Buch lesen: «Течет река Мойка… От Фонтанки до Невского проспекта»

Посвящается Наталии Георгиевне Цветновой, любимой дочери, помощнице, верному другу и великой труженице

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Серия «Все о Санкт-Петербурге» выпускается с 2003 года

От автора

Во все времена Санкт-Петербург считался не только городом помпезных дворцов, уникальных парков, садов и скверов, но и своеобразным музеем многочисленных рек и рукотворных каналов, с перекинутыми через их русло изящными мостами.

Реки и каналы петровского «парадиза» играли существенную роль в жизни его горожан и не только приносили реальную пользу в сугубо утилитарном плане, являясь дешевыми и удобными транспортными коммуникациями и источниками водоснабжения, но и оказались эффективными дренажными устройствами.

К числу подобных естественных столичных водоемов причислялась и старинная речка Мья, вытекавшая тогда из непроходимых болот в районе будущего Марсова поля. В то время даже Петр I не предполагал, что эта небольшая грязная река станет впоследствии одним из ведущих водоемов Северной Венеции и даже предопределит особый характер застройки Центрального района города. Вся последующая «биография» Мойки тесно свяжется с ростом и развитием новой российской столицы, а ее судьба наполнится необычными эпохальными историческими событиями. Она многократно и последовательно изменяла свой облик, повинуясь веяниям времени, архитектурной моде при возведении зданий на ее набережных и вкусам их жителей, но при том всегда сохраняла свои природную индивидуальность и величие.

С набережной Мойки, с домами, расположенными на ней, переплелись судьбы многих поколений выдающихся россиян – деятелей отечественной культуры и политики, военачальников, ученых, известных промышленников и предпринимателей. Все здесь пронизано историей – многослойной и противоречивой, порой запутанной, а зачастую забытой потомками. Иногда она бывала сложной и трагической, но во все времена многокрасочной, освященной нелегкими судьбами наших земляков. Поколение петербуржцев XXI столетия в силу разных причин, к сожалению, мало знает об историческом прошлом набережной старейшей столичной реки, некогда нареченной Мьей, о людях, живших на ее берегах, творивших историю России и своим трудом возвеличивших город Петра. Знакомство с современным внешним обликом старого городского водоема и его историческими набережными невозможно без приобщения к незримому миру былого.

Утро на набережной Мойки. Фото И. Наровлянского, 1960-е гг.

В сегодняшнее суматошное, порой непостижимое для стариков время на гранитных набережных старой городской речки продолжают достойно смотреться, как и положено старожилам заповедных мест, громады великокняжеских дворцов, бывших сановных особняков и великолепных доходных домов. Здесь по-прежнему царит атмосфера некоего неизъяснимого душевного покоя, домашнего уюта и дивного очарования. Петербургский художник М.В. Добужинский рекомендовал посетителям этих заповедных мест: «Всегда гулять в одиночестве. Ходите чаще всего пешком… Только одиночество во время прогулки раскрывает вам душу и глаза. Вы можете забрести в незнакомые места, остановиться, заглянуть в какой-нибудь двор и много увидеть».

А наш современник писатель Вячеслав Недошивин любителям экскурсий по историческим местам Петербурга дает еще более точные рекомендации: «По этому городу нужно ходить на цыпочках, а если разговаривать – то шепотом. Этого, разумеется, никто не делает: ни туристы, ни уж тем более шумная и растрепанная молодежь, перелетающая с улицы на улицу. Я думаю, это – временно.

Мойка. У Певческого моста. Фото И. Наровлянского, 1960-е гг.

Рано или поздно, если захотят всмотреться в город, прислушаться к его камням, они все равно перейдут с безумной побежки, с привычного ора на почти беззвучный шепот и очарованный шаг. Иначе ведь не понять этого чуда, этой необъятной гранитной иконописи, с которой можно слой за слоем, как это делают терпеливые реставраторы, „смывать“ историю за историей. Вообще историю – в прямом смысле этого слова…»

Мойка до сих пор остается одним из любимых романтических мест жителей Петербурга и его гостей. На каждом участке ее набережной обнаруживаются яркие свидетельства таланта и неподражаемого мастерства великих отечественных зодчих и мастеровых. В наши дни, даже при всех временных утратах, неизбежных при ремонтных работах и периодических перестройках, древние набережные реки Мойки продолжают оставаться заветным заповедным местом Петрополя, официально обозначенным правительством города как «историческая пешеходная охранная зона».

