Камбенет

© Игнатий Смолянин, 2020

ISBN 978-5-0051-1497-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Весенние планы

Мелиден заканчивал упражняться в Зале Собраний – солнце перестало освещать его прямыми лучами – когда заметил, что из-за дальней колонны за ним наблюдает не кто иной, как собственная невенчанная жена. Уже некоторое время его тревожил странный аромат, приятный и аппетитный, неведомо откуда взявшийся в казённом импровизированном ристалище. Вместе с ним занимались его знакомец Экарт Лигер, еще один рыцарь близких лет – Ланигалис, и пятеро оруженосцев. Главный маршал Нергайс Каллеве всё-таки заставил его обучать молодёжь в свободное от прочих обязанностей время. Сказав Лигеру, чтобы продолжали без него, он подошёл к Диан:

– А ты как тут появилась? Разве сюда пускают посторонних, тем более женщин?

– Как раз женщин пускают, если они жёны телохранителей и гонцов его светлости господина герцога. Лучше посмотри, что я тебе принесла.

– Я здесь птица небольшая, не цапля, а простой кулик. Меня не допускают хранить тело самого герцога. А главное, не пристало тебе одной разгуливать среди солдатни, даже если олухи у ворот готовы пропускать кого попало.

– Не ворчи, как старый дед. Тебя здесь знают лучше, чем ты думаешь. «Это тот, кто таскается за одноглазым Нергайсом как приклееный, с громадной зубочисткой за плечом? Беглый головорез-заблуждающийся?» – передразнила она басовитый деревенский говор привратных стражей и их глупые рожи. – У тебя совсем нюх отбило? Я такое печенье испекла, какого еще не было во всей Орине.

Мелиден с неудовольствием заметил, что его подопечные тоже опустили деревянные мечи и столпились вокруг, жадно прислушиваясь и принюхиваясь. Но делать нечего, не позорить же себя скандалом на людях. И его привязанность к Диан зашла так далеко, что позволяла извинить почти всё. Он давно и безвозвратно прошёл все четыре ступени влюблённости – надежду, созерцание, объятие, слияние. И пахло из корзины в руках у Диан действительно изумительно.

– Ну и зачем это? – упрекнул он Диан с видом многострадального страстотерпца. – Неужели нельзя было подождать до вечера? Обязательно показать себя в неподобающем месте?

– У тебя скоро обед в Среднем Зале, угости товарищей по столу. Не вечно же их объедать, следует отдариваться в ответ. Можешь и послать подарок к столу маршалов, они не откажутся. Все, кто пробовал, хвалили.

– Ты плохо знаешь трёх тощих хмырей, если думаешь, что их можно расположить к себе таким образом. Каким дураком я буду выглядеть, если начну изображать мелкого подхалима. Это с моей-то репутацией. Воистину, волос долог, ум короток.

– Так говорят среди диких схизматиков? Господи помилуй, у нас другие обычаи. Никто на тебя не посмотрит косо, наоборот, станут косо смотреть, если не начнёшь вносить свою долю за столом. Пусть гонцы больше зарабатывают частными поручениями, но и ты не такой голодранец, чтобы вести себя как вечный нахлебник. Между прочим, мог бы тоже начать брать частные заказы, раз разъезжаешь по городам.

– Ты бы постеснялась обсуждать это при посторонних. Не испытывай моё терпение, я не святой Фирин в чреве кита побывавший. И что ты принесла там такое?

– Смотри, плюшки из лучшей тонкомолотой и просеянной пятиграфской муки, испечены в коровьем масле с добавкой мёда. Но главное – корица из самого Бенимаринэ, её привезли первые в этом году купцы из Венни. Именно она даёт такой аромат и вкус, достойный божьих ангелов…

– Ангелы людской пищей не питаются, поэтому не гадят – это тебе любой поп объяснит, – саркастически прервал её Мелиден. – Пресвятая дева, страшно представить, сколько должны стоить твои кухонные чудеса. Ты бы лучше откладывала на чёрный день, а не проматывала сразу всё, что я получаю. Сегодня я жив, завтра мёртв, и что ты будешь делать тогда?

