Суда «Невского флота» «жалуемы были» (раздавались) бесплатно присутственным местам и частным лицам разных профессий и званий. В списке, по которому раздавались суда, встречаются: Синод, Сенат, Невский монастырь, различные коллегии и в то же время корабельные мастера, лекари, иноземцы, даже дамы. Некоторые получали по 2–3 судна, а канцлер граф Головкин Г.И. – даже четыре судна.

При усилении деятельности партикулярной верфи увеличились как численность, так и разнообразие типов судов «Невского флота». А позже «Невский флот» пополнился судами, построенными на партикулярной верфи, а также яхтами и баржами, выписанными из Голландии и Англии.

Петр I в указе от 12 апреля 1718 года самым подробным образом изложил правила содержания в исправном состоянии судов «Невского флота», порядок их сбора на «экзерциции» (учения), производство самих экзерциций и определил штраф за неисполнение предписанных правил.

Он очень внимательно относился к своему новому созданию, заботливо передавал свой морской опыт владельцам судов, разработал даже образцы одежды и«уборы» для гребцов. Обязателен был только покрой одежды и украшение ее шелковыми или шерстяными галунами и медными плоскими пуговицами. Сама же материя, из которой шилось платье, даже цвет ее представлялись на волю владельца судна.

По установленным правилам суда «Невского флота» обыкновенно собирались раз в неделю. Парусные суда – по воскресеньям или в первый за ним день, удобный для экзерциций (т.е. при благоприятной погоде), а гребные суда – в штиль или самую тихую погоду. О сборе судов город извещался особыми сигналами и во время экзерциций. Кроме редких исключительных случаев, на парусных судах должны были присутствовать их владельцы, а «на баржах долженствовали госпожи судна быть так, как во всем как хозяева на парусных; не возбраняется же и на обеих обоим полам быть, но по воле, а не по должности сего указа».

Современный петербургский художник Андрей Тронь изобразил яхту Петра Великого «Декроне» у форта Кроншлот.

На ней поднят флаг «Невского флота»

Флагманом и распорядителем экзерциций был тот же Потемкин, почему его неофициально и называли «невским адмиралом». Приказания флагмана передавались сигналами (10 сигналов – для парусных судов и три – для гребных). За неявку на экзерцицию владельцы судов платили штраф (3 рубля), который возрастал в количество раз неявки.

Кроме экзерциций суда Невского флота участвовали и во всех морских торжествах, происходивших в Петербурге или в его окрестностях. Штрафы за неявку на торжество увеличивались по важности праздника. Так, владельцы 13 судов, не явившихся в 1723 году к торжественной встрече «дедушки русского флота», за «такую знатную вину» должны были заплатить по 15

рублей каждый. Но случалось, что штрафы доходили до очень круп- ной суммы. Небрежное содержание судов также наказывалось штрафами. На партикулярной верфи были и собственные «государевы» суда (парусные и гребные) для обслуживания Петра I и его свиты: 3 яхты («Наталья», кипарисная, и шведская); 3 торншхоута; 4 буера; 2 шлюпки (десяти- и восьмивесельные);

2 верейки (четырех- весельные); 6 ялботов и 3 ильшхоута или буера для катания по льду – всего 24 единицы.

Вот так Петр приучал петербуржцев к морю. Экзерциции, плавания к Котлину, Петергофу и различные морские торжества имели свою важную привлекательную сторону. Присутствие на них Петра вносило всегда оптимизм и воодушевление. Музыка и пушечные выстрелы сопровождали эти плавания. А заканчивались они всегда веселыми пирами.

При таких праздниках плаванье гребных судов ограничивалось Невою с ее рукавами и Фонтанкой. А в море выходили только парусные суда. Например, при походе Петра на остров Котлин его сопровождали иногда до 80 судов «Невского флота». Численность этого флота была довольно значительна. Так, в одном только далеко не полном списке было показано 141 судно, розданное девяноста лицам и организациям. Общая стоимость этих судов была 125 200 рублей.

Кроме содержания в исправности «Невского флота» в 1720 году партикулярная верфь получила более важное назначение. Начальнику верфи комиссару Потемкину было велено «ведать все партикулярные суда, какого бы звания они ни были». То есть теперь в ведении партикулярной верфи находились все городские речные перевозки, все морские сообщения с окрестными местами, производившиеся на казенных судах, а по части коммерческого судоходства она ежегодно освидетельствовала купеческие, ластовые и мореходные суда в годности их к плаванью.

