Buch lesen: «Одинокая или ничья?»
ООО «ЛУНА-MEDIA PRODUCTION»
– Позвольте представить наш новый проект, – Илья Борисович Митрохин, для коллег попросту ИБМ, взял со стола книгу и с воодушевлением повернул ее обложкой к сотрудникам, чинно сидящим по обеим сторонам длинного стола для переговоров.
Близорукая Светлана Ивановна – заведующая литературным отделом – сощурила глаза и вытянула шею, фокусируя изображение, но разобрать букв в названии книги так и не смогла.
– Не напрягайте зрение, дорогая Светлана Ивановна, я вам ее сейчас передам. Но дело даже не в самой книге, а в ее концепте. – Он еще раз повернул обложку к себе и прочел вслух название. – «Птичий рынок» – сборник рассказов современных российских писателей о…, вы не поверите, о зверушках! Тут вам и Евгений Водолазкин о своем коте, и Татьяна Толстая, и Яна Вагнер с трогательнейшим рассказом о белом боксере с нарушением развития, и даже Максим Аверин – не помню с кем. Книга – вы будете смеяться – вошла в топ-лист самых читаемых. Вам это о чем-нибудь говорит?
Сотрудники сделали удивленные лица и отрицательно закачали головами.
– Вот о чем и разговор, – радостно продолжил начальник, – о полном отсутствии чуйки у вас, мои дорогие коллеги. О том, что застряли вы, как страусы, головами в собственной жопе, извините за выражение, что темы, сюжеты и актеры у нас одни и те же уже много лет, что зритель и рекламодатель от нас уходят. Правда, куда идут – непонятно, на других каналах такая же фигня, но… Итак, после серьезного анализа финансовых потоков компании и обсуждения сложившейся ситуации с нашими инвесторами возникла идея подключить к спасению «Луна-Media Production» лучшую, так сказать, половину человечества – наших четвероногих друзей. Этот контент всегда беспроигрышный: дети, бабушки и уставшие от дурацких женских детективов домохозяйки. Нам нужны новые э-э-э… лица, новые эмоции. Вопросы есть?
Совещание подошло к концу, вопросов ни у кого не было – редакторы, маркетологи и менеджеры по продажам продюсерской фирмы ООО «Луна-Media Production», держа в руках телефоны и стаканчики с недопитым кофе, неспешной вереницей потянулись к двери.
– Светлана Ивановна, задержись на минутку, – ИБМ позвал сотрудницу. Она уже почти у дверей обернулась и вышла из толпы.
– Да, Илья Борисович, я тебя слушаю.
Светлана была старейшим сотрудником фирмы, начинала вместе с Ильей в нулевые, когда внесла собственные деньги в уставной капитал. Тогда они еще были партнерами, но потом… – Жизнь-жестянка с ее тычками и затрещинами подсунула Светлане пару моментов, когда деньги нужны были позарез, и как-то незаметно все её акции перетекли в активы ИБМ, а Светлана стала просто старшим редактором.
Долгая дружба и знание дела давали ей единственной право обращаться к боссу на «ты», но этикет требовал соблюдения субординации, и потому – по имени-отчеству.
– Света, проследи, пожалуйста. Мне нужны бизнес-планы буквально еще вчера. Ты же знаешь инвесторов: хотят быть уверенными в своей копейке. Нужно что-то положить им на стол. Что там у нас есть про зверушек?
– Я так с места ответить не могу. «Маугли», «Рики-Тики-Тави», «Белый клык» Джек Лондона. Что еще? Из русских, наверное, Тургенев «Муму», Куприн «Белый пудель», Чехов «Каштанка».
– Эко, куда тебя понесло. А поближе к нашим дням ничего?
– Булгаков «Собачье сердце».
ИБМ пошарил по голове как бы в поисках волос, пригладил то, что от них осталось – венчик за ушами и на затылке, взял со стола бутылочку минералки. Отвернул голубую крышечку и, сделав пару больших глотков, обратился к подчиненной.
– Свет, не время для иронии. Мне не до шуток. Все гораздо серьезнее, чем я представил на этом совещании. Не хотел народ пугать. Ты же знаешь: эти крысы, только учуют запах гнили, тут же побегут с корабля. И если бы бежали с пустыми руками… Но у нас столько проектов в работе! Конкуренты уже у дверей с сачками стоят.
