Buch lesen: «Никто не выVOZит эту жизнь»

* * *

© ООО «Лира», оформление, 2024

© Герман Садулаев, 2024

Первая тетрадь

В общем, всё началось ещё в нижнем палеолите. В нижнем, понимаешь? С верхним палеолитом всё понятно. Люди подворовались, у них были религии, войны, литература, секс, страхование жизни и рыночная экономика. Вся эта лабуда, которая помогает не думать о смерти. Но я говорю сейчас о нижнем палеолите. То есть, например, это было два миллиона лет назад. Два миллиона, сечёшь? И вот эти люди, они как бы ещё и не были людьми по большому счёту. У них только вчера перестали расти хвосты. И они не умели разговаривать, понимаешь? Речи у них не было. Совсем никакой. Ну, наверное, были какие-то гыканья, вопли или посвисты. Но второй сигнальной системы, чтобы символическое бытие, знак и означаемое, – вот этого всего не было. Знак, конечно, был, но нечётко связанный с означаемым. Всё зависело от контекста. Например, такая бесхвостая обезьяна говорила «гык!», и это значило: «вон олень идёт к водопою, давайте его убьём и съедим». А в другой ситуации ровно такой же «гык!» нужно было переводить как «мне грустно, потр@хайтесь со мной кто-нибудь». Разве это речь? Нет, человеческая речь состоит из слов, которые тоже, конечно, понимаются из контекста, но в более узких пределах. Например, слово «бык» может указывать на крупное рогатое животное. А может на качка в татуировках. Ещё так называют биржевого брокера, который играет на падении акций. Или на росте. В общем, там, на бирже, есть быки и медведи. Но это не животные, а брокеры. Вот и всё. Ты не назовёшь быком, скажем, сахарницу. Или, когда у тебя болит живот, ты не назовёшь это состояние словом «бык». Как-то не в тему. То есть контекст, конечно, рулит. Но не абсолютно. Где-то в верхнем палеолите так устроилось. А в нижнем не было ничего. Ни речи, ни мышления. Но уже была индустрия. Сначала она называлась олдувайская, а потом ашёльская. Ну, как индустрия… Это, в общем, про камни. Ведь «палеолит» значит «каменный век». Люди тогда жили в камнях. И нижний, понятно, позорный значит. Хотя иногда говорят «ранний», чтобы не обижать. Эти древние ещё-не-люди делали из камней разные орудия. Чопперы, рубила, нуклеусы, бифасы, кливеры. Я смотрел много картинок и, честно говоря, не понял, чем они друг от друга отличаются. Но учёные знают. Получают под это гранты и защищают диссертации. Поэтому пусть будут кливеры. И вот находят археологи стоянки древнего человека, будем всё-таки называть его человеком, хотя он не человек ещё, а так, заготовка. И на этих стоянках множество каменных орудий и иногда кости животных, а если совсем повезёт, то и зуб древнего человека, которого называют архантропом, а потом палеоантропом. Или наоборот. Всё вроде бы хорошо. Вот орудия – значит, стоянка человека, потому что рядом зуб. И вот зуб – зуб человека, потому что рядом орудия. Всё сходится. Копали, копали. А однажды вдруг призадумались: почему этих каменных орудий на стоянках так много? Это теперь так и называется в антропологии: проблема избыточности каменных орудий ашёльской индустрии. Сотнями и тысячами архантропы делали свои нуклеусы и кливеры. Делали и тут же бросали. Кололи новые и новые. А использовали по назначению редкие экземпляры. Например, чтобы заострить деревянную палку. Потому что охотились с деревянной палкой. Хотя каменные орудия выделывали тысячами. Часами и сутками всем племенем сидели и долбились в камни. Какого х&ра? Может, это у них культ такой был? Или учились? Или делали запасы на будущее, когда, например, камни вдруг кончатся? А потом один мозгоправ приехал на раскопки и поставил архантропам диагноз: обсессивно-компульсивное расстройство, ОКР. Они долбили камни, потому что им было страшно. Они обделывались от страха, потому и долбили. Тревожность. Жизнь архантропа была очень-очень страшной. Им все постоянно питались. Это сегодня учёные говорят, что человек был успешный коллективный охотник, мамонтов истребил, шерстистых носорогов. Он, может, и был охотник, только в верхнем палеолите. А в нижнем палеолите он тоже, конечно, в охоте участвовал, да только охотились на него, а не он. А он постоянно сидел, обделавшись от страха, и боялся каждого шороха. Были тогда пещерные гиены, они были здоровенные, в четыре раза крупнее нынешних. Они приходили и ели людей всякий раз, когда им этого хотелось. Львы, леопарды, медведи, волки какие-нибудь. Саблезубые тигры. Чуть ли не каждого архантропа рано или поздно кто-нибудь съедал. Вот он сидел и боялся. Но не только в этом дело. А в том, что эта несчастная обезьяна вкусила яблок в саду познания у Бога, или как там его звать, и отныне узнала, что есть смерть. То есть она реально понимала, что смертна. Конечна. Это ох&реть как страшно на самом деле. Сегодня или завтра меня обязательно кто-нибудь сожрёт. А даже если и не сожрёт, то только потому, что не успеет, – я сам умру раньше. От болезни или производственной травмы. Смерть. Страх. Тревожность. Обезьяны испытывали тревожность. И вот у них возник этот ритуал: долбить камни. Снимать тревожность. С помощью чего? С помощью компульсивных действий. Когда-то кому-то этот камень действительно помог. Он и сейчас может быть полезен, палку там заострить, например. Но главное, что, пока долбишь камень, навязчивая тревога как бы отступает. Как бы немного легче. Как бы вывозишь. Это не терапия, это болезнь. Но что поделать? Сейчас такое снимают салофтом, а тогда салофта не было. Труд создал человека? Какой нах&р труд? Это был бессмысленный компульсивный ритуал, болезненное повторение монотонных операций, а орудия труда появлялись как побочный эффект. Потом, конечно, мустьерская эпоха наступила, когда каменные орудия стали разнообразнее. Но то было не целенаправленное изобретательство, а опять же компульсии, лишь более изощрённые. Ну и теснее связанные с продуктом всё же. И только в верхнем палеолите человек как бы вылечился и стал осознанно там трудиться, изобретать всякие гаджеты и всё такое. Вылечился? Ха-ха-ха. Посмотри на него, как он вылечился. Он больной на всю голову ублюдок. Это я тебе ещё про аутизм не рассказал, про аутизм в следующий раз поговорим.

