Четыре сына. Рождение легенд

– Не могу с вами согласиться, Ваша Светлость, – слегка покачал головой Мерод. – Мы видели не так много за свои пятнадцать лет, чтобы размышлять о таких сложных вещах.

– Я повидал достаточно, Мерод. И у меня есть все основания, чтобы говорить об этом.

Юный Люхтерстейн не имел привычки спорить с принцем, когда он впадал в такое мрачное расположение духа. Савит уже хотел выразить свое невнятное согласие, как Айдан неожиданно встрепенулся, и его плохое настроение бесследно упорхнуло.

– Хотя никогда ведь не поздно поменять свое мнение. Я вполне допускаю, что одно из этих прекрасных созданий когда-нибудь очарует меня настолько, что я соглашусь не просто взять ее в жены, а дать клятву перед самим Оркусом. Посмотри на этих сказочных фей. Какая из них самая красивая?

Сложно было выбрать какую-то одну даму. При первом взгляде Мерод и вовсе почувствовал растерянность. В глазах рябило от красок платьев и блеска драгоценностей, словно перед самым носом запустили фейерверк. Но при более детальном рассмотрении, юный Люхтерстейн начал вычленять лица, которые казались ему миловиднее прочих. Многих из девушек и женщин Мерод знал, как в общем-то и сам принц, поэтому тыкать пальцем не пришлось.

– На мой взгляд, грана Фиорелла выделяется на фоне остальных, – отметил Люхтерстейн, рассматривая уже не юную, но совершенно не потерявшую свою прелесть статную женщину в темно-фиолетовом платье с очень пышной юбкой, делавшей ее талию осиной. На груди граны сверкала крупная брошь, усыпанная мелкими бриллиантами, вокруг которой клубились целые этажи черных рюш и оборок с вшитыми перламутровыми жемчужинами.

– Угу… А кто еще? – пристально разглядывая одну из самых влиятельных дам при дворе, заинтересованно спросил принц.

Взгляд Мерода упал на более молодую женщину в платье цвета спелого лимона. Ее смоляные волосы были зачесаны в высокую аккуратную прическу. Лицо дамы так сильно раскраснелось от возбуждения, что придавало ему невероятную нежность и свежесть. Особое внимание привлекала длинная тонкая шея, которую подчеркивало ожерелье из редких драгоценных камней тааффеитов.

– Лира Валенсия тоже хороша, – предложил Мерод.

– Так. Еще кто?

– Лира Виктора… Лира Брид… Баронесса Деифилия – чудные глаза. Баронесса Ксимена, баронесса Раймонда. О, конечно же, лира Доминика!.. Ваша Светлость, мне и дальше перечислять?

– Нет, нет, Мерод. Я уже все понял.

Люхтерстейну не понравилось, как Айдан это сказал, словно он уличил его в чем-то нелицеприятном.

– Что именно вы поняли, Ваша Светлость?

– Ты ничего не понимаешь в красоте, мой друг. Ты один из тех, кого женщины с легкостью могут обвести вокруг пальца.

– О чем вы?

– Ты назвал мне имена женщин, которые, безусловно, пользуются популярностью при дворе. Они считаются красавицами. Если на них посмотреть, и правда кажется, что они неотразимы. Но при более внимательном взгляде, можно увидеть, что не так уж и идеальны эти женщины. Они с легкостью нас обманывают. В их лицах нет свежести. Это не румянец на их щеках, а легкая пыль цветной пудры. Практически ни у одной из них нет такого насыщенного черного цвета бровей и ресниц – это проделки обыкновенной сурьмы. Их губы не так сочны и ярки, как кажутся изначально. Всему виной губная краска. А про фигуры и вовсе не стоит говорить. Совершенно непонятно, что скрыто под всеми этими пучинами оборок и дополнительной сотней юбок. Даже если тебя одеть в одно из этих платьев, ты мог бы выглядеть вполне женственно.

От подобных новостей на Мерода вдруг навалилась необъяснимая тоска. Он внимательней присмотрелся к прекрасной баронессе Деифилии и понял, что ее невероятно красивые глаза, которыми он втайне восхищался, считая, что прекрасней их не существует, подведены двумя черными линиями.

– И как теперь быть?

