Buch lesen: «Застолье с визирями»

Люди поколение за поколением

пересказывают всего лишь две истории:

о сбившемся с пути корабле,

кружащем по Средиземноморью

в поисках долгожданного острова,

и о Боге, распятом на Голгофе.

"Евангелие от Афрания" – Еськов К.Ю.

Пролог

Вглядывался он в родное лицо, искаженное гримасой душевной боли, и смутный силуэт расплывался в слезящихся глазах.

Необычно пустой вокзал южной столицы с испуганными немногочисленными пассажирами не был похож на прежний, с его призывными звуками, с маленькими трагедиями и фарсами, разворачивающими на перронах. Притихший, серый январским днем, он теперь служил точкой невозврата, когда невозможно уже двигаться дальше, а нужно разворачиваться и бежать, бежать обратно до спасительного места, пока есть топливо в запасе.

Провожал мужчина взглядом через грязное стекло вагона сгорбленную от застывшего напряжения, спешащую к выходу, фигурку родного человечка. Вот он неуклюже запрыгнул на перрон и как когда в детстве, беспокоясь о нём, непроизвольно, но теперь уже в мыслях уезжающий воскликнул: «Осторожно».

Снова и снова проживал он этот проклятый день. Мучился невозможным отмотать время назад, изменить события и вернуть покой всем.

Глава 1 – Перед Новым годом

– Я кушать хочу, – поцеловав маму сзади в щечку, попросил капризно Дулат.

– Подожди чуть-чуть, сейчас твой старший брат едет, все вместе и сядем, – радостная пожилая женщина ласково взглядом проводила рослую фигуру младшего сына, всего-таки успевшего оторвать жирный кусок мяса и теперь с удовольствием его уплетавшего с баурсаком.

Отмывая руки, белые от муки, она сама себе улыбалась, довольная жизнью, тем что вошла в зрелый возраст с высоко поднятой головой, достойная. Никто не мог ее упрекнуть в чем-то бесчестном.

Мухлиса, сохранившая прямую осанку, гордилась собой, тем, как она проходит свой жизненный путь. Оставшись после смерти мужа одна с двумя малолетними детьми, она не отчаялась. Не стала искать буксир в виде второго мужа, а самостоятельно, делая маленькие, но постоянные шаги, выстраивала свое счастливое будущее. Подняла детей, дала обоим высшее образование, женила старшего сына.

На склоне лет пришло к ней понимание, что счастье – это результат своих усилий, напряжение сил и что покой можно заслужить только своим трудом.

Дулат, захватив еду, прошел в комнату, их детской с братом Болатом. Все так же там и осталось с момента покидания родительского дома. Так же две кровати с тумбочками по противоположным стенам, одним общим коричневым шкафом и большим письменным столом на двоих у окна. Каждый раз приезжая, сыновья предлагали поменять интерьер, отдать их комнату под другое назначение. Не понимали они еще своим малым опытом, что детство – тот островок, на который периодически надо возвращаться. И хорошо бы по прибытию радостно и с некоторым ожиданием чуда присесть за исцарапанный и скрипящий старый стол, за которым учился читать и писал первые любовные послания.

Поэтому мама была упряма, оставляла все, как есть, и только новые предметы родительской гордости за сыновей, появлялись в комнате. По-прежнему висели грамоты со школы, вперемежку с наградами с соревнований. Множество фотографий в рамках за стеклом.

Два насупленных мальчика в шортиках серьезно смотрят на мир. Только с возрастом, входя в силу, они открыто и смело улыбались на камеру.

Взгляд с удовольствием задерживался на фотографиях, отмечая жизненный путь. Вот парень в стенах института, мужчина в кабинете крупной компании, в командировках по регионам и заграницей. Память ласково вернула в то время, когда он молодым устроился на работу в престижную организацию и теперь он, уже взрослый, улыбаясь и с иронией к самому себе юному, вспомнил, как смог попасть на работу в столицу.

