Как я была Мэрилин Монро. Роман

Произведение, не смотря на свою реалистичность, является сугубо художественным. Все совпадения по событиям и лицам случайны! Образ талантливой актрисы и просто красивой женщины Эли Монро, похожей, как две капли воды, на Мэрилин Монро, возможно, никогда не существовал на сцене по имени Жизнь.

Редактор Ирина Карпинская

Редактор Эльвира Габорец

Фотограф Виталий Юрчук

© Глеб Карпинский, 2019

© Виталий Юрчук, фотографии, 2019

ISBN 978-5-4490-6973-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Отец Небесный знает, в чем вы нуждаетесь еще до того,

как вы попросите Его о чем-либо».

6 гл. 8 ст. Евангелие от Матфея.

Дорогие друзья, спасибо Вам за интерес к данному произведению. Перед его прочтением мне хочется немного рассказать предысторию. Нетерпеливый читатель может, конечно, пропустить эту пояснительную главу от автора и перейти к самой книге, в частности, к воспоминаниям некогда известной в закулисных кругах нашего отечественного шоу-бизнеса актрисы. Она, действительно, по крайней мере, в период своей бурной молодости была похожа на секс-символ 50-х Мэрилин Монро. И во многом благодаря этому сходству судьба ее оказалась яркой, насыщенной и не менее драматичной, чем у известной американской киноактрисы.

Я познакомился с Элей Монро через моего друга, ее мужа. Тогда они жили на Фрунзенской набережной. Детей у них еще не было. Помню, как меня поразили резко бросающаяся в глаза роскошь и великолепное убранство квартиры. Антикварная мебель, драгоценные безделушки, французские шторы, превосходный гардероб из стильных шмоток, и многое-многое другое. Все стены были увешены портретами Мэрилин Монро в дорогих золоченых рамках. Среди них были и оригинальные фотографии Эли, но отличить подлинник от оригинала было на первый взгляд невозможно. Молодая жена светилась счастьем. По ее взгляду, жестам, мимике видно было, что она влюблена. Рома, действительно, был заботливым мужем, но не из ее круга. Для меня оставалась загадкой, как такие разные люди и вместе. Он только начинал свой путь оператора, подрабатывал на свадьбах и ночами монтировал халтурку. Позднее я узнал, что родом они были из одного города, и Рома чуть ли не со школьной скамьи был влюблен в свою будущую жену. В Москве они опять встретились, и Эля ответила взаимностью. Жили они на широкую ногу благодаря ее накоплениям. Долгое время она работала в одном из самых престижных московских клубов.

Потом они быстро как-то съехали, и я позднее узнал, что им грозила серьезная опасность со стороны каких-то бандитов. Это была темная история..

Через год я пришел в гости на Пречистинку рядом с Храмом Христа Спасителя. Как я понял позднее, апартаменты, где жили мои друзья, принадлежали бывшей жене очень серьезного человека, близкого и по сей день к администрации Президента. Аренда была очень высокая, позволить такое могли далеко не бедные люди даже по московским меркам. Просторная кухня со всеми удобствами, зал с кожаным диваном и висящим над ним широким экраном, какие-то редкие антикварные вещи за стеклом вдоль стен, журнальный столик с прозрачной столешницей, изумительная библиотека с редкими и дорогими книгами, красивая хрустальная люстра с позолотой и мягкие ковры из персидской шерсти. В коридоре у входной двери висел дисплей, по которому можно было наблюдать за придомовой территорией, подъездом и просматривать весь цокольный этаж дома. Никто не мог пройти незамеченным. Апартаменты имели очень высокие потолки и винтовую лестницу с декоративными балясинами, ведущую на второй надстроенный этаж, где у супругов располагалась спальня. Там же находились игровая и детские комнатки. К тому времени у Ромы и Эли родилась уже первая дочка. Жили они по-прежнему на широкую ногу. Рома к тому времени устроился режиссером монтажа в преуспевающую новостную компанию, но я не думаю, что его зарплата могла покрыть расходы, которые они делали. Несколько раз я был свидетелем дорогих подарков друг другу, а однажды, когда я с другом пошел на рынок, он поразил меня чрезмерной беспечностью, раздавая направо и налево попрошайкам-старушкам пятитысячные купюры.