– О! Не стоит отчаиваться, мой друг! – весело подбодрил принц. – Эти дамы очаровательны, но не настолько, насколько хотят показаться. Однако есть и те, которые наделены поистине волнующей красотой.

– И как же их вычислить?

– Глазами! Как же еще? К примеру, посмотри на ту девушку.

Мерод глянул на принца, чтобы понять, куда устремлен его взгляд. Айдан с блеском в глазах рассматривал совсем еще юную особу, одиноко сидящую в беседке. Она была одета куда более скромно, чем все остальные барышни в саду. Бежево-белое платье без пышной юбки плотно обтягивало хрупкую фигурку. С ее плеч то и дело сползала тонкая дымчатая шаль, оголяя покатое аккуратное плечико. Девушка постоянно поправляла ее и, казалось, очень сильно смущалась при этом. Смоляные волосы не были убраны в модную прическу, а ниспадали на ровную спину переливающимися волнистыми прядями. Лишь нежный белый цветок украшал ее прекрасную головку. Кожа девушки отливала легким загаром, что считалось так немодно при дворе. Впрочем, это совершенно не портило ее идеальные черты, скорее, наоборот, придавало некий налет экзотичности невинному личику.

– Как зовут это прекрасное создание? Почему я ее не знаю? – сокрушался Айдан, не в силах оторвать от девушки взгляда.

– Это Адоринда Бармор, дочь барона Сегела Бармора, – узнав красавицу, ответил Мерод. – Барон приехал почтить своим визитом короля и прихватил с собой дочь. Наверняка чтобы ее кто-нибудь заметил из придворных. По слухам, его дела идут не лучшим образом. Кто-то поговаривает о полном разорении рода Барморов.

Принц ухмыльнулся.

– Что ж… Барон оказался невероятно дальновиден. Его дочь приметили… Сколько лет прекрасной Адоринде?

– Она на два года старше вас, Ваша Светлость.

– Семнадцать… – задумчиво протянул Айдан. – Что ж, у нее есть еще четыре года, чтобы расцвести.

Мерод не смог скрыть удивления.

– Вы будете ждать ее совершеннолетия, милорд?

– А как же иначе! Зачем рвать цветок, пусть он даже так прекрасен, когда совсем скоро из него вырастет несравненно сладкий плод? К тому же, куда спешить. Мне самому еще предстоит многому научиться. Зная же теперь нелегкое положение рода Барморов, от королевской семьи они получат небольшую помощь.

На несколько секунд повисла тишина, во время которой савит Люхтерстейн неотрывно созерцал будущего короля. Он знал, что у Айдана уже был и есть любовные опыты с женщинами. Так что его щепетильность в отношении незнакомой баронессы казалась ему несколько дика.

– Я, наверное, никогда вас не пойму, Ваша Светлость, – вздохнул Мерод.

– Мы не поймем чужие сны.

Нам не понять чужих поступков.

Они бывают очень злы,

Ну, а бывают крайне мудры.

Нас сотни душ, сотни миров,

И в каждом есть загадки, тайны.

Сплетясь, они рождают свой мотив

Неповторимый… Филигранный…

Мы ищем взгляд в толпе людей,

Надеясь встретить свой, манящий.

С Родной чтоб поделиться всем,

Чтоб даже горе стало слаще.

Но миром правит не душа,

Не ей подвластен наш рассудок.

Нас плоть толкает жить спеша,

Жить во грехе, не замечая суток.

Прекрасными телами заполняем век.

Богиням мы целуем ноги.

Но я всего лишь человек,

Судить за это будут боги!

– Красиво. Кто это написал?

– Иолант Бермудо. Книга «Тысяча жизней». Мы всего лишь люди, Мерод. Так что будем наслаждаться человеческими страстями и радостями. Оркус нам судья. Пусть неотразимая Адоринда на четыре года станет моей мечтой… Как сладостно будет томление! Буду учиться ждать. К тому же, в мире столько всего, что так хочется посмотреть. Ты слышал о Запретный Лесах?

– Кто ж о них не слышал, Ваша Светлость, – хмыкнул Люхтерстейн, наблюдая, как начали спорить лира Брид и лира Доминика за один флакончик какого-то, очевидно, восхитительного аромата.

– Я хочу там побывать. И ты должен мне помочь обмануть всех.

