Buch lesen: «68 минут»
Игорёк любил этот день, день своего рождения. И пусть не было свечей в огромном торте, воздушных шаров и прочей праздничной атрибутики, но сегодня исполнялись его некоторые мечты, на которые в обычное время ему приходилось тратиться. Сегодня, пятого ноль седьмого 2226 года Игорю Землянскому исполнялось двадцать три года и сегодня его очередная двадцать третья вакцинация.
Прошло больше двух столетий после начала пандемии. На смену английскому штамму пришёл индийский, а за ним – омикрон. Каждый был опасней предыдущего, и врачи сбивались с ног, создавая вакцину. За двести лет вирусы мутировали настолько, что казалось, знали уже наперёд всё, что приготовит для них медицина и с лёгкостью обходили ловушки новых вакцин.
Кончилось всё тем, что мир разделился на избранных – тех, кто волей провидения жил в немногочисленных городах, сконцентрировавших в себе остатки планетарной цивилизации и изгоев холодных пустошей. Их трудно было назвать людьми, скорее выродками, с многочисленными пороками и физиологическими отклонениями от человеческой нормы. Вроде двух голов, чешуи вместо кожи, перепончатых пальцев конечностей и многого другого. Изгоев Игорь не видел вивую, но именно так их рисовало его воображение и московское телевидение.
Кроме Москвы в мире существовало ещё три десятка городов, причём треть из них на территории бывшего Союза. Нельзя сказать, что Россия пострадала от апокалипсиса меньше других, но, во всяком случае, смогла сохранить если и не статус-кво, то первоначально хоть какой–то в них порядок. Всегда бывшая мегаполисом, Москва превратилась теперь в гигантский, буквально кишащий людьми город-монстр, в котором жило по последней переписи около ста миллионов человек.
По сравнению с Москвой изначальной – городом двадцать первого века – бывшая столица СССР прибавила в территории несильно. Было поздно раздаваться во все стороны, построенная в спешном порядке стена и многочисленные кордоны не давали беженцам из регионов доступа в городскую черту и соответственно, городские власти не имели возможности вести строительство вне её пределов. Не имея возможности, расти вширь, город перенёс транспортные магистрали под землю, застраивая всё свободное пространство стоэтажными небоскрёбами, оставляя впрочем, место для крохотных парков и маленьких островков природы.
В эпоху новой реальности полного истощения запасов углеводородов, города сконцентрировали в себе все годящиеся для жизнедеятельности ресурсы. Чудом сохранившийся Питер, изрядно растерявший светский лоск Санкт-Петербург, (втрое уступавший Первопрестольной по количеству жителей), обеспечивал по воздуху Москву тем, что давало море и то, что осталось от Северной Европы, города Сибири и Урала лесом, камнем, строительным материалом, мегаполисы средней полосы и юга – хлебом, мясом, фруктами и овощами. Москва же стала центром сохранившейся цивилизации, осью на которой вертелось мироздание двадцать третьего века.
Натуральные продукты, поступавшие в бывший Третий Рим, не могли себе позволить даже совсем небедные люди, а люди бедные довольствовались эрзац едой, с вкусовыми наполнителями давно забытых блюд. Пожалуй людям из прошлого было бы странно видеть в общепитовской столовке вместо первого второго и салата (того же оливье), на тарелках по разноцветной таблетке, с биологическим заменителем. Но семья Землянских ела их всю жизнь, и оттого просто не представляла, как могло быть по-другому.
Начав собираться, Игорёк мельком взглянул в работающий телевизор. Шли дневные «Вести» на «Россия 1». Преисполненные чувства собственного достоинства и ответственности за пытавшуюся возродиться страну депутаты союзных городов, слушали Путина. Нет, конечно же, не Владимира Владимировича. Теперь это была уже не фамилия, а звание того, кого по статусу можно было сравнить с царём, генеральным секретарём, президентом, «отцом нации», «великим кормчим». Теперь, в новой Москве глава этого города-государства назывался коротким, но вобравшим всё, что перечислялось раньше словом – Путин.