Именно тогда Эля, узнав, что я пробую себя в роли писателя, предложила мне что-нибудь написать о ее жизненном пути. Она оказалась приятной собеседницей. Работать с ней было легко и интересно. Часто она даже переносила встречи со своими подругами, говоря им в трубку, что у нее сейчас сидит писатель. Это очень сильно подкупало меня, и я, действительно, старался собрать из ее многочисленных историй одну общую картинку.

Произведение вырисовывалось, как дружелюбное напутствие молодым девушкам, как добиться успеха в мире шоу-бизнеса. При этом подчеркивалось, что для этого не обязательно нужна постель и всякая пошлость, которой напичкан тот мир. Еще мне было приятно наблюдать, как молодая мама возится с ребенком. Их кухня всегда была завалена разнообразным детским питанием, бутылочками и баночками, среди которых я с трудом мог отыскать простую чашку для чая. Эля уютно обустроила детскую комнатку наверху и любила показывать гостям свою спящую дочку, так похожую на маму. Ей прекрасно шел образ матери и любящей жены. Помню, как-то она подарила мужу на годовщину свадьбы золотой перстень, и когда он загадочным образом исчез с его пальца, купила ему новый. Она не хотела видеть мужа расстроенным.

Став частым гостем в их семье, у меня появилась прекрасная возможность общаться с кем-то из окружения бывшей светской львицы. Мне, как начинающему писателю, было интересно видеть людей с любопытной судьбой. Среди гостей Эли Монро были знаменитости, политики, успешные бизнесмены, фотографы, журналисты, режиссеры, а также разбогатевшие на мужской похоти подруги, чаще всего с силиконовой грудью и ботоксом на губах. Часто эти гости были не особо общительные, и цель их прихода сводилась к тому, чтобы зайти на пять-десять минут в туалет, а потом с затуманенным взором уйти, иногда даже не попрощавшись. И в какой-то момент я осознал, что здесь творятся не вполне законные вещи

Однажды я узнал, что мой друг Рома едва сам чуть не погиб от передозировки. В тот день, как он потом рассказывал, к нему приходили небесные стражники, сияющие в лучах солнца, с прозрачными телами, словно сделанные из воды, и они предупредили его, что в следующий раз они заберут его окончательно.

«Бросай курить и вали из Москвы», – сказали они ему сурово.

И уже скоро, собравшись с последними силами, мой друг собрал семью и, не обращая внимания на протесты жены, отправил ее и детей поездом в Армавир. К тому времени, отношения между супругами накалились до предела, и Эля уже решила подать на развод, так как жить с наркоманом было опасно. Сам же Рома, отдав ключи от квартиры хозяйке, на подержанной и убитой Волге тоже вернулся в родной город, захватив с собой лишь небольшой скарб вещей, которые не влезли в вагон поезда. Он рассчитывал восстановить отношения с супругой после лечения. Я провожал его тогда. Друг был опустошен, многие друзья оставили его, узнав, чем он балуется. Сам он отправлялся в реабилитационный центр на Кубани, где такие, как он, раз подсевшие на героин взрослые мужики играли целыми днями в футбол, а вечерами хрустели печенками, запивая их сладким чаем. Центр, как ни странно, помог ему, но отношения с Элей восстановить на тот момент не удалось. Безденежье душило распадающуюся на глазах семью. К тому же, Эля была в положении, нервничала, в какой-то момент и она сорвалась, и, захватив с собой дорогую видеокамеру мужа, которую она надеялась продать за большие деньги, помчалась в столицу. Тот был в не себя, без камеры он не мог работать. У него на руках еще оставалась малолетняя дочь.