– Илья, не нагнетай ситуацию. Все не так плохо, и народ у нас приличный работает: кормящую руку не кусает. Видишь, я уже в теме, – сама улыбнулась своей шутке, – я понимаю, тебя инвесторы за яйца держат, но ведь инвесторы – народ жадный. Один уходит – другой тут же на его место спешит.
– Спешит, да не очень. Таких «спешащих» еще поискать надо.
– Илья Борисович, мы поработаем, честнпионерское. Не впервой.
– Да, уж, пожалуйста, Светик, не подведи. Очень надеюсь на тебя.
«В который раз за последние двадцать с лишним лет ты на меня надеешься. Чтоб ты без меня делал, черт лысый», – подумала Светлана и уже повернулась в сторону дверей, когда начальник ее снова окликнул:
– Да, чуть не забыл. В свете нового течения событий и в поиске новых имен – вот, посмотри на это. – Он протянул ей флэшку и письмо. – Еще одна городская сумасшедшая на мою голову, но… чем черт не шутит, может, ты и высмотришь своим зорким глазом зерно в куче плевел.
– Вот про зоркий глаз это уж точно не в бровь. Я на этих авторских каракулях скоро совсем ослепну.
Светлана сняла очки, привычно запустила дужку в рот и, слегка постукивая ею по зубам, пробежала глазами текст:
Директору продюсерского холдинга
ООО «Луна-Media Production»
Г-ну Митрохину И.Б.
От автора Мидлтон О.С.
Уважаемый Илья Борисович,
Считается, что скромность – главное украшение девушки. Но когда девушке под семьдесят и ее главные украшения – это белые волосы и сияние искусственных зубов, то уже поздно не только пить «боржоми», но и таиться в тени.
Поэтому высылаю вам рассказ и три новеллы, которые, на мой высокомерный вкус зазнайки, могли бы лечь в основу сценариев для фильма, а, возможно, и для сериалов типа тех, что идут на канале Россия-1 или «Домашний». Мои истории о жизни и судьбах тех, кого называют «обычная современная женщина». В них нет ни жесткого секса, ни насилия или терроризма, правда, попадается иногда нецензурная лексика. К сожалению, без нее невозможно описать жизнь российской женщины. Поэтому убедительно прошу в случае принятия моего материала в работу все исправления согласовывать со мной лично.
Всю техническую работу по переделке текста в рабочий сценарий готова взять на себя.
На щедрый гонорар не рассчитываю.
Пожалуйста, сообщите о Вашем решении. Очень неприятно, когда в ответ на твою многодневную интеллектуальную работу ты получаешь глухую тишину. Многие издательства, если не берут в печать, то и не заморачиваются с ответом, что демонстрирует отсутствие элементарных навыков приличия в поведении и в общении.
Приятного прочтения.
С уважением,
О. Мидлтон. (Автор).
+7(916) 094 82 38
– Старушка с претензией на оригинальность, – Светлана вынесла свой вердикт, – разберемся. Третья попытка покинуть кабинет начальника увенчалась успехом. Проходя мимо буфета, Светлана Ивановна вспомнила, что, боясь опоздать на раннее утреннее совещание, убежала из дому без завтрака, и теперь кофе, которым перед началом встречи ее угостил начальник дистрибьюторского отдела Артемий Петрович, противно булькал в пустом желудке. Желудок в свою очередь жалобно постанывал, требуя более основательного наполнения.