Сначала Мероду показалось, что он ослышался, но посмотрев на абсолютно серьезного принца, понял, что ошибся. Юный Люхтерстейн готов пойти за Айданом III и в огонь, и в воду, выполнить любой его приказ или просьбу, но многие вещи просто невозможно исполнить. Где это видано, чтобы наследник престола (в одиночку!) покинул королевство в то время, когда король при смерти!?

– Как, Ваша Светлость?

Почувствовав готовность друга помочь, Айдан тут же вновь вернулся в свою беззаботную легкую манеру общения.

– Всё до абсурда просто. Для начала я прикинусь больным. Конечно же, мне тут же вызовут лекарей. Я внушу им, что у меня страшная заразная болезнь. Сразу объявят карантин. Меня запрут в покоях, куда доступ будут иметь лишь лекари. Естественно, матушка не выдержит и тоже побежит меня навещать. К сожалению, как бы мне не ни хотелось, но придется ей тоже внушить пару мыслей. После этого я покину Фостэйн и отправлюсь в Запретные Леса. Твоя задача – Ардал. Как только пройдет слух о болезни наследника, Правители отправят своих людей. Вряд ли они захотят видеть меня лично (никто не хочет соприкасаться с заразой), поэтому будут задавать вопросы лекарям и тебе. Так как ни для кого не секрет, что ты приближенный ко мне…

После этих слов Мерод поклонился принцу, почувствовав волну радости.

– Ты должен говорить, что чувствую я себя нормально, магия моя в полном порядке, но тело отчего-то покрылось язвами, – продолжил принц. – Скажешь, что один из слуг прикоснулся ко мне, после чего умер через несколько часов. Мол, из-за этого, кроме лекарей, я никого к себе не подпускаю.

– А зачем говорить, что вы чувствуете себя нормально?

– Мы живем в жестоком мире, Мерод. Мой отец слаб, а я уже считаюсь довольно сильным магом. Если Фостэйн потеряет последнюю силу в моем лице, его разорвут на части соседние королевства. А может быть, и сам Ардал. Я не могу рисковать своим будущим.

– Так, может, тогда не стоит отправляться в Запретные Леса? – осторожно предложил Люхтерстейн.

– Нет, Мерод, – отрицательно покачал головой принц. – Если я сейчас там не побываю, я не побываю там никогда.

Эта рискованная авантюра всё равно не нравилась Мероду, но он понял, что намерения принца тверды как камень.

– Сколько же вас не будет, Ваша Светлость?

– Думаю, где-то полгода, может быть, год.

– Полгода-год!? – не смог сдержать восклицания Люхтерстейн. – Ваша Милость, вряд ли мне удастся усыплять бдительность ардальских послов так долго!

– Не переживай, мой друг. Для них у меня тоже заготовлено несколько сюрпризов. Думаю, на год их хватит.

Глава 4

Второй

Султанат Керибюс,

столица

3023 г.

Как понять, хорошо ты живешь или плохо, если с рождения видел лишь один накатанный сюжет? Может ли человек, родившийся в тюрьме, проживший большую часть жизни за семью замками и никогда не слышавший о свободе, желать этой самой свободы? Зачем ему большой неизвестный мир, когда есть свой, маленький и хорошо знакомый? Для него же это самое что ни на есть нормальное и привычное.

Так уж устроено большинство людей. Они боятся выйти за рамки дозволенного, за границы, которые очертил до них тот, кто смог преодолеть страх и шагнуть чуть дальше. Всегда, во все времена, существовали и будут существовать Другие. Странные личности, которые вызывают непонимание, а оттого и острую неприязнь. Но именно они станут теми, кто выйдет за пределы стереотипов и закаменелых догм. Эти люди освобождают, показывают новые горизонты. Однако, чтобы принять их взгляды, требуется время. Из-за этого многие смельчаки остаются не поняты в свое время.

– Эй, Белый, тебя Атонах ищет! – сквозь шум прибоя запорхал звонкий мальчишеский голосок.