Река Мойка играет исключительную роль в эстетическом облике Петербурга. Ее набережные на всем протяжении, во все эпохи изумляли не только наших земляков, но и приезжающих в Россию иностранцев. Спокойное течение реки, ее знаменитые гранитные набережные с чугунными решетками и четкие силуэты мостов сделали старинный водоем одним из главных элементов в художественной композиции русской столицы.

Тот, кто хотя бы один раз побывал на заповедных набережных реки Мойки, навсегда запомнил удивительную гармонию архитектурных сооружений разных эпох и завораживающее спокойное течение воды в ней. Познавшие подобную красоту позже признавались, что картина увиденного не отпускала их долгие годы. Невольно хотелось приходить сюда снова и снова.

Оказавшись после Октябрьского переворота 1917 года в эмиграции, петербуржцы, остро тоскуя по оставленной Родине, со слезами на глазах вспоминали наряду с другими любимыми уголками родного города тихую волшебную Мойку. Известный поэт-эмигрант, искренний патриот Санкт-Петербурга Николай Агнивцев в 1920-х годах писал в Берлине о том, что его не отпускало на чужбине:

 
Как бьется сердце! И в печали,
На миг былое возвратив,
Передо мной взлетают дали!
Санкт-Петербургских перспектив!..
И, перерезавши кварталы,
Всплывают вдруг из темноты
Санкт-Петербургские каналы,
Санкт-Петербургские мосты!
 

В начале 60-х годов прошлого столетия мне пришлось в качестве советника работать в международной организации при Европейском отделении ООН в Женеве. В тот период там еще служили бывшие высокопоставленные особы, эмигрировавшие с первой волной беженцев из Советской России в 1918–1920-х годах. Они, как правило, занимали должности переводчиков, технических служащих и мелких клерков. В заседании некоторых экспертных совещаний мне тогда, в частности, помогал блестящий синхронный переводчик князь Святополк-Мирский, а машинисткой в главном офисе Европейского отделения ООН еще работала старая княгиня Нарышкина.

При встречах со мной эмигранты всегда с ностальгией вспоминали оставленный Петроград и любимые места бывшей столицы России. К моему удивлению, на вопрос, что производило на них наиболее сильное впечатление в оставленном городе, большинство русских эмигрантов, словно сговорившись, почти всегда упоминали любимую ими Мойку, с ее спокойной водой, тихими набережными и замечательными мостами с изящными чугунными решетками – традиционным местом встреч в их первых романтических рандеву. По их мнению, красавица Мойка и ее набережные были прекрасны при любой погоде, в любое время года.

Течет река Мойка

В предлагаемой вниманию читателей книге повествуется об одной из старинных рек Санкт-Петербурга, ее исторических набережных, дворцах, особняках и известных доходных домах. В некоторых случаях я привожу малоизвестные страницы из жизнеописаний людей, обитавших в разные годы в этой местности.

Автор искренне надеется, что собранные им исторические материалы об одном из протяженных естественных столичных водоемов и его окрестностях помогут читателям, увлеченным отечественной историей и неравнодушным к судьбе любимого города, лучше узнать его прошлое.

Основным принципом отбора объектов, персоналий и эпизодов стала не формальная их принадлежность к конкретному городскому району, а весомая историческая и культурологическая значимость.

Многоликий образ набережных пятикилометровой реки нашего города, мостов и прилегающих улиц представлен уникальными историческими иллюстрациями из отечественных архивов и фотоматериалами работы петербургского фотографа Дмитрия Сергеевича Цветнова, удачно запечатлевшего современный облик Мойки.

Многообразие исторических объектов, расположенных на набережных Мойки, и не менее интересных строений, возведенных в непосредственной близости от них, побудило автора изложить собранные о реке Мойке материалы в двух книгах. Представляемая вниманию читателей первая книга включает исторические хроники реки Мьи от места ее истока до Зеленого моста на Невском проспекте.

«Из тьмы лесов, из топи блат…»

Закрепившись на отвоеванном участке побережья Финского залива после Северной войны, Петр I мечтал заложить в дельте Невы новый российский город с прекрасными площадями, широкими прямыми улицами и возведенными на них каменными домами «сплошною фасадою, в один ряд красной линии».