Светлана Ивановна взглянула на часы и завернула в уютный, гостеприимный под стать хозяйке буфет. Мила еще в начале становления ООО «Луна» создала свой маленький бизнес – приносила в офисы домашнюю еду и выпечку. Постепенно бизнесы (и ее, и клиентский) пошли в рост. Еще не было интернета, но уже были факсы, и Мила стала с утра рассылать меню и принимать индивидуальные заказы. Ровно в 12:00 у дверей бывшего НИИ «Тепловолокно», распродавшего и раздавшего в аренду разным фирмам свои помещения, останавливалась старая белая «Нива», из нее выпархивала Милочка с квадратной корзиной, выстланной клеенкой на ватине, и с такой же клеенчатой крышкой. Пластмассовые контейнеры с именами заказчиков и номерами офисов аккуратно составлены в соответствии с продвижением Милы от лифта. Логистика раздачи заказов была доведена до максимально экономящей время: рыться в корзине не надо – иди себе по коридору, заходи в комнаты и, проходя между столов, раздавай. Туда и обратно. Расчет тоже не занимал времени, так как хозяйка предпочитала, чтоб еда не остывала, ну и из гигиенических соображений не пачкать руки: всем известно, что бумажные деньги – основной разносчик всякой заразы. И что удивительно, у нее никогда не было недостачи. Обычно в конце дня за пустыми контейнерами и расчетом забегал ее сын Мишка – студент-первокурсник – материн помощник и будущий бизнесмен. Все с чего-то начинают. Уже позже, когда «Луна» вошла в силу и переехала в собственный стеклянный куб на Артековской улице, Мила с Мишей сняли у них одну из комнат и оборудовали в ней буфет с салатным баром, коммерческих размеров кастрюлей, которая предлагала посетителям «Суп дня», хорошей дорогой кофемашиной и, конечно же, свежими домашними пирожками – куда ж без них. Теперь Милиной мечтой был переезд на первый этаж. Там, за гардеробом, были две подходящие комнаты. Можно сделать отдельный вход и обслуживать не только своих «лунатиков», но и клиентов с улицы. ИБМ со своей паранойей по поводу чужих людей на его территории восторга по поводу ее планов не испытывал, но и не отказывал окончательно.
Мила знала вкусы и диеты всех, ну, почти всех постоянных сотрудников.
– Здесь будешь есть или опять навынос? – хозяйка добродушно приветствовала посетительницу.
– И тебе, Милочка, не хворать, – улыбнулась в ответ Светлана. – С каким бы удовольствием я тут у тебя посидела, но, как всегда, аврал и цейтнот.
– А то у вас когда-нибудь по-другому было! Чего тебе? Кофе будешь?
От одного слова «кофе» у Светланы противно гукнул желудок, и она замахала руками:
– Что ты! Еще глоток кофе, и я умру на месте. Дай мне вот эту куриную котлетку, на гарнир винегрет и пару бутылочек минералки с газом. Вилку не клади. Терпеть не могу есть пластиком, у меня в кабинете нормальная – мельхиоровая. И еще дай мне десяток пирожков, только в коробку, а не в пакет – в пакете они мнутся. С чем сегодня?
– Как всегда: с мясом-рисом, с капустой и очень вкусные, прям с пылу с жару, с яблоком.
– О! Мне вот этих с пылу с жару.
Светлана, все еще держа в одной руке ежедневник и кошелек, в другой письмо и флэшку новой звезды жанра фикшен, пыталась одновременно расплатиться, собрать все прозрачные упаковки и бутылки в одну охапку. Мила с улыбкой смотрела на ее старания, как взрослые смотрят на попытки ребенка завязать шнурки, потом вздохнула:
– Дай, сюда, – и одним движением уложила всё в пакет, протянула его через прилавок.
– Приятного аппетита!
***
Помещение, которое Светлана Ивановна с гордостью называла «Мой кабинет», на самом деле было комнатой среднего размера, но благодаря угловому расположению и потому наличию двух окон в ней удалось с помощью стеклянной перегородки и ролл-жалюзи разделить пространство. Получились почти двухкомнатные хоромы. За перегородкой у окна встал милый, почти домашний круглый столик и три стула, у стены – маленький стеллаж с чашками, тарелками и прочей атрибутикой чайной церемонии. Обычно в «приемной» либо чаевничали, либо принимали посетителей (в основном авторов) за закрытой дверью, чтобы остальным не мешать разговором. В другой же общей части офиса стояли три письменных стола, на них три компьютера. Возле каждого – офисное эргономичное кресло. Либо эргономика была не того уровня, либо работы было слишком много, но к концу рабочего дня спины всех трех сотрудников: самой Светлана Ивановны, Ладки и Назиры – разгибались с трудом. Каждый вечер они дружно принимали жесткое решение: с завтрашнего дня начать ЗОЖ. Прекратить жрать за компьютерами и делать каждые два часа пятиминутные перерывы с элементами легкой производственной зарядки, но… наступал завтрашний день, и все неслось куда-то, как всегда, срочно и без регламента.
