Buch lesen: «Проект «Тревожные Небеса»»

Глава 1

Двух ударов лопатой ему хватило. Ещё бы. Я от души размахнулся. Сползая с жутким протяжным воплем по крылу моего видавшего вида поло, он толкает ведро. Паразит чёртов! Весь бензин, который он успел у меня слить, вытекает из ведра, парит, ударяя в голову, и быстро впитывается в сухую почву. Надо бы добить, кончено, гниду, но слишком мало времени. Время. Именно оно сейчас самое, самое ценное. Именно его он пытался у меня украсть. Только увидев этого гада возле своей машины, я понял, что он давно меня поджидал. Хреновы мародёры! Он, похоже, хотел переждать атаку тут, в каком-нибудь подвале под каменной дачей. Урод! Хрен он теперь переждёт, даст бог очнётся через час. Через час уже будет поздно…

Я тыкаю ключ в зажигание – руки плохо слушаются… проклятье! Попадаю с третьего раза, поворачиваю замок… Вот гавнюк! Сволочь! Почти всю горючку слил! Добраться бы до города…

Через час… Через час тут уже может ничего не быть! Я дрожащими руками выхватываю телефон – таймер, закреплённый на экране отсчитывает миллисекунды… до закрытия всех гермоворот ворот остаётся тридцать восемь минут.

Дался мне этот дробовик! Я бросаю сумки на заднее сиденье, оттаскиваю тело подальше от машины. На крыле остаются кровавые разводы. Тело отплёвывается кровью и что-то мычит. Я вспоминаю, как этот урод, приторно улыбаясь, говорил мне: «Доброе утро, сосед! Как твоя принцесса?» Какими мерзко-притворными были люди ещё два месяца назад… Какими настоящими они стали сейчас – за 36 минут до… Осталось всего тридцать шесть минут! Я бросаю соседа к его забору – думал занести в дом, но… нет. До гермоворот за которыми жена, дочь и родители я уже не доберусь, точно… Туда двадцать восемь минут ходу… И не факт, что ещё открыты все мосты… одна ошибка и я остался на поверхности. А кто остался на поверхности, тот труп с вероятностью 101%. Уж я то знаю, что говорю. Хлопаю дверью. По газу. Развернулся в три движения и вперёд… Ходу. Время. Давай…

Шлагбаум открыт, прямо возле него тело таджика-охранника. Пулевое ранение… Нужно быть осторожнее… не успел подумать – оглушительный выстрел, инстинктивно пригибаюсь… Правое заднее стекло вдребезги. Нога сама давит на газ со всей дури. Дико взвывает полуторалитровый мотор. Машина прыгает на гравии, сзади слышны крики, всё что было в салоне, летит чёрти как, я вжимаю голову в плечи и только когда скрываюсь за поворотом осознаю, что всё это время орал что есть мочи. Впереди ещё полчаса. Сердце колотиться с той же скоростью, что миллисекунды на экране телефона. Не останавливаясь, поднимаю его из под сидения – экран разбит. Дьявол. Спасибо, что живой. Ощупываю голову, шею, правое плечо – вроде весь цел. Но дыхание никак не восстанавливается…

Ближайшие гермоворота на Крюкова. Туда минут пятнадцать с пробками. Сейчас пробок быть не может… хотя, чёрт его знает со всеми этими… Рискнуть? Заехать в магазин?

Мысли, как выстрелы вдогонку, атакуют моё сознание. Я привык по жизни просчитывать всë шаг за шагом. И вот я несусь по пустой трассе на 70 километров быстрее чем положено и представляю, как я вхожу в магазин, а мародёры сразу начинают дербанить тачку. Я бы и сам так сделал на их месте. Без тачки ты труп. Пешком до Крюкова без шансов за двадцать минут. Брать с собой? Не доверяю я людям, которых предупреждали за два месяца о том, что будет биологическая атака и спастись можно только за гермоворотами. Да что там предупреждали… Если человек не тупой, то мог бы понять к чему идёт года за три. Очевидно же всё.

Я на всей скорости вхожу в поворот – решение, которое приходит мне в голову, как всегда не обычное и кардинальное. Я не трогая тормоза хватаю с заднего сиденья сумку с оружием, кидаю на переднее, расстёгиваю. Потом правой рукой хватаюсь за руль, а левой со всех сил натягиваю ремень безопасности и направляю машину прямо в каркасное здание автозаправки… На ходу представляю, где в ней стальные столбы поддерживающие крышу, а где всего лишь обшивка и утепление… Я зажмуриваю глаза… Удар… Пыль… Подушка безопасности…

– Всем на пол, сволочи! – на всякий случай ору я, – Кто дёрнется порешу тут же! – я вожу пистолетом вокруг, но, кажется, людей нет, только осколки стекла, опрокинутые стеллажи… тем лучше!