Не помню, кто кому позвонил первым, но я обещал ей не говорить ее взбешенному мужу заветный адрес. Был поздний вечер. Квартирка, в которой она обосновалась, располагалась в каких-то переулках Тверской улицы, и я с трудом отыскал тайную и уже имеющую вмятину от ударов ног дверь. Первое чувство было, когда я вошел внутрь, что это притон, где снимают комнату на ночь для любовных утех. Квартирка эта и была оформлена в гостиничном стиле в красных, раздражающих нормальную психику тонах. На столике стояло несколько немытых и недопитых чашек с пакетиками чая, и работал электрочайник, и то, нужно было при этом как-то удерживать специальную кнопку, которая самостоятельно не включалась. От величия Мэрилин Монро не осталось и следа.

Она сидела на телефоне с большим животом и обзванивала всех своих подруг и знакомых, предлагая купить у нее эту камеру. Ей срочно нужны были деньги. Воздух был сильно прокурен. От духоты и неприятной атмосферы голова моя закружилась. Эля посмотрела на меня с усмешкой. Ей казалось, что вот-вот она достигнет большого успеха и денежный дождь осыплет ее с ног до головы. В квартире были какие-то подозрительные личности совсем не из ее круга, которые бродили с видом утомленного и заблудившегося путника. Они не нравились мне, говорили не совсем понятным мне языком, и я чувствовал невольно опасность от знакомства с ними. Заметив мой вопросительный взгляд, Эля сказала мне, что расстается с Ромой, что тот давно поехал с катушек, и она его даже боится. Что ей нужно снова начинать строить свою жизнь, и как только появится возможность, она обязательно заберет свою старшую дочку в Москву.

От литературного сотрудничества я разумно отказался и с того вечера не видел больше Элю и даже не знал ее судьбы. Шло время, и как-то раз, волею случая оказавшись в Армавире на площади перед памятником Ленина, я вдруг вспомнил об Эле Монро. Я вспомнил, как она рассказывала мне один из счастливых моментов своей жизни, когда она молодая и красивая, в воздушной плиссированной юбочке показывала свои стройные ножки малознакомому уличному фотографу. И тогда было точно такое же летнее утро… Почти безлюдно, лишь голуби, пьющие из луж, да редкий одинокий прохожий, проходя мимо, бросал свой сонный и немного удивленный взгляд на таинственную мистерию, творящуюся в самом центре Армавира.

ВОСПОМИНАНИЯ ЭЛИ МОНРО

На основе интервью с актрисой Эльвирой Габорец

Глава 1

Вера в потусторонние силы пустила свои корни, очевидно, еще в глубокие времена, когда люди поклонялись необъяснимым и разрушительным с точки зрения неокрепшего разума силам природы. Древний человек непрерывно чувствовал на себе пристальные взгляды этого мира. Что бы с ним не случалось, плохая охота или, наоборот, удачный день, когда он был близок к опасности, но чудом избежал ее, древний человек объяснял это проявлениями к нему какого-то особенного пристального внимания со стороны этих сил. То есть собственная значимость изначально сидела в крови наших предков и передавалась от поколения к поколению вместе с молоком матери, сказаниями и учениями. Появлялись культы божков, жрецы, а вместе с ними жертвоприношения и первые зачатки жестокой власти, человек невольно одушевлял камни, горы, солнце, различные стихии, наделяя их волшебными качествами, уважая и остерегаясь их законного гнева. Только потом, выйдя из пучины невежества темных веков, его смелый потомок сбросил иго потустороннего сознания и стал покорять Вселенную. А в прочем это уже из рода фантастики… Никогда мы не перестанем быть язычниками, это с нами надолго и навсегда. Так и я, образованная девушка, довольно неглупая для своих лет, не удивилась, когда мне предложили встретиться на квартире у некого Экара и пройти какой-то обряд вуду для снятия возможной порчи, а заодно, и для привлечения удачи в делах. Все выглядело на первый взгляд забавно, и я с радостью согласилась.

– Все будет хорошо, – сказал тихим, змеиным шепотом Экар, загадочно улыбнулся и взмахнул топором.