На шум открываемой двери Лада и Зира (так кратко звучало красивое узбекское имя редактора спейс и фэнтези-программ) повернули головы от экранов и почти хором поприветствовали начальницу одним на двоих вопросом:
– Ну как?
– Все в порядке. Срочно нужен бизнес-план. Новая тема для раскрутки – «В мире животных».
– Ты шутишь?
– Отнюдь. Сейчас все расскажу. Дайте только поем: с утра маковой росинки во рту не было.
– И даже кофе от Артемия Петровича не упал? – с хитрой улыбкой спросила Лада.
– Кофе не росинка. Им не насытишься. И оставь свои глупые намеки. Он даже не пытается за мной ухаживать – просто дружба.
– Ага! Дружба. Когда это остальные друзья о тебе так заботились?
– Значит, остальные – плохие друзья, а если ты все еще хочешь оставаться в числе хороших, сделай одолжение – поставь-ка чайник. Там пирожки с яблоками «с пылу с жару», – сказала она, протягивая девушке запотевший изнутри пластмассовый сундучок.
Сотрудницы терпеливо дождались, пока начальница доела котлету, выловила упорно уворачивающуюся от вилки и бегающую по краю тарелки последнюю горошину, вытерла губы бумажной салфеткой и придвинула к себе дымящуюся кружку цейлонского чая.
– Значит, так. У нас новый проект. Туманный, я бы сказала. И зритель, и инвесторы устали от зла, насилия и человеческой глупости. Нужна новая фишка. Я еще сама не сформулировала для себя, что это будет: «человек глазами животного» или «человеческие черты в животном». Но одно понятно: нам нужно что-то с котиками и собачками. Милое, трогательное, как «Ежик в тумане».
– Легко сказать! «Ежик в тумане» один неповторимый.
– О’кей, девочки. Давайте сосредоточимся. Что у нас есть в жизни.
– У меня есть подруга, – начала, как всегда, первой бойкая Лада, – у нее собака кокер-спаниель. Такая смешная – умереть. Она с тобой все время разговаривает. Приходит, садится рядом и смотрит в упор, пока ты на нее не обратишь внимание. А как только она поймает твой взгляд, вернее, ты ее – начинается театр мимики и жестов. Вот она медленно виляет хвостом влево-вправо, влево-вправо – это означает: «Я хорошая девочка – почеши за ушком». Должна признаться, чесать ей за ухом – это отдельное удовольствие. Уши у нее – каждое на килограмм, если не больше, а шерсть такая мягкая – прямо шелк. Руно. Потом она смотрит тебе прямо в глаза и облизывается – «Есть давай». Еще один прием – поймать твой взгляд и, поняв, что ты ее видишь, встать на все свои четыре лапки и, не отводя от тебя глаз, давать задний ход к выходу из комнаты. Это означает «Пошли гулять». С ней можно вести разговоры часами. Удивительная псина, – закончила Лада.
– Неплохо. Можно подумать. Обыграть.
– А у меня никаких животных в окружении нет. Был в детстве кот Тимка, – добавила вторая сотрудница сценарного отдела, ‒ вообще-то я люблю животных. Немного побаиваюсь крупнорогатого, но в целом у меня ко всем видам зверюшек отношение положительное. Братья меньшие – этим все сказано. Моим первым «братом» был кот Тимка. Я была совсем маленькой, а он уже старым. Много спал, мало играл и обожал крабов. На крабов у Тимки был прям собачий нюх. Он вылезал из-под бабушкиной кровати, бодрячком бежал на и без него тесную кухню и терся о ноги хозяйки, обвиваясь вокруг них восьмеркой, что не только на кошачьем языке означает верность. Ну, а тут еще и вечную любовь. Настоящие камчатские крабы продавались в маленьких баночках, их нежное бело-розовое мясо было переложено не то полосками жесткого пергамента, не то мягкими хрящевыми пластинами. Ловкие пальцы бабушки, поварихи со стажем, выбирали из банки кусочки, умело перетирали между пальцами, нащупывая несъедобные хрящи-довески, оставляя их в банке, а мякоть деликатеса отправлялась в миску к остальным ингредиентам. По мере ожидания лакомства Тимка становился все активнее. Он уже не только оплетал бабушкины ноги, но и цеплялся когтями за оборку передника. С трудом дождавшись, когда процедура очистки будет закончена и так страстно желаемая банка с крабовым соком, остатками хрящей и прилипшими к ним крошками лакомства окажется на полу, Тимка с восторгом набрасывался на нее и долго гонял по всей квартире, вылизывая до сухости золотистое нутро жестянки. Обычно пир заканчивался в дальнем углу под бабушкиной кроватью, где он охранял свое сокровище еще несколько дней. В тот угол даже швабра не доставала, и меня, четырехлетнюю отправляли, как в старой Англии детей-трубочистов, в узкий туннель между матрасом и полом с целью извлечь пустую банку.