Я хватаю ещë одну сумку из своих запасов и бегу за прилавок.. о чёрт… Там в стену вжалась женщина… нет… не женщина – почти девочка, лет шестнадцать максимум… увидев меня, пищит и закрывает голову руками…

– Ты откуда здесь? – ору ей.

Она молчит. Дьявол… обещал же никого не брать… говорил же себе, что никому не доверяю…

Ладно… сначала дело. Хорош я буду, если найду семью и не смогу им помочь… а чтобы помочь, мне нужны ресурсы.

Я никогда не жаловался на башку – она у меня работает и я ей доверяю. А ещё я доверяю твёрдым валютам. Не доллару или йене – нет. Я знаю, что в действительно тяжëлые времена ценят люди. Не глядя на девчонку открываю стеллаж с сигаретами и скидываю их все без разбора в мешок. Таймер уже не в телефоне. Он вживлён в мой мозг и я без него сам знаю, что осталось семнадцать минут. Сигареты все в мешке. Бегу в подсобку. Где-то тут должны быть кофе, чай, сахар. Это всегда в цене. Но главное… где оно? Я же покупал тут, и не раз. По идее на заправках нельзя, но тут мне продавали… а вот. Два ящика водки. Хорошо. Я ставлю один на другой, потом вижу под столом ещё…

Итак…

Сумка с оружием на мне – дробовик, макарыч, травмат. Патронов хватит на день обороны Сталинграда (да, я запасливый).

Три ящика водки – всегда можно поменять на что угодно… чем тяжелее ситуация, тем охотнее люди бухают…

Чай в пакетиках – 10 коробок… высыпал все в один мешок.

Кофе цельнозерновой. Было мешков 20, но я взял 10 – мне их ещё таскать на себе.

Сигареты – все что было. Даже не считал. Их тоже всегда можно менять… в тяжёлую годину такие привычки как курение только усугубляются.

Сахар – 5 килограмм пакетиками по 10 грамм.

Шоколад – все, что было на прилавке. Это дочке. Я найду их… не навсегда же мы в этих катакомбах…

Топор с прилавка. Красивый собака, но уверен, что развалится от трёх ударов… наверняка пригодится…

Фонарь с того же прилавка и все батарейки, которые были у кассы к нему. Это самая нужная вещь, если собираешься под землю… я закинул всё в машину…

И конечно девчонка… Не могу я её здесь бросить.

– Запрыгивай в машину, что трясёшься. Подброшу тебя до Крюковских гермоворот…

Мотает головой – нет, типа… Таймер в голове сообщает, что до закрытия двенадцать минут… Можно и поуговаривать?

– Быстро в машину, мелочь пузатая! – ору я, – Хочешь сдохнуть тут? Сдохнуть легко! Но подумай куриными мозгами своими, а как себя твои близкие будут чувствовать? Как я на мать твою смотреть буду? А?

Из её глаз начинают течь слёзы…

– А-а-а-э-э-э! – рыдает она и бросается к пассажирской двери…

Я захлопываю водительскую и выезжаю из разгромленного павильона. В зеркалах уже мелькает группа мародёров…

– От них убегала?

Она, пытается сдерживать рыдания, но кивая всё же морщится в жуткой гримасе и снова начинает ныть…

– Ничего, – говорю ей, – Всё наладится… мы с тобой успеваем… успеваем… До закрытия ещё семь минут. Тут рукой подать…

Глава 2

Когда ты летишь по трассе (которая обычно стоит в пробках) со скоростью сто сорок километров в час, всё кажется новым и неожиданным. Непонятно для кого работающие светофоры моргают в пустоту. Брошенные прямо у обочины машины пролетают мимо как мои серые будни в сисадминовской прошлой жизни…

– Вот хрень! – грёбаный лежачий полицейский с таким грохотом ударяет в подвеску и так подкидывают машину, что девчонка рядом со мной испуганно верещит, зажмурив глаза, а я вспоминаю все известные мне ругательства сразу.