Красные брызги попали мне на одежду, птица дернулась в агонии, неистово хлопая крыльями. Я зажмурилась от страха, чувствуя, что вот-вот мое девичье сердце выпрыгнет из груди и покатится, как резиновый мячик под лавку, а этот горе-кудесник с зачесанной на бок лысиной уже протягивал мне стакан с теплой кровью. У него были грязные ногти, все выглядело отвратительным и гадким, но я боялась отказаться.

– Пей, моя хорошая!

Я посмотрела на Вику, в надежде на ее благоразумие, но та лишь развела руками и сказала:

– А чо? Так надо, подруга!

На ее постной физиономии появилась неискренняя, почти нескрываемая улыбка благоговения, которую можно наблюдать у священника, только что отпустившего грехи смертнику. Ее розовые щечки надулись, как у жадного хомяка, а глазки сузились от удовольствия. Умолять ее было бесполезно. Вика надула большущий пузырь из жвачки, который тут же лопнул и повис липучими сгустками на бледных губах. Я с отвращением поморщилась, так как все это напомнило мне сцену из дешевого порнографического фильма, когда оператор берет крупным планом, а господа-режиссеры, спрятанные за кадром, с особым извращением и жестокостью выдавливают из каких-то тюбиков на почти невинное и крайне удивленное лицо девушки сгустки майонеза или кефира.

– Викуля, милая. Ну, скажи ты ему! – вырвалось из моих уст, но Экар уже всучил подруге обезглавленного, но еще трепыхавшегося петуха.

– На супчик!

Его шипящий змеиный голос гипнотизировал. Я сделала попытку встать и уйти, но этот чертов кудесник затворил за Викой дверь и с видом подвыпившего лихого хирурга взял свои руки в замок и хрустнул костяшками пальцев:

– Ну-с! Приступим!

Экар был удивительно подвижный, как заводной игрушечный робот, словно в его обтянутом кожей футляре всегда была вставлена волшебная батарейка. Движения его были прерывисты, глаза бегали из стороны в сторону, но при этом он всегда внушал людям свою исключительность, знание дела. Между девчонками мы его в шутку называли «сперматозоид», так как он никогда не ходил прямо, а какими-то зигзагами, особенно, когда выпьет. Сейчас он водил надо мной окровавленными руками, растопырив длинные пальцы, словно хищная птица, и я с трепетом наблюдала, как стекает с них жертвенная кровь петуха.

– Абдурахман- манн-ма…. – закричал он мне прямо в ухо визгливо, и я чуть не поперхнулась.

Он улыбнулся, довольный тем, что я послушная девочка, и снова пустился в свой дикий пляс шамана. Мне вдруг стало смешно, и я едва удержалась от смеха, когда этот кудесник стал нести полную околесицу на неизвестном мне наречии, величественно возвышаясь надо мной. На кухне слышно было, как гремит посуда и шумит вода из крана. Там о чем-то беседовали. Мое сердце невольно застучало. Ведь я уже приняла твердое решение расстаться со своим парнем, и весь этот цирк был придуман для того, чтобы Вика объяснила Леше, что я уже больше не его девушка. Самой мне признаться в этом духу не хватало, и я долго вынашивала план, как все это сделать менее болезненно. Случай помог нам. Последняя неделя лета была очень дождливой, и я простыла по-женски. Просить родителей на лекарства совесть не позволяла, они и так вбухали все в мою учебу, и Леша, узнав о моих стеснениях, предложил услуги знакомого экстрасенса, абсолютно бесплатно.

Помню, в тот же день я зашла к частнику и взяла петуха для обряда. Эта была тощая, неопределенного возраста птица с помятым черным хвостом и отмороженным гребнем. Хозяин продавал ее дешево, но, видя мои сомнения, отдал даром.

– Бери, бери! Как говорится, в помощь голодающим Поволжья, – сказал он. – Его давно куры гоняют, а у меня зерно заканчивается.