На окрик обернулся совсем не белый, но, если сравнивать с остальными жителями Эвы, более светлый мальчишка с пепельными волосами. Он сидел на высоком черном валуне, «росшем» из океана. Пенистые волны врезались в его каменистую твердь, разбиваясь миллионами сверкающих брызг, влажной моросью укутывая лицо Белого. Его волосы были словно выжжены палящими эссорскими лучами Илара и казались бесцветными. Кожа паренька отливала золотистой бронзой, а невероятные голубые глаза настолько ярко выделялись на лице, что некоторые уверяли, будто временами они светятся.

Мальчишку звали Дамаск. Но мало кто обращался к нему по этому имени. Впрочем, там, где он вырос, вообще редко кого называли своим именем. В кругах, в которых вращался мальчик, все, от мала до велика, имели клички, словно собаки.

«Ищет? Зачем?», – про себя подумал Дамаск, соскальзывая в теплый океан.

Он не спеша плыл в сторону берега, где вертелся суетливый чернявый мальчонка, который никак не мог устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, будто его кололи иголками в пятки.

– Ты б поспешил, Белый! – тут же зазвенел он, стоило Дамаску выйти на белоснежный песочный пляж. – Не в духе он сегодня чего-то.

Уж кого-кого, а короля Дна Белый не боялся. Мальчик относился к числу золотых деток Атонаха, которых он усердно собирал по всему Керибюсу. Покровитель воров, убийц, шарлатанов и падших женщин главную ставку делал на светлоглазых детей. Свой баснословный доход он планировал увеличивать не только с помощью грабежей и обмана, но и благодаря магии.

Всего таких золотых подопечных у Атонаха было трое. Первому, по имени Бирм, недавно стукнуло четырнадцать лет. Вторым считался десятилетний Дамаск. А третий – пятилетний Ганс.

– Это он для тебя не в духе, Шлепок, – беззлобно хмыкнул Белый, но, увидев под глазом мальчишки фиолетово-зеленый фингал, враз посмурнел: – Кто это тебя?

Шлепок зачем-то дотронулся до синяка и тут же болезненно сморщился, наблюдая, как Дамаск подходит к валяющейся на песке выцветшей коричневой жилетке с оттопыренными карманами и, подняв, напяливает ее поверх мокрой льняной рубашки с красными отворотами.

– Ах, это… – с грустью протянул Шлепок, вприпрыжку засеменив за старшим товарищем, когда тот пошел в сторону города. – Да это Скребок всё!

– За дело?

– Да не особо.

– Чего сделал-то?

Шлепок крайне выразительно вздохнул. Дамаску очень не нравилось, что тщедушного восьмилетнего мальчишку, шпыняют и бьют все кому не лень. Шлепок был кем-то вроде посыльного у Атонаха. Он целыми днями носился по всему Керибюсу, передавая послания для младших членов гильдии. А так как приказы главаря часто оказывались не самые приятные для исполнения, Шлепок огребал от старших ребят, которым требовалось излить на кого-нибудь свое негодование.

Дамаск, отрицающий жестокость, решил поступать по совести и справедливости. Он разбирался с обидчиками Шлепка, пользуясь авторитетом приближенного к Атонаху. Благодаря этому мальчишку почти перестали трогать. Так что сегодняшний инцидент даже слегка удивил Белого.

– Да его к Щербету нужно было. Я передал, а он как врежет, – печально пояснил Шлепок, почесав грязное плечо, выглядывающее из-под рваного рукава засаленной желтой рубахи.

Дамаск ощутил, как в нем поднимается злость на неизвестного Скребка. Захотелось раздавить этого поганца. Чтобы хоть как-то поддержать расстроенного гонца, Белый вытащил из кармана горсть маленьких леденцов и протянул Шлепку. Лицо оборванца озарилось, словно ему предложили мешок сокровищ. Он жадно сгреб конфеты в грязную ладошку, одну принялся суетливо распечатывать, а остальные засунул в карман черных штанов.

– Скребок это кто? – спросил Дамаск.

– Да он этот… Из Шакалов. Под Зверем ходит! – смачно рассасывая лимонный леденец, сильно раздувший его щеку, объяснил Шлепок.

Белый мысленно перебрал в голове всю банду Шакалов, но так и не вспомнил никакого Скребка.

– Почему я его не знаю? – нахмурился он.

