«В душе всякого человека, даже самого просвещенного, гнездятся какие-то неуловимые остатки суеверия.»
- В знаменательные минуты своей жизни я всегда оказываюсь один.
Там, на жалкой постели, в убогой, полутемной комнате, среди невежественной, возбужденной толпы, избитый и израненный, преданный и безжалостно затравленный, окончил свой странный и страшный жизненный путь Гриффин - первый из людей, сумевший стать невидимым, Гриффин - даровитый физик, равного которому еще не видел свет.
Удивительно, как беспомощен человек, когда он один.
- Вы ведь знаете, каким бываешь дураком в двадцать два года.
- Неизвестно, быть может, мы теперь еще глупее, - заметил Кемп.
- Как будто знание может удовлетворить человека!
Невидимый прохожий продолжал ругаться той отборной витиеватой бранью, по которой сразу можно узнать образованного человека.
Невидимость позволяла многого достигнуть, но не позволяла мне пользоваться достигнутым.
Во всяком человеке, как бы образован он ни был, живут зачатки суеверия.
Но каковы бы ни были мнения о незнакомце отдельных жителей Айпинга, неприязнь к нему была всеобщий и единодушной. Его раздражительность, которую мог бы понять горожанин, занимающийся умственным трудом, неприятно поражала уравновешенных сассекских жителей. Яростная жестикуляция, стремительная походка, ночные прогулки, когда он неожиданно в темноте выскакивал из-за угла в самых безлюдных местах, бесцеремонное пресечение всех попыток вовлечь его в беседу, страсть к потемкам, побуждавшая его запирать двери, спускать шторы, тушить свечи и лампы, — кто мог бы примириться с этим? Когда незнакомец проходил по улице, встречные сторонились его, а за его спиной местные шутники, подняв воротники пальто и низко надвинув шляпы, подражали его нервной походке и загадочному поведению.
Я чувствовал себя примерно в положении зрячего, который бродит на мягких подошвах и в мягкой одежде по городу слепых.