– Вот об этом мы будем говорить у себя, – сразу посерьёзнела Диан. – С обозом купцов из Венни приехал балаган Братства Страстей по приглашению нашей Палаты риторики «Пион». Они ставят у нас «чудо» «Тарлагианки». Между прочим, «Пион» возглавляет твой знакомец Сведен-старший, он и оплатил их приезд. Епископ Брабон запретил им выступать в городе после первого же их представления, но Сведены договорились с нашим отцом Норусом дать представление на паперти святой Йонет. Если успеют привезти и сколотить подмостки, его дадут уже через два дня в воскресенье на апостола Страмаура. Приходи обязательно. И твои товарищи пусть приходят, не пожалеют, если не совсем тупые. Я смотрела их первое представление у церкви святой Биры, мне очень понравилось, а теперь мы сами будем участвовать вместе с Братством из Венни. И госпожа Умгорх Сведен, супруга Мейдена, тоже была взволнована до слёз, а уж Сведенов пронять непросто. Мы с ней вместе переговорили с отцом Норусом и церковным старостой Арендом Чёрным…

– Подожди, какой еще «Пион», что за «чудо» такое, ты о чём вообще? У меня в голове всё мешается. Ты еще и с женой старшего Сведена знакома, когда это ты успела? Кто они и кто ты? Я думал, они с тобой и разговаривать не стали бы.

– Ты зря так говоришь, госпожа Умгорх Сведен очень скромная и благочестивая дама. Совсем не то, что её старшая дочка Эйлин, недавно ставшая младшей фрейлиной герцогини, сопливая задавака. А старшая госпожа Сведен простая и милосердная женщина, каких у нас мало. Мы с ней прекрасно поладили. Не забывай, что теперь я не беззащитная солдатская вдова, а жена одного из лучших бойцов Камбенета. Разве не так? – добавила Диан с лукавой улыбкой, от которой у Мелидена таяло сердце и исчезали все мысли поучить уму-разуму обнаглевшую бабёнку. Тем более, что Диан была очень хороша в своем тёмно-сиреневом обтягивающем платье и слегка выступающий животик также взывал к совестливой осторожности. Чёрт с ним, с домостроем. Опять ему повезло с подругой, уже в третий раз. Наверное, в возмещение за тяжкую юность. Лишь бы на этот раз удача длилась подольше. Неужели напрасно говорят, что бог любит троицу.

Разъяснить свои новости Диан обещала дома, а пока раздала присутствующим по одному печенью, строго наказав беречь оставшиеся к общему обеду, после чего удалилась. Мелиден и не собирался скармливать оглоедам дорогостоящие лакомства. В приготовлении разных вкусностей Диан действительно показывала выдающиеся успехи, особенно в своём коньке – выпечке. И откуда она только узнала столь необычный для непритязательного Камбенета рецепт, тут же ничего не готовят, кроме мерзкой овсянки и жареного-пареного мяса. Такое недурно смотрелось бы и на герцогском столе. Впрочем, герцог обойдётся тоже. Диан права, Мелиден сам начал ощущать некоторое неудобство, что сотрапезники приносят из дома разные добавки к неприглядному казённому столу и считают своим долгом угостить и его, а он при них вроде сироты-приживала. Некрасиво и не по достоинству.

Продолжать заниматься никто не желал, все начали снимать обременительную сбрую, оживлённо обсуждая явление прекрасной Диан. Морально ослабевший Мелиден не возражал.

– Оказывается вы, дорогой господин Варсин, подтапочник. Кто бы мог подумать, – с лёгким ехидством заметил светловолосый красавец Экарт Лигер, чьё несколько женственное лицо заставляло его с особым усердием заниматься рыцарскими искусствами, дабы не возникало сомнений в мужественности. – Но ваша Диан воистину сокровище. Среди придворных дам найдётся немного таких, кто превосходил бы её в красоте, уме и обаянии. При этом ваша привязанность нисколько не задирает нос, а в умении готовить с ней точно никто не сравнится. Неужели вы и в женщинах понимаете толк? По вашему поведению совсем не скажешь. Хотя понятно: служба – одно, дом – другое.

