Buch lesen: «На живописных холмах Фриоли»

Часть 1 Глава 1. История Дороти.

С Питером мы были с самого детства вместе. Наши дома были по соседству. Респектабельные дома в пригороде на юге Хэмпмшира, Англии. Я любила его столько, сколько я сама себя помню. Долговязый и неуклюжий, но с огромными голубыми глазами и мягкой улыбкой, он очаровывал всех вокруг. Даже отъявленные хулиганы выказывали ему своё уважение. Его и мои родители имели совместный проект, поэтому для укрепления бизнес – компании было принято решение о нашей с Питером помолвке. Чему я естественно была несказанно рада. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, в нашем доме, в окружении друзей и родителей, Питер официально сделал мне предложение. В тот день, 24 апреля 1913 года, что нехарактерно для Англии в этот период, был солнечный день. Наверное, также, как солнце, светилась от счастья я. У нас было с ним укромное место – старый заброшенный дом, в котором он первый раз меня поцеловал и сделал меня женщиной. Воспоминание о его руках, губах, которые ласкали моё тело, причиняло мне впоследствии огромную радость и одновременно невыносимую боль. Мы часто смотрели на голубое небо и мечтали о будущем, о наших детях, о большом уютном доме, в котором будет собираться наша дружная семья. Всё закончилось 28 июля 1914 года: началась Первая мировая война. Питер, как и все наши друзья, отправился на фронт. Начались страшные дни ожидания. Я молила бога, только об одном: чтобы он вернулся живым. Наверное, зря я это делала…Но все по порядку. Война уносила ребят по всей округе: что ни день, то кто-нибудь получал похоронку. Наш райский уголок превратился в место скорби и плача. Я получала его письма сначала раз в месяц, потом раз в полгода, а потом они и вовсе перестали приходить. В этот период я проводила больше времени с его родителями, так у меня складывалось ощущение, что так я к нему ближе. Я спала в его комнате, часто носила его рубашки, пользовалась его парфюмерной водой, даже зубы чистила его зубной щёткой. Френсис и Джордж относились ко мне как к дочери. Она часто говорила: «Бог мне не дал дочь, потому что знал, что скоро ты появишься в нашей жизни». Кстати, совместный бизнес наших родителей процветал. Кому война, а кому – мать родна. (to whom is war and to whom is mother dear) Инвестиции в нефтедобывающую отрасль, покупка акции промышленный компаний в Европе, контракты на добычу полезных ископаемых в ЮАР – все это приносило колоссальную прибыль нашим семьям. Вот и наступил 1918 год, год окончания этой ненавистной войны. Мы уже год не получали от Питера весточки. Но в душе таилась надежда, что в один из дней откроется дверь, и на пороге будет стоять мой самый родной в жизни человек. Так и произошло, только на пороге оказался мальчик – курьер с письмом мне. В этом письме Питер просил встретиться со мной в нашем заброшенном доме и не говорить никому о его появлении. Я помню ощущение головокружения от мысли, что он живой. И мой мозг не давал мне возможность анализировать, что подвигло его прятаться и не идти в родительский дом. «Все это неважно, главное – живой», – проносилось в моей голове. Мои руки дрожали, я пыталась собрать свои волосы в пучок и спрятать поседевшие пряди. «Он не должен видеть мои страдания, он должен видеть меня счастливой», – думала в тот момент я. Питер стоял спиной к окну. Повернувшись ко мне, я увидела красивого мужчину с бородой, с мелкими морщинками у глаз и, как обычно, с мягкой улыбкой на лице. Что тут скажешь? Война в плане внешности пошла ему только на пользу. Передо мной был уже не юноша, а взрослый мужчина.

– Здравствуй, Дороти! – сказал он.

– Здравствуй, солнце! – я обняла его. Закрыв глаза, я пыталась губами прикоснуться к его. Но сильные руки моего Питера отодвинули меня. Через небольшое оконце пробивался вечерний свет, веяло вечерней летней прохладой.

– Нам надо поговорить! – сказал он.

– Да, конечно, милый!