Партикулярная верфь

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

«Невский флот» жил и развивался непрерывно. Это было еще одно любимое детище Петра Алексеевича Романова.

Океанский вояж российского императора.

Карта мира XVII века с предполагаемым маршрутом экспедиции

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

После завершения Северной войны Петр Великий начал реально думать о походах русских кораблей в океаны. Он считал, что флот, который он создал, уже был готов к этому. Российский флаг еще пока редко видели в океане. И это неприятно бередило морскую душу императора.

В конце 1723 года, прослышав об острове Мадагаскар в Индийском океане, будто бы его властелин заводит отношения с некоторыми европейскими странами, Петр немедленно приказывает снарядить для похода к Мадагаскару два фрегата и укомплектовать их экипажи «лучшими людьми». Экспедиция русского Военно-Морского Флота в Индийский океан готовилась под величайшим секретом, чтобы об этом не узнали другие морские державы. Подготовку контролировал лично сам император.

3 ноября было велено начальнику ревельской эскадры Фангофту не более как в 10 дней вооружить и подготовить к походу (куда – никто не знал) два фрегата: «Амстердам-Галей» (командир – капитан-лейтенант Мясной) и «Декрон де ливд» (командир – капитан-лейтенант Кошелев).

1 декабря 1723 года оба корабля были готовы идти в поход с запасом провизии на 7–8 месяцев. 15 декабря они перешли в Рогервик, куда прибыл, сохраняя строжайшее инкогнито, начальник экспедиции вице-адмирал Вильстер Даниил – швед, принятый в 1721 году на русскую службу. Он и рассказал российскому монарху о том, что шведы уже пытались осуществить экспедицию своего флота на Мадагаскар, и по заданию императора составил план похода русских кораблей в Индийский океан.

Карта острова Мадагаскар. Создана между 1702 и 1707 годами

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

В руководство Вильстеру Д. были даны две инструкции, написанные лично Петром Великим 5 декабря 1723 года, и еще две грамоты на имя «короля мадагаскарского» с целью побудить его завести торговлю с Россией. В одной из грамот предлагалась королю «протекция России», «императорским словом обещалась защита ему и его людям от всех неприятностей» и предоставлялась возможность королю «жить в русских владениях, где он пожелает».

Вице-адмиралу Вильстеру в инструкции император приказывал идти под видом торговых кораблей, флаги и вымпелы не поднимать (только «ежели где необходимая нужда того востребует»), ни в какие порты и гавани не заходить («разве что, паче чаяния, какое несчастье постигнет»). Командирам фрегатов разрешалось разъяснить о целях похода уже только в открытом море.

В случае согласия короля Мадагаскара велено было возвращаться в Россию: если зимой, то в Колу, где рейд не замерзает, а летом – то в Архангельск. Кончалась инструкция выражением царского доверия Вильстеру «как честному и высоко проверенному флагману и чтоб сие все содержание было в вашем добром секрете».

На экспедицию ассигновали «три тысячи червонных золотых для всяких приключающихся нужд, без чего обойтиться будет невозможно». На корабли загрузили пива – на два месяца, «а на прочие месяцы мукою и солодом на квас».

Но экспедиция на Мадагаскар не удалась. Состояние русского молодого флота было далеко ниже смелых требований монарха. Необыкновенная поспешность приготовления кораблей к походу, вероятно вызванная желанием и надеждою чрезвычайных выгод для России, не позволили царственному адмиралу обратить должного внимания на подробности снаряжения судов.

А адмиралы Фангофт и Вильстер побоялись сказать правду о реальном техническом состоянии кораблей и невозможности по этим причинам такого далекого плавания. Русские корабли тогда просто не имели необходимых возможностей для столь продолжительных переходов, да еще с условием – от Ревеля до Индийского океана по пути никуда не заходить. При всех максимальных запасах воды ее на фрегатах экспедиции могло хватить на 10 недель. Команды не имели необходимой одежды для плавания в южных широтах и многого другого.

Тем не менее 22 декабря 1723 года оба судна пошли в море. Их тут же встретил сильный ветер. На фрегате «Амстердам-Галей», где находился сам Вильстер, открылась такая течь, что вынуждены были возвращаться для ремонта в Ревель. Петр Великий был крайне недоволен этим.

