Мидлмарч

Мы, смертные мужчины и женщины, глотаем много разочарований между завтраком и ужином, прячем слезы, бледнеем, но в ответ на расспросы говорим: "Так, пустяки!". Нам помогает гордость, и гордость - прекрасное чувство, если оно побуждает нас прятать собственную боль, а не причинять боль другим.

По-видимому, есть только одно средство не принимать что-то близко к сердцу - вообще поменьше чувствовать.

Давать - это роскошь, доступная только тем, кто беден.

Наверное, мы не способны понимать, почему другим не нравится то, что нравится нам.

Близость взаимного смущения, когда оба чувствуют, что небезразличны друг другу, однажды возникнув, не исчезает бесследно. Разговоры о погоде и на другие светские темы кажется пустым притворством, и неловкость не проходит, если только не признать в ней откровенно взаимное увлечение, которое, конечно, вовсе не обязательно должно быть глубоким и серьезным.

Удивительно, какую роль порой играет в нашей жизни женщина: отказаться от нее - чуть ли не героический подвиг, завоевать - великое искусство.

Нередко то, что мы принимаем за безысходность, - на деле оказывается жаждой надежды.

"Я вовсе не веду себя противно. Это ты так думаешь. Слово "противно" определяет твои чувства, а не мое поведение".

наше самодовольство - это наша собственность, не облагаемая налогом, и очень неприятно вдруг обнаружить, что она обесценилась

— Значит, ты начал осуждать жаргон? — мягко спросила Розамонда.

— Только дурного тона. Любой выбор слов — уже жаргон. Он указывает на принадлежность к тому или иному классу.

— Но есть правильный литературный язык. Это не жаргон.

— Извини меня, правильный литературный язык — это жаргон ученых педантов, которые пишут исторические труды и эссе. А самый крепкий жаргон — это жаргон поэтов.