Петух, словно предчувствуя беду, вырвался из моих неумелых рук, и его долго и с матом ловили по всему огороду. Наконец, загнанного в угол сунули в мешок, где он благополучно затих, смирившись с судьбой.

Экар встретил нас приветливо, пожурил, что петух тощий, но все же принял. Он был сожителем матери Леши, и относился к моему парню, как к сыну. Я ни о чем тогда плохом не догадывалась, хотя уже тогда стоило обратить внимание, как они перемигивались и шептались между собой. Кто бы мог подумать, что в этой квартире созрел заговор, и, вместо снятия порчи, меня решили заговорить на любовь. И пока мы колдовали, а Вика на кухне объясняла Леше, что к чему, Экар уже призывал силы Космоса.

И силы Космоса не заставили себя ждать. Меня вдруг стало подташнивать, и я, чувствуя, что вот-вот могу упасть в обморок, потянулась за сигаретой.

– Все, моя хорошая! – хлопнул Экар меня по лбу ладонью. – Ты Лешу любишь, со здоровьем все в порядке!

Я быстро чиркнула спичкой и затянулась, осторожно оглядываясь по сторонам. Вещи в комнате остались на месте, книжный шкаф, софа, пыльный ковер на стене, но что-то в моей душе надломилось.

«Все это ерунда, Эля! Показалось!», – убеждала я себя в тревоге.

Закончив сеанс, Экар закурил свою маценку, выдувая облако сладкого дыма, и на сером шаманском лице его появилась довольная улыбка.

– На свадьбу не забудь пригласить, – сказал он фамильярно.

Мое личное пространство было нарушено. Я вышла из комнаты с неприятным чувством, словно из кабинета гинеколога. Коленки мои дрожали, а в сердце был жар. «Вот, дура, – подумала я. – Зачем согласилась на эту авантюру, да и петуха жалко. Бегал еще бы да бегал…»

На плите кипела кастрюля, накрытая неплотно крышкой, из-под которой торчали птичьи ноги.

– Ты хоть потрошила? – спросила я, зная, что из Вики плохая хозяйка.

Леша сидел, склонившись над кухонным столом, закрыв голову руками. Весть о нашем расставании с ним, переданная деликатно моей подругой, огорчила его. Вика разливала всем чай по чашкам. По озабоченному взгляду подруги я поняла, что их разговор состоялся, и она упивается выполненной миссией.

– А чо? – улыбнулась она, неприятно чавкая жвачкой.

Меня терзали смутные сомнения. Леша поднял голову, взглянул на меня голубыми, блестящими от слез глазами, и я вдруг отчетливо поняла, что люблю этого человека.

Глава 2

За забором недовольно загоготали гуси. Я оторвалась от дел и прислушалась.

– Эльвира, иди ворота открывай, там твой Леня Голубков приехал! – закричал мне отец.

Он был в своей мастерской, когда помытая до блеска черная «бэха», приятно поскрипывая новой резиной о щебенку и распугивая гусей, вальяжно подъезжала к нашим воротам.

У Леши был явно талант нравиться людям, производить впечатление некоего фраера, жизнь которого удалась. Даже мой отец, всегда прохладно относившийся к моим ухажерам, радовался этому двадцатилетнему парню. И это неудивительно. Леша Мультик был обаятелен. Почему его в нашем городе звали «Мультиком» никто толком не знал, может быть, он был похож на одного из сказочных персонажей диснеевской эпопеи, в то время популярной среди мальчишек. Как все начинающие бандиты, мой парень носил кожаную потертую куртку и короткую стрижку. До нашего знакомства он занимался скромно коммерцией, ездил на своей раздолбанной «девятке», закупал в Греции довольно вкусные оливки и торговал с другом на городском рынке. Амбиции росли, как на дрожжах, успехи своих друзей-коммерсантов омрачали его, и вскоре он переключился на другой промысел.

Внешность у Леши была то, что надо, как у актера Дольфа Лунгрена в самые золотые его годы на пике славы. Высокий блондин с голубыми глазами, истинный ариец, накаченные мышцы, модный прикид. Когда он улыбался симпатичной, доброй улыбкой, а в его руках была бейсбольная бита, отказать ему было невозможно. Коммерсы предпочитали делиться.