– Я виноват перед тобой. Выслушай меня, пожалуйста, я знаю, ты меня поймёшь. Нас троих – Роберта, меня и Джона – отправили на Западный фронт. Перед этим нас обучили сапёрному делу. Проклятые немцы минировали все на своём пути, когда вынуждены были оставлять свои позиции. Роберту повезло меньше всего, он подорвался на мине в первом же бою. Нас отправили на обезвреживание полей в Италию. На живописных холмах Фриоли погибли сотни человек. Знаешь, я помню его открытые от ужаса глаза и распоротый живот из которого медленно вытекали кишки. А у него ведь даже ни разу девушки не было. Ну ты поняла, о чем я, – он грустно улыбнулся. Знаешь, война меняет все твоё представление о жизни. Все, что было не важно в мирное время, стало цениться именно на войне, ненужное стало уходить. Я чувствовала его внутреннюю боль. И единственно, что хотелось мне, это обнять и взять на себя часть страданий, которые ему пришлось пережить.

– Я понимаю. Нет, я вру. Я ничего не понимаю, но мы вместе, мы сможем пережить, мы сможем снова мечтать, милый! – я попыталась его обнять, но он снова отстранил меня.

– Дослушай, пожалуйста. Я перейду к самому главному. Меня ранило, осколок мины прилетел мне в ногу, – он снова улыбнулся. – Меня отправили в военный госпиталь Сан-Джорджио-ди-Ногаро. Там я встретил её. Она выходила меня. У нас будет ребёнок. Ты должна меня понять. Я должен жениться на ней. Но как объяснить все родителям, я не знаю…

Слушая его, я медленно снимала помолвочное кольцо с пальца.

– Где она сейчас? – спросила я.

– Недалеко. В отеле «Нью-Хэмпшир». Её зовут Сара. Я много ей рассказывал про тебя. Я даже допускаю мысль, что вы сможете стать подругами.

– Иди домой! Тебе надо отдохнуть. Не говори ничего пока родителям. Мы подумаем, как сообщить им твои новости.

Он облегчённо вздохнул, чувствовалась, что он был счастлив переложить эту ношу на меня.

Я стояла около двери комнаты отеля. Сердце бешено колотилось. Мне хотелось одного – выцарапать ей глаза. Как же я её ненавидела, мне даже в голову не приходило, что ненавидеть за предательство мне надо было, в первую очередь ни её, а его. Мне открыла дверь блондинка, миловидной внешности – такие нравятся мужчинам. Пухлые губы, вьющиеся волосы, пышная грудь. Она гладила свой округлившийся живот.

– Здравствуй! – она обняла меня. Я тебя сразу узнала, ты Дороти. Питер так много о тебе рассказывал, я именно так себе тебя представляла.

– Давай сразу к делу, – моё сердце выпрыгивало из груди. – Питер не может быть с тобой по многим причинам: от него отвернутся все родные, тебя никогда не смогут принять в респектабельном обществе. И, есть ещё одно: он и его семья потеряют все, – я протянула ей бумаги. – Это договор, заключенный нашими родителями при нашей помолвке, в котором присутствует пункт, что если одна из сторон решит расторгнуть помолку, либо брак, то бизнес автоматически переходит к пострадавшей стороне, которой, в данном случае, являюсь я. Ты выйдешь замуж не за богатого графа Питера Сассекса, а за нищего, у которого и останется только его титул. Если ты его любишь, ты должна его оставить. Он потеряет все из-за тебя! – мой голос сорвался на крик.

– Да, но что же мне делать?! – её глаза наполнились слезами.

Я протянула ей чек, на котором была написана сумма с четырьмя нулями. Я думаю, это неплохие отступные.

– А как же дитя? – спросила она, подняв на меня свои оленьи глаза.

– Я все устроила. С твоим ребёнком все будет в порядке. Я уже нашла частную клинику, где ты сможешь благополучно родить. Только, есть одно но: ты получишь эту сумму и подпишешь договор, что никогда не появишься в нашей с Питером жизни. Тебе нужно время подумать? – спросила я.

Она крутила чек в руках. Потом взяла ручку и нарисовала ещё один ноль. Я посмотрела на неё.

– Хорошо! – согласилась я. – Когда я смогу получить наличные деньги с этого чека? – спросила она.

– Как только будут соблюдены все условия. Я все устрою.