В течение одних суток температура воздуха поднялась от минус двадцати двух до плюс четырёх градусов по Цельсию. Гипертоникам лучше сразу лечь и умереть. Полунеубранный снег грязными джомолунгмами лежит по обочинам улиц, тает и превращается в серую жидкую кашицу под ногами. Невывозимый мусор на помойках начинает пахнуть как весной. Это Петербург. Я в нём живу. Люди приезжают в Петербург, потому что до них кто-то уже приехал в это гиблое место. Люди живут в Петербурге потому, что миллионы других людей тоже живут в Петербурге и по той же самой причине. Просто люди всегда собираются в стаи, иногда в самой неудобной локации, потому что следуют за каким-то дебилом, а дебилы наиболее харизматичны. Однажды биологи поставили эксперимент. Они вырезали у рыбки кусок мозга, так, чтобы она стала идиоткой, но без тени сомнений и страха. И отпустили её в стаю. Идиотка быстро стала лидером: она уверенно поворачивала в самом непредсказуемом направлении, и стайка рыб послушно поворачивала вместе с нею. Есть такая модная молодёжная программа. Там изначально тупым юношам и девушкам дополнительно секвестируют лишние доли мозга, а потом отпускают в жизнь, чтобы они типа стали лидерами. Но они никем не становятся. Почему? Что могло пойти не так? Х&р знает, но, кажется, дело в том, что у нынешних лидеров есть свои дочки и сыновья и они ставят их вождями на подконтрольной территории. Но с Петербургом всё работает именно так. Никто не любит этот город. И никто не может уехать. Потому что все остальные ведь здесь живут. И куда ехать? Не в Старую же Руссу, где воздух чище, климат мягче, квартиры в четыре раза дешевле, курорт с минеральной водой и дом-музей Достоевского? Это глупо. Мы все здесь умрём. Есть, конечно, надежда на большую войну. Президенты России и США ходят вокруг да около, мнутся, мол, не хотим мы воевать, не хотим мы воевать. Да задолбали. Воюйте уже! Людей стало слишком много, особенно молодых татуированных мужчин. Надо отправить их на войну, пусть там сдохнут. Или хотя бы, что ли, комета прилетела бы прямо в Землю. Но война лучше. Надёжнее.

