуком, которая была кратно увеличена находящимся в его ушах стетоскопом, подкашивается на табурете и вместе со всей этой неустойчивой конструкцией, с не меньшим грохотом падает на пол.

Чего в свою очередь не выдерживают и так находящиеся в конечном натяжении нервы его напарников Кинга и Дойля, которые резко дёрнувшись от испуга, со всей силы начали жать на спусковой крючок своих револьверов, чьё прямое направление друг на друга, теперь заставляло резко дёргаться своего визави. И так до тех пор, пока барабаны их револьверов не опустели. После чего в номере наступает своя относительная тишина, с двумя окончательно утерянными для предков джентльменами и одним свихнувшимся на своей шее калекой.

Что же касается тех джентльменов поселившихся строго над номером типа с кейсом, на тринадцатом этаже, то и для них эти события не просто не прошли мимо, а они как только заселились в этот номер, то сразу же начали испытывать подозрения на что-нибудь такое.

– Чувствует моё сердце, – одной рукой схватившись за сердце, а второй за рукоятку стилета, потёкшим от волнения голосом проговорил Паоло, стоило им только войти в свой номер, – что наше будущее будет предопределено этими цифрами дьявола. – И будь на месте его напарников более благоразумные джентльмены, то они бы непременно выразили свою поддержку словам своего коллеги. Но нет, и его коллеги, даже несмотря на наличия у них вполне зрелого, с пышной растительностью на лице возраста, который по своему наличию у них, уже должен говорить об их высокой ответственности перед собой и их разумению, и намёка на такую серьёзность не проявляют. А вот дерзкую ироничность и подтрунивание над страхами Паоло, то этого сколько угодно.

– Да сядь ты, алхимик, уже, и успокойся. – Прямо-таки режет слух своими словами Марк, который требует себя звать Твен, а не как за ним подозревает Паоло, Карл.

– Одна твоя вчерашняя выходка в ванной, уже нам стоила… – задумавшись замолчал Диккенс, после чего достаёт из кармана пиджака небольшую бутылку виски, ставит на стол и, просветлев в глазах при виде её, говорит. – Лишних трат на поправку здоровья, которого сам знаешь, лишним не бывает. Так что это всё за твой счёт. – Присаживаясь на кресло, сказал Диккенс, поглядывая на корзину для мусора, до краёв наполненную точно такими же, но только пустыми бутылками, которую выставил на стол этот джентльмен.

А вот уж этого Паоло стерпеть не смог и он, оторвавшись ухом от пола, куда припал после слов Марка, чтобы быть в курсе происходящего там внизу в номере, – подслушивающих жучков заранее установленных в том же номере, ему было недостаточно, – яростно скинув с себя пиджак и, стянув с себя воротник рубахи, указывая на открывшуюся красноту, с возмущением обрушился на Диккенса. – А это что по вашему мнению? Я что, специально себя обварил в кипятке? – И, пожалуй, это действительно был стоящий аргумент, против которого Диккенс и Марк ничего возразить не нашли у себя в голове, кроме как только разбавить свои мысли во влитом в себя стаканчике виски. А как только их мысли обрели бодрость духа, то они были готовы в сотый раз выслушать Паоло, как будто им и первого раза чуть-чуть не хватило, чтобы не тронуться умом при виде высочившего нагишом из ванной, незнающего никаких приличий Паоло.

– Да я при одном косвенном воспоминании того, что увидел, уже весь содрогаюсь, и теперь только без света готов войти в ванную. – Марк умело аргументировал Диккенсу своё дозирование виски, с вызывающим немедленные вопросы предпочтением себе.

– А я чуть было не обрёл преждевременную старость, с выпадением самого главного, желания искать близости с людьми. – Перехватив стаканчик Марка, Диккенс даёт ему должный отпор.