В голове мысль: «Всё получилось, всё».

Питер спал, как ребёнок. Фрэнсис не отходила от него ни на минуту.

– Как долго он спит? – спросила я. – Уже два дня, открывает глаза, и снова проваливается в сон, – ответила Фрэнсис.

– Хорошо. Пусть спит, – я погладила его голову, поцеловала его в небритую щеку.

Он очнулся на третий день. Все эти три дня, я спала в его комнате. Он часто вздрагивал, его лоб покрывался испариной. Протирая его холодным полотенцем, я думала о его реакции, когда он узнает об исчезновении Сары. «Кто она? Кто её родители? Откуда она родом? И самое главное, что делать с дитём? Почему она так быстро согласилась взять деньги?» Эти мысли не давали покоя. Когда он оказался в отеле, Сары уже там не было. Только записка, о которой мы условились с ней за ранее: «Не ищи меня. Так будет лучше для всех нас. Сара».

Она родила девочку. Младенец находился в доме малютки. На днях её должны были отдать в хорошую семью, я лично проверяла данные усыновителей. Эта девочка, с огромными зелеными глазами, так была похожа на Питера. И я сломалась, рассказав Питеру, упустив некоторые детали, о его дочери.

Мы поженились в сентябре. Эта была семейная свадьба, без лишней шумихи. Девочку мы назвали Розмарин. Потекли дни семейной жизни. Питер возглавил фамильный бизнес. Все, что он люто ненавидел в молодости, он спроектировал в свою жизнь. Он мечтал заниматься археологическими поисками, живописью, стать писателем, объездить вдоль и поперек весь мир. По итогу, мы редко выбирались из родной Англии, любимыми книгами стали бухгалтерские отчёты. Он стал немногословным, часто замыкался в себе. Единственный человек, который мог достучаться до его сердца, стала Розмарин. Ей позволялось все, вбегать к нему в кабинет, целовать его шершавую щеку, разбрасывать его вещи. Прожив пять лет, я осознала одну горькую истину: Питер никогда меня не любил. Ни когда мы были подростками, ни сейчас, будучи в браке. Мы спали в разных комнатах, он редко навещал меня, и я прекрасно понимала, что это, скорее, потому что должно, а не потому, что хочется. Смотря на себя в зеркало, я видела женщину тридцати пяти лет, худощавую, с печальными глазами и с угасающей энергией жизни. Розмарин стала отдушиной для нас двоих. Вся моя нерастраченная любовь к Питеру, перешла к его дочери. Живая, подвижная, смышлёная, с огромными зелеными глазами, белокурыми вьющимися волосами, любимица всех вокруг. Когда она уезжала в школу – пансион на учебу, дом без неё превращался в огромную, пугающую своей пустотой, усыпальницу. Иногда Сара приходила ко мне во снах, я просыпалась от этих ночных кошмаров, и радовалась, что это просто сон.

Розмарин исполнилось шестнадцать лет. Расчёсывая ей волосы, я рассказывала ей в этот день о нашем детстве с Питером, немного, конечно же, приукрашивая. Она любила слушать эти истории. Поднимая свои оленье глаза, она часто спрашивала:

– А я смогу встретить такую же большую любовь, как Вы с daddy, и пронести её через всю свою жизнь?

– Ну, конечно же встретишь. Твой принц обязательно появится, и сделает тебя самой счастливой принцессой, – целуя её, говорила я.

Служанка Пети помогла мне в этот день украсить дом, на столе стояли угощения, комната заполнялась гостями. В дверь позвонили. На пороге – мальчик- курьер, с запиской, ровно как шестнадцать лет назад: «Жду тебя в заброшенном доме в 19:00. Сара».

Я знала, этот день придёт. Знала. Кошмар становился явью. Она стояла у окна также, как когда-то Питер. Худощавая блондинка, одетая в строгий чёрный костюм – олицетворение успешной молодой женщины.

– Ну здравствуй! – сказала она.

– Ближе к делу. Что тебе нужно?

– Моя дочь.

– Это не твоя дочь, ты оставила её шестнадцать лет назад. Ты подписала договор – не приближаться к нашей семье. Ты помнишь? Напомнить тебе сумму неустойки?

