Buch lesen: «Кукольный дом»
Henrik Johan Ibsen
ET DUKKEHJEM
* * *
Действующие лица
Адвокат Хельмер.
Нора, его жена.
Доктор Ранк.
Фру Линне.
Частный поверенный Крогстад.
Трое маленьких детей четы Хельмер.
Анна-Мария, их нянька.
Служанка в доме Хельмера.
Посыльный.
Действие первое
Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер. В печке огонь. Зимний день.
В передней звонок. Немного погодя слышно, как дверь отпирают. Из передней в комнату входит, весело напевая, Нора, в верхней одежде, нагруженная ворохом пакетов и свертков, которые она складывает на стол направо. Дверь в переднюю остается открытой, и там виднеется посыльный, принесший елку и корзину, которые он отдает служанке, отворившей дверь.
Нора. Хорошенько припрячь елку, Элене. Дети не должны увидеть ее раньше вечера, когда она будет украшена. (Посыльному, вынимая портмоне.) Сколько?
Посыльный. Пятьдесят эре!
Нора. Вот крона… Нет, оставьте себе все.
Посыльный кланяется и уходит. Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим, довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько штучек. Осторожно идет к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается.
Да, он дома. (Снова напевает, направляясь к столу.)
Хельмер (из кабинета). Что это, жаворонок запел?
Нора (развертывая покупки). Он самый.
Хельмер. Белочка там возится?
Нора. Да!
Хельмер. Когда же белочка вернулась?
Нора. Только что. (Прячет мешочек с печеньем в карман и обтирает себе губы.) Поди сюда, Торвальд, погляди, чего я накупила!
Хельмер. Постой, не мешай. (Немного погодя открывает дверь и заглядывает в комнату, держа перо в руке.) Накупила, говоришь? Все это?.. Так птичка опять улетала сорить денежками?
Нора. Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немножко раскутиться. Это ведь первое Рождество, что нам нет нужды так стеснять себя.
Хельмер. Ну и мотать нам тоже нельзя.
Нора. Немножко-то можно! Правда? Самую чуточку! Тебе ведь положили теперь большое жалованье, и ты будешь зарабатывать много-много денег.
Хельмер. Да, с нового года. Но выдадут мне жалованье только через три месяца.
Нора. Пустяки! Можно занять пока.
Хельмер. Нора! (Подходит и шутливо берет ее за ушко.) Опять наше легкомыслие тут как тут. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши – и готово.
Нора (закрывая ему рот рукой). Фу! Не говори таких гадких вещей.
Хельмер. Нет, ты представь себе подобный случай – что тогда?
Нора. Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно – есть у меня долги или нет.
Хельмер. Ну а для людей, у которых я бы занял?
Нора. Для них? А чего о них думать! Ведь это же чужие!
Хельмер. Нора, Нора, ты еси женщина! Но серьезно, Нора, ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Никаких долгов! Никогда не занимать! На домашний очаг, основанный на займах, на долгах, ложится какая-то некрасивая тень зависимости. Продержались же мы с тобой храбро до сегодняшнего дня, так уж потерпим и еще немножко – недолго ведь.
Нора (отходя к печке). Да что же, как хочешь, Торвальд.
Хельмер (за нею). Ну, ну, вот птичка и опустила крылышки. А? Белочка надулась. (Вынимает портмоне.) Нора, как ты думаешь, что у меня тут?
Нора (оборачиваясь, живо). Деньги!
Хельмер. Вот тебе! (Подает ей несколько бумажек.) Господи, я ведь знаю, мало ли в доме расходов на праздниках.
Нора (считая). Десять, двадцать, тридцать, сорок. Спасибо, спасибо тебе, Торвальд. Теперь мне надолго хватит.
Хельмер. Да, уж ты постарайся.
Нора. Да, да, непременно. Но поди сюда, я тебе покажу, что я накупила. И как дешево! Гляди, вот новый костюм Ивару и сабля. Вот лошадка и труба Бобу. А вот кукла и кукольная кроватка для Эмми. Простенькие, но она все равно их скоро поломает. А тут на платья и передники прислуге. Старухе Анне-Марии следовало бы, конечно, подарить побольше…
Хельмер. А в этом пакете что?
Нора (вскакивая). Нет, нет, Торвальд! Этого тебе нельзя видеть до вечера!