Это делалось не из гипертрофированного раболепия или возведённого в абсолют культа личности. Нет, то была дань благодарности человеку пожертвовавшего собой ради процветания общества, которую можно было бы сравнить с мнимой жертвой Иисуса Христа, но одного распяли за преступление, и изменить свой приговор у него не было возможности, второй же отошёл от дел добровольно, пребывая на вершине власти.
Да, так было в сейчас уже далёком 2024-ом, когда победив на очередных выборах, Президент добровольно лёг в криокамеру, как считается, погрузившись в летаргический сон. Если верить истории, всё, пожалуй, было не так однозначно. Коллективный Запад признавать эти выборы отказался, что делало Путина в их глазах не легитимным Гарантом конституции, а диктатором узурпировавшим власть. Штаты угрожали России «адскими санкциями», Европа бесновалась, стеная об отсутствии демократии и волеизъявления.
Но люди, простые жители России отдали, свой голос за него, и отдали бы снова, но желая им лишь добра, Путин сделал трудный выбор, направленный, прежде всего на общее благо. В завещании было оговорено особо, чтобы новая власть не устраивала шабаша из его ухода, и не бросалась переименовывать города в его честь. Ведь он не умер, он всё ещё жив и готов вернуться, когда стране понадобится его помощь.
Одно переименование всё-таки произошло. Превратившееся в мумию тело Ленина вынесли из мавзолея, поместив внутрь криокамеру с Путиным. Никто не знал, когда именно случится его пробуждение и поскольку это могло произойти в любой момент, в шкафу лежала чистая одежда, на столе стоял горячий кофейник, а телевизор работал сутки напролёт, передавая последние мировые новости без остановки, чтобы даже во сне Владимир Владимирович был в курсе последних событий.
И потекла людская река к мавзолею, на котором вместе со старым «ИН» сверкали чёрным мрамором новые буквы «ПУТ». Люди шли, чтобы увидеть своими глазами того, кто пожертвовал всем, ради них.
Никто теперь не знал, чего ждать от новых выборов. Бывшие соратники смотрели друг на друга злыми глазами, понимая, что больше нет никакой «команды Путина», а каждый сам по себе. История умалчивала кому пришла простая и в то же время гениальная идея оставить выбор нового лидера не на человеческий фактор, а на железную логику компьютера. Машину нельзя подкупить, она не меряет критериями личной выгоды и не падка на сладкие обещания.
Первые выборы нового Президента больше походили на спиритический сеанс. Одетые в чёрное, осунувшиеся от недосыпа и почти одуревшие от крепкого кофе двенадцать мужчин и женщин взявшись за руки, сидели за круглым столом, пытаясь сфокусировать общую силу мысли на единственной цели – найти его, приемника Путина.
Первая попытка оказалась, мягко говоря, не удачной. Избранный главой страны человек, бывший иконописец, плохо понимал, чего от него хотят, и потому старался спрятаться от свалившихся забот о хиреющем государстве в алкогольном небытии. Чехарда с не годящимися для этой роли избранниками продолжалась какое-то время, пока не была, наконец, создана задуманная ещё Путиным система информационного анализа.
Отныне компьютер, а скорее даже способный рационально мыслить кибернетический организм, которому не нужен был сон, еда, семья, деньги и всё, что с рождения ограничивало нас в вопросе выбора. Теперь все данные – из паспортных столов, камер наружного наблюдения, записи актов браков, разводов рождения и смерти, страницы социальных сетей – стекались ручейками проводов и беспроводных сетей в гигантский супер мозг. Который знал всё обо всех и буквально видел человека насквозь.