***

Дулат, еще зеленый специалист нефтяной отрасли, считал себя достойным высшей доли. И ничего, что он производил впечатление, на первый взгляд, простоватого и робкого парня. Он потому то и поступил на нефтяной факультет института, потому что видел себя только богатым человеком. Богатство помогло бы выйти их семье из замкнутого круга нужды, бережливости.

      Но реальность была далека от иллюзий. После выпуска с высшего заведения трудился он в мелких проектных институтах, иногда уходил на производство нефти в промышленные компании среднего, а то и низшего дивизиона. И везде его использовали только на вторых ролях, поручая скучную и бесперспективную работу. И из этих серых рутинных ям не было видно проблесков карьерных маяков. Уже второй год он трудился в Атырау, в проектном институте, мечтая попасть на работу в нефтяную компанию «Тенгизшевройл», либо на Северо-Каспийский проект. Но самым верхом мечтаний для него был офис национальной компаний «КазМунайГаз». Загадочным местом, где все сотрудники разъезжают только на престижных машинах, пользуются уважением в обществе и довольны своим статусом.

Для достижения своей мечты он пытался руководствоваться правилом, рассказанным довольным старшим братом, уже успешно двигающимся на государственной службе: «зачем карабкаться по обшарпанной, скользкой карьерной лестнице, когда можно сесть в лифт с нужными людьми и взобраться на самый верх». Вот что запомнил Дулат и старался не уходить от этой заповеди. Бывая в Астане и заходя в столичные конторы, он всегда старался угостить привезенными гостинцами всех, кто, по его мнению, мог состоять в партии лифтеров. «Главное – примелькаться», – говорил себе молодой специалист. И тогда его заметят, оценят, выдвинут. И не подведет он оказавших ему доверие.

Приехав в отпуск, как обычно, в Астану, и остановившись в недорогом хостеле, Дулат приступил к регулярному своему ритуалу, который проводил уже второй год подряд. Он обходил все величественные здания с офисами, в которых располагались гиганты нефтегазового сектора и оставлял там свои резюме. Параллельно заходил на их сайты, где висели вакансии и безответно дублировал который раз подряд свои запросы на соискание должности.

«Астана не резиновая», – где-то слышал эти слова Дулат.

В прошлый свой приезд он познакомился с сотрудником нацкомпании. Когда на работе объявлял, что едет в отпуск в Астану, то заместитель директора департамента попросил передать через Дулата для далекого родственника по имени Берик, проживающего в столице и работающего в нацкомпании, небольшой гостинец.

Так Дулат впервые попал в центральный офис «КазМунайГаза», и тогда-то его мечта обрела четкие формы. Мечта – работать в этих стенах смелого архитектурного проекта, дышать одним воздухом с этими прекрасными людьми. Так восхищенно он думал, по крайней мере. На улице задирая голову, стоя неподвижно посреди спешащей толпы людей и не обращая внимания на толкания, он смотрел далеко вверх, загадывая себе, что будет работать на самом верхнем этаже этого небоскреба.

И в этот приезд он прихватив гостинцы уже от себя, снова очутился в стеклянно-металлическом царстве успеха, больших денег и возможностей. Достав из объемного рюкзака увесистый кусок атырауского копченного балыка, связку сушенных вобл и большой круг казы, он все это осторожно поставил на стол Берика, рядового сотрудника могущественной корпорации. Оба они, столичный Берик и провинциальный Дулат, были почти ровесниками. Но большая пропасть лежала между ними. Берик, делящий просторный кабинет – помещение «open space» с такими же молодыми людьми, брезгливо отодвинул конскую колбасу, но с восхищением взял увесистый кусок красной рыбы.

– Так что ты хотел, Дула? – покровительственно спросил Берик, сам размышляя уже, как использовать такой дорогой деликатес. Произвести впечатление на друзей, хвастливо приукрашивая, что прислали с Атырау или отправить в подарок кому-то из вышестоящих, бережно упаковав в соответствующую упаковку?