На любовном фронте Леша тоже имел успех. Ему достаточно было появиться на горизонте на новой тачке, и местные Ассоли уже прыгали кубарем в машину к своему принцу. Я тоже была не исключением, восхищалась Мультиком, хотя понимала, что это легкое увлечение быстро закончится, и я не смогу, как честная девушка, выдержать его похождений. А пока мы наслаждались беззаботной молодостью, и многое нам прощалось.

Времена тогда были лихие. Страна встала на капиталистические рельсы. Дефицит, инфляция, ваучер, дефолт, коррупция, Гайдар, Чубайс, Мавроди. Каких только иноземных слов-паразитов не выучил бывший советский гражданин! Мы все были словно в замешательстве, в черном омуте безысходности, не знали, куда идти. Все перемешалось. Профессора пошли торговать на базар рыбой, библиотекарши на трассу телом, но те и другие смотрели мыльные оперы и рыдали в три ручья. В магазинах стояли очереди за хлебом, народ, чтобы забыться, глушил водку и пробовал диковинные бананы, завидуя неграм, что у них они растут на каждом дереве. Разгул бандитизма достиг таких масштабов, что киллеры средь бела дня на лавочках грызли семечки, спокойно ожидая свою жертву, с «калашами» на коленках. Но самое страшное было безденежье и безработица.

Моей семье еще повезло. Мама работала в магазине продавцом в молочном отделе. Отец только бросил пить и организовал в гараже и во дворе автомастерскую. Помню, весь двор был завален старыми запчастями и пропах бензином и машинным маслом. Ради меня отец снова сошелся с нами, хотя, возможно, и никогда не любил мать за ее природную, доходящую до нелепости подозрительность. Она во всем видела недоброе, подозревала всех в каких-то выгодах и корыстях. И даже этот героический поступок своего бывшего мужа, когда он вернулся в семью и обещал больше не пить ради дочери, воспринимался ей, в лучшем случае, как должное.

Совместными усилиями родители устроили меня в техникум пищевой промышленности, надеясь, что их любимая дочка станет в будущем директором масложиркомбината или консервного завода. Мне же ужасно хотелось вырваться из плена провинциальной жизни. Я, как одна из «Трех сестер» Чехова, с надеждой повторяла про себя:

– В Москву, в Москву! – и с тоской смотрела проезжающим вслед машинам с московскими номерами.

Странно, но я была убеждена, что стану знаменитой актрисой в столице. Не помню, кто это вбил мне в голову, может быть, приснилось, но я часто представляла себя порхающей на сцене под вспышки фотокамер, и как полный зал рукоплещет мне овациями, вскакивает с мест, и, с криками «Браво, Эльвира! Браво!», бросает под ноги цветы.

Поначалу в этих призрачных грезах я не мыслила себя без Леши. Он всегда сидел в первых рядах, с золотой цепью на груди, жевал чипсы и пил пиво из бутылки. Видя его накаченные бицепсы, окружающие не решались делать ему замечания, но он и без их замечаний посылал всех куда подальше. Поначалу мне это сильно нравилось. Я чувствовала себя защищенной и любимой. Подруги, не скрывая своих чувств, завидовали мне, и я даже была не прочь выйти замуж за этого местного принца, чтобы он не достался никому. Но со временем я стала убеждаться, что парень мой ограниченный и точно не моего полета. Я представила, как буду жить с этим человеком, для которого единственным аргументом является сила или бейсбольная бита. И мне стало в эту минуту сомнений жутко страшно.

Поэтому я несколько раз порывала расстаться с ним, но он, словно чувствовал это, умолял не спешить, обещал золотые горы. Но мне не нужны были эти сокровища, нажитые нечестным путем на крови и насилии. Я верила в карму, что все возвращается и воздается, и несколько раз пыталась отговорить его от рэкета, предлагая заняться каким-нибудь честным делом, но он смотрел на меня как на полоумную.