С двадцать второго века главу государства выбирал компьютер, и если он выдавал фамилию человека соответствовавшего не только новой должности, но и бывшим по духу единым целым с Путиным, значит, так оно и было. Несмотря на экстравагантный, отнюдь не демократический вид этих выборов, главные критерии были в них сохранены. Найденный машиной человек избирался на пять лет и не мог занимать свой пост больше двух сроков. Если же и в третий раз стояла всем теперь известная фамилия, компьютер указывал на того, кто шёл следующим в списке.
Сейчас по старому «президентом» была женщина азиатской внешности, с круглым, как луна лицом и щёлочками узких глаз. Её доставили Путинским бортом откуда-то из-за Урала, из такой глуши, о существовании которой Игорь даже не подозревал. В самом начале она даже плохо говорила по-русски, но за год с небольшим выучила язык настолько, что о том, что Эльвира Саитовна не представитель титульной нации, говорил лишь лёгкий акцент. Не считая этого, новый Путин был вполне ничего; он пытался объединить все города, (абсолютно все), если и не в единое целое одного государства, то хотя бы в дружественный союз. Но у него больше не было нефти и газа, не было печатающего доллары станка и мощной экономики, а посему идея с объединением подвисла в воздухе.
Новый, а вернее очередной Путин ослабил анти эпидемические меры, что дало приток товаров из не красных, но скажем, оранжевых зон, лишь частично подверженных заражению, устанавливая контакт с живущими на огромных территориях людьми. Она запретила термальные поля вокруг Москвы, испепеляющие всё, что оказывалось в радиусе их действия. Изменила правило, державшееся все эти годы: переболевшие вирусом люди из пустоши, полностью излечившие недуг, получали возможность жить в городской черте, по программе реинтеграции. Их место жительство было самым настоящим гетто и всё же было лучше пустоши. В конце концов, вместе с ней пришло перемирие в длившейся две сотни лет войне с еретиками – так теперь называли людей, не имевших PR-кода и отказывавшихся вакцинироваться.
Эти странные, смертельно опасные люди не верили в гибельность всё новых и новых штаммов, считая их делом кучки негодяев, извлекающих из общего хаоса и массового сокращения человечества баснословную выгоду. Изгои считали правительства всех стран ответственными за миллиарды смертей, за фактически развязанный геноцид сограждан. И разницы не было, вышло это по злому умыслу или же по стечению обстоятельств. Главным было то, что джина выпустили из бутылки, и он явно не спешил исполнять заветное желание.
На Изгоев охотились как на диких зверей, но в отличие от последних их отстрел не лимитировался законом, это война шла до полного уничтожения и теперь в ней наметилось если и не окончание, то, во всяком случае, долгожданная передышка. Как следовало из последнего указа Путина, Изгои получали определённые права и даже могли иметь представителя в городском совете. Но для этого им нужно было обозначить себя, выйти из тени, а вот этого Изгои как раз и боялись, опасаясь западни. Ведь маленькая победоносная война – это было так в духе прежнего Владимира Владимировича, и было не важно, сколько в ней прольётся крови с обеих сторон. Глядя во что превратился мир за какие-то две сотни лет, Землянский думал со злостью: сколько же ещё должно случиться дерьма, чтобы Путин, наконец, соизволил проснуться? И состоится ли вообще это второе пришествие?
Мега-компьютер, превратившийся в гигантский мозг, в почти живой организм, контролировал теперь всю человеческую жизнь, от рождения до смерти. Человек рождался, сразу зная точную дату своей кончины, что высвечивалась на специальных часах. Они носились на запястье и заряжались энергией человеческого тела, придатком которого, по сути, и были. Пожалуй, это было жестоко, знать до секунды момент своего конца, но зато избавляло от иллюзий и позволяло рационально строить отмерянную тебе жизнь, без оглядки на трагические неожиданности.
Кладбищ больше не было – они занимали слишком много места и насыщали землю трупным ядом. Тела сжигали, либо перерабатывали на удобрения, или разбирали на органы, а останки утилизировали в специальных камерах. Численность население регулировала не только естественная убыль. Введённый при первом Путине мораторий на смертную казнь так и не отменили, но и содержать за свой счёт осуждённых на пожизненное всю оставшуюся преступнику жизнь городские власти не собирались. После приговора суда избежавших смерти негодяев изгоняли из Москвы – на специальном поезде их вывозили за городскую черту и там предоставляли собственной судьбе. Хотя были и те, кто уходил из города добровольно.