– Баке, на сайте вашей компании уже несколько недель висят вакансии. Я туда отправил свое резюме. Но ответа нет, – печально отвечал ходок, одновременно оглядывая стильно одетых по корпоративному дресс-коду девушек, звонко стучащих каблучками по дорогому полу.

– Не могли бы Вы мне помочь? – доставая из видавшего всего рюкзака листки с резюме, продолжал он, – отдайте на рассмотрение наверх.

Весь облик провинциала, начиная с простой одежды и заканчивая бесхитростным лицом, был не к месту ядра внутрикорпоративных войн, служебных и личных интриг.

Заранее вздыхая, Берик на компьютере открыл корпоративную страницу компании, где имелась отдельная вкладка с вакантными позициями.

– Да это блок Маке, – облегченно выдохнул сотрудник, когда увидел первую же информацию.

Дулату оставалось только молча также исторгнуть воздух, не зная еще, радостная или грустная эта новость для него самого.

– Маке, управляющий директор по производству. Всю жизнь на месторождениях провел. Его недавно только перевели с Атырау в головной офис, – облагодетельствовал сотрудник корпорации внутренней информацией.

– Я работал на производстве несколько месяцев, на буровой, – радостно сообщил Дулат.

– Да погоди ты, – поморщился Берик, – говорят, что он своих приведет, с Атырау. Многие к нему хотели. У него бонусы получше, чем в других блоках. Но всех он отшивает. Крутой мужик.

– Что, совсем никак? – потерянно, как раненный боец, которому сообщили, что вместо лечения ему будут ампутировать поврежденную конечность, спросил Дулат.

– Никак. Нас, офисных сотрудников, вообще не любит. Называет «паркетными нефтяниками», – жаловался недовольный своим статусом сотрудник могущественной нефтяной компании.

– О как.

– И вообще какой-то грубый, неотесанный он. Его, наверное, скоро уберут обратно. Не ко двору пришелся, мне так кажется. Матерится к месту и не к месту. На совещаниях прямо говорит, что думает. А тут столица, тут политика. Тонкие материи. Тоньше, чем хоботок комара. Тут нужно уметь чувствовать и правильно ориентироваться, – тихо разъяснял свои правила жизни модный житель столицы, озираясь по сторонам.

– Да уж, – поддакивал грустно Дулат.

– У него любимая присказка «опираться можно только на то, что сопротивляется». Ему постоянно нужен конфликт. Когда он ругается, не любит, когда в ответ молчат. Типа, если ты настоящий мужик, то тебе всегда есть чем ответить. Словом, кулаком и так далее.

– Вот смотри! – ткнул пальцем Берик на большой лист бумаги на офисной панели, где была указана организационная структура центрального аппарата с указанием должностей и контактной информации.

– Вот где я, – показал сотрудник на самый нижний край листа, – а вот где он, – рука поднялась почти вертикально вверх.

– Но и я буду там же. И я буду идти по головам и хруст черепов не будет смущать меня, а будет звучать победным маршем моего триумфа, – смелый в мечтах, но нерешительный в поступках, шептал столичный карьерист.

– Так что ступай обратно, Дула, в свой городок. Извини, генацвале, лет через пять! Помогу! А за гостинцы спасибо. Большое спасибо! – смеясь, и довольный, что так легко ему достались подарки и не нужно ничего взамен делать, попытался проводить мелкий хам незваного гостя.

– Баке, можете водички принести, а? – жалобно попросил Дулат, – а я пока тут посижу, перенервничал, устал.

– Водички у нас хоть залейся. Но нефти у нас еще больше, – довольный своей шуткой вышел в кофе-рум посетитель столичных стендап-шоу.

Как только Дулат остался один, он тут же сфотографировал на свой телефон организационную структуру именно в самом верху, с контактами председателя правления и его заместителей.