– Да, вам можно позавидовать, – подхватил Ланигалис, – всего несколько месяцев в Камбенете, а откопали в Предместье такое совершенство. Клянусь душой, если бы не её живот и ваша репутация, я бы постарался её перекупить.

Ответил им Мелиден стихами, каковых уже знал великое множество:

 
Пусть завистникам досадно.
Мне до них какое дело.
Зависть – будь она неладна! —
Злопыхателей заела.
Жизнь такая безотрадна.
 
 
А моя душа и тело
Радостей взыскуют смело.
Нет счастливее удела,
Чем предаться им всецело.
 

– У вас было целых три года, чтобы взять её на содержание, – отрезал он в заключение, – когда она жила одинокой и нищей вдовой с ребёнком. Однако в то время никто не захотел позаботиться о ней. Только ждали, как вороны, когда она окончательно ослабеет и станет блудницей, чтобы попользоваться недорого. А вот я не стал высчитывать свою мелкую выгоду, когда поселился у её отца, поэтому владею ею по праву и, кажется, пользуюсь взаимностью. Хочешь, чтобы тебя любили, люби сам. Так что облизывайтесь на расстоянии. И к корзине нечего принюхиваться, не про вашу честь. Попробовали, и хватит.

– Вашей Диан надо было открыть пекарню, а не прясть шерсть, прячась от ухажёров. Помилуйте, от покупателей отбоя бы не было. У неё большие способности к этому делу. Удивительно, как она не растолстела, стряпухи обычно все толстые.

– Кто бы ей позволил, – ответил Мелиден. – Для этого надо состоять в цехе булочников, заплатить большой вступительный взнос, помимо средств на обзаведение.

– В Предместье с этим должно быть проще, – возразил Ланигалис, – могла бы сначала снабжать соседей.

– Что теперь говорить об этом, – снова прервал его Мелиден. – Может быть, когда-нибудь обзаведёмся булочной, если найдём деньги. А что за «чудеса» такие, о которых она толковала, и при чём тут «пион»? Вроде бы это большой цветок из тех, какие любят выращивать здешние хозяйки на участках за городом. У нас тоже есть пара кустов.

– «Чудом» называется короткое представление на подмостках перед папертью, – ответил один из оруженосцев пограмотнее других, – о необычайных деяниях святых Маэля или Искадины в помощь страждущим. Но то представление, о котором говорила ваша жена, скорее относится к «таинствам» о страстях тарлагиновых. Однако Братство Страстей из Венни исполняет его на сцене, как у нас принято исполнять только «чудеса» и «морали», а не в движущейся процессии по городу, как у нас обычно показывают «таинства».

– Крестная сила, видел я ваше «таинство» на Аусвес, как таскают телегу с картинами по улицам и на перекрёстках перед ней кривляются ряженые, пытаясь изобразить страсти господни. По-моему, грубое и неискусное зрелище для дурней. Только позорят божье имя.

– Это представляли цеха тележников и плотников, их очередь в этом году. Откуда у них взяться мастерству не в своём деле. Братство Страстей из Венни – совсем иное. Это общество гистрионов по ремеслу. Они представляют и поют так, что заглядишься и заслушаешься. Старший Сведен видел их в Венни и пригласил к нам, в первый раз. Но у нас народ скоты, мало кто поймёт столь тонкое и изысканное искусство. Им бы при дворе выступать, не перед чернью. Однако епископ их выгнал за городские стены, слишком еретически изображают Тарлагина, да снизойдёт на нас его благодать.

– А что за палата, как её, «Пион»? Впервые слышу о таком. Какое-то общество внутри ганзы? Раз его возглавляет старший Сведен? Какое он имеет отношение к тонкому искусству? Такие жлобы, кажется, умеют только грести под себя.