– Чтоб вас всех… – я очень резко возвращаюсь из страны воспоминаний к реальной, мать её, дороге… Нельзя отвлекаться. Нельзя увлекаться. Нужно быть начеку. Нужно быть наготове. Девчонка испуганно попискивает на сиденье справа. Осталось не больше километра до цели и чуть более четырёх минут и…

– Чёрт… – датчик топлива показывает уже ниже ноля, – Давай, малышка, дава-а-ай!

А малышка которая ещё секунду назад как ненормальная несла нас в своём искалеченном стальном теле по пустынным улицам чихает и проваливает педаль газа…

– Нет! Дьявол! Нет! – ещё один чих… ещё… я быстро снимаю её со скорости – слава всем богам, в которых я никогда не верил, что она на механике! Смотрю на спидометр – скорость шестьдесят пять. Ещё метров четыреста по прямой прокатимся, а потом…

– Что случилось? – испуганный голосок сбоку вырывает меня из дальнейших размышлений.

– Ты говорить чтоль умеешь? – я начинаю очень наигранно ржать… Это звучит так фальшиво, что она не только не успокаивается, но наоборот начинает сильнее всхлипывать.

– Кхэ. Гм. Не знаю как тебя зовут, – я вдруг понимаю, что лучше правды в этот момент ничего не придумаю, – Но, так для информации, – мы с тобой в жопе. Бензин кончился. Один гандон слил его у меня.

Машина, медленно сбавляя скорость, катится по одной из центральных городских улиц.

– А до этих… ворот далеко ещё?

Слушаю её, а сам боковым зрением замечаю движение слева.

– Если ты хорошо бегаешь, то… вот дерьмо… – поворачиваю голову налево и вижу – несколько человеческих фигур, отделившись от тёмного жерла одной из бывших кафешек, направляются в нашу сторону. Я смотрю на спидометр – тридцать километров в час. Смотрю на фигуры – ускоряют шаг. Пятеро.

– Бегаю? – девчонка оказывается всё ещё на соседнем сидении.

– Да! Беги! – ору я ей что есть мочи, – Туда между домами! – указываю пальцем, куда ей бежать, а сам на ходу открываю дверь, – У тебя три минуты до закрытия ворот!

– А… А вы? – она снова всхлипывает.

– Беги, мать твою! Быстро! Со всех ног! Я за тобой следом! – она тоже открывает дверь, но всё ещё сомневается… Я выхватываю из дверного кармана макаров и жутко выпучивая глаза направляю прямо ей в голову, – Беги, я сказал! Пристрелю ща!

Она выпрыгивает из машины и, кажется, сразу спотыкается и падает. Я хватаю сумку с оружием и тоже вылетаю из машины сразу навстречу пяти тёмным фигурам. Все как один в чёрных куртках, джинсах и балаклавах. Вытягиваю руку со стволом перед собой и по очереди примеряю мушку каждому из них прямо между глаз.

– Стоя-я-я-ять! Стоять, гады! – а сам продолжаю идти на них. Боковым зрением вижу, как машина катится справа от меня по дороге. Пятеро немного сбавляют ход, но не останавливаются.

– Воу, отец! Не кипешуй… Мы ребята не злые, если нас не злить! – самый высокий. Очевидно, вожак. Сколько я таких повидал. Перевожу ствол прямо ему в лоб и ускоряю шаг. Он останавливается и приподнимает ладони. Я тоже сбавляю скорость. До него метров двадцать. Всё будет быстро – он включил заднюю, я сильнее психологически, значит передавлю… но!

Дьявол! Он смотрит через моё плечо. Я затылком вижу, как шестнадцатилетняя девочка неуклюже бежит, испуганно размахивая руками. В это время пять голодных шакалов передо мной злобно усмехаясь в черную ткань балаклав, смотрят ей вслед. Нет. Не бывать этому. Я останавливаюсь и спускаю курок. Его голову отбрасывает назад. Тело, пытаясь удержать равновесие пятится и машет руками. Я перевожу ствол на другого – он испуганно смотрит на размозжённый череп вожака, потом на меня, хочет бежать, но не может. Выстрел. Третий уже убегает. Стреляю в воздух и к машине. Она уже метрах в двухстах. Открываю багажник – нужно быстро перекидать всего понемногу в оду сумку. Водка, сигареты, батарейки, фонарь, шоколад… как жаль оставлять здесь всё это. Хлопаю багажником, на всякий случай закрываю машину и слышу визг. Что опять? Она бежит мне навстречу. Не к воротам в убежище, а наоборот ко мне.