Отныне в автобиографиях при приёме на работу стояли две даты и если бы человек, и захотел по какой-то причине свести счёты с жизнью, у него всё равно ничего бы не получилось. Задумай он повесится – верёвка бы лопнула, надумай утопиться или пустить пулю в лоб – его бы всё равно откачали, а пистолет бы заклинило. Всё шло по написанному кем-то сценарию – вся жизнь вокруг походила на огромный спектакль, в котором играли сразу десятки миллионов актёров. У каждого из них была свою роль, которую им суждено было отыграть до конца.
Какая роль была у него, Игорь не знал. Он родился в обычной семье, учился в самой обычной московской школе, собирался поступить в МГУ, подал документы на юридический факультет – как Путин – но на экзамены не пришёл, успев подвязаться в сфере каршеринга. На поприще сдачи электромобилей в наём большой карьеры сделать не сумел, но электронных денег, которыми теперь оплачивали потребляемые услуги, на жизнь ему хватало.
Изгои прятались не только в холодной пустоши, но и среди людей. Землянский однажды встретился если и не с Выродками, то с кем-то весьма похожим на них. Это было ещё в школе, после тренировки районной футбольной команды, в которой Игорь играл в полузащите. Из-за нехватки земли, игровые виды спорта изменились до не узнаваемости. Теперь все футбольные баталии проходили в симуляторах виртуальной реальности. Одев специальный шлем и заняв место в подключенной к компьютеру капсуле, игроки выходили на виртуальное поле, а зрители, подключившись к симулятору, могли видеть себя на кажущемся им реальным стадионе, на травяном газоне которого происходили вполне обычные для человека из прошлого футбольные матчи. К сожалению, недоступные для людей нового времени.
Несмотря на кажущуюся инфантильность занятия, нагрузки на организм виртуального спортсмена давались нешуточные. Он бежал по несуществующему полю, и сердце начинало бешено колотиться, пот тёк по лицу, как и дождь, бывало начинавший лить в разгар матча; футболисты, так же как и их предшественники мокли и мёрзли в холод, или страдали от духоты в жару. Они испытывали боль при падении на газон и столкновениях с соперником и, конечно же, настоящую радость от забитого мяча.
Заменённый в середине второго тайма Игорь не стал сидеть на скамейке, а пошёл в подтрибунное помещение, выйдя из симулятора. Приняв душ, он начал одеваться. Кроме него в небольшой раздевалке, в которой одновременно могло поместиться человек пять, шесть, был ещё один юноша его возраста, из команды соперников. С этим парнем, подающим надежды, пусть и не очень результативным нападающим Игорь встречался раньше, хоть и играл с ним на разных флангах.
Вдруг застыв, он сверлил взглядом его правое плечо, где у него самого и всех его знакомых, да и у знакомых их знакомых, было вживляющаяся при рождении маленькая капсула для инъекций, по виду напоминающая крупную родинку. Почувствовав его взгляд, странный парень занервничал, так и не вытершись насухо, он наскоро оделся, став быстро запихивать спортивную форму и полотенце в рюкзак. Его отсчитывающий в обратном порядке время жизни таймер лежал на лавочке, и Землянский взял его. Часы можно было снимать во время сна или купания, можно было чинить, когда что-то в них выходило из строя или менять на другую модель. Часы были точно такими же, как у всех, за одним исключением – этот жизненный таймер был муляжом, пожалуй, не очень искусно сделанным, если даже подросток смог это понять.
– Разве тебе не говорили, что вторгаться в чужое жизненное пространство, по меньшей мере, бестактно? Так не поступают воспитанные мальчики. Если они конечно воспитанные, – холодно спросила быстро подошедшая женщина, черты лица которой, (не все, но некоторые), были сильно похожи на черты лица этого странного мальчишки, выхватив таймер из его руки.