Но далее случилась новая беда. При попытке про- извести килевание «Амстердам-Галея» из-за личной неосмотрительности распоряжавшегося работой капитана Лоренса фрегат принял много воды, лег на борт и затонул. При этом погибло 16 человек.

После катастрофы решили заменить корабли для экспедиции. Но в феврале 1724 года поступило приказание отменить экспедицию «до другого благоприятного времени». Причина отказа была в том, что российский император к тому времени получил новые важные сведения о Мадагаскаре от капитан-командора Ульриха, который возглавлял тоже неудавшуюся шведскую морскую экспедицию на этот остров в 1722 году. Скорее всего, рассказ Ульриха и заставил Петра отказаться от этого предприятия.

На самом деле никакого короля на Мадагаскаре не было, а были там флибустьеры (морские разбойники), грабившие западное побережье, от которых коренное население (мадагаскарские племена) спасались внутри острова. Там княжили мелкие туземные князьки. А «сношения» (с Англией, Швецией и Францией) пробовали заводить именно пираты, в частности, посаженный в конце концов в английскую тюрьму авантюрист и пират Морган, а вовсе не король Мадагаскара. Английские войска в 1724 году разгромили существовавшую на Мадагаскаре «пиратскую республику», а ее «короля» Каспара Вильгельма (называвшего себя Морган), с которым и рассчитывал установить отношения Петр, заточили в тюрьму.

Так закончилась оригинальная попытка создать русскую колонию в Индийском океане. Но жажда получения очередной выгоды для России звала к новым поискам и попыткам действовать. В конце 1723 года Петр Великий начал собирать справки о северном приполярье. Он думал, как организовать русский китоловный промысел у берегов Гренландии.

От тропиков до вечного льда летала не знавшая покоя мысль Петра. Его взор выискивал, куда направить флот на поиски новых благ для России. Он торопился, бросался от одного проекта к другому. Жестоко одолевала его болезнь, которую все труднее становилось игнорировать. Но очередная мысль Петра Великого в 1724 году устремилась в Тихий океан. Он стал собирать экспедицию, чтобы определить, «сошлись ли Азия с Америкой». И по-прежнему у него были планы – выйти в Индийский океан, а дальше дойти до Китая…

Как Петр строил подводную лодку

При Петре Великом родилась и начала осуществляться самобытная идея создания подводного судна, пригодного для скрытного нападения на вражеские корабли.

Первым отечественным воплощением идеи подводного плавания были «подводные челны» запорожских казаков. Известно, что в 1595 году во время одного из своих боевых походов к анатолийским берегам запорожцы опрокинули вверх дном свои легкие суда «чайки», укрылись под ними и скрытно подошли к вражескому побережью.

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

Французский морской историк Монжери в книге

«О подводном плавании в войне» писал в 1820 году:

«По крайней мере, нет сомнения, что такого рода суда были употреблены в Европе в XVI веке». А известный французский монах-иезуит Р. Фурнье, побывавший в Константинополе в конце XVI века, опубликовал затем статью, в которой писал: «Здесь мне рассказывали совершенно необыкновенные истории о нападении северных славян на турецкие города и крепости, – они являлись неожиданно, они поднимались прямо со дна моря и повергали в ужас всех береговых жителей и воинов. Мне и раньше рассказывали, будто славянские воины переплывают море под водой, но я почитал рассказы выдумкою. А теперь я лично говорил с теми людьми, которые были свидетелями подводных набегов славян на турецкие берега». Комментируя статью Фурнье, Монжери утверждал: «Запорожские казаки пользовались гребными судами, способными погружаться под воду, покрывать в погруженном состоянии большие расстояния, а затем уходить в обратный путь под пару сами». Если такое утверждение верно, то «подводные челны», о которых упоминает Фурнье, представляют собой своего рода подвижные водолазные колокола. Эти челны были своеобразной ступенью между водолазным колоколом и подводным судном.

Знал ли об этих фактах Петр I, неизвестно. Но зато можно достоверно утверждать, что он был первым в России и ярым сторонником идеи строительства подводного судна, которую высказал в 20-е годы XVIII века народный умелец Ефим Никонов, – «потаенного» судна.