Правда имелся ещё один взгляд на случившееся, и он кардинально отличался от всех имевших место в этом номере, а всё потому, что он принадлежал самому зачинщику всего того, что случилось в ванне, а вернее в душе с господином Паоло, и им был, ни за что не догадаетесь, потому что уже догадались, портье Себастьян. Который по причине своей близости ко всем номерам, имел на счёт их и их постояльцев некоторую свою самоуверенность. И эта его самоуверенность особенно отчётливо проявилась по отношению к этому знаковому этажу, который по мнению Себастьяна, просто обязан держать данную ему от рождения, чертовски отличную марку. Для чего собственно Себастьян и устраивал такие своего рода, как он называл, проверки на понимаемость, а по сути, злые шутки с постояльцами номеров.

Так и в случае с этим номером, куда поселились эти господа, Себастьян преисполнившись бескрайним возмущением за их скрупулёзность в расчётах с ним (ну и что, что они налегке), решил таким нехитрым способом сбить с них спесь. И он интуитивно, а может по чьей-то подсказке, почувствовав, что кто-то из них забрался в душевую кабинку, добравшись до кранов отвечающих за подачу воды в их номер, таким образом дал жару, по своей вероятности нахождения, оказавшемуся в этот момент в душе Паоло.

А ведь изначально Паоло, как бы он не был предубеждён против этого номера, тем не менее решился не пренебрегать предоставленным, за не просто так, а за деньги комфортом, и с дороги сразу же полез в душ. Где он, в общем-то, ничего особенного там не делал, а намылив голову, всего лишь хотел смыть с себя пену. Но не успел, а всё по причине резкого изменения климата в душевой кабинке, где резко закончилась холодная вода, и на голову Паоло вдруг обрушился огненный град кипятка. А такого даже и в аду привычные ко всему грешники не всегда выдерживают, что уж говорить о Паоло, ещё не готового к таким жертвам. И конечно он не только не стерпел, а с криком отчаяния и боли, как следует не стерпел и тут же выскочил из душевой кабинки, чтобы оказавшись в гостевой комнате номера, в смятение и ужас потрясти своих коллег, которые после того что они сейчас увидели, даже и не знают, как дальше себя по отношению к нему вести.

Но это всё в физическом прошлом, а сейчас разговор между Паоло и Диккенсом ведётся постфактум.

– Ну, я тебе не Дойль, это он у нас мастак на такого рода загадки. – Попытался сгладить зашедшие в огорчения отношения с Паоло Диккенс, наливая в стаканчик виски. После чего он одной ловкой манипуляцией со стаканчиком полным виски, приводит в изумление Марка, который может быть только по причине того, что он, как оказывается ошибочно посчитал, что этот стаканчик предназначается Паоло, а не самому Диккенсу, и не сказал ему ничего против его чащения с виски. Но уже поздно и дело сделано, и Марку для того чтобы сравнять с Диккенсом свои отношения с виски, нужно что-нибудь посущественнее придумать. И он придумывает, обращаясь к Паоло.

– А знаешь, мне кажется, что твои опасения насчёт этой комнаты небезосновательны. – Сказал Марк. – И если в пятизвёздочном отеле, раз за разом происходят такие свойственные только трёхзвёздочным отелям вещи, – с внезапным отключением холодной воды, перебоями со светом и уж что тут ещё говорить о несмываемом пятне с твоей рубашки после прачечной, – то тут не мешает крепко задуматься и как-то уж начать реагировать.

– А я о чём говорю. – Воодушевился в ответ Паоло.

– А я, знаешь ли, в следующий раз не буду как истукан, молча сидеть и смотреть, как происходит такое безобразие, и без всякого Дойля разгадаю все эти загадки, запустив куда надо мой ботинок. – Марк в целях демонстрации своих более чем серьёзных намерений, почему-то глядя на Диккенса, немедленно снял свои массивный ботинок и начал его крутить в руке. И видимо Диккенс, тоже не так уж был далёк от логического мышления, в котором такие большие познания проявляет Дойль, раз он всё понял и быстро наполнил стаканчик Марка. После чего Марк в один глоток восстанавливает баланс отношений с Диккенсом и с более воодушевлённым лицом смотрит на Паоло, который в свою очередь, как всегда решил себя противопоставить этим достопочтенным, полным довольства господам.