– Что у него с плечом? – глухо спросил Игорь, чувствуя себя крайне неловко.
– А что у моего сына с плечом? – вместо ответа гневно переспросила родительница, уперев руки в бока и Землянский, чувствуя, что краснеет, ответил, уже жалея, что затеял этот разговор; в конце концов, ему могло просто показаться: – У него нет капсулы.
Землянский подумал, сейчас женщина пригвоздит его к месту доказательством того, что он ошибся – в конце концов, капсула для инъекций могла быть на левом плече, да и не только на плече, а в любом удобном для человека месте, просто в Москве их шаблонно ставили на правое плечо. Но вместо этого, увидев, что сын вышел из раздевалки, она прошептала, склонившись к Игореву уху:
– Если у моего сына нет капсулы, значит, она ему не нужна, – странная семейка ушла, а он сидел ещё на лавке в одиночестве с одним носком в руке, раздумывая чтобы это всё значило, пока раздевалку не начали заполнять вышедшие из симуляции дети.
На следующей игре Землянский этого парня не увидел. Он пропал, растворился в огромном городе, в котором можно не знать людей, с которыми прожил всю жизнь в одном подъезде. Игорь думал, что больше не увидит его, но оказалось, что ошибался.
Он любил метро, побывав на всех пяти сотнях станций Московской подземки. Это была не просто рельсовая железная дорога, а целый подземный мир, в котором люди проживали жизнь, не выходя на поверхность. Под метро проложили тоннели автомагистралей, куда переместился весь наземный транспорт. Город был изрыт тоннелями как головка сыра, каким-то чудом до сих пор сохраняя целостность. И вот однажды Игорь ехал из Сокольников, где проходили тренировки домой на Юго-Запад. На одной из станций рельсовые колеи шли друг напротив друга, а не через перрон и в окне остановившегося напротив вагона он вдруг увидел того, странного мальчишку, с его не менее странной родительницей.
С ними был ещё третий, худощавый мужчина высокого роста, лицо которого Игорь разглядеть не успел. Мальчишка что-то сказал и мужчина быстро отвернулся. Женщина же не стала этого делать. Они с сыном молча смотрели на него. Во взгляде ребёнка была обида, а во взгляде женщины явно читаемое сожаление. Но жалела она не себя, а его.
***
Как обычно, Игорь решил сделать обязательную вакцинацию перед работой. Вообще-то на государственных предприятиях за это полагались два оплачиваемых дня отгулов. Так предписал ещё Путин, и предписание это неукоснительно соблюдалось, но на государственных предприятиях. Землянский же где работал у частника, и всё на что мог пойти хозяин, это закрыть глаза на часовое опоздание.
Возле почти каждой станции метро был стационарный пункт вакцинации, что избавляло от необходимости идти в поликлинику. Дождавшись очереди, человек заходил внутрь, набирал на табло свой регистрационный номер и шёл в герметичную кабину, где прислонив плечо к специальному приспособлению, получал годовую дозу антивирусного препарата.
Город стимулировал вакцинацию бесплатными напитками из аппарата, мороженным для детей, если было лето и что особенно нравилось Игорьку капсулами, что сутки транслировали городские радиостанции без надоедливой рекламы, которые ты мог переключать силой мысли, просто представив плейлист.
Музыка звучала внутри твоей головы, не нужны были наушники и смартфон. Казалось, ты сам рождаешь радиоволны и способен транслировать любимые ритмы тем, кому они тоже по нраву. Эффект был удивительным, одни говорили это военная разработка, другие – внеземные технологии. Игорь не знал, кому верить и потому не обращал на слухи внимания, просто наслаждаясь удивительным изобретением. Музыкальные капсулы стоили недёшево, но в день вакцинации московские боссы не скупились на подарки.