Молодого царя совершенно не пугала опасная близость весьма агрессивных и еще достаточно могущественных противников – шведов, чей самоуверенный король угрожал тогда россиянам, что построенные ими на обетованных отвоеванных новгородских землях русские города в самое ближайшее время будут им не только взяты «на шпагу», но и разрушены до основания. Не останавливала Петра Алексеевича в деле реализации своей мечты и полная непригодность для строительства города отвоеванных «отчих» территорий, покрытых вековыми гиблыми болотами, немыслимыми топями и непроходимыми густыми лесами. По утрам и вечерам едкий густой туман плотной пеленой окутывал эти опасные земли и бездонные топи, заросшие осокой и низкорослым кустарником на мшистых болотных кочках. Однако Петр I, завороженный близостью моря, не оставлял мысли о возведении здесь его блистательного и величественного «парадиза» – новой российской столицы на берегах широкой Невы. Относившийся к Петербургу как к любимой женщине поэт-эмигрант Николай Агнивцев жил и дышал этим городом, боготворил его. В далеком изгнании он с гордостью писал о «серебряно-призрачном городе туманов»:

 
Москва и Киев задрожали,
Когда Петр, в треске финских скал,
Ногой из золота и стали
Болото Невское попрал!..
И взвыли плети!.. и в два счета —
Движеньем Царской длани – вдруг —
Из грязи Невского болота
Взлетел Ампирный Петербург.
 

Петр Великий на строительстве Петербурга. Неизвестный художник. 1830-е гг.

Русский император успевал всем заниматься, во все вникать и все контролировать. Сам решал, где какому зданию быть, и лично утверждал все городские проекты.

В Россию чередой потянулись вереницы талантливых заморских зодчих, таких как Доменико Трезини из Швейцарии, Георги Иоганн Матарнови из Германии, Николо Минетти из Италии, фон Звичи из Голландии и многие другие. В 1716 году в Петербург приехал из Парижа зодчий Жан-Батист-Александр Леблон, ставший любимцем Петра I и оставивший весьма заметный след в новой русской столице своими работами.

Предусмотренная царем дренажная система стала эффективным способом ликвидации обширных болот и топей со зловонной стоячей водой и в конечном итоге позволяла строителям приступать к возведению на месте бывшей трясины первых служебных и жилых зданий.

План Санкт-Петербурга в царствование Петра I

В течение всего XVIII столетия от начала основания Петербурга следуют один за другим царские указы, планы и проекты о постройке в новой столице больших и малых каналов, очистке и расширении заиленных, загрязненных русел мелких речек. Именно с помощью работ по очистке и расширению русла ижоро-финской реки Муи – узкого мутного древнего ручья, вытекавшего из огромного непроходимого болота, располагавшегося в начале XVIII века на месте сегодняшних Марсового поля, Михайловского сада и Русского музея, и ее соседки – Глухой речки, или Кривуши, так же неторопливо вытекавшей из не менее громадной топи, раскинувшейся в районе современных площадей Искусств и Конюшенной, удалось тогда осушить значительные территории.

Кроме дренажных функций реки и каналы должны были в некоторой степени ослабить напор водной стихии при регулярных наводнениях в устье Невы и стать удобными дешевыми транспортными водными магистралями. К слову сказать, император отнюдь не понаслышке знал о мощи регулярных водных катастроф, обрушивавшихся на его «парадиз», и их разрушительности.

После наводнения 1706 года Петр I в письме А.Д. Меншикову рассказывал: «Третьего дня ветром вест-зюйд такую волну нагнало, какой, сказывают, не бывало. У меня в хоромах было сверху пола 21 дюйм и по городу и на другой стороне улицы свободно ездили на лодках…» В дальнейшем царь пережил не одну стихийную водную катастрофу, обусловленную тем, что в восточной части Финского залива, чаще осенью, случаются наибольшие подъемы уровня воды при проходящих над Балтикой циклонах. В их центре давление обычно бывает ниже, вследствие чего циклоны втягивают в себя с большой площади моря огромные массы воды и, двигаясь в восточном направлении, переносят их за собой. Когда циклон ослабевает, вода растекается во все стороны со скоростью до 50–60 км/ч, образуя при этом так называемую «длинную волну» высотой до трех метров, а при сильном ветре – даже до пяти. Следуя по мелководью Невской губы, эта волна словно закупоривает Неву. Отсюда наводнения, одно из них, случившееся в 1703 году, нанесло огромный ущерб Северной столице России и сопровождалось массовой гибелью ее населения. Подъем воды регистрировался тогда почти на три метра выше ординара.