– Не только, – улыбнулся юный знаток культурной жизни Камбенета, гордый возможностью блеснуть осведомлённостью о тайной жизни местных аристократов духа, – Сведены теперь главнейший купеческий род Камбенета и с каждым годом всё дальше обходят остальных, деньги к деньгам. Вот Мейдену Сведену и кажется невместным быть как прочие лавочники. Мерзкая рожа, желает перевести количество в качество и показать, что он существо высшего порядка, не из третьего сословия, но из первого, наравне с лучшими из благородных. Поэт и антиквар из него, как из коровы дестриер, но деньги в наши времена упадка заставляют изображать почтение к себе:

 
Нрав свиньи мужик имеет,
Жить пристойно не умеет,
Если же разбогатеет,
То безумствовать начнёт.
 

Продекламировав с чувством старинный стих, юноша продолжил:

– В общем, недавно у нас создали Палату риторики по образцу обществ в приморских городах. Там их называют по именам цветов, и у нас назвали «Пионом». В нём объединились наши любители изящной словесности, чтобы было перед кем читать изысканные стихи под чарующие слух наигрыши и с кем ставить неплощадные драмы. У цехов свои пошлые и низменные потехи, а «Пион» для немногих образованных и возвышенных душой. Есть в нём придворные, как мой преисполненный достоинств дядя Савон оде Семь Гробниц и другие благородные и знатные господа, также высокие сердцем рыцари из соседних замков и держаний, знатоки поэзии и музыки, есть и клирики, сведущие в древней словесности, есть и вольные городские учителя. Есть и некоторые купцы, по правде говоря, тоже углубившиеся в древние и заморские языки и книги. Но таков наш грешный мир, преисполненный скверны, что над философами восседают двуногие свиньи вроде Сведена-старшего. Он обещал построить настоящие палаты для чтений, диспутов и представлений рядом со своим торговым двором. И городские деньги тоже привлекает под это – Городской Совет у него в кулаке.

– Какие, однако, дела творятся. Ходишь и не видишь, что происходит в двух шагах. Спасибо, что просветил простеца. Кстати, о духовном: что за вонь несёт на наше Предместье, стоит только задуть южному ветру? Понятно, что там бойни, и у нас самих кожевники и шерстобиты создают аромат, мы люди привычные, но такой вонищи прежде всё-таки не было. Прелым дерьмом пахнет, даже не мочой и падалью.

– А это наш достопочтеннейший и тарлагиннейший государь, светлейший герцог Аренд решил открыть большое производство солёного камня, – развеселился Экарт Лигер, – и тем создать новый источник доходов для своей казны – пошлин, железа и лошадей ему мало – чтобы навоз от его табунов не пропадал зря. Вывозить его в Пятиграфье и Приморье дорого, а цены на солёный камень высоки и потребность растёт с каждым годом.

– Солёный камень, из которого делают порох?

– Он самый. А получают его в первую очередь из дерьма. Лучше из человеческого, но за недостатком сойдёт и конское с коровьим. А уж этого добра у нас выше головы, клянусь господним брюхом. Земля зерно родит плохо, сколько ни удобряй, огороды каждый норовит улучшать своим бесплатно. Солёный камень у нас получают в подвальных ямах лет тридцать, если не больше, но понемногу. Этой же весной, как только кончились морозы и оттаяла земля, герцог заложил новые большие кучи – сажень в ширину, две с половиной сажени в длину, три четверти сажени в высоту по проверенному приморскому методу. Вывез накопившееся из конюшен, а заодно от казарм. Навоз посыпают золой, добавляют солому и прикрывают всё дёрном. Если сделано правильно, через два лета, самое позднее на третье можно вываривать солёный камень из перегноя. Делают это с поташом – золой от сухой травы, муть оседает на дно, отстой вываривают снова и из него уже получают крупицы солёного камня. Чтобы скорее созревало, приходится перемешивать и поливать мочой, причем человеческой, не конской, почему-то с ней получается быстрее и урожайнее. Солнце пригрело, всё забродило и дух пошёл хоть стой, хоть падай. Хорошо хотя бы, что ветер у нас в основном с запада из Лощины или с севера с гор, потому бурты и вынесли на юго-восток.