Но подводные дела интересовали русского царя еще раньше. 8 сентября 1715 года он пишет письмо в Англию капитан – поручику Сенявину Н. о найме людей, «что с колоколами в воду ходят». То есть Петру было известно об этом новом направлении освоения морской стихии. Поэтому, когда он узнал о необычной для того времени идее талантливого самородка – изобретателя Ефима Никонова, он по достоинству оценил ее и те преимущества, которые мог получить русский флот в случае успешного осуществления проекта создания подводного судна.

Несмотря на то что многие из ближайшего окружения не верили в чудо «потаенного» судна и были против его создания, он распорядился предоставить Никонову необходимые средства, строительные материалы и нужное число мастеровых людей.

Ефим Никонов родился примерно в 1690 году в подмосковном селе Покровско – Рубцово, что живописно раскинулось на правом берегу реки Яузы, почти напротив села Семеновского, где Петр I занимался своими «потешными» играми. Ефим, как и его отец, слыл опытным плотником. Вероятно, он был из числа тех крестьян, что принимали участие в работах на судостроительных верфях. Очевидно, там у него и родилась мысль о создании необычного судна. Когда Ефим объявил односельчанам во всеуслышание о своей идее, его никто не понял, не поддержал, а только высмеяли, обругали и прозвали «никчемным выдумщиком».

Тогда Никонов уговорил местного стряпчего «за малую мзду» написать «доношение с челобитной», которую он подал на имя Петра I. В «челобитной» он заявил, что «сделает к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым на море в тихое время будет из снаряду забивать корабли, хотя бы десять или двадцать и для пробы тому судну учинит образец, сколько на нем будет пушек, под потерянием своего живота, ежели будет угодно…». Но главное, в том «доношении» было указано, что придуманное судно «будет ходить в воде потаенно».

В те давние времена простому крестьянину пробиться на доклад к самому царю можно было, только подав челобитную. Челобитные на государево имя писались только в том случае, если ее автору известно было о деле государственной важности, поэтому чиновники обязаны были немедленно донести о нем царю. Если же оказывалось, что «челобитчик» зря побеспокоил царя, его строго наказывали.

На все это Ефим Никонов шел сознательно, уверенный в пользе своего изобретения. Вот почему он писал, что ручается за судно «под потерянием своего живота» (т.е. смерти). Челобитная дошла до царя. Он сразу оценил эту замечательную идею. Как только наступила зима и наладился надежный санный путь, по приказанию Петра находившегося под стражей «челобитчика» Ефима Никонова освободили и отправили на казенных лошадях в Санкт-Петербург, куда он и прибыл в начале 1720 года. Сначала его доставили к самому грозному «тайному фискалу». Ушакову А.И., который тщательно допросил его, и только после того отвели на прием к царю.

Возможно, таким и было «потаенное судно» Ефима Никонова

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

13 января 1720 года состоялась первая встреча царя с автором идеи «потаенного» судна. Они наедине вели долгую секретную беседу, во время которой изобретатель подробно доложил царю о сущности своей идеи и о том, как он предполагает ее осуществить.

Самодержавный кораблестроитель, видимо, убедился в гениальности проекта этого неграмотного крестьянина и поверил в его осуществление. Он тут же приказал Ефиму Никонову никому не разглашать свою идею и, «таясь от чужого глаза», немедленно приступить к строительству опытного образца «потаенного» судна, чтобы проверить в нем возможность людям «дух переводить», то есть дышать под водой.

Загоревшись мужицкой идеей, нетерпеливый царь не мог ожидать, когда Адмиралтейств-коллегия вынесет суждение по этому вопросу, он сам определил Никонова в мастера «потаенных» судов и направил в оберсарваерскую контору, ведавшую вопросами кораблестроения, приказав начать с января выплату Никонову жалования по 10 копеек в день. Новоиспеченному мастеру выделили специальный участок на Галерном дворе, где он и должен был гтовиться к постройке опытного «потаенного» судна – модели «собственной инвенции».

Один из вариантов чертежей «потаенного судна».

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

А 31 января и Адмиралтейств-коллегия объявила указ: «образцовое судно делать», положив достаточно высокое жалованье и выделив соответствующее финансирование работ. Не зная грамоты, не имея административных навыков, новый мастер «потаенных» судов с рвением взялся за работу, стремясь оправдать доверие царя.