– Ты не понимаешь, Эля, – говорил он мне, словно дуре. – Сейчас время такое. Этого никогда не повторится. Лови момент! Все лежит на земле бесхозное. Нужно только подбирать и складывать, а уж потом, когда все соберется и сложится, вот тогда можно будет стать человеком. И главное, заруби себе на носу. Мой бизнес – это мой бизнес. Твое дело – любить меня и терпеть.

И я любила и терпела, часто идеализируя Лешу, наполняя его какими-то благородными и человеческими качествами, упиваясь надеждами, что человек может измениться, что время сейчас действительно другое и надо заниматься тем, чем умеешь. Но жизнь расставила все на свои места, и доказала мне правду поговорки, что если сомневаешься, воздержись.

Сначала я стала замечать, что мой парень стал сильно занят. Он объяснял это сложной работой и кормил обещаниями. Мы практически не виделись неделями. И я не находила себе места. Помню, как долгими и бессонными ночами сидела я на подоконнике, поджав под себя ноги, и с грустью смотрела в окно на спящий город. Мое сердце тосковало. Я молила Бога, чтобы мой любимый поскорее пришел ко мне, живым и невредимым. После приворота экстрасенса в моих мыслях был только Леша, и, признаться, я даже хотела забеременеть, родить ему такого же маленького Дольфа Лундгрена, чтобы окончательно связать нашу судьбу.

Но грубая, жестокая среда, в которой он общался, лепила из него героя не моего романа. Часто от него пахло другими женщинами, что, несомненно, выводило меня из себя. Я устраивала сцены ревности, но он целовал меня, успокаивал, и я, как дуреха, верила, что все рано или поздно образуется. К тому же у меня не было сил расстаться с ним. Магия Экара действовала без отказа. Учеба шла побоку. На занятия я уже ходила, чтобы «повыпендриваться», вызывая зависть у подруг и слюни у мальчишек. Последние часто писали мне любовные письма, но я издевалась над их светлыми чувствами. Однажды один мальчик, ожидая меня на свидании, всю ночь простоял под дождем с букетом цветов и бутылкой вина. Подруги донесли, что вино он в горести одиночества выпил, заснул на лавке и простудился. Мне было неловко, но я ничего не могла с этим поделать. По молодости я не понимала, что если плохое настроение, это не значит, что нужно портить его другим. Я прощала себя, прекрасно осознавая, что расцвела в местную красавицу, которой якобы все позволено. Прощали и меня, хотя некоторые, наверно, до сих пор затаили на меня обиду.

Вся эта романтическая пора промчалась вместе с упавшими листьями и зимними холодами, когда первые солнечные лучи протопили снег. На улицах нашего городка потеплело, а в лужах радостно купались воробьи. Дворники еще не успели вымести прошлогодний мусор, а девушки нашего славного городка уже щеголяли в коротких юбках. Пришла долгожданная весна. Помню, в тот вечер я стояла перед зеркалом, и наводила make up. На мне была ангоровая кофточка, лаковые туфли на лодочке и юбка с разрезами. Красилась я тогда в черный цвет и была похожа на ворону. Кассетник крутил песню Линды, скрипя и слегка зажевывая пленку.

– Я ворона, я ворона, на-на, на-на, на, – подпевала я, красив ногти черным лаком.

Настроение было просто волшебное. Я порхала словно бабочка. Леша после зимней спячки подарил мне сережки с черным агатом, под тон моего маникюра, и пригласил отдохнуть вечером в гостинице Элит, развалины которой до сих можно увидеть на трассе Ростов-Баку. Там часто собирались друзья Леши, чтобы отпраздновать удачную работу. Я так обрадовалась, что совсем потеряла чувство реальности.

По крыльцу барабанила капель, и в каждой ее капле отражалась моя любовь. Помню, как я шла такая счастливая по улице, вся в этих ярких, солнечных брызгах. Прохожие оборачивались мне вслед, и мне казалось, что весь мир у моих ног.