– Его светлость думал даже устроить свои вонючие залежи в Заречье, причём прямо у моста, где его главные конюшни, – встрял племянник дяди-искусствоведа, единственный эрудит во всей компании, – в ином месте не получится, весной половодье заливает заречную равнину почти до самых гор. Но тогда запашок несло бы прямо на Замок, причем круглый год – из дыры над водопадом постоянно поддувает. Потому господину герцогу пришлось умерить свои экономические амбиции, – вновь выпендрился заморской учёностью юнец, – восстало даже его собственное семейство. Вот ночами и возят на телегах навоз с конюшен через весь город в юго-восточные бурты.

– Прокляни его бог, кучи дерьма у моста так же уместны, как перо в заду у свиньи, – вставил своё слово Ланигалис.

– Как тут жизнь кипит и пенится, и всё мимо меня, – недоумённо поднял брови Мелиден. – А где берёте серу? Одного солёного камня мало.

– Серу приходится возить из Заморья через Венни или даже обходными южными путями, – помрачнел Лигер, каким-то боком причастный к данному предприятию, – там она ничего не стоит, сама проступает из огненных гор, но перевозка дорога, а главное, нет никакой уверенности, что привезут, когда надо. Это большое слабое место. Но об этом лучше расспрашивай ингениаторов, с которыми обедаешь за одним столом, им и карты в руки. Кстати, может, всё-таки присоединишься вечером? Я тебя представлю нашим, как играть научим. Не стоит вечно сидеть дома, как привязанный, и каждый медяк тащить своей красотке:

 
Добра не жди, кто волка звал на ужин.
Моряк, гляди, корабль твой перегружен.
Коль говорю, так верьте мне:
Кто круглый год своей жене
Наряды дорогие шьёт, не о себе печётся:
Ему не выпал бы почёт,
Что и чужого в свой черёд
Нести крестить придётся.
 

– Я же говорил и повторю еще, что у меня нет папашиных имений и нечего проматывать, а в долг не играю тоже. И в честность Диан у меня неизмеримо больше веры, чем вашему сборищу надутых и злоязыких мошенников, бездельников и пьяниц.

– Мы играем на мелочь, главное – приятное общество и любезный разговор. Пусть я буду брюхат, как архиепископ, если у нас можно подняться без связей, так и будешь ходить цепным псом за маршалом, пока не поседеешь. Ты же умный и опытный, кажется, мог бы осознать, что не следует упускать шанс свести знакомство с богатыми и влиятельными.

– Мой скромный ум и опыт мне говорят, что не нужно заниматься тем, к чему нет способностей. Компаньон из меня никакой, буду торчать среди вас белой вороной, только зря растрачу последние деньги:

 
Кто просьб ничьих не отклоняет,
Тот на себя пускай пеняет;
Ему придётся лгать, а как известно,
Отказывать – по крайней мере, честно;
В ответ на просьбы – мой тебе совет:
Соразмеряй своё даянье
И нажитое состоянье;
Поверь, сказать не стыдно: «Нет!»
 

– Спасибо за приглашение, но каждому своё. В общем, хватит болтать, пора нести барахло в оружейку и потом на обед.

– Может, дашь пару плюшек на прощанье? Действительно хороши.

– Девок своих разводи. Пусть хоть одна фрейлина испечёт для тебя что-нибудь подобное, раз они так тебя любят. Сказано, что для стола с гонцами, следовательно, так и должно быть сделано. Из этих рук еще ничего не пропадало.

Выйдя, наконец, наружу, Мелиден постоял перед трапезной с вкусно пахнущей корзиной в руках, жадно вдыхая свежий воздух и в очередной раз наслаждаясь открывающимся зрелищем. Наверное, из Верхнего Замка видно дальше и во все стороны, но и с середины вид на юг хорош. Внизу остроконечные крыши, снующие человечки, за ними башни городской стены с фигурками часовых, их начищенные шлемы и латы, выступающие за бордовые табарды, сверкают на солнце. Слева домишки торгового предместья, вдали видны строения турнирного поля.