До начала марта он занимался подготовкой к постройке спроектированного им судна. На отведенную для постройки площадку по его требованию доставляли добротные сосновые доски, гвозди, смолу, инструменты и иные необходимые материалы. Одновременно он комплектовал из плотников, столяров, бочаров, конопатчиков и иных мастеровых людей рабочую команду для постройки образца -модели своего судна. С конца февраля на площадке уже работало до 10 специалистов.

Из документов видно, что опытное судно было уже заложено 3 марта 1720 года. Но Ефим Никонов не пользовался благосклонностью чиновников конторы Адмиралтейских дел. Все они завидовали ему, а главное – тому вниманию, которое оказывал ему лично царь. Поэтому на каждом шагу они чинили ему препятствия, не гнушаясь никакими средствами. Никонов даже в связи с этим вынужден был обратиться с очередным «доношением» на имя генерал- майора Головина И.М. – начальника оберсарваерской конторы, где объяснял, что не по его вине срываются сроки постройки судна.

Ю. Иванов. Строительство потаенного судна

Но старания Ефима Никонова не пропали даром: постройка сравнительно быстро продвигалась вперед, и уже 10 сентября 1720 года (всего за полгода после закладки) настала пора готовиться «ков дейке», то есть к спуску готового судна на воду. Петр приказал спуск судна для соблюдения секретности произвести в ночное время. В конце января 1721 года постройка опытного «потаенного судна-модели» в основном была завершена, а подготовка к его спуску на воду выполнена. В марте того же года Никонов попал на прием к царю и лично доложил ему о готовности судна к весенним испытаниям.

Однако испытание «потаенного» судна не состоялось ни в 1721, ни в 1722, ни в 1723 годах. О причинах, вызвавших такую длинную отсрочку испытаний, можно лишь догадываться. Вполне вероятно, что пышные длительные торжества по случаю окончания многолетней Северной войны со Швецией и заключение долгожданного мира временно отвлекли внимание Петра Великого от испытания «потаенного» судна. Кроме того, был Персидский поход, потом заметно ухудшилось состояние здоровья самого императора.

Видимо, затянувшаяся отсрочка испытания уже готового судна мучила Ефима Никонова, заставляла сомневаться в пользе задуманного им дела, вызывала насмешки недоброжелателей и пагубно отражалась на моральном состоянии мастера-самоучки. В минуты душевной депрессии Никонов стал пить. Однажды, напившись, он совершил какой-то проступок. Его задержала полиция и «с обнаженным палашом» препроводила «для учинения достойного указа…».

А долгожданное испытание произошло только поздней весной 1724 года, когда Нева полностью очистилась ото льда, а петербургские ночи стали короче. В одну из таких ночей, еще достаточно темных, Петр распорядился произвести испытание «потаенного» судна. Площадку на Галерном дворе, где стояло приготовленное к спуску судно, ярко освещали несколько фонарей, закрепленных на специально врытых столбах. Освещена была и спусковая дорожка, густо намазанная говяжьим салом. Помимо плотников и иных адмиралтейских работников на Галерном дворе собрались знатные люди, ответственные чиновники, адмиралы, капитаны. Прибыл на площадку и Петр Великий. По его сигналу «потаенное» судно было спущено на воду.

Ефим Никонов поклонился всем присутствующим, отвесил самый низкий поклон императору, а затем, перекрестившись и оглядев всех вокруг, вошел внутрь своего творения. Закрыв плотно входную крышку, он начал погружение под воду. Видимо, погружение судна произошло гораздо быстрее, чем предполагал изобретатель-строитель: оно сразу провалилось на глубину и ударилось о грунт. Произошла авария, чуть было не закончившаяся катастрофой. От удара о грунт повредилось деревянное днище и от этого нарушилась герметичность корпуса. «Потаенное» судно быстро стало наполняться водой, грозя погубить своего строителя.

К счастью, присутствующие на испытании под руководством Петра быстро организовали помощь и успели вытащить судно на берег вместе с Ефимом Никоновым. Испытатель был не так испуган, сколько огорчен постигшей его неудачей.