Лешка при встрече нежно обнял меня и так просто и искренно сказал, что любит. Я тогда расплакалась, и мне пришлось повторно делать make up. Оказалось, что на праздновании должны были быть уважаемые люди, местные воры, авторитеты. Леша был у них вроде вышибалой или каким-то нештатным телохранителем. Своим ростом и физической формой он сильно выделялся среди их низких фигур. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но во всем полагалась на своего парня. Кругом звучала восточная речь, на меня смотрели холодно и с подозрением, и мне даже казалось, что я нахожусь в таборе некой невольницей. Казалось, в этих сердцах не осталось ни капли жалости. Эти волчьи взгляды прожигали насквозь каленым железом, когда кто-то осмеливался встать им на пути. Я видела, как раскачиваются на их мощных шеях тяжелые кресты, переливаясь золотом и потом, и мне невольно хотелось молиться. Воры сидели на диванах, часто говорили на своем языке, курили кальян и пили водку. Рубашки были расстегнуты, движения вольны и размашисты, на волосатой груди у каждого были наколоты иконы православных святых.

Мне хотелось уйти, и я невольно прижималась к Леше, показывая всем своим видом, что я честная девушка и люблю своего парня. Но это были люди с животной интуицией, которых сложно было обмануть. Они не верили в нашу любовь. Для них все русские девушки были доступны. Главный из бандитов, Калиф, находясь в нирване, как тибетский монах, равнодушно брякал четками. Стол ломился восточными яствами. Богатый ассортимент сыров, овощи, фрукты, суп из жирной бараньей грудинки с разнообразными овощами и фруктами, бесподобная долма в виноградных листьях и форель в вине.

Мы рвали лаваши руками, облизывали в нескрываемом удовольствии свои жирные пальцы, пили за успешную сделку, за братву. Нервное напряжение после бокала вина заметно спало. В какой-то момент я утомилась и пошла отдохнуть в соседнюю комнату. От балконной двери шел свежий ночной воздух. Я легла на кровать и задремала. Мне приснился чудный сон. В сиянии софитов на сцену вышла незнакомая мне актриса с золотистыми локонами и лицом ангела. Она посылала воздушные поцелуи восторженным зрителям, но было видно, что ее сердце не любит их. Она слушала блюз, который творил за роялем слепой, седой негр. Ее движения были грациозны, таинственны и полны женственности. Когда девушка кокетливо задирала юбку, показывая свои клетчатые чулочки, зал ахал. Я спрашивала у зрителей, кто эта девушка, но они молчали, открыв от изумления рты, словно завороженные, и пепел на их гаснущих сигарах бесшумно падал снегом вниз. Актриса делала изящные па на двеннадцати сантиметровых шпильках, подзадоривала слепого музыканта «Бобби, девочки хотят погорячее!», и он стучал по черно-белым клавишам, как бог. Зал трепетал, следил за игрой складок развивающегося на ветру плиссированного платья. Кто-то из зрителей бросил к ее очаровательным ножкам свою ковбойскую шляпу, и девушка примерила ее под радостный свист и рев толпы. Она улыбалась, словно младенец, чистой улыбкой ангела, а ветер бесстыдно задирал края ее платья, и она, смущаясь и одновременно смеясь, пыталась прикрыть свои обнаженные ноги. Зрители весело свистели и умоляли не покидать сцену.

Кто-то тронул меня за плечо.

– Леша… – прошептала я, не отрываясь от сцены.

Мне не хотелось просыпаться. Замечательная актриса звала к себе, махая мне приветливо рукой. Я оглядывалась, думая, что она обозналась, но зрители подняли меня и передавали на руках вперед, прямо на сцену. Прожектор был направлен мне в лицо, и я жмурилась, ощущая в себе прилив великого счастья.

– Давай раздевайся, – услышала я вдруг хриплый голос Калифа.

Я в испуге открыла глаза. Волшебный сон мой прервался, и я так и не успела попасть на сцену. В темноте хищная тень нависла надо мной, дыша перегаром, табаком и луком.