Что хорошего могу сказать про игланил? Много хорошего могу сказать. Прекрасный, прекрасный нейролептик! Навязчивые мысли и состояния он блокирует. А маленькие радости жизни, наоборот, увеличивает и обостряет. Например, ешь ты суп. Обыкновенный вроде суп. Но только не под игланилом! Под игланилом он брызжет во рту фонтанами вкусов, расцветает на языке сказочными цветами! Или мастурбируешь. Тоже приятно. Жизнь становится красочной, и даже сны цветными. Однако он повышает уровень сахара. Если ты, например, диабетик и обычно натощак сахар у тебя 6±0,5 ммоль, то с игланилом он быстро подскакивает до 12. А это значит ранняя слепота, нейропатия, диабетическая стопа и гангрена. Если ты диабетик, то умрёшь ты, скорее всего, от гангрены. Спасти тебя может только гипертония. Потому что если ты ещё и гипертоник, то с большой долей вероятности ты не умрёшь от гангрены, потому что не успеешь, потому что раньше умрёшь от инфаркта либо инсульта или тромб оторвётся. Когда ты под игланилом, то в любой ситуации можешь находить свои плюсы. Но вот камигста – она проще. Под камигстой ты просто спишь. Если не надо никуда идти и никто не будит настойчиво, то ты спишь 16 часов в сутки. Это решает многие проблемы. Потому что у тебя остаётся всего 8 часов, чтобы принять душ и дважды покушать суп, особенно вкусный, если ты вдобавок под игланилом, и опять лечь спать. Ты даже не успеваешь сильно расстроиться по поводу обстоятельств своего депрессивного эпизода. А спать хорошо. Мир во сне такой прекрасный. И никакой тревоги. Я раньше, ещё до депрессии, будучи простым маглом, или надо придумать другое обидное слово для людей, которые считают себя психически здоровыми и не проходят никакой терапии, когда спал, сны всегда видел тревожные. Такая была всегда тревога, как у архантропа. Да не как, а это та самая тревога и есть, которая живёт в архантропном отделе мозга. И ночью я её чувствовал. Но здесь я должен рассказать про мозг, чтобы было понятно. В общем, мозг. Эволюция. Наш мозг развивался как? Слоями. Он как пирожное. В общем, никогда никакой новый мозг нигде не возникал, а главное, старый мозг никуда не девался. Всегда только новый слой ложился на старое основание. Есть наш древний рептильный мозг, это который называется продолговатый. Он нам остался от рептилий. Им мы смотрим порно. Когда мы смотрим порно, то всё происходит в этом мозгу. Потому что он слабо так понимает абстракции, и что всё это только кино, и что хотя камера показывает крупным планом, но это не мой половой член, и что актёры всё имитируют, потому что им платят, и всё такое. Не будь у нас рептильного мозга, на PornHub никто бы не заходил. Но он есть. Потом полушария, там всякие животные полезные функции, а сверху кора, которая тоже слоями, значит, вот слой нижнего палеолита, а вот верхнего. Дальше верхнего палеолита слоёв нет, потому что мозг расти перестал и начал уменьшаться. И вот в нижнем палеолите этот архантропный страх, тревога, включался, когда засыпаешь и сон со сновидениями. Но ещё как бывает: заходишь ты в сон без сновидений, практически в брахман-абсолют, в нирвану! И вдруг такой – а! – дёргаешься и просыпаешься. Потому что ты типа почти свалился с ветки. Потому что там, в доставшемся от обезьян слое мозга, сохранился такой рефлекс. Мы ведь на деревьях спали, но спать приходилось всё время чутко, чтобы не свалиться, а свалишься – там тебя гиена слопает. И обезьяны поэтому не могут в нирвану попасть даже на минуточку. И вот ты спишь такой на кровати и – а! – дёргаешься и просыпаешься. И тебе кажется, что ты только что чуть-чуть не свалился с ветки. Я бы очень хотел поверить, что мы не произошли от обезьян, а нас слепил Бог, или как его там, из говна и палок, но каждый раз, когда я уже почти убедил себя в своём божественном происхождении, я засыпаю и падаю с ветки, в последнюю минуту цепляясь за неё хвостом. Так и этот архантропный страх, который нам тоже остался в наследство. Так вот. Камигста его лечит! Никакой тревоги. Спишь себе и спишь, и всё тебе хорошо, и ничего не хочется, особенно вставать не хочется, пока не захочется поесть, потому что есть ведь тоже хочется, когда ты под игланилом ещё. Вот и получается, что самая удачная пара в мире – игланил и камигста. Но это если ты не диабетик, потому что если диабетик, то можешь умереть от гангрены, хотя если ещё и гипертоник, то всё равно вряд ли от гангрены умрёшь, скорее гиена слопает.