Об этом в одном из документов сохранилась запись: «В 1724 году на Галерном же дворе, при Его Величестве, в этом же судне опускиван в воду и при спуске у того судна повредилось дно и затем не действовало и вынято на берег…»

Эта непредвиденная авария снова вызвала злорадные насмешки со стороны многочисленных недоброжелателей Ефима из числа влиятельных чиновников, окружавших Петра Великого. Однако сам Петр это сразу заметил и добрым словом ободрил приунывшего мастера, приказав ему исправить повреждение, посильнее укрепить корпус судна и приготовиться к новым испытаниям. Одновременно он объявил всем присутствующим, чтобы изобретателю «никто конфуза в вину не ставил».

Снова дни и ночи напролет стал проводить Ефим Никонов в сарае-мастерской, расположенной недалеко от построенного судна. Он сам ремонтировал повреждение, совершенствовал судно, хотел 15-ю железными полосами стянуть его корпус, воспользовавшись советом императора.

Изредка на Галерном дворе появлялся сам Петр, несмотря на ухудшавшееся здоровье. Он всегда интересовался работой Никонова, давал полезные советы и консультации. Он поддержал новую идею Никонова – создание «огненных труб». Никонов хотел вооружить новым видом оружия свое судно. По указанию Петра Великого ему должны были прислать 10 «труб медных», «порохом начинить и селитрою вымазать».

Но 18 декабря 1724 года Адмиралтейств-коллегия приняла жесткое решение – все работы по «потаенному» судну закончить в течение месяца и «приставить к нему (Ефиму Никонову – авторы) капрала или доброго солдата и велеть быть у того дела неотлучно». Это решение было принято без ведома императора, который уже был тяжело болен. То есть Никонова лишили всех неограниченных прав, которыми он пользовался до этого, ограничили его личную свободу и затруднили творческую работу.

Однако Никонов завершил подготовку опытного судна-модели к новому испытанию, хотя и не в месячный срок. Но это испытание уже проходило без Петра Великого. В середине апреля 1725 года, тоже в ночное время, состоялось повторное испытание судна. Во время испытания Никонов трижды погружался в своем судне под воду, но каждый раз вынужден был всплывать на поверхность. В документе зафиксировано: «…пробовано ж трижды и в воду опускивано, но только не действовало за повреждениями и за течью воды».

Макет «потаенного судна» в Сестрорецке (под Санкт- Петербургом).

Это своеобразный памятник «потаенному судну». Но с ошибкой: испытание его не происходило в 1721 году

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

Немедленно после окончания этого неудачного испытания Екатерина I приказала начать дознание о причинах невыполнения Ефимом Никоновым обещаний, данных им в своей челобитной. 7 сентября 1725 года Екатерина I приказала немедленно изготовить все, что требовал Никонов для обеспечения нового испытания судна. Но ему уже просто не везло: во время осеннего наводнения 1726 года вода залила всю строительную площадку на Галерном дворе, и в числе многих поврежденных судов тогда оказалось и опытное «потаенное огненное» судно.

29 декабря 1726 года Адмиралтейств-коллегия приняла еще одно решение по «потаенному» судну, где требовалось, судно «починить и совсем исправить, чтоб для апробации к будущей весне было совсем в готовности…».

Можно предположить, что весной 1727 года но- вое испытание («апробация») опытного судна Никонова состоялась. Однако результаты его, очевидно, не удовлетворили членов Адмиралтейств -коллегии, которым надоело возиться с малопонятным проектом какого-то неграмотного крестьянина, когда-то обласканного Петром. И они решили прекратить дальнейшие испытания этого судна.

29 января 1728 года Ефима Никонова «за его недействительные строения и за поддержку не малой на то суммы» отправили в Астрахань, своего рода место ссылки опальных людей. О дальнейшей судьбе автора первого из известных в России проектов подводных судов никаких сведений пока не обнаружено. Не нашлось и описания этого судна или чертежей. Вместе с тем, по некоторым косвенным сведениям, можно предположить, что описание этого судна существовало.

Всего на постройку судна Никонова было израсходовано около 400 рублей. Адмиралтейств-коллегия посчитала эту сумму огромной, равной стоимости галеры. Но как бы то ни было, а Ефим Никонов при поддержке главного правителя России изобрел и построил первое отечественное подводное судно, в котором погружался под воду. Ему первому принадлежала идея о возможности вооружить подводное

судно артиллерией, кроме того, он рассчитывал применить на нем новое оружие – «огненные трубы». Но детищу Никонова не суждено было послужить Отечеству. Не стало императора, главного покровителя этой «подводной» идеи. Да и не пришло тогда еще ее время. Но идея не канула в Лету. Позже она стала реальностью и сыграла важную роль в развитии подводных сил российского Военно-Морского Флота. Можно по праву считать, что есть в этом большая заслуга и самого Петра Великого.