– Ты куда, дура? Убежище там! – как помешанный ору я и вижу, что из переулка за ней появляются две фигуры. Это просто невозможно… направляюсь к ним навстречу и на ходу запускаю одну руку в сумку и нащупываю магазин от макарыча. Пихаю его в карман и снова в сумку за травматом – его в задний карман, закидываю сумку на плечо.

– Пригнись! На землю! – я вытягиваю ствол в сторону фигурок. Девчонка падает на землю закрывая голову руками, я перехожу на бег не опуская пистолета. Тяжëлая сумка больно бьёт по спине то ли дробовиком, то ли ещё чем-то.

Фигурки всё ближе и я вижу как они… Тоже поднимают на меня стволы. Появляется третья фигурка.

– Оружие на землю! – раздаётся голос через громкоговоритель, – Руки над головой!

– Кто это говорит? Почему я должен подчинятся? – замедляю бег, но не останавливаюсь.

– Говорит полковник Свиридов! Чтобы попасть в убежище, оружие на землю и руки над головой!

– Хорошо! – я останавливаюсь, показываю пистолет и медленно кладу его на тротуар перед собой. Потом поднимаю руки и снова начинаю двигаться в их сторону.

– Стоять! – орёт громкоговоритель, – Сумку тоже на землю! В убежище всем выдадут необходимые средства гигиены, одежду и еду!

– Товарищ полковник, эти вещи дороги мне как память! – почти без надежды на успех я использую этот детсадовский трюк.

– Нельзя! В убежище без всего! Сумку на землю! – я сбрасываю сумку и поднимаю руки:

– Хорошо… хорошо, я готов.

– Медленно ко мне!

Я иду в сторону прохода к убежищу. Два автоматчика держат меня на мушке. Секунды текут медленно как мёд из столовой ложки. До моей попутчицы остаётся шагов тридцать. Она поднимает на меня грязное заплаканное личико.

– Вставай, – говорю ей, – Сейчас укроемся в убежище и всё снова будет хорошо… – она начинает приподниматься на локтях…

– Лежа-а-а-ать! – орёт в мегафон полковник, – Лежать, говорю! Ей лежать! Ты иди сюда!

– Почему? Она со мной!

– Не обсуждается! Она не прошла проверку. Если твой анализ чистый – пройдёшь в убежище. Если нет – зачистка.

Я встаю, как вкопанный. Мне знакомо это слово. Руки держу над головой. Как на зло, открытая площадь, ни столбов, ни клумб. Впереди вижу бетонную урну. То, что нужно, думаю, и делаю шаг вперёд:

– Хорошо, – говорю, – товарищ полковник, я чист! Это точно! А почему гермоворота ещё не закрыты?

– Закрыты. Но вас определят в партию опоздавших, которых запустят через шесть часов.

– А как же атака? Биологическое оружие? – до бетонной урны десять шагов. Девчонка рыдает в грязную тротуарную плитку где-то сзади.

– Атака ожидается завтра. Сегодня ещё безопасно.

– Точно безопасно? – тяну время. Ещë три шага.

– Точно! – вздыхает в мегафон Свиридов.

– А! Чёрт! – я наигранно спотыкаюсь и падаю – всегда был плохим актёром. Автоматчики уже расслабились и, увидев мой дешёвый цирк, пялят на меня глаза как две магазинных камбалы. Я выхватываю травмат и стреляю в левого. Не понимаю: попал или нет.

– Огонь! – орет громкоговоритель.

– Вставай! Беги к машине! – ору я девчонке. И продолжаю лупить из травмата то в первого то во второго автоматчика. Они на удивление не следуют приказу и не открывают огонь, а падают на бок и откатываются назад. И тут я совершаю глупость.

Осёл.

Я встаю и тоже бегу к машине. До неё метров шестьдесят. На что я рассчитываю? Дальше всё происходит так, будто мой мозг сам спускает курок: вот сейчас будет выстрел и я слышу выстрел. Огонь обжигает мою ногу выше колена. Я спотыкаюсь и падаю как подкошенный. Перекатываюсь и смотрю назад. Даже на таком расстоянии я вижу глаз стрелка через прицел. Секунду мы смотрим друг на друга, потом я поднимаю травмат и… сразу осознаю смехотворность этого жеста. Я для него как на ладони на убойном расстоянии. Если же моя пуля и долетит до него, то даже царапины не оставит. Чёрт. Он усмехается мне прямо в лицо и опускает оружие. Я всё читаю в этом взгляде. Он оставляет меня истекать кровью. Умирать.