И далеко-далеко открывается равнина, еще бурая, но уже с прозеленью, а кое-где с остаточными пятнами снега, с тёмными прудами и речками. Рощи пока голые, но через считанные дни оденутся свежей зеленью. Игрушечные повозки на рыжих лентах дорог, мельницы машут крыльями. Никогда не надоедающая красота, в которой всегда находишь что-то новое. Восемь месяцев он в Камбенете, а чувствует себя, как дома. Хотя взгляд то и дело поворачивает на восток, к настоящей родине. Что-то там творится. Лучше не думать об этом.

Глава 2. Застольные беседы

Редкий случай – все четыре герцогских гонца были за столом. Вероятно потому, что в ближайшее время всем четырём предстояло разъехаться, созывать дружественные гильдии на большое состязание арбалетчиков, предстоящее через неполные два месяца – на Память Четырёх Основоположников. Оно должно продлиться две недели и завершиться грандиозным гулянием на Лизу, летнее солнцестояние. Как объяснили Мелидену сотрапезники, каждый день состязаются только две гильдии по жребию, обычно десять-двенадцать человек от каждой. Стало быть, предстояло пригласить две дюжины гильдий со всех концов вселенского Средиземья.

Такие состязания устраивались не каждый год, поскольку очень дорого обходились городским властям. Крупные города принимали их по очереди – через 4, 6, 7 лет, как припомнили собеседники; промежутки увеличивались во времена войн, эпидемий и неурожаев. Такие большие, как намечаемое в Камбенете в нынешнем 1414-м году от Возвещения Тарлагинова, случались раз в поколение и надолго оставались в народной памяти. Предыдущее сравнимое было в 1394 году в приморском городе Лукмоне; тогда участвовали с полсотни команд, но в основном мелких приморских. В этот раз герцог решил помочь городу, скинулись главные купцы, отмечая заключение мира с королём Дерифадом. Дороги освободились, снежная зима обещала буйное разнотравье, отчего бы не возвеселить душу. Рыцари отпраздновали мир большим турниром прошлой осенью, настала очередь городов.

Почему именно состязание арбалетчиков? Соответствующее стрелковое общество святого воителя Эствана – не просто часть городского ополчения, даже более важная, чем Белые Капюшоны. Это одно из почтеннейших городских братств, опора порядка в городе и округе. Триста членов согласно выданной сто лет назад совместно герцогом и городом хартии обязаны каждое воскресенье участвовать в стрельбах в специально дарованном обществу пригородном саду с непременным последующим застольем, скрепляющим дружбу и взаимопомощь. Раз в году на святого Эствана они участвуют в проверочных соревнованиях – на общее мастерство и священное со стрельбой по попугаю.

– Что за попугай? Это заморская говорящая чудо-птица.

– Вроде скворца? – догадался Мелиден, – У нас их некоторые учат выражаться непристойным образом.

– Как можно сравнивать с нашими безмозглыми повторялками! – возмутился гонец Горних. – Ничего даже близко похожего. Зловещий попугай предсказывает судьбу и глубокомыслием превосходит величайших людских мудрецов. Кто его добудет, избегнет всех несчастий и добьётся великого богатства. На тех блаженных островах он царит в небесах так же, как мантикеры на земле.

– В наших убогих холодных краях попугаи не водятся и никто их не видел, понятное дело, – продолжил другой гонец, Жален, – поэтому их принято заменять крохотным бруском полпальца длиной и четверть пальца высотой, на котором закреплён пучок перьев из хвоста сойки. Врывают в землю столб высотой десять саженей с верёвочной лестницей, вверху на штыре укрепляют вышесказанного попугая, отходят за черту тоже в десяти саженях и стреляют по старшинству. Кто первый сумеет сбить эту крохотульку, становится королём гильдии на следующий год и получает право сидеть за первым столом с главой гильдии и лучшими людьми, даже если сам простой разносчик.

Дальше пошли байки про заморского короля, приплывшего в баснословные земли и первым делом сбившего с дерева упомянутого попугая, что принесло ему неслыханную удачу. В честь чего и стали устраиваться стрелковые состязания с бог знает каких языческих времён. Не без труда Мелидену удалось вернуть беседу от сказочного к настоящему.