– Я все помню. И тебя тоже. Сумма, как ты сказала, неустойки собрана – она протянула чек, на котором была ровно та же сумма, которую когда-то дала ей я.

– Интересно, Питер знает, что ты сделала?! Почему ты решила, забрать её к себе, ты же не хотела…

– Не твоё дело? Что тебе нужно?

– Мне нужна моя дочь! Ты сама ей расскажешь, или это сделаю я?

Второй раз она пришла, чтобы разрушить мою жизнь. Сначала хотела забрать Питера, теперь – Розмарин.

– Где ты нашла деньги? – спросила её я.

– Ты хочешь знать мою историю? Тебе ведь очень интересно, ведь правда! – она подошла ко мне, навеяло дорогими духами. – Хорошо. Я расскажу.

Глава 2. История Сары

Я обычная еврейская девчонка. Проклятая война уничтожила всю нашу еврейскую общину, поэтому я, пройдя курсы сестринского дела, решила сделать все, что можно в моих силах, чтобы помочь фронту. Кстати, если ты так любила Питера и свою страну, что-то тебя я на передовой не наблюдала, – она ухмыльнулась. – Наш госпиталь находился непосредственно около театра боевых действий. Там я встретила его. Господи, как же он был красив. А его руки? Какие красивые были его руки. Я знала, что он был помолвлен, знала, что я не пара ему, но, когда на твоих глазах уходят на тот свет совсем ещё мальчишки, это последнее, о чем ты думаешь. Но тебя же не это интересует. Получив чек, я уехала в Нью-Йорк. Начала гулять, пить, один кабак менялся на другой. Что остановило меня от петли, возможно, спросишь ты? Не поверишь, но это ты.

Когда в кармане осталась последняя стодолларовая купюра, мне попалась заметка – набирали старлеток в небольшое кабаре. Меня без проблем взяли в труппу. По вечерам танцуя, днём я посещала актёрские курсы.

Он был большой, курил сигару, от него пахло виски и потом. Он ложился на меня, пыхтел, через пять минут, отворачивался и храпел. Но он был мне нужен, поэтому я массировала его уродливые толстые ступни, ублажала его, выполняя любую его прихоть. Он знал многих в актёрской среде. Придя на кинопробы на роль второго плана в фильме «Золотые прииски», я была утверждена на роль. Фильм был пустышкой, но меня заметил продюсер, искавший медсестру на роль в фильме о Первой мировой войне. Ничего не напоминает тебе? Играть саму себя оказалось проще простого, – слишком уж сильно сюжет этого фильма перекликался с моей судьбой. Фильм был встречен с восторгом у публики, а я получила признание критиков и общественности. Так начался мой путь к славе. Потом были большие и малые роли. Мой гонорар рос, а с ним и желание вернуть то, что ты забрала у меня.

Повернувшись спиной ко мне, и смотря куда-то вдаль в распахнутое окно, она продолжила:

– Я ведь ждала его тогда, я думала он придёт, он должен был прийти, он должен был, – повторила Сара. – Я хотела показать ему чек и рассказать о предложенной тобой сделке. Рассказать, что за твоей миловидной внешностью скрывается монстр. Но день сменялся ночью, а его все не было. Все не было. Ты приходила часто ко мне по ночам, держа кулёк с плачущим внутри ребёнком. Я протягивала руки, и все исчезало.

Я наняла детектива. Это было так непросто – следить за вашей семьёй. Это стоило мне много денег, Дороти. Раскладывая фотографии вашей семейной жизни, я мечтала стать тобой. Вот ты провожаешь мою дочь в школу; ты целуешь моего Питера в щеку, собирающегося уходить на работу; ухаживаешь за цветами в саду. Я представляла себе, как вы занимаетесь любовью…