Еще он по своей хозяйственной натуре хотел запихнуть обратно в рюкзак балык, с мыслей: «Раз он здесь не пригодился, то пригодится в другом месте». Но Берик уже вернулся с бутылкой воды и стало неловко.

Устроившись в одной из бесконечных кофеен на центральной улице с бесплатным Wi-Fi за ноутбуком, купленном в кредит, единственной имеющейся дорогой вещью, Дулат продолжил свой путь к Мечте. На белом экране ярко выделялись следующие слова:

«Ассаламалейкум, уважаемый Маке! Пишет Вам Дулат…»

До этого момента он рассылал свои резюме только на корпоративные электронные адреса, связанные с отделом кадров, набором сотрудников. А вот сейчас решился отправить резюме вместе с сопроводиловкой прямо Маке, главному по производству. Он стал описывать свою трудовую биографию, нелегкую, как считал он. Указал, что работал на буровой. И в проектном институте, где занимался подсчетом дебита нефти в буровых скважинах. Также упомянул, что все руководители о нем хорошо отзываются.

Отправив сообщение, он вернулся в хостел, где быстро заснул.

Ранний столичный звонок разбудил Дулата, привыкшего к своему провинциальному времени. На экране был неизвестный номер с кодом города Астаны.

– Каримов Дулат Серикович? – строгий и одновременно встревоженный женский голос пробуждал мысли о школе.

– Да, это я, – резко принимая вертикальное положение, впервые слышал такое обращение Дулат.

– Очень приятно! Я, Сауле Бахытовна, руководитель службы кадров национальной компании КазМунайГаз. Маке, управляющий директор по производству, направил нам Ваше резюме, – в ее голосе четко угадывалась корпоративная дисциплина, субординация. Более внимательный слушатель смог мы разобрать в ее голосе обеспокоенность, удивление. Она получила ранним утром от производственника краткое резюме соискателя с решительной резолюцией: «Рассмотреть! Пригласить на собеседование».

Кто этот Дулат, почему к нему внимание от самого управляющего директора? Эта новость уже бродила по департаментам, порождая самые немыслимые слухи и догадки. Его фамилия мало что говорила, знаменитых родственников не наблюдалось. От внебрачного сына высокопоставленного чиновника до внедренного сотрудника спецслужб проделал жизненный путь соискатель на вакантную должность, сам не подозревая об этом.

Маке было неуютно в столице. После выпуска из знаменитой «керосинки», института имени Губкина, он сразу же уехал в Сибирь, за «черным золотом». Когда Казахстан объявил о своей независимости, то молодой еще Маке вернулся в родные края, на местные месторождения, также добывать нефть. Где и провел всю свою сознательную профессиональную жизнь.

И теперь он скучал по необъятным степным просторам, по постоянному гулу нефтяного производства, по утреннему запаху полыни. Тесно и тоскливо ему было среди безмолвных и одноликих, как ему казалось, небоскребов. В кратких документах, оставленных на согласование и утверждение, он мысленно видел нефтяные проекты с мощными установками, задвижками, клапанами, которые были знакомы ему до винтика. Шумные толпы людей с загоревшими дочерна лицами в спецовках и касках миражами проходили у него перед глазами у карты Казахстана, с отмеченной на ней месторождениями.

Люди в столице для него казались пугливыми, закрытыми. И алкоголь здесь не приносил таких удовольствий, как там, потому что выпить и поговорить было не с кем. Он, как Диоген, который ходил днем с зажжённым факелом, искал человека.

Робкое по обращению и скудное по содержанию письмо, которое он получил, было смело по самому факту, что отправитель, перепрыгивая через все ступени принятия решения, решился отправить свое резюме в конечную утверждающую инстанцию. Так поступают либо идеалисты, либо отчаянные люди. В нефтяной отрасли и те, и те оставляют хороший след. Маке захотел встретиться с отправителем, помня о том, что главное в любой профессии – это сам человек по его природе, его характер и взгляд на жизнь. А научить ремеслу можно любого.