Наводнение в Петербурге. Немецкая гравюра

Свое первое наводнение новый столичный город испытал через три месяца после официального рождения, в ночь с 19 на 20 августа 1703 года. Поднявшаяся более чем на два метра вода унесла тогда почти весь строительный материал, заготовленный для возведения Петропавловской крепости. Командующий русской армией князь А.И. Репнин рапортовал царю: «Зело, государь, у нас жестока погода с моря… жители здешние сказывают, в нынешнем времени всегда то место заливает».

Благоустройство и преобразование мутной, узкой и застойной речки Муи, вытекавшей небольшим ручьем из непроходимого болота, начались по указу Петра I в 1704 году. Обширные топи тогда вплотную подступали к заболоченному массиву, на котором по повелению царя выписанные из-за рубежа специалисты садово-паркового искусства и ландшафтной архитектуры создавали первый Летний сад – летнюю резиденцию императора Петра Алексеевича. Постоянное затопление строительной площадки вынуждало тогда приостанавливать начатые работы. Русло водовода не только успешно углубили и расширили, но и прокопали участок от устья Муи до Безымянного ерика (Фонтанки), соединив тогда таким образом обе реки.

Исток Мойки из Фонтанки. Пантелеймоновский цепной мост через Фонтанку. Михайловский замок и Летний сад. Литография Ф. Кнорре. 1824 г.

Для этого в 1711 году специально проложили прямой рукотворный канал между этими водоемами. Тогда же прорыли от Большой Невы к Мойке Лебяжью канавку и Красный канал, русло которого проходило вдоль западной границы будущего Марсова поля и соединяло Неву с Мьей (Мойкой). В результате оперативно проведенных по распоряжению Петра I гидротехнических работ была не только осушена огромная территория будущего Летнего сада, но и облагорожена река Мья, превратившаяся из замухрышки в прекрасную глубокую столичную реку с широкими берегами, пригодную для судоходства. Царь лично провел по облагороженному руслу водоема первое судно и остался весьма доволен качеством работы. Первый же историк Северной Венеции – А.И. Богданов, ранее крайне нелицеприятно отзывавшийся о грязной и заиленной зловонной Муи, теперь с восторгом писал о ней: «Сия река от прежней ее нечистоты, понеже она была глухой протокой, себе сквозного течения не имела, вычищена до настоящей глубины и сваями обита на подобии канала, в коем ныне вода глубиной довольна, что иные по ней всякие суда с великим грузом ходят свободно и сию реку более может всяк почесть за нарочно сделанный канал».

Кстати, несколько слов о личности первого историка, написавшего книгу о Петербурге. А.И. Богданов – бывший рабочий-печатник, талантливый самоучка-самородок, много лет служивший в библиотеке столичной Академии наук. В 1751 году он завершает работу над книгой, посвященной истории основания и развития новой российской столицы, основанной Петром I. Скромность автора капитального труда и отсутствие надежды на его публикацию заставляет его написать: «Сие мое историческое описание, якобы не весьма надобное, но впредь будущему роду может и услужительно потребуется». Книгу издали лишь в 1779 году под заголовком «Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга, от начала заведения его, с 1703 по 1751 г.». Замечательная книга А.И. Богданова в наше время является библиографической редкостью.

В тексте именного указа Петра I о работах по расчистке реки Мьи содержалось и повеление о первых примитивных проектах по облагораживанию старого водоема: сооружении земляных откосов, укрепленных по низу шпунтовым рядом, выше которого закладывалась массивная булыжная берма – горизонтальная площадка на откосе берегов, придающая им весомую устойчивость и защищавшую их от размыва. Планами Петра I тогда же предусматривалось упрощенное временное оформление набережных реки – устройство узких деревянных набережных по всему течению водоема и незамысловатых деревянных парапетов. Однако, по отзывам очевидцев тех далеких времен, первые набережные тогдашней Мойки скорее напоминали «небольшие проселочные тропки», тянущиеся вдоль Мьи.