Хельмер. Ну-ну! А ты вот что скажи мне, маленькая мотовка, что ты себе самой присмотрела?
Нора. Э, мне ровно ничего не надо.
Хельмер. Разумеется, надо! Назови же мне теперь что-нибудь такое разумное, чего бы тебе больше всего хотелось.
Нора. Право же, не надо. Или… Послушай, Торвальд…
Хельмер. Ну?
Нора (перебирая пуговицы его пиджака и не глядя на него). Если уж ты хочешь подарить мне что-нибудь, так ты бы… ты бы…
Хельмер. Ну, ну, говори же.
Нора (быстро). Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях, и купила себе на них что-нибудь.
Хельмер. Нет, послушай, Нора…
Нора. Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело?
Хельмер. А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками?
Нора. Знаю, знаю – мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А?
Хельмер (улыбаясь). Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что-нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться.
Нора. Ах, Торвальд…
Хельмер. Тут спорить не приходится, милочка моя. (Обнимает ее.) Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка.
Нора. Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю сколько могу.
Хельмер (весело). Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь.
Нора (напевает и улыбается). Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд!
Хельмер. Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. И как добудешь – глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.
Нора. Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!
Хельмер. А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты… у тебя… как бы это сказать? У тебя какой-то подозрительный вид сегодня.
Нора. У меня?
Хельмер. Ну да. Погляди-ка мне прямо в глаза.
Нора (глядит на него). Ну?
Хельмер (грозя пальцем). Лакомка не кутнула сегодня немножко в городе?
Нора. Нет, что ты!
Хельмер. Будто уж лакомка не забегала в кондитерскую?
Нора. Но уверяю тебя, Торвальд…
Хельмер. И не отведала варенья?
Нора. И не думала.
Хельмер. И не погрызла миндальных печений?
Нора. Ах, Торвальд, уверяю же тебя…
Хельмер. Ну-ну-ну! Естественно, я просто шучу…
Нора (идя к столу направо). Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор.
Хельмер. Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово. (Подходя к ней.) Ну, оставь при себе свои маленькие рождественские секреты, моя дорогая Нора. Они, верно, всплывут наружу сегодня же вечером, когда будет зажжена елка.
Нора. Ты не забыл пригласить доктора Ранка?
Хельмер. Не приглашал. Да это и не нужно. Само собой, он ужинает у нас. Впрочем, я еще успею ему напомнить: он зайдет до обеда. Вино я заказал хорошее. Нора, ты не поверишь, как я радуюсь сегодняшнему вечеру.
Нора. И я! А дети-то как будут рады, Торвальд!
Хельмер. Ах, какое наслаждение сознавать, что ты добился верного, обеспеченного положения, что у тебя будет теперь солидный доход. Не правда ли, приятное сознание?
Нора. О, чудесно!
Хельмер. А помнишь прошлое Рождество? Ты целых три недели затворялась у себя по вечерам и до поздней ночи все мастерила цветы и какие-то другие прелести для елки, которыми хотела всех нас поразить. У-у, скучнее времени я не запомню.
Нора. Я-то вовсе не скучала.
Хельмер (с улыбкой). Но толку-то вышло немного, Нора.
Нора. Ты опять будешь меня дразнить этим? Что же я могла поделать, если кошка забралась и все разодрала в куски!
Хельмер. Ну, разумеется, ничего не могла поделать, моя бедняжечка. Ты от всей души хотела нас всех порадовать, и в этом вся суть. Но хорошо все-таки, что эти тугие времена прошли.
Нора. Да, прямо чудесно!
Хельмер. Не нужно больше ни мне сидеть одному и скучать, ни тебе портить свои милые, славные глазки и нежные ручки…
Нора (хлопая в ладоши). Не правда ли, Торвальд, не нужно больше? Ах, как чудесно, восхитительно слышать это! (Берет его под руку.) Теперь я расскажу тебе, как я мечтаю устроиться, Торвальд. Вот, как только праздники пройдут…
Звонок в передней.
Ах, звонят! (Прибирает немного в комнате.) Верно, кто-нибудь к нам. Досадно.
Хельмер. Если кто-нибудь в гости, меня нет дома, помни.
Служанка (в дверях передней). Барыня, там незнакомая дама.
Нора. Так проси сюда.
Служанка (Хельмеру). И доктор.
Хельмер. Прямо ко мне прошел?
Служанка. Да, да.