Она обернулась ко мне, её взгляд пронизывала ненависть,

– Ты превратилась в мою навязчивую идею. Желание отомстить и разрушить твою жизнь стало целью моей жизни. Я знаю все о тебе: во сколько ты просыпаешься, что ты ешь на завтрак, какую музыку ты любишь. Я могла прийти к тебе раньше, но моя дочь должна гордиться своей матерью, поэтому я ждала, я так долго ждала, – сказала она уставшим голосом. – Я имею дом в Лос-Анжелесе, для Розмарин приготовлена комната, все в розовом цвете, все как она любит. Сегодня ей шестнадцать, дальше ждать не имеет смысла. В мире творится, что-то неладное. В Германии пришли к власти национал – социалисты. В воздухе пахнет войной. Я чувствую её собственной кожей. Тебе этого не понять, ты живёшь в закрытом от людей мире, в созданной тобой скорлупе. Сейчас самое лучшее и безопасное место сейчас – это Америка. Я заберу дочь сегодня же, – она схватила меня за руку. – Никто, слышишь, никто не сможет у меня её больше забрать.

Вдруг мы услышали щелчок от зажигалки.

– Значит, вот, что произошло тогда, Дороти! – в тёмном углу стоял Питер. Тусклый свет от зажигалки освещал его лицо. Он был красив, впрочем, как всегда.

– А что произошло? Что я спасла твоё имя от позора? Или ты реально думал, что сможешь жениться на этой жидовке? Что сохранила для тебя бизнес? Что ждала тебя, все эти проклятые четыре года? Когда ты кувыркался с ней, ты подзабыл, что надел мне кольцо на палец? – я смотрела в его глаза. Вся боль, все моё истерзанное сердце от неразделенной любви к нему выливалось наружу.

– Ты никогда не думала о том, что любишь свои страдания, больше, чем меня? – спросил он меня. Он повернулся к Саре.

– Значит, ждала, говоришь. Сколько дней? Один, два, три? Ненадолго же тебя хватило. Ты сказала тут, что завидуешь ей. Поверь мне, нечему. Вся наша семья – это один сплошной обман. Видимость. Фикция. Я живу с ней, только из-за Розмарин. Ни чувств, ни эмоций я не испытываю уже давно ни к ней, ни к этой жизни. Если бы не Розмарин, петлю давно на шею себе повесил бы я. Мне вообще кажется, что я умер тогда, в Италии. Тело моё живое, а душа осталась там, на живописных холмах Фриоли, – он продолжал.

Глава 3. История Питера

Нас, молодых не обученных юнцов, отправили в самое пекло войны. Разминировать приходилось все: от городов, поселений, дорог, рек. Я любил свою маленькую саперную лопатку, ещё у меня были кирка и топор. Мы часто рыли землянки, «лисьи норы», окопы, которые мы опутывали колючей проволокой. Это было время, когда каждая ямка превращалась в окоп, каждый бугорок – в укрепление, а лопата по важности равнялась винтовке. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, как на войне. Обоняние, слух, зрение – все чувства напряжены до предела. Я был, как зверь, который чувствует надвигающуюся опасность. Наверное, я и стал им. Собираясь вечерами с ребятами около костра, смотря на трескавшиеся поленья, я чувствовал эту жизнь всеми фибрами души. Самое ужасное и самое счастливое время в моей жизни. Первым ушёл из нас троих Роберт. Ты ведь никогда не ладила с ним, Дороти, – он обратился ко мне. – Он был славный малый. Близкий друг и верный товарищ, деливший со мной все тяготы военной жизни. Немного неуклюжий, в смешных очках, до одури любивший философа Карла Гюстава Юнга. «У меня есть робкая надежда, что смысл возобладает и победит», – часто говорил он. Я же думаю, в этой никчёмной жизни вообще нет никакого смысла. Потом ушёл Джон. Он был старше нас, опытнее. Я бы сказал, циничнее.

– Мы просто пушечное мясо, ну ладно я, обычный парень, с матерью- одиночкой, но как вы с вашей родословной оказались в этом проклятом месте, – он часто недоумевал, подшучивал над нами. Но мы были не в обиде, слишком уж часто он прикрывал наши шкуры с Робертом в момент опасности. Немцы начали применять ядовитые газы.