– Так недавно он потому что к нам прибился. Он с Ехаира. Здоровый такой. Лет тринадцать ему, наверное. Шнобель еще такой, будто лопатой ему плашмя рубанули. Шрам у него на пол-лица рваный. От сих до сих, – мальчонка провел пальцем от нижнего века правого глаза до середины нижней челюсти. – Гномья отрыжка… Думаю, дарс он.

Мальчишки вышли из скального ущелья, разделяющего океан и город. Запомнив для себя все приметы, Дамаск, прищурившись от вышедшего из-за облака Илара, глянул на показавшийся вдалеке Керибюс с его бело-желтыми домами. Он на мгновение задумался, как лучше проучить этого Скребка: просто начистить ему пятак или оставить еще один шрам на его дарской физиономии?

– Слушай, Шлепок, а где сегодня Шакалы работают? – как бы между прочим спросил Дамаск всезнающего посыльного.

Мальчишка, сладко причмокнув, сначала перекатил конфету с одной щеки за другую, и только после этого ответил:

– В город какой-то богатый дядечка приехал. Охраны с ним, как пыли. В Дикой Розе он остановился. Так Шакалы его там пасут. Им велено всё до последнего волоса у него забрать. Там, в общем, по обычной схеме запланировано, только в этот раз Атонах еще приказал комнату его обшарить. С бабой Розой он договорился уже…

Баба Роза – хозяйка постоялого двора «Дикая Роза». За нескромную плату она раз от раза предоставляла людям главаря Гильдий Керибюсского Дна ключики от некоторых комнат своих постояльцев. Как уж потом хозяйка выкручивалась от наездов обворованных клиентов, для всех оставалось тайной. Но баба Роза была не простой бабой и знала где, кому и как нужно прищемить самое ценное, чтобы от нее отстали. Хотя в общем-то и бабой она совсем не была. Простая женщина тридцати девяти лет, вот только язык у нее был, как лезвие, да еще волосы рыжие, словно огненное пламя. Наверное, поэтому Роза единственная к кому Атонах не смог остаться равнодушным.

– А Скорпусы сегодня где? – спросил Дамаск.

Симпатии к Шакалам он не питал. Все участники этой банды полностью оправдывали свое название. А вот Скорпусы были Белому по душе. Хотя преобладающее большинство в воровской гильдии их терпеть не могло за переваливающую все мыслимые границы чрезмерную задиристость и драчливость.

– Их сегодня старшие гоняют, – беззаботно ответил Шлепок, пнув попавшийся под ноги круглый гладкий камешек.

– Кто именно? – поинтересовался Дамаск, подхватывая пинком каменный мячик.

– Бурые.

– На кой?

– Так через два дня Бурые в Верхний Керибюс отправляются. Прошел слушок, что баронесса Брохинь уезжает из города. Вот Атонах и решил почистить ее гнездышко. А ты сам знаешь, как у этих баронов дома всякой дрянью напичканы. Да и охраны там останется сорок сороков. Скорпусы же у нас самые шустрые, вот их и прикрепили к Бурым. Еще, кстати, Черного запрягли. Может, даже Щербета отправят. Говорят, у этой Брохинь в подвале…

До самого Керибюса Шлепок рассказывал, что есть в доме баронессы, кто она вообще такая, чем славится и куда собирается отбыть. Дамаск с интересом слушал, задавая вопросы, пока они не пришли к особняку Атонаха, расположенному на улице Добросердечных.

Эта огромная трехэтажная вилла из темно-красного кирпича возвышалась над убогими домишками, словно могучий дуб над чахлыми кусточками. Ее «обнимал» высокий кованый забор, увитый густой астераксией и скрывавший своих обитателей от глаз редких прохожих.

Перед калиткой сегодня дежурил Дыра – высокий мужик с маленькими злыми глазками, большими ушами-лопухами, тонкими ниточками губ и рябым лицом. Свое прозвище он получил из-за сквозной дырки в шее, благодаря которой он дышал и мог разговаривать, только лишь когда закрывал ее ладонью (хотя к этому методу прибегать ворюга не любил, оставаясь большую часть времени немым и постоянно противно сопящим).

Кованые змеи украшали черный железный пласт двери, и чтобы проход открылся, необходимо было выбрать три нужных из четырех десятков имеющихся. Как только Дыра узнал Дамаска, то стукнул костяшками пальцев по маленьким головам металлических гадов с раскрытыми пастями. Послышалось металлическое шарканье отодвигаемых магией засовов, после чего калитка отворилась.