Возле пункта собралась небольшая очередь, тихо гудящая слухами о заражённых вирусом в городе. Кремль по этому поводу молчал, по крайней мере, Игорь ничего не слышал. Случаев инфицирования в Москве не было больше ста лет, разорвав все связи с внешним миром, москвичи настолько уверовали в свою неуязвимость, что если раньше смешно шутили на эту тему в «Камеди Клаб», то теперь просто не замечали того, что творилось за городскою чертой.
– Восемь случаев за месяц, и все в гетто, – тревожно шептала моложавая блондинка лет пятидесяти с короткой стрижкой обращаясь к полной даме примерно её возраста. Потрясённо вздохнув, та неодобрительно закачала головой, а стоящий рядом мужчина среднего возраста в старомодных очках вклинился в их разговор, огорошив фразой: – Восемь только умерло. У меня информация из очень надёжного источника.
– Это Вам по телеку такое сказали? – с саркастической усмешкой полюбопытствовал у него молодой человек в одетых по случаю тёплой погоды лёгкой рубашке и шортах.
– Нет, не по телеку. У меня друг в Коммунарке, он сказал мне о том, что видел своими глазами, – с вызовом ответил мужчина. Вообще-то зрение сейчас корректировалось за несколько минут в любой аптеке, и необходимости носить очки не было. Новость была так себе и стоящие у пункта люди приуныли. Но тут дверь открылась, на улицу вышла статная дама, прижимая ватку к правому плечу. Поскольку очередь была живой, а Землянский регистрировался заранее через сайт «Здоровый город» на это время, то приложив свой биометрический паспорт к магнитному замку на закрывшейся двери, он вошёл внутрь.
Этот пункт выглядел, так же как и все остальные. Крохотная прихожая, в которой можно было оставить вещи да герметичная капсула для укола. Игорь вошёл внутрь, приставив глаз к окуляру, идентифицирующему по сетчатке глаза его личность и подняв короткий рукав футболки, приставил плечо к инъекционному аппарату. Сейчас тонкая игла войдёт в его тело, впрыснет антивирусную смесь, защищающую не только от вируса, но и от обычной простуды и всё, можно будет идти глотать свою радиокапсулу.
Время шло, а игла не пронзала кожу. Наверное, кончилась инъекция, теперь жди, пока привезут, – с досадой подумал Землянский, нажимая на ручку двери в капсуле. Дверь не открылась, а на табло регистрационного аппарата высветилось: «Оставайтесь на месте! С аппаратом возникли проблемы. Починка потребует времени. Оставайтесь на месте!»
Игорь не страдал от клаустрофобии, но времени у него как раз не было – если он в течение часа не окажется на рабочем месте, у него будут проблемы. Нужно было отсюда выбираться, а вакцинироваться уже вечером. Несмотря на хлипкий вид, дверь не поддавалась, как он не пытался её открыть. Табло пищало предупреждающими надписями, но Игорь больше не обращал на них внимания, стараясь ногой выбить дверь. Грохот стоял тот ещё и, пожалуй, собравшаяся к этому времени толпа зевак и желающих вакцинироваться с тревожным любопытством снимала происходящее на свои телефоны, тут же выкладывая с комментариями в интернет.
– Игорь Геннадьевич, аппарат починили. Прекратите ломать дверь – вы всё равно этого не сможете – сделайте, наконец, вакцинацию и убирайтесь к чёртовой матери на свою работу. Счёт за ремонт придёт в конце месяца, – раздалось откуда-то из динамика над ним. Землянский завертел головой, пытаясь определить источник звука, увидев стержень следящей за ним миниатюрной камеры. Голос был женским, но отнюдь не мягким, да и женственности в нём было ноль целых шиш десятых. Этот голос подходил офицеру спецслужб, но ни как ни диспетчеру метрополитена. Компьютер знал о нём всё, и выяснить его подноготную, вплоть до того, какое порно он смотрел вчера перед сном, труда не составляло.