Дулат, сидя в просторном кабинете напротив грозного Маке, вел себя не по столичному, как он думал сам. Постоянно ерзал, вертел головой, осматривая стены и вид за окном и вообще вел себя не серьезно. Но ничего не мог поделать, никак не совладал со своей робостью, впервые оказавшись в величественном кабинете под крышей высокого небоскреба.

– А скажи-ка мне, дорогой Дулат, почему это в резюме за такой короткий срок у тебя столько смен работ расписано? Где-то полгода, где-то вообще три месяца? Почему нигде не задерживаешься? – громкий голос, выработанный за годы шумного производства, заставлял прижиматься вопрошаемого.

Кто хочет стать миллионером? Четыре варианта ответа: а) потому что зарплата не устраивала; б) потому что скучно стало; в) потому что начальник дурак; г) потому что есть Мечта.

Бедный Дулат. Мысли лихорадочно летали в голове, но нужных не находилось. От этого бросало в пот, сдавливало горло.

– Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше, – сипло озвучил визитер пришедшую в голову спасительную фразу. Он неожиданно сам себе понравился после такого предложения. Показался себе эрудированным, опытным, зрелым мужчиной. Поэтому спина понемногу стала выправляться, плечи раскрываться и грудь потихоньку наливаться объемом.

Брови Маке резко взлетели вверх. Этой фразой мальчишка напомнил «бегунков», которые не выдерживали тяжелых условий труда в суровой степи с ее летними круглосуточными комарами, крепкой зимней вьюгой. Производственник не любил конъюнктурщиков.

– Самый умный что ли? – закипая, начал заводиться резкий и быстрый на решения, как и все нефтяники, Маке.

– Я? Нет, – испуганно еле прошептал парнишка, вжимаясь в стул.

– А знаешь, почему у тебя опыт работы на местах по несколько месяцев!? – не слушая посетителя, уже кричал хозяин кабинета. В большом кабинете крик усиливался эхом.

– Почему? – шептал бедный Дулат на грани потери сознания.

– Потому что ты там на хрен никому не нужен был! Тебя, придурка, держать не незачем там было! И мне такой тоже не нужен! Пошел вон! – встал Маке во весь свой огромный рост и уперевшись могучими руками в стол, напомнил разбушевавшегося кабана.

И тут память неожиданно и полностью покинула Дулата. Дальнейшее он ничего не помнил. Не помнил, как оказался в приемной. Как испуганная секретарь, слышавшая все, отвела бледного паренька в уборную и оставила его там одного.

Очнулся он только перед зеркалом над умывальником в туалете. Весь мокрый, плескал прохладную воду себе на лицо, постепенно приходя в себя. В зеркале отражался растрепанный и потерянный, похожий на побитого щенка, с ярко блестящими глазами, отправитель письма.

– Сам пошел! – тявкнул отражению он в замкнутом пространстве.

Звонок следующим днем от Сауле Бахытовны с предложением приступить к работе в головном офисе флагмана нефтяной индустрии в самое ближайшее время был громом среди ясного неба.

Однажды Дулат в совместной командировке, осмелев от выпитого, спросил Маке: «Почему Вы меня взяли на работу»? Главный производственник, расслабленный после хорошего стола, произнес давно заготовленный ответ: «За наглость, Дулат, за наглость».

Иногда Дулату снится один и тот же сон. Как он вставая, опрокидывает стул, и тихо, но внятно произносит грозному хозяину кабинета: «Сам пошел…». И не может разобрать он, было ли такое с ним наяву, или только во сне он посылал знаменитого сурового управляющего директора по производству

***

Болат, мягко ступая, как барс, сзади подошел к своей супруге и нежно обнял ее.