Шлепок и Белый вошли внутрь зеленого сада с ровно подстриженным газоном и яблоневыми деревьями, которые тянулись вдоль гравиевой дорожки, ведущей к широкому входному крыльцу особняка. Нигде не задерживаясь, Дамаск направился прямо в дом.

В просторном холле повсюду пенилась лепнина, потолок подпирали ровные колонны, а белый с черными звездами мраморным пол отражал рассеянный свет Илара из высоких окон. Во всех углах стояли огромные глиняные горшки с неизвестными Дамаску раскидистыми зелеными растениями. На одном из десяти мягких диванов, обитых красным бархатом, сидел Бирм с видом глубокой задумчивости.

– Здоро́во, Черный, ты чего делом не занят? – слегка удивленно поздоровался Дамаск со старшим магом.

Бирм поднялся с дивана и шагнул навстречу Белому, приветственно обняв его. Свое прозвище Черный получил тоже не просто так. Его кожа была настолько темной, что отливала синевой, оттеняя прозрачную голубизну глаз.

– Шлепок, метнись-ка отсюда быстро, – мрачно произнес он.

Через считанные мгновения его и след простыл. Дамаску это не понравилось.

– Черный, сто раз тебе говорил!..

– Слушай, Белый. У Атонаха сейчас Щербет. Когда они проходили в холле, я слышал, как он разрешил ему делать с тобой всё, что тот захочет, лишь бы ты сегодня хоть как-нибудь колдонул… – оглянувшись через плечо на дверь кабинета, где принимал всех своих посетителей король Дна, начал быстро отшептывать Бирм

Разозлившись, Дамаск тут же его перебил:

– Черный, хорош ерунду пороть. Атонах не позволит этой грязной скорлупе ко мне и близко подойти. Он сам говорил, что магия должна сама во мне пробудиться, что спешить некуда…

– Еще как позволит! Как ты думаешь во мне магия пробудилась? В меня Щербет пускал огненные стрелы, которые я от испуга сумел перенаправить в него…

– Это не Атонах его на тебя натравил. Щербет больной. Ты забыл, что его Атонах потом на крюки подвесил за это? – хмурился Дамаск, осуждая Черного за то, что он так плохо думает о человеке, который заменил им отца.

– Да я тоже так думал, Белый! Но после услышанного понял, что для Атонаха мы значим ненамного больше остальных. Нас используют. Надо брать Ганса и валить.

Дамаск уставился на голубоглазого друга.

– Ты сдурел? Какое валить? Куда!?

– Не тупи, Белый, – уже начиная злиться, шикнул на светлого друга Бирм. – Как только мы полностью овладеем своей Силой, Атонах с нас не слезет. Он заставит весь Верхний Керибюс вычистить. И ему всё равно, что с нами сделают после этого карберы (колдуны у султана посильней нашего будут). Атонах получит свое, и плевал он нам на темечко, когда мы станем ему не нужны.

– Ты чего несешь-то? – негодовал Дамаск, из последних сил сдерживая себя, чтобы не врезать по черной неблагодарной морде. – Ты, я да Ганс всегда будем Атонаху нужны. Я в курсе, что мы и даром бы ему не сдались, если б не были магами. Но мы маги, и поэтому к нам соответствующее отношение. Атонах нам отец. Он никогда не бросит нас, даже если возникнут проблемы с султаном. Да, он ждет, что мы будем помогать ему в грабежах. И мы будем это делать. Что здесь такого? Все эти граны, лиры, бароны, графы и другие только и делают, что получают золото просто за то, что они есть, обдирая и так нищий народ. Так пусть делятся! Атонах не вечен. И если ты не заметил, у него детей нет, а значит, основные его наследники мы.

– Он хочет, чтобы мы так думали, но это не так, Белый! – оборвал Бирм Дамаска. – Здесь не может быть наследников. Побеждает тот, кто сильней. И как только корона спадет с Атонаха, ее подберет кто-то типа Ветра…

– Черный, ты себя хоть слышишь? Кто Ветер, а кто мы! Мы – маги! Мы самые сильные! Атонах сам говорил, что оставит всё нам. Что когда Ганс подрастет, мы втроем расширим Дно, выйдя за пределы Керибюса. Сделаем то, что не смог сделать он. Как ты вообще можешь такое говорить про нашего отца?