Банки с Нового года копились для выпечки куличей. Бабуля у нас, первая комсомолка Узбекистана, как-то с возрастом к православию пришла.
Помню, мне подарили набор детской посуды, и кукольные чаепития надолго стали моей любимой игрой. Я была доброй девочкой, мне хотелось угощать всех. Я несла чашечку бабушке на кухню, совала маме, разливая воду на ее вязанье, приглашала Тимку к нашему скромному столу. Как правило, он успевал увильнуть от моих настойчивых призывов, но иногда мне удавалось его заполучить. Я считала, что в гости надо ходить красивым, потому наряжала всех своих кукол и всячески их прихорашивала. Тимка не был исключением. В качестве вечернего туалета я надевала на него чепчик пупса и старые мамины бусы. Он изо всех сил пытался отвертеться от моей деткой безудержной любви, но я умела проявить настойчивость, и ему ничего другого не оставалось, как давать кошачий отпор мучительнице. Он очень старался меня не царапать и не кусать, но иногда не получалось, и за неудачно проявленное сопротивление он получал от бабушки кухонным полотенцем. Наказания не проходили даром, при моем очередном приближении он стремительно забивался в свой угол под бабушкиной кроватью, где запах пыли смешивался с воспоминаниями о крабах. Так я познала первые уроки неразделенной любви. Я даже не помню, как и когда он умер. После Тимки у нас долго не было никаких домашних животных.
– Кот в чепчике и бусах – в этом что-то есть, но мало. Мало. Девочки, думаем еще.
А ведь и у Светланы в ее жизни был кот. Не в детстве – в девичестве, но царапнул так, что на всю жизнь шрам остался.
Говорят, у кошки девять жизней. Вот и у Светланы, если разобраться сколько уже жизней было? Детство. Новосибирский университет. Специальность. Любовь. Ах, как же она его любила! Как чуть с ума не сошла, расставшись… Москва. Новая профессия. Муж…
Уже семь жизней набралось, а все кажется, что жизнь еще и не начиналась.
Светлана, как и сотни да что там сотни, наверное, тысячи молодых образованных женщин российской глубинки, к двадцати пяти годам (через два года после окончания НГУЭУ) отчетливо поняла, что жизнь течет не тем руслом, о котором мечталось.
Как-то сложилось все вместе – и неинтересная работа в расчетном отделе департамента транспорта, и расставание с еще институтским бойфрендом, который, пока вместе учились был, вроде бы, и не плох, а как стал заместителем главного бухгалтера на номерном заводе и получил в распоряжение казенную «Волгу», так сразу пальцы развеерил и стал хамом.
Подсластить горечь их расставания помог начальник отдела железнодорожных перевозок Александр Андреевич – Шурик, как она звала его во внерабочей обстановке. Шурик был всем хорош – старше Светланы на десять лет (вполне достойный возраст для мужчины), Щедрый, с хорошим чувством юмора, умелый в постели, но с одним серьезным недостатком – женат. Жене было уже глубоко за сорок и сын подросток от первого брака, а женаты они уже лет восемь. Получалось, что Шурик на ней женился в возрасте Светланы… Как можно так вляпаться? Чем взяла? Для Светы это оставалось загадкой из загадок.