Петербургский градоначальник Б.Х. Миних

К работам по расчистке и благоустройству водоема привлекались военнослужащие столичного гарнизона, вольнонаемные люди и крепостные крестьяне. Рабочим часто приходилось на некоторых участках русла реки засыпать пустоты в грунте и промоины. В иных местах землекопы вынимали из русла реки значительное количество грунта, достигая установленных ширины и глубины водоема. На особо заболоченных, зыбких участках почвы, плывунах, в границах утвержденного царем проекта глубины реки и ширины ее берегов перед выемкой земли требовалось укреплять болотистые места деревянными щитами, выкачивать воду и лишь после этого приступать к основным земляным работам.

Рытье обновленного русла Мьи нередко осложнялось обнаружением в нем крупных валунов, оставшихся в этих местах после прохождения северного ледника, несшего с собой со Скандинавии песок, глину и огромные камни из кристаллических пород. Углубляя и расширяя русло реки и выравнивая ее берега, рабочие также сталкивались с оставшимися в земле огромными пнями деревьев, кои с превеликими трудностями и усилиями приходилось вручную выкорчевывать из грунта.

Рабочий проект расчистки реки Мьи предусматривал не только прокладку более широкого и глубокого пятикилометрового городского водоема, но и основательную подсыпку вынутой из старого русла землей левого берега водной протоки для строительства на нем небольшого летнего деревянного дворца для императрицы Екатерины I.

После смерти императора в 1725 году городское хозяйство приходило в упадок. Петербургский градоначальник Б.Х. Миних в своем докладе Сенату отмечал, что «при Фонтанной и Мье речках и при каналах сваи, доски, брусья и щиты испортило и многие погнили и землю водою вымывает, от того водоемы заносит… и речки в такую худобу приходят, что занесло вполовину, отчего проход и мелким судам весьма с трудностью...»

Активность отцов города в делах о заботе старинной речки в начале нового XIX века еще более снизилась. В одной из газетных публикаций той поры отмечалось, что «если ранее вода в Мойке была подобна по чистоте и вкусу Невской, то столетие спустя вновь превратилась в протоку с грязной, мутной и дурно пахнущей водой». В связи с этим в 1874 году даже последовало строжайшее запрещение водовозам брать воду для питья и приготовления пищи из реки Мойки.

До основания Санкт-Петербурга река носила ижорское название Муя («грязная»), в 1719–1797 годах водоем уже официально именовали Мьей. Современное название Мойка, вытеснившее прежнее, появилось несколько позже как переосмысленный вариант труднопроизносимого «Мья». Происхождение различных наименований реки, протекающей через центральную часть Петербурга и официально, вплоть до 1709 года, являющейся южной границей новой столицы Российской империи, имеет несколько версий, высказывавшихся в разные года столичными историками. А.И. Богданов, считавший, что «сея речка названа Мойкой от прежней ее нечистоты…» По его мнению, как, впрочем, и с точки зрения иных знатоков топонимики, название реки происходит от глагола «мыть». Были даже попытки связать это наименование с построенными на набережных Мойки общественными банями.

Согласимся, что подобное умозаключение не лишено традиционной национальной любви русских людей к мытью в банях, а слово «баня» на Руси означало «мыть, чистить тело водой». Первые жители Северной столицы любили повторять, что «без Питербурха да без бани, нам как телу без души», «В бане мыться – заново родиться», «Баня – мать вторая, кости распарит, все тело поправит».

Сразу же после основания города Петр I издал указ о строительстве общественных бань и о введении специального денежного сбора с их владельцев. Плату же для содержателей общественных бань устанавливала городская управа. У входа в каждую баню находился сборщик, собиравший «банную плату». Мыло и веники приносили с собой либо приобретали в бане. Малоимущий же люд обычно собирал обмылки и парился «опарышами», подобранными в мыльнях. Мыться приходили семьями, чтобы одни стерегли одежду, пока другие парились и мылись.

А.Э. Девиер, генерал-полицмейстер Петербурга

«Достаточные» же столичные жители платили при входе в баню «сторожевые» деньги, и банщик во время помывки надежно охранял их платье.