И Паоло, конечно только внутренне, плюнув на них, вновь опускается на колени и припадает ухом к полу, в желании быть более информативным, а не как подтрунивая над ним, заявлял Марк, послушным.

– Да что б я поперхнулся этим стаканчиком виски, если он сейчас не услышит что-нибудь такое ошеломительное, что ввергнет нас в умственный ступор. – Кивая на Паоло и заодно на свой стаканчик, улыбаясь говорит Марк, следя за своевременным наполнением стаканчика своим коллегой.

– А знаете, коллега, у меня практически такое же чувство. И я даже согласен поддаться уговорам охватившего меня страха, который сковав мои руки и главное глотку, не даст мне восполнить себя этой благодатной жидкостью, если сейчас же что-нибудь такого рода не произойдёт. – С довольной улыбкой на лице сказал Диккенс, поднося к своему рту стаканчик с виски.

И вот в этот-то самый неудобный момент для вопиющих виски глоток Диккенса и Марка, и заодно для единственного в этом номере здравомыслящего голоса, практически вопиющего в своей фигуральной пустыне Паоло, происходит это страшное, наполненное своими непредсказуемыми и предсказуемыми возможностями происшествие, со своими ударами в дверь и криками: «Немедленно, падлы, откройте, это полиция!». И это понятно, что у страха глаза велики, а уши ещё шире, раз всем услышалась своя невыносимая для слуха интерпретация сказанного.

Вслед же за случившемся, Марк в одно мгновение показывает себя человеком слова, от которого он не только не отказывается, но и в точности демонстрирует всё то, что и обещал, безостановочно закашлявшись на месте. При этом и Диккенс в своём джентльменстве не собирается отставать от Марка, и он практически с Марком в одно время, как только раздались все эти удары, впал в умственный ступор, со стаканчиком на губах, по которым сейчас текло виски вниз, и ни одна капля из него так и не попала в горло Диккенса.

Что же случилось с Паоло, то об этом доподлинно неизвестно, а всё по причине того, что Тиша взял Глеба в свои крепкие руки и не позволил ему таким образом приводить в чувства этих господ. После чего они разворачиваются в обратный путь и прямиком следуют до лифта. Чей вид на этот раз чем-то не удовлетворил Тишу, и он предложил спуститься по лестнице. И хотя четырнадцатый этаж, это достойный для ног уважения этаж, всё же Глеб, увидев в этом предложении Тиши некий тайный подтекст, согласился с этим его предложением. С чем они и выдвинулись на лестницу.

А ведь между тем в предложении Тиши спуститься вниз по лестнице, не было ничего такого уж загадочного, – он почему-то посчитал, что вероятность новой встречи с людьми в костюмах в тройках, близка к реализуемости как никогда, и поэтому будет благоразумнее обойти стороной лифт по лестнице, – но только так думал сам Тиша, и только до тех пор, пока они спустя два пролёта вниз, вдруг к полной и частично невероятной для себя неожиданности, не натолкнулись на своих бывших попутчиков из поезда – ловкого парня и его спутницу с мольбертом.

– И это уж точно не случайность. – Одновременно подумали Тиша и Глеб, глядя сверху на поднимающихся людей, где им, пожалуй, понадобится ловкость или изобретательность, если они не хотят столкнуться со шляпой с широкими полями, под которой скрывалось так и оставшееся невыясненным лицо дамы с мольбертом. И, наверное, такая её предусмотрительность, с натянутой чуть ли не на глаза шляпой, если она преследовала цель остаться незамеченной, имела свои должные основания быть, всё же как в таком случае быть случайным встречным прохожим, как Глебу и Тише, кому куда интереснее обойти их стороной, нежели заглянуть даме под шляпу.