– Да я о тебе беспокоюсь, дурень! – взорвался Бирм, перейдя со злобного шепота на громкий крик. – Он призвал Щербета, чтоб тот пробудил в тебе Силу. Щербет и убить может, у него вообще тормозов в этом деле нет! Тем более он получил абсолютное дозволение на любые действия. Он тебя может в кипяток макать, да всё что угодно!..

– Ты!.. – сквозь зубы начал было Дамаск, вцепившись в грудки синей рубахи Бирма.

Его прервала со стуком открывшаяся дверь кабинета главаря Гильдий, где на пороге стоял Атонах собственной персоной. Белый быстро глянул на отца и злобно прошипел, смотря на Черного снизу вверх:

– Потом поговорим.

– Белый, сынок, заждались уже тебя, – чистым приятным голосом произнес Атонах, приглашающе отходя в сторону, пропуская Дамаска в уютный кабинет.

Перед самым входом Белый обернулся на Бирма, шумно пыхтевшего и раздасованно поджимавшего свои пухлые губы. Весь его вид прямо-таки кричал, что у него пятки горели, как хотелось убраться из особняка, таща Дамаска за собой. Так повелось с самого начала их знакомства. Бирм почему-то чувствовал ответственность сначала за Белого, а теперь еще и за Ганса, считая их своими младшими братьями. Дамаск знал это и ценил, отвечая Черному тем же. Именно поэтому такая явная враждебность Бирма к Атонаху посеяла семена сомнения в его душе.

Переступая порог просторного светлого кабинета с высокими стеллажами книг вдоль стены, дорогими чалмирскими коврами, резным камином, где всегда трещал магический огонь, гревший лишь по желанию хозяина, Дамаск с тревогой на сердце прошел к мягкому креслу, обитому бордовым велюром, возле широкого стола из редкого красного висорского дерева.

– И тебе доброго дня, Белый. Невежливо не здороваться со старшим магом, – раздался знакомый елейный голос из угла комнаты.

Сердце Дамаска предательски ёкнуло. Он обернулся к говорившему и увидел сидящего на небольшом диванчике Щербета. Вся его внешность вызывала лишь чувство гадливости. Водянистые голубые, словно облезлые, глаза смотрели неприятно сально, на распухшем носе зрела корявая большая родинка, а седовласую голову венчали внушительных размеров проплешины. Щербет мерзко улыбался, при этом противно сложив губы сморщенным сердечком. Одна его тоненькая ножка была жеманно закинута на другую, а руки он сложил конвертиком на необъятном животе, обтянутом зеленым бархатом недешевого камзола.

– Я тебя не заметил, – перебарывая в себе чувство омерзения, сквозь зубы проговорил Дамаск, не желая приветствовать эту пакость.

Щербет издал высокий смешок, от которого Белого передернуло, после чего, продолжая всё так же тошнотворно улыбаться, он протянул нежным голоском:

– Конечно, я же такой незаметный.

Он снова погано захихикал, очевидно, посчитав свою шутку верхом остроумия. Не в силах это слушать, Дамаск отвернулся и поспешил обратиться к Атонаху:

– Ты искал меня, отец?

Главарь керибюсских нищих обошел вокруг стола и сел в удобное мягкое кресло. Он ласково улыбнулся мальчику и внимательно посмотрел на него своими черными глазами, от уголков которых лучились добрые морщинки.

– Искал… Искал, Белый. Скажи мне, сынок, как продвигаются твои дела с магией? Шлепок говорит, что часто застает тебя за медитациями.

Эти вопросы слегка расстроили Дамаска. Неприятно засосало под ложечкой, но он изо всех сил убеждал себя, что они совершенно не связаны с тем, о чем говорил ему Черный.

– Да, медитирую. Но магия пока спит. Видно, время еще не пришло.

– Конечно, конечно! – непринужденно отмахнулся Атонах, расслабленно откидываясь на спинку кресла. – Время терпит. Как только ты будешь готов, магия сама себя проявит. Ты лучше вот что мне скажи, сынок. К чему ты больше чувствуешь расположение?

– В каком смысле? – не понял Дамаск.