– Отстань, Болат. У меня нет настроения, – устало попыталась освободиться от сильных рук мужа стройная женщина. Всегда красивое и светящее лицо в этот раз выражало недовольство. Капризно поджатые губы, набухшие веки после слез никак не совпадали с постоянным образом яркой и счастливой молодой женщины, который привыкли видеть ее многочисленные подписчики Инстаграма и других социальных сетей. Ботагоз, начальник одного из отделов в местном филиале банка, запланировавшая новогодний отдых только вдвоем с мужем в Стамбуле, вынуждена была остаться для сдачи годового отчета, потому что почти весь отдел заболел ковидом.

– Это они специально, – плача, жаловалась она мужу, когда ее озадачили отказом, – потому что мы не местные. Они меня не любят.

– Успеем еще отдохнуть вдвоем, жаным, – утешал ее Болат.

– Я же предупреждала их и согласие получила. Это они так мелко мне мстят. Потому что я заняла место, на которое другой человек претендовал, – все никак не успокаивалась Ботагоз.

– Это ты сама себе накручиваешь.

Хотя это было правдой. Болат, последние несколько лет состоящий в команде и близком круге влиятельного человека, недавно вслед за своим патроном перевелся в одну из южных областей, заняв должность начальника управления. При перемещении его окрылили надеждой, что это временная должность для такого грамотного чиновника и верного человека, каким является Болат в их системе координат. И что он доказал, что достоин большего, поэтому в следующем году его ждет повышение. Нужно будет только избавиться от людей из старой команды в области, но на это уйдет немного времени.

«Мне не нужны честные люди, мне нужны преданные люди». Болат помнил это выражение, с которым однажды поделился начальник в первый год его службы в команде.

Ботагоз же соглашалась переехать из комфортной столицы в провинцию только при условии ее трудоустройства. В противном случае она с детьми остается в главном городе страны на прежней работе, а Болату придется на выходные летать, чтобы видеться с семьей.

«Вначале ты работаешь на государство, потом уже государство работает на тебя». За годы службы Болат убедился в правоте этого убеждения успешных чиновников. Несколько телефонных звонков и супруга государственного служащего в кратчайшие сроки была принята на работу на равноценную должность в регионе, что занимала и в столице. И пусть тем самым была нарушена уже определенная внутренняя договоренность в местной системе карьерных перестановок финансового учреждения, никого это по большому счету не волновало. Лишь некоторые ответственные работники многозначительно разводили руками и показывали глазами на потолок, отвечая на немые вопросы.

Но отношения в коллективе для Ботагоз не складывались.

– Как быть с Турцией? Билеты не возвратные, путевка на новый год уже оплачена, – продолжала жаловаться жена.

– Жалко, конечно. Но что поделаешь? – не находил ответа муж.

Звонок в дверь прервал семейную сцену.

«Дети что ли уже вернулись»? – думал Болат, проходя через длинный коридор. Младшие во дворе игрались, лепя снеговика. Старшая дочь была на дне рождения у одноклассницы, который праздновался в торгово-развлекательном центре, единственном в городе.

Взглянув в глазок и никого не увидев, Болат чуть приоткрыл дверь. На него снизу вверх радостно и торжественно сияла всеми передними золотыми зубами незнакомая бабушка. Не дав ей сказать ни слова, Болат раздраженно закрыл дверь, подумав про себя: «Попрошайка». Но стук продолжился и даже дверную ручку с той стороны крутили, пытаясь открыть. Возмущенный такой наглостью Болат резко открыл дверь и вышел из квартиры, чтобы отвадить назойливую посетительницу. Представшая перед ним картина немного охладила его пыл.

В просторном холле стояла толпа незнакомых бабушек и молодых женщин, позади них скромно находилось несколько мужчин. Болат, обладавший оперативным мышлением, про себя подумал: «человек пятнадцать, наверное, в очереди на жилье стоят, в руках бумаг нет и телефонов тоже – значит, на видео снимать не будут». Он, прошедший тяжелую школу переговоров, знал, что победить можно, только играя по своим правилам, а не навязанным и, желательно, на своем поле. Поэтому еще раз грозно и внимательно оглядев толпу, отмечая про себя, судя по их одежде, невысокий социальный статус ходоков, и то, что они приезжие с районов, зычно огласил, озадачивая их: «Говорите по-русски». Толпа, переглянувшись между собой, была удивлена такой постановкой вопроса. Наконец, та сама золотозубая бабушка, не прекращавшая ни на минуту радостно улыбаться, коверкая слова и с ужасным акцентом торжественно объявила: «Мы украли твою дочь, свадьба будет».