Вначале Светлана не очень комплексовала – роман, как роман. Любовь – как лекарство от другой любви. Но в мае мама уехала на дачу помогать бабушке с садом-огородом, и Света на все лето осталась единовластной хозяйкой квартиры. «Жена» (по имени она соперницу не называла) увезла сыночка на июнь-июль в Анапу и тут-то все и началось. Шурик, практически, переехал к Свете. Они еще соблюдали дистанцию и конспирировались на работе, но дома… Это было такое счастье. Ложиться и вставать вместе. Любить не спеша, открыто – в своей постели. Единственным моментом, омрачавшим Светланино счастье, был Кот. Из-за него, надо было вставать почти на два часа раньше. Шурик до работы должен был заехать домой, сменить песочек в лотке (на старое говно Кот не срал, но находил для этого самые укромные углы в квартире). Потом надо было его накормить (в отсутствие хозяина Кот не ел) и, прежде чем уйти на работу, поиграть с ним, как это было заведено в «семейной» жизни. Светлана Кота тихо ненавидела и ревновала любимого к нему, пожалуй, больше, чем к Жене.
Роман развивался и углублялся. Они находили в общении друг с другом все больше и больше удовольствия, причем не только плотского, но и интеллектуального. Оказалось, что они любили одни и те же книги, авторскую песню, отдавали предпочтение импрессионистам против передвижников и даже в напитках – оба любили водку, а не коньяк или там виски. Все глубже и глубже срастались их души, и все ближе и ближе был день возвращения Жены. Шурик, хоть и был начальником, но по природе оказался мягким и сентиментальным. Все чаще после совместного ужина и пары рюмок он впадал в уныние, порой даже плакал. Его брови трогательно и грустно складывались домиком над оправой очков. Он не стеснялся слез, и они тихо текли по его щекам, сливаясь в один ручеек в ямочке подбородка. В эти минуты у Светланы сердце разрывалось от жалости и к нему, и к себе и, даже, к его старухе-жене. Она тихо присаживалась к нему на колени, гладила его лысую голову и нежно, едва касаясь языком, слизывала слезы. «Как быть? Как быть? Как жить дальше?» – повторял он опять и опять одни и те же слова: как молитву, как заговор. «Я не могу жить без тебя, но и ее я не могу оставить! Вот она – расплата за наше чертово воспитание!», – Светлана робко пыталась напомнить, что это же воспитание учит нас жить в Любви. Жить с женщиной не любя ее, постоянно обманывая, – есть не просто жестокость, но и грех. «Не прелюбодействуй» – одна из главных заповедей. Единственным лекарством от этой мороки оказывалась постель. Наплакавшись всласть, они вместе принимали душ, помогая друг другу смыть эмоциональную усталость. Он нежно, как ребенка, обтирал Светлану большой банной простыней и нес ее, запелёнатую, на руках в комнату. Там на этой же еще влажной простыне она впускала его в себя. Всего. Целиком. В эти минуты она принимала в себя и его жену, и пасынка, и кота – весь его мир, устремленный в нее. В канун возвращения Жены их последняя совместная ночь стала особенно бурной. Александр Андреевич принял окончательное решение обо всем рассказать жене. Встретить ее, привезти домой, расставить все точки над i и к вечеру вернуться уже с вещами. Дело было в субботу. Светлана, стоя в полуоткрытой двери, провожала взглядом уходящую вниз по лестнице красивую фигуру любимого мужчины. На изгибе лестничного пролета тихо перекрестила ему спину. И вдруг: откуда-то сверху бесшумно сбежал незнакомый кот и попытался свернуть в ее квартиру. Видно ошибся этажом. Светлана, быстрым движением ноги перекрыла ему дорогу и легким пинком придала ускорение: «Нет, нет, дружочек, тебе не сюда – беги своей дорогой», – беззлобно прокомментировала она свои действия. Кот не возражал и, кажется, даже с удовольствием отправился вдогонку Шурику.
Он позвонил вечером.
– Я не могу, я не могу от них уйти! – шепотом кричал и плакал, – Игорек, хоть уже и не ребенок, но так нежно обнял меня при встрече, я чуть не расплакался.
Она начинала тихо злиться: «Ага, – подумала, – плакать ты горазд».
– И потом, – продолжал он, – Кот. Я не могу его оставить.