Очередным указом генерал-полицмейстера столицы А.Э. Девиера от 2 марта 1720 года категорически запрещалось «подлому люду строить собственные домовые бани». Для них специально возводились «мыльни на берегу реки Мьи (Мойки) за Финской слободою, числом до 30, из коих половина назначалась для мужчин, а другая, отдельная, для женщин».

В архивных документах сохранилась запись, сделанная рукой самого российского императора: «Где можно, при банях завести цырульни, дабы людей приохотить к бритью бороды, также держать мозольных мастеров добрых».

Заморские гости новой русской столицы с изумлением описывали этот варварский русский обычай и со страхом наблюдали, как, исхлестав себя в парилке березовым веником, горожане бросались в воды Мойки, а зимой в любые морозы окунались в ледяную прорубь. Датский же посол при дворе Петра I Юст Юль в 1709 году писал на родину, что в российской империи «первый доктор – это русская баня».

Оппоненты историка А.И. Богданова и его единомышленников полагали, что название «Мойка» произошло от прежнего наименования реки Мья и возможного звукового сходства ижорского слова «мья» и русских «мыть», «мою», «мойка». По их мнению, самое же название «Мья» дублирует древнее ижорско-финское значение «Муя».

Известные отечественные знатоки топонимики К.С. Горбачевич и Е.П. Хабло в популярной книге «Почему так названы?» отмечали, что «есть документальные свидетельства преобразования названия „Муя“ в „Мойка“. На старых шведских картах XVII века левый приток Невы, называемый сейчас рекой Мойкой, обозначен как „пиени муя йоки“. По-русски это значит: „маленькая муя река“. В русских писцовых книгах данная же река именовалась „Мья“.

Относительно исходного названия „Муя“ следует сказать, что небольшие болотные речки Ижорской земли нередко носили такое имя. Вероятно, оно связано с финским словом „мую“ (грязь, слякоть). Вспомним, что наша Мойка продолжительный период времени была грязной болотной речкой».

На его исторических набережных по сие время возвышаются выдающиеся по своей художественной значимости творения великих зодчих. На набережных реки Мойки на каждом шагу обнаруживаются яркие свидетельства их таланта и индивидуального мастерства. Река постепенно становилась органической частью Центрального района Петербурга, приобретала свой особый неповторимый колорит и блестящий архитектурный облик. Начиная со времен основания новой русской столицы во все годы с особой тщательностью проводились планировка береговой линии Мойки, прорисовки каждого ее изгиба, работа, способствующая удивительному композиционному завершению старинного водоема. Его набережные и в наши дни украшают величественные ансамбли, причисленные мировыми экспертами к совершенным архитектурным сооружениям XVIII–XIX столетий.

Знаменитые зодчие разместили на набережных реки Мойки уникальные дворцовые здания, аристократические особняки и жилые дома, создав удивительную многоплановую композицию, раскрывающуюся по мере течения водоема к своему устью.

Длина реки составляет 4,67 км, ширина весьма неравномерна – от 20 до 40 м, глубина на разных участках колеблется от 2,1 до 3,2 м. На протяжении почти пяти километров она спокойна, неторопливо несет свои воды через центральные районы Петербурга. Скорость течения на отдельных участках – неодинакова. Если в районе между Лебяжьей канавкой и каналом Грибоедова она составляет 8,3 кубометра воды в секунду, то на участке между Зимней канавкой и Адмиралтейским каналом ее величина достигает 10,3 кубометра. Между Ново-Адмиралтейским каналом и речкой Пряжкой скорость течения Мойки увеличивается уже до 11,3 кубометра воды в секунду.

В 1771–1715 годах по распоряжению Петра I прорыли Лебяжий канал, который не только ограничил территорию Летнего сада с запада, но и соединил Мойку с Большой Невой.

В 1711 году на земельном участке, отведенном сразу же после основания новой столицы капитан-командору Шхельтингу, русский император построил свой первый Зимний дворец и распорядился прорыть канал, ограничивающий дворцовый участок с запада и соединяющий Неву с рекой Мойкой (Зимняя канавка). В те же годы от набережной Невы к Мойке, вдоль западной границы будущего Марсова поля, отходил (ныне засыпанный) Красный канал.