Однажды серо-зеленый туман накрыл и наши опорные пункты. К газовой атаке мы оказались совершенно не готовы. Джон корчился от боли, его рвало, из глаз маленькими струйками вытекала кровь. Я выжил, видимо, мой иммунитет оказался сильнее. Так я оказался в госпитале, пришлось соврать тебе о ноге, так было проще. А дальше Вы обе знаете…Три абсолютно несчастных человека: одна страдала от неразделенной любви, вторая – из-за отказа от дочери, а третий – эмоционально сгорел на войне. Сейчас, находящиеся вместе, в заброшенном доме, и не видящие дальнейшего смысла в собственных жизнях. Но их объединяло одно чувство – любовь к Розмарин.

Справка: Немецкие химические компании BASF, «Хехст» и «Байер разработали хлор, который был использован немецкими военными на полях Первой Мировой.

Часть 2. Глава 1. Пети Гальперн.

– Моя жизнь – это сплошной обман. Все ложь! Все! Ненавижу всех! – Розмарин вытирала слезы с лица рукавом платья. Задыхаясь и смотря на икону, она продолжала: – Какая я дура! Какая же я дура! Как же я могла им верить? Я же боготворила их. Мама… самая добрая, самая порядочная оказалась жестокой, эгоистичной особой, которая обманом, подделав документы, завладела отцом и мной. И она даже не мать мне вовсе! Все ее истории про любовь с daddy – все ложь, все обман, – судорожные всхлипы сотрясали ее молодое красивое тело. – Отец – изменщик и лгун! Как он мог, будучи помолвленным, завести роман на стороне? Как?! Моя биологическая мать продала меня, – рыдание взахлеб превратилось в истерику.

Обессиленная, испытывая сильное нервное истощение, она лихорадочно запихивала вещи в саквояж. Открыла шкатулку с драгоценностями, разбила копилку, в которой она хранила валюту разных стран, привозимых ее отцом из-за рубежа. Все содержимое высыпала в сумку, которую выкинула в сад. Осталось дело за малым: украсть документы служанки, которые та хранила в трюмо, а ключ прятала за половиком в комнате.

Посмотрев на икону и перекрестившись, она открыла окно и выпрыгнула. Сильный ветер разгонял волны. Проливной дождь пронизывал всю одежду до нитки. Сняв платье, она зашла в холодную воду реки. Розмарин, плавающая как рыба в воде, легко выплыла на другом берегу, забрала припрятанные за скалой вещи и, добравшись до ближайшей железнодорожной станции «Эрлесфорд», без труда купила билет до Лондона.

Сидя в поезде, она радовалась, что смогла удачно организовать свой побег. Леди Розмарин Сассекс превратилась в Пети Гальперн, восемнадцатилетнюю еврейку, которая ехала на встречу со своими родственниками, проживающими в Италии. Она ехала посмотреть живописные холмы Фриоли.

В Лондоне на железнодорожной станции «Виктория» была огромная толкучка. Разные запахи – от еды до вспотевших тел – смешивались с друг другом, создавая невыносимую духоту в помещении. Встав в очередь и пытаясь предотвратить рвотные позывы, она спросила мужчину, стоящего впереди и вытирающего платком сбегающий по лицу пот:

– Что случилось?

– В интересное время живем. Говорят, война будет скоро. Сами виноваты, не надо было навязывать Германии позорный Версальский договор, – ответил он.

– Что за Версальский договор? Не понимаю, о чем вы.

Он осмотрел ее пристальным взглядом с ног до головы. Худенькая, тоненькая, совсем молоденькая девчушка в элегантном, но в тоже время простом платье смотрела на него пугливыми оленьими глазами из чего собеседник сделал вывод, что леди здесь явно не место.

– А ты откуда, мадемуазель? – смягчившись, он продолжал на ломаном английском, – Германия проиграла, а страны Антанты решили раздеть ее догола. Мало того, что отобрали территории, лишили армии, так еще и репарации огромные заставили выплачивать. Вот поэтому нацисты и пришли к власти. У меня родственники там, говорят, еврейские погромы вовсю идут. Я смотрю, ты одета дорого. И вообще не из нашего люда. Поосторожней будь. Сережки с ушей лучше сними – народ сейчас злой. Я-то сам неместный, русский я, меня барин с собой взял, когда революция в России началась. Я обратно хочу вернуться в матушку-Россию. Только боязно, за шпиона примут, раз я столько лет за границей проживаю. Мне барин-то все новости рассказывает. Держись-ка ты, красавица, лучше за мной.