Есть такая древняя книга, называется «Атхарваведа». То есть это веда атхарванов, которые были как бы волшебники, что ли. Ну или колдуны. В общем, тогдашние медики и учёные. Это было всё в древней Индии, когда там жили древние арии. У них ещё три веды были: «Риг», «Сама» и «Яджур». А «Атхарва», значит, четвёртая. И в этой четвёртой веде множество рецептов, то есть заговоров и заклятий на все случаи жизни. Для победы над врагом в бою. Для того чтобы девушка тебя полюбила. Или, наоборот, на хорошего мужа. На богатство и для потомства. На здоровье тоже и от всяческих болезней: лихорадки, водянки, ковида-19 и всех остальных. Но знаешь, от чего больше всего заговоров? От чего рекордное количество заклятий в древней «Атхарваведе»? Знаешь? Не поверишь! Я сам не поверил. Специально пересчитал. От дурных снов. От кошмаров. Бесит! «Атхарваведу» записали где-то в первом тысячелетии до нашей эры, а может, во втором. То есть это три-четыре тысячи лет назад. Это древние арии. Они ведут трудную жизнь. У них трудная и опасная жизнь, понимаешь? Они живут на фронтире, постоянно сражаются с аборигенами. И друг с другом. Вокруг ещё леса с дикими хищниками. Иногда случаются засуха и голод. Болезней полно, как всегда, а антибиотиков ещё нет, только заговоры из «Атхарваведы есть». Трудная и опасная жизнь довольно-таки ещё древнего человека. И какая проблема заботит его больше всех остальных? Кошмары. Ему, видите ли, сны плохие снятся, и он хочет решить эту проблему. Не, ну правильно. От сна очень сильно зависит качество жизни. Так вот. Древних ариев мучили кошмары. Прямо до слез. До истерики. И они много платили, чего там у них было вместо денег, своим мозгоправам-атхарванам, чтобы они вылечили их сны. А почему кошмары? Потому что архантроп был ещё ближе, чем к нам. Древнему человеку каждую ночь снился Фредди Крюгер. А нам уже пореже. Мы как бы не то чтобы вылечились, но у нас появилось много компенсаторных механизмов. Мы, например, можем посмотреть кино. Это всё равно что сон. Когда мы смотрим кино, мозг думает, что мы смотрим сон. Если только это не порно. Потому что если порно, то там включается продолговатый мозг и начинается совсем другая история. А если, например, триллер, то это сон. И он вполне заменяет нам кошмары, в этом смысл. Мы придумали много фишек, мы хитрые обезьяны. Но арии! Не могу поверить, а так и было. Главной проблемой жизни у них были дурные сны. И у меня тоже были дурные сны. Но теперь у меня есть камигста, и все сны стали добрыми. Лохи, конечно, принимают пилоксен. Но пилоксен – это смешно, господа. Да, на какое-то время сны становятся цветными. Но тревога не проходит. Много ли радости от того, что тебя сожрёт не чёрно-белая, а цветная гиена? Нет, товарищи. Камигста. Только камигста и никаких дженериков! Один мой друг чересчур помешан на Индии, и он мне говорит: «Неблагоприятное это имя, что-то от Кали, чёрной богини смерти, и от Кали-юги, железного века!» А я ему: «Во-первых, Кали не богиня смерти, а мать; во-вторых, ты так далеко не ходи, эвон, в Индию занесло! А наши родные русские калики перехожие, они были кто? Не калеки вовсе, а богатыри и шпионы, спецназ Святой земли, о том я слышал доклад на пыжиковских чтениях. И прямо читается имя как „калик – ста“. То есть сотня калик перехожих, тех, что Илью Муромца подняли с печи! И меня поднимут. И тебя поднимут. Надо тебе сходить, наконец, к Станиславу Валерьичу. Но что с атхарванами, то да. Потрясён!»