Я переворачиваюсь на спину и, глядя в серое небо, прощупываю рану – поток крови просто пугающий. От этого осознания мне сразу становится дурно. В глазах темнеет. Нет я так не умру… я тут не умру… никогда.

Никогда.

Глава 3

– Имя?

– Вадим.

– Фамилия?

– Мохов.

– Где кем работаете?

– Начальник отдела поддержки пользователей. В Телекоммуникационной компании.

– В какой телекоммуникационной компании?

– Называется так: ООО «Телекоммуникационная компания».

– А. Понял. Почему в машине оружие?

– Потому что имею право его перевозить.

– Что? – майор поднимает на меня взгляд в котором читается всё: и три класса образования, и криминальное прошлое, и непонимание, припудренное агрессией.

– Есть разрешение на хранение оружия. Значит имею право перевозить это оружие в своём автомобиле.

– Ты чо такой дерзкий? Права чтоль свои знаешь?

– Знаю.

– Зачем тебе столько оружия?

– На стрельбище ехал.

– Да мне насрать, куда ты там ехал? – он начинает повышать голос, – Я другое спросил. Зачем тебе столько оружия?

– У меня было три единицы оружия. Разрешено перевозить до пяти. Я ничего не нарушил.

– Разрешение есть?

– Лицензия есть. Документы на всё оружие есть.

– Разрешение есть? – он снова повышает голос и начинает вставать, нависая надо мной.

– До пяти единиц разрешение на перевозку не требуется.

– Не требуется? – он орёт мне прямо в лицо, – Это мы сейчас разберёмся!

Майор багровый и задыхающийся с грохотом отодвигает свой стул и идёт к выходу. Стальная дверь гулко хлопает. С обратной стороны гремит замок. Я остаюсь один.

Черная дверь. Тишина.

Меня зовут Вадим Мохов. Тридцать восемь лет. Рост метр девяносто три. Вес около ста двадцати килограмм. Я вообще не эталон современного мужчины – не ношу бороду, не хожу в барбершоп и спортзал, не играю в приставку. Жена говорит, что я старше своего возраста лет на сто. Мне кажется, что она приуменьшает. Откуда в машине оружие?

Я смотрю на чёрную дверь.

Зачем мне столько оружия?

Когда долго смотришь на чёрный предмет, он может изменить свой цвет…

Что значит зачем? Я болен оружием. Я влюблён в оружие. В общем, оружие моё хобби. Только в тысячу раз больше, чем хобби. Люблю ли я что-то больше чем оружие?

Да. Свою семью. Я помню, что оставил в машине шоколад для дочери, а потом…

Я опускаю глаза и смотрю на кольцо на своей руке. Силюсь вспомнить – где они сейчас? В животе просыпается тревожный червячок. Кажется им нужна помощь? Берусь за кольцо указательным и безымянным пальцами и начинаю его крутить – ощущения туманные и далёкие. Я нужен им, но почему я здесь? Тревога нарастает. Поднимаю глаза, но… черной двери нет. Нет всей стены. Вместо этого я вижу закатное небо. Окрашенные красным облака, тёмные силуэты деревьев. А из-за горизонта прямо ко мне летит вертолёт. Сейчас его ещё еле слышно, однако время не подчиняется мне и вот он всё ближе и ближе. Вместе с его гулом нарастает уже не просто тревога, но страх. Он захватывает меня всего. Я открываю рот, что бы кричать от этого страха и… делаю вдох.

С моего лица поднимается муха, я слышу её жужжание вокруг моей головы, она делает круг и снова садится мне на щёку. Я в омерзении хочу дёрнуть головой. Но не могу – шея жутко затекла. Пытаюсь поднять руку и перевернуться и тут острая боль пронзает меня от правой ноги до самого затылка.

– Чё-ё-ё-ёр-р-р-рт… – от боли у меня перехватывает дыхание.

– Тихо… тихо… – слышу рядом.

Текут секунды. В голове вскипает земля, рвутся к небу вулканы. Их лава стекает по безвольным складкам мозга в океаны под моей головой и, охлаждаясь, смиряет боль. Её острота спадает и я медленно делаю вдох…

– Тише… Я перетянула ногу… чтобы не было такой кровопотери…

– Медсестра? – я пытаюсь говорить, но сухое горло выдавливает только беззвучный шёпот.

– Училась полтора года… и бросила.

– Жгут… умеешь накладывать?

– Умею.

– Как з… звать как?

– Александра.

– Шура.

Наверное она кивает. Я этого не вижу. Несколько секунд я прислушиваюсь к темноте.

– Шура… где мы?