Идеи о строительстве каналов в России

Петра Великого были грандиозные планы – всю Россию (точнее, ее европейскую часть) покрыть сетью каналов, с помощью которых соединились бы основные реки страны и ее моря – Каспийское, Черное, Балтийское и Белое, за счет этого поднять эффективность использования водных путей (наиболее дешевыми и удобными путями сообщения тогда были реки).

Он придавал большое значение строительству каналов в России и был сам главным идеологом этого необычного тогда еще для русских вида деятельности. Но он здесь опередил и многие страны Европы. План строительства каналов в России был одной из ранних и блестящих идей Петра, когда это дело было еще новостью для большинства стран Запада. В его голове рождались гигантские варианты строительства каналов, поворота рек.

Русскому императору принадлежит пальма первенства в преобразовании природы с помощью поворота рек. Он мечтал, пользуясь речной сетью России, соединить все моря, примыкающие к русской равнине и таким образом сделать Россию торговой и культурной посредницей между двумя мирами: Западом и Востоком, Европой и Азией.

Идеи строительства каналов Петру подбрасывал военный флот. Так, завоевание Азова и создание Азовского флота привело его к мысли о строительстве канала между Волгой и Доном. Это было связано с тем, что оказалась очень трудной задача доставки снарядов и припасов для флота в столь отдаленный край из внутренних областей страны. И Петр придумал удобный для перевозки грузов водный путь.

Уже в 1698 году по приказанию Петра I начались работы по прорытию канала, соединяющего Волгу с Доном. Сначала англичанин Бэли, затем немец Брекель, наконец англичанин Джон Перри руководили этой работой, обращавшей на себя внимание всей Западной Европы. Были собраны рабочие и начаты земляные работы. К сожалению, весь этот труд был выполнен напрасно. Волго-Донской канал у Петра I не состоялся. К строителям этого канала царь относился сурово. Он считал, что «подрядчики норовят при- писать лишнюю работу, да и сами копатели-строители обманывают, лишь имитируют работу». Поэтому он проводил жестокое публичное наказание провинившихся. А когда выяснилось в 1698 году, что канал рыли не там, где надо, он приказал казнить инженеров-англичан и горвоевод. При этом потребовал рыть канал в другом месте…

Охладев к Волго-Донскому каналу, Петр переключился на строительство канала Вышневолоцкого, который соединил реку Тверцу, левый приток Волги, с рекою Мстой, впадающей в озеро Ильмень. Еще осенью 1704 года он побывал в Вышнем Волочке, сам осмотрел реки Тверцу и Мсту и дал указание соединить их, а тем самым соединить Балтийское и Каспийское моря. Он велел тут же начать работы и сделал все необходимые распоряжения. В 1708 году канал был прорыт, и между двумя русскими морями установилось непрерывное водное сообщение. Благодаря этому каналу, суда могли идти по единому водному пути из Каспийского моря по Волге и затем в Финский залив.

Шлюз на Вышневолоцком канале. Начало XVIII века

(Взято из личного архива Э.М.Чухраева)

Одним из создателей Вышневолоцкого канала был купец Сердюков М.И. Используя на своих заводах водяные мельницы, он давно стремился к гидротехнической деятельности. Царь увидел в Сердюкове человека, способного возродить Вышневолоцкую водную систему. В июне 1719 года был издан указ Сената о передачи ему «в содержание Вышневолоцкого судоходного пути».

Сердюков Михаил Иванович (1678–1754) – российский гидротехник-самоучка, прославившийся созданием гидротехнической системы Вышнего Волочка

В Ладожском озере, глубоком и бурном, суда Балтийского флота нередко терпели крушение, поэтому в 1718 году были начаты работы по сооружению обводного канала вдоль южного побережья Ладожского озера, протяжением в 104 версты (70 миль, 110 километров). Этот проект Петра I можно считать крупнейшим в области улучшения водных сообщений. Но и в этой работе не были достаточно взвешены технические трудности.