Справка: С 1935 года важным аспектом в Советском союзе становится защита родины от внешних врагов и происков капиталистических разведчиков. В стране разворачивается настоящая шпиономания.

Получив неожиданную поддержку, Пети почувствовала себя лучше, тошнота стала проходить.

Сидя в купе поезда и поправляя платье, она подумала: «Какой же славный мужик этот русский, и имя у него на ее похоже – Пётр».

Добравшись до Дувра, ей предстояло на пароме пересечь Ла-Манш, затем на составе Fleche d'Or оказаться в столице Франции, затем сесть на паровоз, следующий до Рима. За окном мелькали деревья, стук рельсов укачивал. Крепко прижимая саквояж, она провалилась в сон. В купе вошел полицейский. Она проснулась от резкого толчка в бок.

– Проверка документов! Ваши документы, синьорина? – довольно грубо спросил он.

Пети протянула паспорт.

«Вылитый Муссолини, – подумала она про себя . – Маленькая голова на глиняный ногах и такой же смешной выпирающий вперед подбородок».

– Пети Гальперн, говоришь? – буркнул он своей крепкой челюстью.

Схватив за руку, он потащил её в соседний вагон и с силой втолкнул внутрь. В накуренном купе двое карабинеров играли в карты и рассказывали друг другу довольно пошлые анекдоты:

«Карабинеры моют руки до или после пи-пи. Не то и не другое. Они их моют во время пи-пи». Оба громко заржали в голос.

«Офицеры, поняла Пети, мельком взглянув на серо-зеленые кители, украшенные погонами».

– Кто? Откуда? – не поднимаясь со своего места, спросил военный.

– Пети Гальперн из Хэмпшира.

– С какой целью в Италию едешь? И язык откуда знаешь?

– У меня отец итальянец. А мать – еврейка. К родственникам еду.

– Черт поймешь этих евреев. Ты где-нибудь такое видел, чтобы национальность по матери передавалась, – перелистывая паспорт бурчал полицейский. – Надо бы вещички ее проверить, у жидов денег немерено, – выкидывая все из сумки Пети он продолжал: – Тьфу, одно барахло бабское. Ну делать-то, что с ней будем?

– Не договаривает она что-то. Ты на барахло не смотри, ты на ее дорожную сумку взгляни, на обувь. Дорогой саквояжик-то и инициалы на нем выгравированы. Ты ее на ближайшей станции выкини. Некогда сейчас. Сам знаешь, война скоро, – не отрываясь от игры в карты, сказал другой.

Собирая вещи в сумку, Пети радовалась, что послушалась совета русского и в туалете деньги и драгоценности припрятала в корсет платья.

Выйдя на ближайшей станции, ее охватила паника: «Что я делаю? Куда я еду? Нет у меня никого сроду в Италии. Домой хочу – к отцу, к маме». Слезы предательски начали поступать к горлу.

– С вами все в порядке, синьора? – к ней обратился мальчишка-посыльный.

– Да, все хорошо? Где я?

– Как где? – удивленно спросил он. – В Италии, в Дезенцано-дель-Гарда.

Пети сталкивалась с упоминаем этого города в светской хронике. Расположенный в предгорьях Альпийских гор, небольшой живописный городок был любимым местом отдыха представителей высшего света.

– А Фриоли далеко?

– Ну как сказать? – он почесал затылок. – Да не так чтоб уж очень.

– Ты не знаешь, комнату никто не сдает?

– Знаю. У меня у тетки отель, недалеко от озера. Только с евреев денег больше берут и заселять особо не хотят. Боятся, что полиция нагрянет.

– Показывай! Там разберемся!

Владелица отеля оказалась милой женщиной. Чуть полноватая, улыбчивая, с кучерявыми волосами она производила впечатление радушной хозяйки. Взглянув на документы, итальянка покачала головой.

– Ты документы припрячь и особо никому не показывай, – посоветовала она. Взяв деньги, она протянула ключ. Отель был небольшой, уютный. Два этажа. Хозяева жили в одной стороне дома, а другую половину сдавали в аренду. Зайдя в комнату на втором этаже, Пети прилегла на кровать, от голода кружилась голова. Взяв себя в руки, она сходила в душ и привела себя в порядок.