Вообще, пойми одно, главное: никто не заставляет тебя жить. Если тебе это не нравится, то какого х&ра ты мучаешь себя и других? Ты никому не обязан. Мир – это тюрьма, но двери всегда открыты. Почему мы в ней сидим? Потому что сами хотим. Потому что нравится. Не ври себе. Тебе тоже нравится. Всем нравится. Не надо ныть. Если совсем не вывозишь – режь вены. Или позвони Станиславу Валерьичу.

Никакой войны не будет. Кишка тонка. Нет ни у кого яиц, чтобы развязать хорошую полномасштабную войну. Кто будет воевать? НАТО? Какое нах&р НАТО? Немцы, что ли, будут воевать? Или французы? Может, эстонцы отправятся на войну? Все друг друга пугают, х&рами машут. Устраивают учения. Украина сосредоточила 120 тысяч солдат на границах с непризнанными ЛНР и ДНР. У них всего войска 250 тысяч. То есть почти половину согнали на якобы фронт. Россия тоже пододвинула к Донбассу около 100 тысяч солдат. Всего у России миллион, так что это одна десятая. «Байрактары» в небе кружат, «джавелины» в стрельбах обкатываются, а наши тоже ставят артиллерию и ракетные установки. Западные СМИ воют, что русские вот-вот нападут на Украину, российские СМИ воют, что, наоборот, НАТО и Украина вот-вот на кого-то нападут, то ли на нас, то ли на Донбасс. Ещё и Турция заявила, что вступит в войну на стороне Украины. Как будто действительно будет какая-то война. Они уже так давно кричат: «Волки, волки!», что настоящие волки подохли от скуки. А я бы, конечно, хотел, чтобы началась война. Нормальная, не гибридная. Чтобы военнообязанных забрили и постарше возрасты тоже, до 35 чтобы всех мобилизовали. Мне под 50 уже, меня не мобилизуют. Я своё отвоевал. В 28 лет я пришёл в райвоенкомат и удостоился приёма у самого военного комиссара. Он говорит: «Ну?» Я говорю: «Вот, пришёл встать на воинский учёт. Готов, если будет надо, отдать долг Родине. Не хочу больше скрываться от призыва». Он такой: «Хорошо, хорошо». Руки потирает. И прямо радость такая в глазах. «Где, – говорит, – хотите служить? Давайте в пехоте? Пехота – царица полей!» А я говорю: «Не могу. У меня вчера день рождения был. И с сегодняшнего дня я в непризывном возрасте. Но если там, например, война, то я конечно. Ставьте меня в запас». «Ах ты сука!» – сказал военком. Выдал мне военный билет и спросил: «Танк при входе в военкомат видел?» А там танк стоял, типа как памятник. «Да», – говорю. «Вот, – говорит, – если военник потеряешь, то сразу ложись под гусеницы». «Хорошо, – говорю, – понял». Военный билет я потерял через год или два. Где-то там в военкомате я числюсь как рядовой запаса. Но мне под 50. Современная война просто не успеет столько продлиться, чтобы призыв дошёл до моего возраста. Поэтому я, конечно, хочу, чтобы началась война. Но надежды на нынешних политиков мало. Они трусы все. Только и могут, что х&рами меряться. У кого «джавелин» длиннее. На ожидании войны, однако, рухнули биржи и рубль падает. Цены на всё растут. Может, для того всё и затеяли. Чтобы быки наварились. Или, х&р их знает, медведи.