– Магам подвластны четыре стихии. Вода, огонь, земля и воздух. Черный, к примеру, с детства любил огонь. И после того как стал магом, он легче всего управляется именно с этой стихией. А ты? Что тебе ближе?

Дамаск растерялся. Он никогда раньше не задумывался об этом. Все стихии казались ему прекрасны и сильны. Выбрать какую-то одну сложно.

– Я… я не знаю.

– Подумай, сынок. Что ты больше любишь? Море? Легкий бриз? Пламя костра? Или, быть может, уверенная сила скал тебе по душе? – подавшись вперед и облокотившись о стол, нетерпеливо спросил король Дна.

– Больше, наверное, море, – неуверенно произнес Дамаск. – Хотя и бриз мне нравится. Огонь тоже завораживает. А в камне я чувствую мощь… Но всё же ближе, мне кажется, все-таки море…

Сидящий в углу Щербет гаденько хихикнул. Улыбка Атонаха померкла, и он, слегка разозлившись, обратился к своему магу:

– Щербет, все вопросы мы с тобой уже обсудили, так что, будь добр, дай мне поговорить с Белым.

– Конечно, конечно, Атонах! Конечно! Не буду вам мешать. Доброго дня, господин.

Щербет угодливо поклонился, после чего поднялся с диванчика и зашаркал к двери, где напоследок вновь хихикнул.

Как только в кабинете остались лишь Дамаск с Атонахом, главарь Гильдий произнес:

– Послушай, сынок. У меня к тебе будет важное поручение. Беги сейчас в заброшенную бухту… Ты ведь знаешь, где она? Хорошо. Там, на разрушенном причале, тебя будет ждать человек. Он отдаст тебе сверток. Его ты должен принести мне.

Атонах никогда не давал поручений своим золотым деткам, для этого всегда имелись посыльные. Дамаску это показалось странным. Однако, как бы то ни было, он выполнит поручение.

– Хорошо, – кивнул Белый, поднимаясь с кресла, но всё же помедлил, замерев возле стола. – А почему ты Шлепка не пошлешь?

– Тот сверток очень важен. Его нельзя доверять кому попало. А кому мне доверять, как не тебе? – отечески улыбнулся Атонах, вопросительно разведя руками.

Дамаск словно вырос на несколько сантиметров от этих слов. Ему, а не кому-то там доверяет Атонах!

Король Дна встал из-за стола, подойдя к Дамаску, и повел его к выходу, положив руку на спину.

– Давай, беги, Белый. Не заставляй себя ждать, – мягко сказал Атонах, открывая дверь.

Из холла послышался довольный детский смех. Дамаск повернул голову в сторону «звона» и увидел несущегося к ним зеленоглазого Ганса.

– Эй, волчонок, опять тебя твоя нянька упустила? – подхватывая смеющегося черноволосого мальчугана на руки, с улыбкой спросил Атонах, затем, взглядом показав Дамаску на выход, снова обратился к малышу, заходя с ним обратно в кабинет: – Ух, мы ей зададим трепу! Тебя покормили?

– Да! – раздался высокий радостный голосок в ответ.

– Хорошо. Ну-ка, покажи сколько силы в тебе прибавилось? Хах! Дракона пока не убьешь, но вот тролля теперь точно одолеть сможешь…

Разговор оборвался за закрывшейся дверью, на которую были наложены чары тишины. И как Бирм может сомневаться в Атонахе? Он же относится к ним, как к родным? Да Черного сжечь надо!

Белый вышел из виллы и тут же наткнулся на Бирма, сидевшего на ступеньках крыльца. Заметив Дамаска, парень поднялся на ноги и взволновано спросил:

– Ну что? Я был прав?

– Нет, ты был не прав. Атонах искал меня, чтобы дать поручение.

Он не стал останавливаться, быстрым шагом направившись к калитке. Бирм поспешил за ним.

– Поручение? Что за поручение?

– Нужно забрать кое-какую вещь из заброшенной бухты, – деловито ответил Белый, вдруг почувствовав себя необычайно важным.

Ведь именно ему поручил Атонах это задание!

– Из заброшенной бухты? – недоуменно повторил Бирм, а затем, издав какой-то страшно злобный звук, дернул Дамаска за руку: – Белый, не ходи туда! Это ловушка!