Игорь не понимал что происходит, по крайней мере, точно ничего хорошего; он впутался в какую-то историю, и якобы починенный аппарат была лишь уловкой, возможностью сделать ему усыпляющий укол и поэтому он продолжил методично лупить ногами в прогнувшуюся, но всё ещё державшуюся дверь.
– Да что, чёрт возьми, происходит, – прорычал он, обращаясь непонятно к кому и это было последним, что он успел сказать. Усыпляющий газ, поданный сквозь вентиляционное отверстие под крышей, обволок всё вокруг едким туманом, сперва превратившись в вату, а потом стал похож на стену капсулы, по которой съезжало обмякшее тело и затем на пол.
***
Он очнулся не сразу. Вначале услышал чьи-то голоса, раздавшуюся над ним какофонию многоголосья; казалось, эти люди о чём-то жарко спорили, потом ощутил запахи, и лишь затем вернулось зрение вместе с ярким дневным светом. Одетые в защитные скафандры люди склонились над ним, внимательно разглядывая, словно он был редким и крайне ценным экспонатом, но увидев, что Игорь очнулся, отпрянули. Многозначительно посмотрев друг на друга, они гуськом вышли из комнаты и Землянский остался один в просторной светлой палате, что стало редкостью из-за дороговизны квадратных метров. Вдруг совсем рядом послышался шорох и, повернув голову, он увидел лежащего на соседней кровати мужчину лет сорока.
Судя по прилично отросшей бородке и запущенной шевелюре, тот находился здесь уже довольно долго, но эскулапы почему-то не проявляли к нему интерес. Мужик взял печенье из пакета на тумбочке у изголовья и вернулся к прерванному чтению планшета. Вся информация теперь подавалась в электронном виде, больше не было книг, газет и журналов, а древний библиотечный фонд представлял собой один большой музейный экспонат.
– Что пишут? – спросил Игорь, успев заметить логотип новостного сайта, и товарищ по несчастью туманно ответил, потянувшись за новым печеньем, (ему он, кстати, не предложил): – Разное.
– Наверное, в основном про то, как меня утром газом накачали?
– Нет.
– Что, ни слова? – удивился Землянский. Он был уверен, этот инцидент теперь на первых полосах.
– Нет.
Игорь встал с кровати и едва не упал, успев схватиться за деревянную кроватную спинку. Он ещё не полностью отошёл от усыпляющего газа, которого для него не пожалели, но и просто так лежать здесь не собирался. Подойдя к окну, он увидел далеко внизу текущую реку, густо усыпанную перевозящими людей и грузы катерами. Торговые беспилотники доставляли заказы из закусочных и магазинов, а рекламные дирижабли размеренно плыли вдоль окон над лежащими внизу дорогами, по которым сновали на электро-самокатах и гироскутерах люди; там шла обычная жизнь, которую ещё пару часов назад он воспринимал как беспросветную обыденность и вот теперь о ней уже мечтал. Неведение угнетало его, и пленник решительно направился к двери, поймав неодобрительный взгляд соседа: – Не советую, – проворчал тот, дожёвывая печенье. – Если начнёшь сейчас тарабанить в дверь, чего доброго тебя определят к буйным.
– Но я хочу знать, когда меня выпустят? У меня дом, семья, работа – я просто не могу здесь находиться! Не имею права, – срываясь на крик, воскликнул Землянский и мужик ответил равнодушно, возвращаясь к чтению, напоследок указав пальцем с явно обгрызенным ногтем на приклеенную к тумбочке табличку:
– Никогда. Не с твоим диагнозом, – Игорь прочёл, и ноги его подкосились, с трудом он снова сел на кровать глядя безумным взглядом в стену. – У меня просто Омикрон, я бессимптомник и меня держат здесь уже месяц как подопытную крысу. А у тебя QX10.
Омикрон QX10 – это штамм, от которого не лечится, он случается в одном случае на миллион. У его носителя нет обычных вирусных симптомов, человек внешне совершенно здоров, но находясь вместе с другими, сеет смерть. Как заражённая Эболой летучая мышь среди людей.