Я писатель руками. Я пишу романы. Мои романы нах&р никому не нужны. А чьи нужны? Твои, что ли, нужны? Я проходил когнитивную терапию у психолога. То есть разговаривал с ним о всякой х&рне за свои деньги. Он мне такой: «Вы же писатель! Сделайте из этого роман!» А я два месяца не то что роман, заметку не мог написать. Потом поговорил с Алексеем Андреевичем, совершенно бесплатно. И почувствовал, что мне это помогло больше, чем вся когнитивная ерунда. Вдобавок Алексей Андреевич дал телефон Станислава Валерьича. А у того – настоящее лечение. Не болтовня. Хотя, конечно, с антидепрессантами тоже не всё так просто. У меня была девочка одна. Василиса. Ну, как была. В общем, долгая история. Однажды я её встретил через год или около того. А у неё руки порезаны. Спрашиваю: «Чего так? Совсем не вывозишь?» Она: «Просто сдуру». Смешала алкоголь и таблетки. И бывает вот такой эффект. Ей было тогда семнадцать. А недавно один толстый блогер выбросился из окна в Москве. Голый. Насмерть. Тоже алкоголь и вещества. Поэтому если пить таблетки, то синьку надо исключить. Иначе последствия непредсказуемы. На блогере я словил хайп: тиснул заметку, и метрика показала ох&ренный скачок посещаемости. Самоубийство. Люди такое любят. Василисе сейчас девятнадцать. Она играет на бирже. Умная девочка. Несколько месяцев она делала по 10 % к капиталу. Говорила, у неё беспроигрышная стратегия. Один толстый х&р дал ей в управление два миллиона рублей. И тут эта, сука, типа война, которой никогда не будет. Войны не будет, но бумаги пошли вниз. А она как раз в акции была. На 20 % сразу просела. И пока не выравнивается. А по договору с толстым х&ром вернуть в конце инвестиционного периода она должна как минимум весь основной капитал. То есть прибыль у них пополам, а убытки на Василисе. Я ей говорил, когда она договор подписывала, что это дерьмо, настоящие брокеры так не делают, у настоящих брокеров весь убыток несёт клиент. А она: «У меня беспроигрышная стратегия». Не бывает беспроигрышных стратегий. Не бывает. Недавно её маман купила себе «мерседес». Придётся, видимо, «мерседес» продавать. Но Василиса из-за этого вены резать не станет. Тем более в окно выбрасываться. Потому что это было не от проблемы, а от водки с таблетками. Опасное сочетание. А жизнь… Жизнь – она продолжается, даже если потерял, например, деньги. Я вот постоянно трачу больше, чем зарабатываю. Откуда берётся разница? Не знаю. Наверное, из будущего. Все мы в долгу перед будущим. И чем меньше будущего, тем больше долг. Я любил Василису, по-своему. И она по-своему меня любила. Я говорил: «Это ведь хорошо, что мы можем так. Без боли. Без ревности. Это прямо ноу-хау такое у нас! Мы с тобой обманули систему. Вышли из матрицы. Взломали майя-сансару». Здесь же всегда за любовь боль, за радость расплата. И даже когда в процессе, то словно ешь мёд с толчёным стеклом. Сладко, а рот в крови. Потом она меня бросила по «Ватсапу». Написала: «У меня появился парень, не знаю, как нам с тобой теперь общаться». Я ответил: «Никак». Но больно не было. Это не из-за неё у меня депрессивный эпизод. Меня уже раза два или три бросали по «Ватсапу». Наверное, мода теперь такая. Я сразу написал Юле: «Юля, я думаю, ты должна со мной переспать. Сколько нам можно вокруг да около?» Юля ответила: «Пошёл нах&р, старый мудак». С Юлей мы дружим лет двадцать уже. От неё тоже не было никаких эпизодов. Нет радости – нет печали. Нет привязанности – нет боли. Никто не знает, как на самом деле переводится песня No woman no cry, но нам, бродягам дхармы, слышится: «Нет женщин – нет слёз». У человека не то чтобы чего-то недостаёт, скорее ему надо отрезать кое-что лишнее. И антидепрессанты осуществляют эту самую химическую ампутацию. Кастрацию. Рони из сериала «Голяк» говорит: «От этих таблеток либидо на нуле». На самом деле просто повод больше не ввязываться в грязные дела с женщинами. Либидо на нуле – и ты безгрешен. Ты свободен. Словно птица в небесах. Клетка открыта. Она всегда была открыта, вообще-то. Ты сам держался за прутья. За корм и воду в корытце. За женские (или мужские) гениталии. Вот такие дела, братан.