– Шурик, ты знаешь, я не кошатница, но я люблю тебя и приму твоего кота тоже. Возьми его с собой, – пыталась она его утешить.
– Что значит: «Возьми его с собой»? А как же она? Как же я и сам уйду и кота с собой заберу, с чем же она останется? Это жестоко.
– Она останется со своим сыном и спокойной жизнью без вранья и без нелюбви, – Светлана, чувствовала как все внутри у нее закипает, но старалась говорить ровным голосом, словно с ребенком, – Ты же не на луну улетаешь. Будешь к ним приходить, помогать. У меня зарплата хорошая, не обеднеем. В конце-то концов, люди и от своих детей уходят, а Игорь тебе даже и не родной, – Она пыталась его утешить, как умела, призывая на помощь житейскую логику. Он ее не слышал.
– Ты, молодая, красивая – у тебя всё впереди. Ты еще найдешь свое счастье. Не мучь меня. Не зови и не настаивай.
Позже она «прокручивала» в голове этот разговор опять и опять и все пыталась понять его любовь. Кого же на самом деле Шурик любил больше: Жену, Игорька, кота или Свету? Вывод, к сожалению, напрашивался один – себя. Свой статус, уют и привычную жизнь. Надо было признаться себе, что их любовь была простой банальной интрижкой. Нервная щекотка – он и не собирался бросать ни Жену, ни Кота.
Наступил ее черед лить слезы. На это ушло всё воскресенье. В понедельник Светлана зашла в отдел кадров и положила на стол начальника заявление об уходе. Начальник с пониманием посмотрел на нее, как смотрел на десятки таких же как она молодых и никому не нужных «выпускников престижных ВУЗов», понявших бесперспективность своих жизней и желавших только одного – будущего. «Положенные две недели будешь отрабатывать или с сегодняшнего дня приказ писать?» – только и спросил он. Ответ был краток:
– Пишите с сегодняшнего.
С тех пор прошло уже почти тридцать лет, все изменилось. Она стала москвичкой, окончила курсы литературных редакторов в только-только созданной академии при Центральном телевидении. Научилась водить машину, купила свой первый, сильно подержанный Жигуль «копейку» и, вообще, началась совсем другая жизнь, но…
… Иногда накатывает, и Светлана сама себя спрашивает: «Если бы я впустила того котика, может быть он и остался?» Кто «он»? Она сама себе не может ответить. Кот или Шурик? Да теперь уже и без разницы. И коты те уже давно померли, слухи дошли, что и жена Александра Андреевича ушла в мир иной. Сам же он уже давно не Шурик, а совсем лысый, хромой (что-то с ногами – не то варикоз, не то артрит) пенсионер по инвалидности.
*
Чай допит. Светлана подводит итог:
– Ну, что ж, начало положено. Девочки, – она кивает в сторону «Гостиной», – я уединюсь. Меня ИБМ попросил срочно прочитать нового автора. Откуда такая срочность – не знаю. Блатная или еще что, но с начальством не спорят. Я запрусь на пару часиков. Никого не впускать, меня не звать. Чем быстрее я расчухаюсь с новоявленной любительницей эпистолярного жанра, тем скорее мы возьмемся за настоящую работу.
– А нам что делать?
– Зира, фэнтези никто не отменял. Что там у тебя в работе – то и продолжай. А ты, Лада, пошерсти-ка интернет на предмет кошечек-собачек. Там этого добра должно быть полно. Главное, чтоб оригинально и под сценарий подкладывалось.
Светлана поставила на стол пустую кружку, взяла из ящика своего стола лэптоп, бутылку купленной утром воды, флэшку, письмо г-жи Мидлтон О. С. и ушла за загородку.
«Посмотрим, что вы за птица, госпожа Мидлтон. Чья вы родственница? Уж не самой ли королевы английской? Фамилия у вас, прямо скажем, королевская, а может – псевдоним?»
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА
Моей сестре посвящаю
Часть 1
Елена Сергеевна заканчивала консультацию по курсовым у студентов четвертого курса, когда в окно, как будто распахнув его, ворвался предвечерний луч солнца, так давно не показывавшего себя усталым за зиму москвичам. «Все. Сегодня точно поедем!» – сказала она себе, а вслух обратилась к молодому человеку, сидевшему напротив нее, и, слегка приподнявшись, перегнулась через стол, показывая ему место в реферате, которое вызвало у нее замечание.