Сердце тяжелым булыжником громыхнуло вниз на дно желудка, больно отдавая по внезапно ослабевшим, почти ватным ногам.

Как украли?! Мою дочку?! Ей всего пятнадцать!

При этих мыслях слезы брызнули из глаз отца. Оглядывая теперь сквозь пелену зыбкую толпу, он обратил внимание на парня, который радостно и смущенно улыбался, глядя на него. «Хана тебе», – то ли только подумал, то ли вслух сказал Болат и зло прищуривая глаза, сделал шаг к нему. Бабушки и женщины, давно распределившие роли для себя и имевшие опыт в подобных сценах, тут же с воплями бросились под ноги мужчины, цепко охватывая его, не давая сделать и шага. Несколько женщин повисли на плечах и руках, обездвиживая его.

Болат, вначале удивленно оглядывая женщин, гроздьями повисших на нем и одновременно кричащих о пощаде и счастье молодых, со злостью начал расшвыривать всех, пиная и ударяя, заводя себя, не сдерживаясь и не разбирая, кто перед ним.

Жена, погруженная в свои невеселые мысли, услышала неожиданные шум и крики, доносящие с холла. Среди них отчетливо был слышан яростный рык мужа: «Убью всех, су…и».

Ботагоз, бойкая по характеру, бросилась из спальной комнаты к двери. Когда она босая выбежала из квартиры в холл в легкой и яркой, дорогой и модной пижаме, купленной в Италии, распахнув входную дверь полностью настежь, то взоры одетых в зимние выцветшие полушубки, потертые дубленки тут же приковались к ней. За ее спиной проглядывалась явно богатая и современная прихожая с дорогими предметами интерьера. Неожиданное появление молодой женщины в облегающей, подчеркивающей волнующие формы, легкой накидке, никогда невиданной до этого момента и эротической для жителей сельских районов, заставило всех резко остановиться и замолчать.

Только Болат, воспользовавшись секундной паузой, завершил начатое. В легком прыжке на подскоке левым боковым он точно попал, куда метил. Ощущая, как костяшки кулака погружаются в мягкие ткани, как лопаются хрящи носа паренька, он испытывал дьявольское удовлетворение. Пробуждалась в нем иногда такое иезуитское коварство. Он хотел не просто избить этого парня, отобравшего у отца родительское счастье, а именно покалечить, изуродовать вора.

Лет тридцать назад ребята с зала восторженно похлопали бы такому удару. «Как по книжке», – одобрительно бы сказал Сан Саныч, уважаемый всеми тренер.

Но в этот раз только испуганный вздох пронесся среди толпы, а из мужчин, возможно даже, близких родственников парня, никто не бросился к Болату с желанием отомстить. Норковая шапка, причесанная и начищенная, далеко отлетела от лежащего без сознания ее хозяина.

Золотозубая бабушка, потерявшая свой белый платок, подбежала к Ботагоз и искательно заглядывая в глаза, при этом прижимая руки к сердцу, что-то быстро стала ей объяснять. У Болата был нарушен слух еще в детстве, поэтому он не мог разобрать, что шепчет эта седая ведьма, по его определению. Его жена в ответ на слова старухи несколько раз переспрашивала, удивленно поднимая при этом свои красивые брови. В конце краткого диалога она громко произнесла: «Долбан». Это было любимое ругательство Болата и со временем оно приелось и к Ботагоз. «Долбаны», – повторила она звонко, обращаясь ко всем.