Хельмер уходит в кабинет. Служанка вводит фру Линне, одетую по-дорожному, и закрывает за нею дверь.
Фру Линне (смущенно, с запинкой). Здравствуй, Нора.
Нора (неуверенно). Здравствуйте…
Фру Линне. Ты, видно, не узнаешь меня?
Нора. Нет. Не знаю… Да, кажется… (Порывисто.) Как! Кристина… Неужели ты?!
Фру Линне. Я.
Нора. Кристина! А я-то не узнала тебя сразу! Да и как было… (Понизив голос.) Как ты переменилась, Кристина!
Фру Линне. Еще бы. За девять-десять долгих лет…
Нора. Неужели мы так давно не видались? Да, да, так и есть. Ах, последние восемь лет – вот, право, счастливое было время!.. Так ты приехала сюда, к нам в город? Пустилась в такой длинный путь зимой! Храбрая!
Фру Линне. Я сегодня только приехала с утренним пароходом.
Нора. Чтобы повеселиться на праздниках, конечно. Ах как славно! Ну и повеселимся же! Да ты разденься. Тебе ведь не холодно? (Помогает ей.) Вот так. Теперь усядемся поудобнее около печки. Нет, ты в кресло! А я на качалку! (Берет ее за руки.) Ну вот, теперь опять у тебя твое прежнее лицо. Это лишь в первую минуту… Хотя немножко ты все-таки побледнела, Кристина, и, пожалуй, немножко похудела.
Фру Линне. И сильно, сильно постарела, Нора.
Нора. Пожалуй, немножко, чуть-чуть, вовсе не очень. (Вдруг останавливается и переходит на серьезный тон.) Но какая же я пустоголовая – сижу тут, болтаю! Милая, дорогая Кристина, прости меня!
Фру Линне. В чем дело, Нора?
Нора (тихо). Бедная Кристина, ты же овдовела.
Фру Линне. Три года назад.
Нора. Да, я знаю. Я читала в газетах. Ах, Кристина, поверь, я столько раз собиралась написать тебе в то время, да все откладывала, все что-нибудь мешало.
Фру Линне. Милая Нора, я отлично понимаю.
Нора. Нет, это было гадко с моей стороны, Кристина. Ах ты, бедняжка, сколько ты, верно, перенесла. И он не оставил тебе никаких средств?
Фру Линне. Никаких.
Нора. Ни детей?
Фру Линне. Ни детей.
Нора. Ничего, стало быть?
Фру Линне. Ничего. Даже ни горя, ни сожалений, чем можно было бы питать память.
Нора (глядя на нее недоверчиво). Но как же это может быть, Кристина?
Фру Линне (с горькой улыбкой, гладя Нору по голове). Иногда бывает, Нора.
Нора. Значит, одна-одинешенька. Как это, должно быть, ужасно тяжело. А у меня трое прелестных детей. Сейчас ты их не увидишь. Они гуляют с нянькой. Но ты непременно расскажи мне обо всем…
Фру Линне. Нет, нет, нет, рассказывай лучше ты.
Нора. Нет, сначала ты. Сегодня я не хочу быть эгоисткой. Хочу думать только о твоих делах. Но одно все-таки мне надо сказать тебе. Знаешь, какое счастье привалило нам на днях?
Фру Линне. Нет. Какое?
Нора. Представь, муж сделался директором Акционерного банка!
Фру Линне. Твой муж? Вот удача!..
Нора. Невероятная! Адвокатура – это такой неверный хлеб, особенно если желаешь браться только за самые чистые, хорошие дела. А Торвальд, разумеется, других никогда не брал, и я, конечно, вполне с ним согласна. Ах, ты понимаешь, как мы рады. Он вступит в должность с нового года и будет получать большое жалованье и хорошие проценты. Тогда мы сможем жить совсем по-другому, чем до сих пор, – вполне по своему вкусу. Ах, Кристина, у меня так легко стало на сердце, я так счастлива! Ведь это же чудесно иметь много-много денег и не знать ни нужды, ни забот. Правда?
Фру Линне. Да, во всяком случае, должно быть, чудесно иметь все необходимое.
Нора. Нет, не только необходимое, но много-много денег.
Фру Линне (улыбаясь). Нора, Нора! Ты все еще не стала благоразумнее! В школе ты была большой мотовкой.