Выяснилось, что в обществе арбалетчиков (в других городах свои союзы называют гильдиями, то есть цехами с уставом, на побережье братствами) считают за честь состоять лучшие люди города, члены Городского Совета, первые купцы и их сыновья, старшины цехов. Среди почётных членов есть даже Бастард Мелис, сводный старший брат нынешнего герцога и доблестный воин. Но большинство простые цеховые мастера и их сыновья, есть даже грузчики и разносчики, хотя снаряжение арбалетчика стоит недёшево, надо платить ежегодные взносы и вносить смертные деньги.

Что такое смертные деньги? Важнейшая забота членов духовного братства (а общество святого Эствана – и духовное братство тоже) не только помогать пострадавшим в земной жизни собратьям, но и облегчить посмертное упокоение их душ. Когда умирает член общества, все собратья обязаны присутствовать на похоронах и богослужении, уж его рота – непременно, в ливреях, со свечами и благопристойным образом. Имя и занятие усопшего заносятся в особую книгу и капеллан часовни святого Эствана при храме Четырёх Основоположников обязан ежегодно поминать усопших членов общества и молиться за вознесение их душ. За это ему положена особая плата.

Да, у общества есть своя часовня, где хранятся завоёванные призы и дары его членов. В трудные времена их можно пустить на переплавку, но – хвала господу – гильдия ставит честь выше сиюминутной корысти. Поэтому некоторые кубки лежат там с незапамятных времён в окружении драгоценных тканей. Только члены гильдии могут входить в огороженный сад святого Эствана, где также отдыхают от воинских трудов, а заседает общество не где-нибудь, а в Городском Зале. Ничего удивительного: как уже сказано, четверть Городского Совета – члены общества, а остальные имеют в нём близких родственников.

Тут Мелидену припомнилось, как когда-то налоговый досмотрщик сказал ему, что он получит права гражданства, если сумеет вступить в общество арбалетчиков.

– А что, трудно вступить в это общество? – спросил он присутствующих.

– И легко, и нелегко одновременно, – ответил широкоплечий старший замковый артиллерист Дорин Хромой, поглаживая рыжую бороду лопатой с частой проседью. Он заметно прихрамывал, пострадав от несчастного случая, столь обычного в этой опасной профессии. – Считается, что должно освободиться одно из трёхсот мест по хартии. Надо заплатить вступительный взнос 48 делевров (из них треть на общее застолье), потом делать ежегодный взнос в делевр, надо внести смертные деньги 32 делевра. За неявку на ежегодные соревнования – штраф в 6 делевров. Надо быть телесно достаточным и не старше шестидесяти лет. Надо быть мужем честной жизни и доброй репутации, что готовы засвидетельствовать глава, деканы и почётные члены общества. Десяток, где открылась вакансия, должен согласиться принять нового собрата. Конечно же, надо иметь арбалет со всем снаряжением и уметь хорошо им пользоваться – стоимость снаряжения должна быть не ниже 80 делевров и предъявить его надо в течение шести недель после приёма и перед принесением присяги. Если в последующем не окажется нужного снаряжения в наличии – штраф 25 делевров. Надо участвовать в воскресных стрельбах, а для этого жить в городе или его окрестностях. Кроме того, члены общества помимо обычной сторожевой службы на стенах обязаны помогать судебным приставам и городской страже при поимке и доставке в тюрьму злоумышленников и буянов. Не только в городе, но и бороться с разбойниками в округе. Обязаны охранять городские процессии, встречать важных гостей города и служить им почётным сопровождением. При военном положении членам общества запрещено покидать город без разрешения Городского Совета больше, чем на три дня.

