Занятие для старого городового. Мемуары пессимиста

Горбачев, выступая на Красной площади, по старой советской традиции заявил, что войну развязали Англия и Франция.

Два раза за годы эмиграции я чуть не заплакал: когда впервые попал в лондонский паб и оксфордский колледж — чего мы были лишены!

Как-то в начале 60-х Борис Петрович Свешников привел меня к удивительному, по его словам, художнику — к Олегу Кудряшову. к началу 60-х в узких художественных кругах Кудряшов завоевал репутацию одного из самых оригинальных по технике и серьезных московских графиков.

....

По психологическому складу Олег принадлежал к редкой сейчас категории “одержимых” художников, каковыми были до него Ван Гог, Хаим Сутин, Френсис Бекон…

жил одно время в моей “мастерской” грустный человек по имени Саша Морозов.

Именно он по разным сохранившимся спискам и устным рассказам реконструировал подлинный текст “Разговора о Данте” великого поэта.

Вскоре после войны в Москву с правительственным визитом приезжал крупный американский бизнесмен (имя его не помню). Когда его водили по залам музея нового западного искусства, Молотов снял со стены понравившуюся бизнесмену картину Ван Гога “Красное кафе” и вручил ее ему в качестве подарка.

Сейчас эта картина украшает Филадельфийский музей (США).

Среди москвичей выставка картин Дрезденской галереи произвела настоящий фурор.

После 20-х годов выставки зарубежного искусства вообще не устраивались в Советском Союзе.

Государственный музей изобразительных искусств — единственное место в Москве, где можно было увидеть работы великих европейских мастеров, — в 1949 году был отдан целиком под выставку подарков тов. Сталину от трудящихся всего прогрессивного человечества.

А теперь тут Рафаэль, Тициан, Рембрандт, Вермеер, Эль Греко…

Тысячные очереди к музею тянулись по Волхонке, заворачивали на соседнюю улицу, и люди простаивали всю ночь, чтобы утром попасть на выставку.

Одним из первых пришел к Свешникову Костаки и захотел купить одну его картину.то, что в 20-х годах создавалось в мансардах Парижа, он в 40-х увидел в реальности сталинских лагерей — ирреальность жизни, хрупкость существования человека на этой земле, банальность зла

Одним из первых пришел к Свешникову Костаки и захотел купить одну его картину.

Анатолий Зверев — один из самых талантливых художников его поколения, ассимилировав идущий от Джексона Поллока (или Гарри Калмана) метод спонтанного творчества, произвел на свет нечто, что я бы назвал фигуративным ташизмом — сочетание, вроде бы, несовместимое.

Он набрызгивал краску на холст или на лист бумаги, кистью наносил, казалось бы, беспорядочные, хаотичные мазки — все это занимало у него несколько минут, и в результате получался вполне узнаваемый пейзаж или очень похожий на оригинал портрет.

Как-то в начале 60-х Борис Петрович Свешников привел меня к удивительному, по его словам, художнику — к Олегу Кудряшову. к началу 60-х в узких художественных кругах Кудряшов завоевал репутацию одного из самых оригинальных по технике и серьезных московских графиков.