– Василий, Вы же умница и подающий надежды будущий ученый, но даже Вам нельзя так безосновательно выдвигать тезисы. Вот, здесь и здесь, – она показала на отчеркнутые карандашом параграфы, – пожалуйста, поройтесь еще в литературе. У Мелетинского есть свое видение, а Неклюдов, хоть и разделяет его точку зрения, но трактует по-другому. Мне льстит, что Вы в основном пользуетесь моими работами, но в российской школе фольклористики есть еще с полдюжины ученых, мнение которых Вам бы следовало изучить. Идите. Увидимся в следующий четверг на семинаре.
Оба с облегчением выдохнули. Он быстро сложил бумаги в рюкзачок, скупо попрощался и почти бегом выскочил из аудитории. Она еще какое-то время посидела, отпуская напряжение. Ей и в молодости-то публичность была в тягость, а уж теперь, когда перевалило за семьдесят пять, и подавно стала быстро уставать. Не спеша собрала со стола книги с разноцветной бахромой закладок, подровняла стопку записей и отправила все в легкую холщовую сумку на длинном ремне. Достала из нее пачку сигарет и телефон, привычным жестом перекинула ремень через плечо поперек груди и направилась к выходу.
Конец занятий. Пятачок перед входом в университет гудел. Курильщики жались к урнам, а те, кто не курил, с бумажными стаканчиками с кофе в одной руке и мобильниками в другой, теснились на тротуаре, подставляя лица весеннему солнцу. Елена Сергеевна щелкнула зажигалкой, с удовольствием затянулась. Она была заядлой курильщицей с более чем пятидесятилетним стажем и бросать не собиралась. «Еще чего?! Как же я думать буду?» – дежурно отвечала она врачу. А тот только рукой махал: «Ну, может, поменьше, пореже». Кстати, опрокинуть пару рюмочек беленькой, да под хорошую закуску, да на даче – еще одно любимое удовольствие. Несмотря на свой серьезный статус – как-никак доктор наук, заведующая кафедрой и председатель ученого совета – Елена Сергеевна любила простоту. Дача – обычная деревенская изба на пятнадцати сотках – была куплена еще в 90-е, когда муж вдруг из совкового инженера превратился в руководителя строительной компании и начал зарабатывать нормальные деньги. Деревенька из десятка домов в шестидесяти километрах от Москвы, недалеко от Нового Иерусалима. Ни речки рядом, ни леса, но для Елены Сергеевны не было места любимее.
Собирались поехать еще в прошлые выходные, но холодный не по-весеннему дождь испортил все планы. Сейчас, кажется, погода налаживается. Она побрела к отведенной для персонала стоянке машин. Докурила. Села за руль, пристроив сумку на пассажирском сиденье, нажала кнопку быстрого соединения. Муж ответил на второй же гудок.
– Саш, я закончила. Выезжаю. Ты в магазин сходил?
– Не волнуйся, Ленок, водочка у меня еще с прошлой недели в морозилочке припасена – не успеет согреться, а остальное возьму, как всегда. Овощи брать?» – засуетился муж.
– Посмотри, если свежие помидорки черри будут, то возьми.
С октября по май Елена Сергеевна была книжным червем, ученым, оппонентом или, наоборот, руководителем докторских и кандидатских диссертаций, и потому… никудышной хозяйкой. Новогодняя елочка у нее, как правило, стояла до марта и, если была натуральная, иногда даже свежие бледно-зеленые иголочки выбрасывала, а если искусственная – становилась белесой от пыли. Елена Сергеевна ни пыли, ни елочки не замечала до того момента, пока – за восемь недель до посадки в грунт – не наступала пора выгонять семена. Тогда узкий подоконник на кухне превращался в оранжерею, а маленький обеденный столик оказывался заставлен обрезанными коробками из-под молока и соков. В «обрезках» вызревали будущие кабачки и цветная капуста, но узнать о том who is who можно было только по надписям, сделанным черным фломастером на коробке. С этой поры и до самого выезда на дачу обедали в комнате с журнального столика.