– Где у вас можно перекусить? – спускаясь по лестнице, спросила она хозяйку, подметающую пол в большой кухне – гостиной.

– Тут недалеко. Пойдёшь вверх по улице, дойдешь до старого порта, с правой стороны увидишь заведение со светящейся вывеской «Colomba», не заблудишься. Скажи, что тебя Бьянка отправила. Пицца там пальчики оближешь! È buonissimo!

Сидя на открытой веранде, она сделала заказ, и стала рассматривать молодую пару, которая танцевала под звуки струн итальянской гитары.

– Buona sera, синьорина! – к ней обратился молодой человек, довольно привлекательной наружности, одетый в белоснежный костюм с иголочки и источающий приятный аромат дорогого парфюма.

– Могу я угостить вас вином? Вы ведь не из этих мест? Раньше я вас здесь не видел, – не дожидаясь ответа он продолжил: – Вы должны обязательно попробовать итальянское вино. Итальянские вина самые лучшие в мире! Если кто-нибудь будет вас убеждать в обратном, плюньте ему в лицо. Чем же вас угостить? Ну конечно же Кьянти. Хотя я знаю, что у владельца есть несколько бутылок изумительного белого, я ему привез на днях с Фриоли.

– Фриоли… Вы были там? Наверное, мне вас сам Бог послал. Садитесь, пожалуйста. Присаживайтесь, я вас прошу.

Итальянец, опешив, что у него так быстро получилось завладеть вниманием столь красивой девушки, развязно сел на стул.

– Меня зовут Марио! А как зовут прекрасную леди? – целуя ее руку, спросил он.

– Пети. Просто Пети!

– Какое удивительно красивое имя – нежное, как фиалка.

Она не сразу поняла, когда итальянец успел сделать заказ, но уже через минуту подошедший официант, держа бутылку в правой руке, ближе к донышку, разливал вино по бокалам, затем по просьбе ее ухажера, поставил её в стальное ведерко со льдом.

Вращая вино в бокале, вдыхая его аромат, молодой человек развил свои ухаживания:

– Никогда не торопитесь пить вино, Пети. Дайте ему возможность подышать. Только так оно сможет раскрыть свой великолепный букет. Ни в коем случае не держите бокал за бока, так вы его нагреете и сделаете теплым и невкусным. То, что мы сейчас пробуем является авторским ассомбляжем «Franciacorta» моего дяди Энрике. Попробуйте! Чувствуете нотки зеленых яблок и абрикосов, а посмотрите какой чистый янтарный цвет. Надо полагать, что его вина лучшие – если его старый виноградник находится в пятидесяти километрах от Альп и в двадцати километрах от моря. Горы дают свежесть, а море фруктовость.

Пети нервно положила свою ладонь на его.

– Рассказывайте, друг Марио, рассказывайте!

– С одной стороны, Фриоли – величественные Альпы, а с другой – солнечное Адриатическое море. Пейте вино, Пети! Этот мир меняется так быстро, что нужно успевать наслаждаться жизнью. Mama Mia Bella Bella! – надеясь на положительный исход адюльтера молодой итальянец не скупился на комплименты.

Вино обволакивало, изумительный вид на синее и глубокое озеро Гарда завораживал ее своей красотой. Чувствуя головокружение, она решила отойти в дамскую комнату, которая находилась на цокольном этаже. Открывая тяжелую деревянную дверь, Пети столкнулась с высоким статным мужчиной.

«Миледи, вам плохо?» – эхом отразилось в ее голове.

«Какой обворожительный голос», – подумала она и потеряла сознание.

Пети очнулась в просторной комнате, из открытого окна веяло вечерней осенней прохладой. Сдерживая рвотные позывы, она вскочила с кровати и рванула в туалетную комнату.

– Не умеете пить, не надо было начинать, – незнакомец, одетый в черный деловой костюм со строгими брюками и темным жилетом сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и читал газету.

Встав, он направился к ней и дал ей платок. Высокий, хорошо сложенный блондин спортивного телосложения, в котором чувствовалась гвардейская выправка. Он был не похож на всех остальных мужчин, которых когда-либо встречала Пети.