– В подъезде. Крюкова пять.

– Какие… интригующие подробности… Как мы сюда…

– Я привезла… вас…

– Вадим… зови меня Вадим… – несколько секунд молчу, пытаясь найти в недрах организма хоть немного слюны, чтобы смочить горло, – Есть вода?

– Нету. Но я знаю, где можно достать.

– Нет. Давай отложим это. Крюкова пять. Это где вообще?

– За супермаркетом, если после школы направо…

– Да… я понял. Как ты меня… допёрла?

– Взяла тележку для разгрузки. В супермаркете. Там мой молодой человек работал. Довезла.

– Отважная ты. Могла бросить меня.

– Вы меня не бросили.

Молчу. Стыдно сказать, что хотел бросить, но представил, как другой такой пузатый увалень вроде меня в сложной ситуации не помогает моей дочери и… Я не бросил. И вот теперь тут.

– Твой парень в этом подъезде жил? – она молчит. Слышу – всхлипывает.

– Моя бабушка тут жила.

– Бабушка? Так ты отсюда? Как тебя занесло то… туда, на заправку?

Привыкающие к темноте глаза уже видят, как её личико кривиться гримасой беззвучного плача.

– За парнем своим что-ли поехала?

Кивает.

– Пошла…

– Пешком? За несколько часов до карантина и вирусной атаки? Ты с…

Хочу спросить больная ли она? В своём ли уме? Дура ли набитая? Вовремя осекаюсь. Это мне больше ста лет – всё просчитываю, многое знаю, до фига умею… и то дырку в ноге схватил. А она девчонка.

– Одна ходила?

– С подругой, – по голосу слышно, что взяла себя в руки.

– Подруга жива?

– Не знаю… – шумный вдох. Умница. Старается. Выдох, – Наверное уже нет.

– Ясно. Ты это… молодец. Держись.

Какое-то время в звенящей тишине слушаю её сдавленные всхлипы.

– Шура. Скажи: люди – военные… или те мародёры. Они видели нас?

– Не знаю. Пока было светло, кроме военных никого не было. Я оттащила вас за машину…

– Давай на ты… тебя…

– Тебя…

– Продолжай.

– … ну а потом стемнело.

– И тогда ты всё это провернула.

– Да…

– Парня своего нашла? Не зря хоть пёрлась, жизнью рисковала?

– Нет. Не нашла.

– Не нашла. А если бы не гормоны, могла бы сейчас в убежище чай пить с бабушкой, – я все же не удержался от едких упрёков.

– Меня не взяли туда. Военные сказали, что прививки какой-то нет…

– Прививки? Не смеши меня. От чего прививка? Нет пока никакой инфекции. Но скоро будет. И тогда жопа…

Она опять начинает плакать. Серое лицо морщиться. Видно – сдерживается, чтобы совсем не разреветься.

– Вадим…

– Да, Шура.

– Я не хочу умирать…

– Никто не хочет. Ты думаешь, я лежу в этом подъезде, а не в тёплой кровати потому что мне так веселее? Думаешь те парни, что остались на площади… они так сильно хотели там на тротуарной плитке переночевать в луже крови и потому к нам вышли?

Плачет. А я уже не могу остановиться:

– Мы все живём поневоле. И умираем так же. Поневоле. Вот слышала фразу «добрая воля»? Наверняка слышала. А есть такое: «добрая неволя». Это когда вроде не по твоей воле случается жизнь… А ты принимаешь это. Говоришь: а будь по-твоему! И через время оказывается, что это всё к добру было для тебя. Сколько раз это было уже в моей жизни? Да сотни. Тысячи, наверное. Вот назвал это «добрая неволя». Что молчишь? Добрая неволя с нами приключилась.

Слушаю. Серое лицо напротив меня больше не кривится.

– Не мы выбирали, случится с нами то, что случилось или нет. Не мы выбирали. Но мы выбираем, что и как нам делать с тем, что приключилось. И то, что мы выберем, то и будет. Так?

Молчит. Но тишина перестаёт быть холодной. Темнота перестаёт быть злой.

– На третьем этаже моя бабушка жила. У меня ключи есть.

– Прекрасно, милая моя. Замечательно, Шура. Мне бы только вползти туда.

Почему-то я начинаю смеяться. Мне смешно.

Мне. Я не попал в убежище. Ворота закрыты уже часов шесть, а я снаружи. Нога прострелена, лекарств нет. Антидотов нет. А я хрипло ржу.

– Третий этаж…

Вижу, что она тоже улыбается.