В общем, времени больно много на раздумье не было и, Тише оказавшемуся на крае атаки шляпы дамы с мольбертом, пришлось выслушать со стороны, как оказывается, весьма нервного и ревнивого спутника этой дамы, претензии и выражения грубости.

– Вот только смейте мне заметить, что всему виной узость лестничных проходов. По мне так, это всё предлог. – Перегородив дорогу Тише, проскрипел зубами спутник дамы с мольбертом, который даже несмотря на то, что стоял на ступеньку ниже, чем Тиша, казалось, что был гораздо выше его.

– Предлог, для чего? – а вот ответное удивление Тиши, выглядело, как закоренелое хамство и его бесконечная наглость, с которой он никому, особенно симпатичным дамам в широкополосных шляпах, не даёт прохода в узких коридорах гостиниц и возможно вообще в жизни. При этом и спутник дамы с мольбертом, был ещё тем придирчивым типом, и он уже со своей стороны не собирался причислять себя к робкому десятку, и если уж ему придётся противостоять двукратно превосходящему противнику, то он не будет прятаться за мольберт своей подруги. И он в свою очередь дерзко заявляет. – Либо для того, чтобы заглянуть под шляпу моей подруги, чего она вам никакого на это права не давала, либо же вы решили обратить её внимание на себя, сдувая с неё пылинки, чего уже я не позволю сделать, как единоличный получатель этого права.

– На ваши права, мы ни в коем случае не покушаемся, – вдруг в разговор вмешался Глеб, – но вот насчёт желания увидеть лицо вашей таинственной подруги, то тут мы должны признаться в том, что грешны. И как только мы увидели вашу неотразимую в фигуральном отношении спутницу, то нам так ничего более не даёт покоя, как желание увидеть её лицо. Вот такие мы любопытные типы.

– А где это вы раньше могли увидеть её? – вдруг неожиданно заволновался этот их собеседник, у которого как оказывается, тоже есть свои больные мозоли, и Глеб вполне догадывался какие. И Глеб уже было хотел посредством того носатого типа с кейсом, прищучить этого не такого уж и смельчака в глазах своей крепкой на расправу супруги, как вдруг его спутница, явно не желая последствий заходящего слишком далеко разговора, хватает за руку своего столь ревнивого на слова спутника и, миновав Тишу и Глеба, уводит его вверх.

Теперь же когда проход оказывается свободен, то можно сказать, что ничего уже не мешает нашим друзьям спокойно продолжить свой путь вниз. И всё так бы и произошло, если бы неуёмное любопытство Глеба, который проходя двенадцатый этаж, не проявил огромную любознательность, заявив, что не мешало бы на деле проверить версию присутствия и на этом этаже людей в костюмах тройках, что, по его мнению, есть далеко не так, а всего лишь тяга к Тиши всё драматизировать. И хотя Тиша насквозь видит всю применяемую к нему хитрость Глеба, всё же он и сам, будучи не в меньшей степени любопытным, да и к тому же он слышал, что этот отель является жемчужиной мировой культуры, решает, что ничего плохого в том не будет, если они для оценки заявленного прогуляются и по этому этажу.

После чего они вступают в вестибюль двенадцатого этажа и … Конечно же, нет пока не наталкиваются, а издалека видят, как у одного из номеров стоят двое типов в своих отличительных костюмах. И, наверное, пока они слишком заняты собой, можно возвратно сманеврировать и быстро покинуть этаж, но Тишу и Глеба одновременно накрывает общая отвага и они решают, что беззаботная прогулка по холлу, с изучением окружающего интерьера со своими картинами, чем не занятие для путешественников. К чему они немедленно и принимаются, косясь боковым взглядом на увлёкшихся разговором между собой тех двух господ.