– У тебя ещё инкубационный период и ты почти не заразен, даже для меня. Но со временем превратишься в серьёзную проблему, и поэтому долго тебя держать здесь не будут. По крайней мере, вместе со мной.
– И что со мной сделают? – глухо спросил Игорь; того что он узнал за последние минуты было слишком. Его мозг отказывался верить, но всё происходящее с ним говорило, что это реально.
– А что бы сделал ты с заложенной в центре города атомной бомбой?
– Я бы её обезвредил. Если бы смог. Меня что убьют? – сосед не ответил, вернувшись к чтению. Может, не хотел добивать его окончательно, а возможно просто не знал ответа. Но Игорь не собирался просто так от него отставать:
– Откуда ты всё это знаешь? Всё о чём говорил?
– Я был врачом, вирусологом. Когда-то в прошлой жизни. Окончил аспирантуру, защитил докторскую, а потом увлёкся идеями, противоположными всему чему учился. Я и ещё с десяток моих единомышленников ушли в пустошь, желая доказать, что всё, что нам говорили об апокалипсисе – ерунда. Но реальность оказалось гораздо страшнее, чем даже рассказывали в новостях. И я вернулся. Выжив один из всех.
– Так ты из гетто?! Из этого чёртового гетто?! – с неожиданной злостью воскликнул Игорь. – Так это из-за вас, живущих на этой помойке, начались проблемы в моём городе?
– Этот город и мой. Я в нём родился, как и все мои родственники, – возразил визави, понимая его состояние. – А проблемы начались из-за того, что люди перестали воспринимать опасность пандемии всерьёз, относясь к ней как к чему-то, что может пройти само собой. Но не пройдёт. Поверь мне, человеку, всерьёз занимавшемуся этой проблемой.
– Но почему? Почему я носитель этого штамма? Именно я?
– Я не знаю, – просто ответил отставной врач. – И поверь, не знает никто, откуда это взялось и когда, наконец, закончится. Что бы там ни говорили по этому поводу. Светила науки. Можно лишь строить догадки и если в двух словах касательно твоего случая, то вырисовывается приблизительно такая картина. Подавляемый вакцинами вирус – а вакцина это и есть вирус, только мёртвый – с годами мутировал. Причём мутация началась, думаю во время твоего зачатия. Твои родители выбрали для этого крайне неподходящий момент – они не подходили друг другу по иммунитету и ты родился с врождённой патологией, которая не проявлялась…
– До сегодняшнего дня, – перебил его Игорь.
– Не совсем так. Что-то послужило спусковым крючком, какой то маркер запустивший мутацию. Мутация легла на мутацию. Думаю, это произошло в течение двух трёх недель, самое раннее месяца. Ты молод, здоров. Иммунитет боролся с недугом, пока у него были силы, но теперь всё пойдёт гораздо быстрее. Что-то вроде снежного кома катящегося с горы.
– И сколько мне осталось, прежде чем я стану разорвавшейся атомной бомбой?
– Боюсь, это дело нескольких дней. Самое позднее.
Два, максимум три дня и он превратится в сеятеля смерти, такого себе всадника апокалипсиса, которого будет вполне достаточно, чтобы стереть Москву с лица земли. Город, первым оправившийся от пандемии и уже успевший обрасти солидным жирком. Выросло несколько поколений, для которых вирус это только страшилка из прошлого, железный аркан которым удерживают в уготованных рамках власть имущие. Тот же Путин. Кто знает чьё тело лежит в криокамере? И вот воцарившееся равновесие нарушает он, которому ещё жить да жить. Все кто, так или иначе, столкнётся с ним, обрекают себя на тяжкий выбор, как в русской рулетке. Жить или умереть? Жить или умереть? Жить, погрузив его в долгий сон, когда, наконец, будет найдена вакцина и против этого штамма.