– В общем, если всё выполнять досконально, наверное, в гильдии никого бы не осталось. Но на деле достаточно быть хорошим стрелком, подтвердив это на испытаниях, и получить одобрение «первого стола». Неимущего легко освободят от вступительного взноса. На деле 9 из 10 не платят вступительный взнос, зато остальные обычно вносят многократно. В гильдии достаточно богатых членов, гордящихся тем, что покрывают общие нужды, и умеющих привлечь средства города, например, шесть из восьми камбенетских семей, состоящих в ганзе. Некоторые предоставляют щедрые дары по собственной доброй воле и даже отписывают большие средства в завещаниях – на пиры и выезды на соревнования, на церковные службы, на помощь госпиталю, где призревают увечных членов общества, на помощь вдовам и сиротам – для своей славы и угождения богу. От воскресных занятий тоже нетрудно уклониться, если и так хорошо стреляешь – на них собираются больше ради последующей пьянки на свежем воздухе.

– Послабления послаблениями, но как я понял, у членов общества сплошные обязанности, где же права? Деньги на свои похороны можно откладывать и в другом месте.

– Забота собратьев о посмертном упокоении – дело отнюдь не маловажное и лучше, когда этим занимается могучее братство, а не цех каких-нибудь бондарей или моты-наследники. Еще важнее, что члены общества поддерживают друг друга и в этой земной жизни. Стрелковое общество – верная опора лучших людей города, даже более верная, чем наёмная стража и буйные «Белые капюшоны». С другой стороны, его малые члены могут обратиться за помощью к сильнейшим, с которыми пируют за одним столом. Кроме того, город покрывает дополнительные услуги общества, выходящие за пределы обязанностей обычного ополчения. Ему ежегодно даруется изрядное количество лучшего заморского вина, доступного не всякому рыцарю – не пива, которое пьёт простонародье. Это чтобы чаще посещали занятия и состязания. На ежегодный пир город дарует по делевру на каждого из 300 членов – это только на еду. Даруют воск за счёт городской казны для похорон и церковных служб. Вся дополнительная воинская служба и участие в стрельбах в других городах щедро оплачиваются городом, победители ежегодных соревнований внутри общества получают денежные подарки, кроме общего вина, а победители в других городах – втройне, поскольку от них зависит городская гордость. За счёт города членам гильдии шьют штаны из лучшего плотного сукна – одна штанина бордовая в герцогский цвет, другая серая в городской. Если же средств в городской казне хватает, то даруют и кафтаны тех же цветов, но обычно только первому столу и взаймы для участников торжественных процессий. Наконец, членов гильдии освобождают от ответственности в случае случайной гибели или ранения посторонних во время состязаний – такое редко, но бывает.

– Вступительные 80 делевров за арбалет с прочим – не слишком ли много? Это должен быть арбалет с воротом, не иначе, даже если включить простой меч и простую бригандину со шлемом. Самый дешёвый тисовый самострел стоит на местном рынке в пять раз меньше. Моё, например, снаряжение перекроет эту сумму разве что с мечами и кольчугой.

– При обществе есть так называемые «младшие» – не вошедшие в число трёхсот и не обладающие их полными привилегиями, но имеющие право участвовать в соревнованиях и обязанные нести сторожевую службу. У них есть свой «младший декан», назначаемый основной или «старшей» гильдией. Те, кто не могут или не хотят нести полные обязанности, но всё-таки частично пригодны, входят в эту подгильдию. К ней относится и особое общество лучников, которое держится особняком и имеет свою часовню святого Фирина.

– Кто сейчас «головной человек» общества? Маэль «Длинный» из семьи Диревено, член Городского Совета и городской казначей. «Головной человек» – почётная пожизненная должность, отвечающая за представительство гильдии перед герцогом и городом. Для повседневных дел ежегодно, после стрельбы по попугаю на святого Эствана, выбирают двух деканов, из которых старший ведёт счета, а именуемый «посредником» помощник следит за соблюдением устава и разбирает споры собратьев. Этих деканов должен утвердить Городской Совет. Есть также валет, оповещающий собратьев о стрельбах и других событиях, и клерк, который ведёт записи и поддерживает связь с капелланом и госпиталем. Общество делится на три роты, состоящие из десятков. Десятки возглавляют десятники, избирающие старшего десятника – командира роты. Тоже раз в год, но обычно тех же самых, в отличие от деканов – этих не положено выбирать два года подряд без перерыва. Что значит «декан»? Также десятник, но на древнем малоардском языке.