– Эти придурки ошиблись адресом. У нас новый дом, только построенный, адрес: двадцать семь дробь один, – на последних словах она громко обратилась к толпе и еще раз повторила, – дробь один!

Генплан города, разработанный при Советском Союзе, не предусматривал будущее расширение и точечную застройку квартала. И девелопер, найдя единственное удобное место между двумя серыми панельными старыми постройками, возвел одноподъездный уютный светлый малоэтажный дом. Которому присвоили номер через дробь. Поэтому если идти с конца улицы, то невнимательные люди могли не заметить или проигнорировать черточку на номере дома.

– Долбаны! – уже сам Болат прокричал на всю делегацию.

Схватив в прихожей ключи от машины он, перепрыгивая через несколько ступеней, как есть, в спортивном костюме, который он носил дома, выскочил на заснеженную улицу. Он не слышал, как ему кричала жена: «Куртку надень! Ты телефон забыл!».

Мягкая зима, обычная для южных регионов, после семи лет, проведенных в столице, нравилась Болату. Нравилась своей неторопливостью, спокойствием в отличии от суетливой, неугомонной астанинской зимы с ее постоянными метелями, буранами. Как зрелый взрослый человек выдержан, уравновешен по сравнению с молодежью с ее эмоциональными взрывами, перепадами настроения, так и южная зима выигрывала в этом плане.

Болат, проезжая через весь город, постепенно остывал от пережитого. Подъехав к торгово-развлекательному центру, он только сейчас обратил внимание, что выехал без телефона и денег. Пришлось парковаться на противоположной улице, бесплатно.

Среди многочисленных посетителей фуд-корта он нашел столик, за которым сидела его дочка с одноклассницами, поедая фастфуд.

– Папа? А что ты здесь делаешь?

– Я? Да так, встреча одна. Я посижу здесь, неподалеку от вас.

– А, ну ладно.

Старшая дочка, которая пыталась вести себя, как уже современная сформировавшаяся девушка, в глазах папы все еще пока оставалась хрупким и угловатым робким подростком. Все говорили, что старшая дочь, Динара, сильно похожа на папу, в отличии от младших, которые больше походили на Ботагоз. Наблюдая, как дочь общается с подружками, как неторопливо ест, сердце отца наполнилось такой нежностью к своему ребенку, таким беспокойством о ее будущем, что непроизвольно глаза снова затеплились влагой.

Вечером за ужином Ботагоз всем объявила: «Ладно, летите дети с папой в Алматы, а я через пару дней, как раз тридцать первого прилечу к вам».

***

Прочитав молитву за столом и передав разломленную лепешку всем, мама довольная оглядела свое семейство. Вот старший сын, высокий и сохранивший подтянутую фигуру, но солидный, уже с повадками состоявшегося чиновника, привыкший повелевать, бережно накладывал своим маленьким детям дымящий бешбармак в тарелки. Ее внуки, красивые, большеглазые и еще пахнущие запахом теплого молока, притихшие во время молитвы, снова продолжили шумно спорить и обсуждать свои незамысловатые заботы. Младший ее сынок, неженатый до сих пор, отвыкший от домашней еды, жадно придвинул к себе большую тарелку с мясом, не забывая про мамины соленья и салаты. Только невестки, жены старшего сына, не хватало за столом.

– Мои дорогие, айналайын, через несколько дней наступит новый год, хочу пожелать всем добра и счастья, – торжественно объявила мама.

Глава 2 – ГГ

– Гульзима Габитовна, еще раз напоминаю о служебной дисциплине. Приказ будет готов. Не пытайтесь оспорить. Передавайте дела. Срок месяц, – баритоном и с некоторой ленцой звучал голос в роскошном кабинете.

Хозяин помещения, новый начальник управления здравоохранения города, представительный мужчина, был вхож в любые двери. Мог и на охоту, и на рыбалку, и в баньку сходить с кем нужно. Этим он выгодно отличался от своих коллег-медиков, женщин, в своем большинстве.