Берега реки Мойки стали постепенно осваиваться уже в первые годы строительства нового столичного города. В начале жилые строения появились на правом берегу Мойки в 1705 году, вскоре после постройки Адмиралтейства. Это были, как правило, небольшие деревянные дома, возведенные на участке между Невской першпективой и Исаакиевской площадью. Их заселяли главным образом морские офицеры, корабельные мастера и иные работники Адмиралтейской верфи.

5 (16) ноября 1704 года, вскоре после основания новой столицы Петр I заложил на южном берегу Невы судостроительную верфь – Санкт-Петербургское, или Главное, Адмиралтейство. Архивные документы утверждают, что строилась она по проекту и при непосредственном участии самого российского императора. Сегодня в Центральном военно-морском музее нашего города хранится старинная гравюра с собственноручной подписью Петра I: «Сей верфь делать государственными работниками или подрядом как лучше и построить по сему».

Царь сумел разместить на сравнительно небольшом земельном участке необходимые и взаимосвязанные кораблестроительные производства.

В начале 20-х годов XVIII века в устье реки Мойки построили адмиралтейские склады для хранения и выдержки лесоматериалов, мастерские по строительству шлюпок, корабельного рангоута и блоков.

В развитии идеи российского императора о превращении новой столицы в Северную Венецию, для удобства транспортировки строительных материалов на верфь и склады, в 1720 году специально прорыли Адмиралтейский канал, по которому на верфь доставляли лес из «магазейнов» – складов, проводили для завершающей оснастки боевые галеры из Галерного двора.

В 1717–1719 годах, почти под прямым углом к Адмиралтейскому каналу, через территорию современной площади Труда проложили еще один рукотворный водоем – Крюков канал. В Государственном архиве сохранился документ XVIII века, удостоверяющий факт приемки нового канала: «Урочище Крюков канал, который проведен из Большой Невы, мимо Новой Голландии в Мойку речку, звание свое имеет по сему, что с первых лет был здесь при Санкт-Петербурге знатный подрядчик посадский человек, прозванием Семен Крюков, которого государь Петр Великий знал довольно, и оный подрядчик выше описанный канал делал, от чего и именование получил».

Кстати, должен отметить, что после опустошительных грандиозных пожаров 1736–1737 годов на набережных Мойки Комиссией о каменном строении Санкт-Петербурга при разработке проекта планировки части города между Мойкой и Фонтанкой было решено продлить Крюков канал от Мойки до реки Фонтанки по прямой линии. Продление диктовалось необходимостью расселения в этих местах значительного числа погорельцев – морских офицеров и адмиралтейских служащих. В те трагические дни настоятельно потребовалось эффективное гидротехническое сооружение, чтобы быстро осушить заболоченную местность, отведенную погорельцам, и получить надежную дешевую водную магистраль для доставки необходимых строительных материалов и продуктов питания. Причиной страшных пожаров, уничтоживших почти все строения на набережных реки Мойки, по мнению Комиссии, стала невероятная скученность на них деревянных зданий: «…порой между домами даже один человек проходил с трудом».

Для погорельцев – адмиралтейских служащих – отвели участок за Мойкой, вдоль Глухой речки (впоследствии – Екатерининского канала) от Вознесенского моста до пересечения с нынешним руслом Крюкова канала. Значительная площадь земельного участка, предназначенного для заселения погорельцев с набережных Мойки, тогда представляла собой совершенно неосвоенный и сильно заболоченный лес. Проект его осушения и последующего освоения 20 апреля 1738 года утвердила императрица Анна Иоанновна, а в начале 40-х годов XVIII века на осушенном участке уже приступили к строительным работам.

Князь А.Д. Меншиков, первый генерал-губернатор Петербурга

В непосредственной близости от набережных Мойки, в Адмиралтейской части города, одной из первых возвели деревянную церковь Преподобного Исаакия Долматского. Кстати, день памяти святого – 30 мая по старому стилю, совпадал с днем рождения основателя Петербурга. В этом храме в 1712 году Петр I венчался с Екатериной Алексеевной – будущей императрицей Екатериной I.

От первого Зимнего царского дворца – дома «корабельного мастера» Петра Михайлова, до Потешного поля (Марсова), между Невой и Мойкой протянулись одноэтажные деревянные дома с огородами, принадлежащие жителям Немецкой и Греческой слобод.