Нора (тихо посмеиваясь). Торвальд и теперь меня так зовет. (Грозя пальцем.) Однако «Нора, Нора» не такая уж сумасбродка, как вы воображаете… Нам, право, не так жилось, чтобы я могла мотать. Нам обоим приходилось работать!
Фру Линне. И тебе?
Нора. Ну да, разные там мелочи по части рукоделия, вязания, вышивания и тому подобного. (Вскользь.) И… кое-что еще. Ты ведь знаешь, что Торвальд оставил службу в министерстве, когда мы поженились? Не было никаких видов на повышение, а зарабатывать ведь надо было больше прежнего. Ну, в первый год он работал сверх всяких сил. Просто ужасно. Ему приходилось брать всякие добавочные занятия – ты понимаешь – и работать с утра до вечера. Ну не выдержал, захворал, был при смерти, и доктора объявили, что необходимо отправить его на юг.
Фру Линне. Вы и провели тогда целый год в Италии?
Нора. Ну да. А нелегко было нам подняться с места, поверь. Ивар тогда только что родился. Но ехать все-таки было необходимо. Ах, что это была за чудная, дивная поездка! И Торвальд был спасен. Но сколько денег пошло – страсть, Кристина!
Фру Линне. Могу себе представить.
Нора. Тысяча двести специй-далеров. Четыре тысячи восемьсот крон. Большие деньги.
Фру Линне. Да, но, во всяком случае, большое счастье, если есть где взять их в такое время.
Нора. Надо тебе сказать, мы получили их от папы.
Фру Линне. А, так. Да, кажется, отец твой как раз тогда и умер.
Нора. Да, как раз тогда. И подумай, я не могла поехать к нему, ходить за ним. Я со дня на день ждала малютку Ивара. И вдобавок у меня на руках был мой бедный Торвальд, чуть не при смерти. Милый, дорогой папа! Так и не пришлось мне больше свидеться с ним, Кристина. Это самое тяжелое горе, что я испытала замужем.
Фру Линне. Я знаю, ты очень любила отца. Так, значит, после этого вы отправились в Италию?
Нора. Да. Деньги ведь у нас были, а доктора гнали. Мы и уехали через месяц.
Фру Линне. И муж твой вернулся вполне здоровым?
Нора. Совершенно!
Фру Линне. А… доктор?
Нора. То есть?
Фру Линне. Кажется, девушка сказала, что господин, который пришел со мной вместе, – доктор.
Нора. А-а, это доктор Ранк. Но он приходит не с врачебным визитом. Это наш лучший друг, и уж хоть разок в день да наведается к нам. Нет, Торвальд с тех пор ни разу не прихворнул даже. И дети бодры и здоровы, и я. (Вскакивая и хлопая в ладоши.) О господи, Кристина, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой! Нет, это просто отвратительно с моей стороны – я говорю все только о себе. (Садится на скамеечку рядом с фру Линне и кладет руки ей на колени.) Ты не сердись на меня!.. Скажи, правда это: ты в самом деле не любила своего мужа? Зачем же ты вышла за него?
Фру Линне. Мать моя была еще жива, но такая слабая, беспомощная, не вставала с постели. И еще у меня были на руках два младших брата. Я и не сочла себя вправе отказать ему.
Нора. Да, да, пожалуй, ты права. Значит, он был тогда богат?
Фру Линне. Довольно состоятелен, кажется. Но дело его было поставлено непрочно. И когда он умер, все рухнуло и ничего не осталось.
Нора. И?..
Фру Линне. И мне пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще чем придется. Эти три последних года тянулись для меня как один долгий, сплошной рабочий день без отдыха. Теперь он кончился, Нора. Моя бедная мать не нуждается во мне больше – умерла. И мальчики стали на ноги, сами могут о себе заботиться.
Нора. Так у тебя теперь легко на душе…
Фру Линне. Не скажу. Напротив, страшно пусто. Не для кого больше жить. (Встает в волнении.) Оттого я и не выдержала там у нас, в медвежьем углу. Тут, верно, легче будет найти, к чему приложить силы и чем занять мысли. Удалось бы мне только получить какую-нибудь постоянную службу, какую-нибудь конторскую работу…
Нора. Ах, Кристина, это так ужасно утомительно, а у тебя и без того такой измученный вид. Тебе бы лучше поехать куда-нибудь на купанья.
Фру Линне (отходя к окну). У меня нет папы, который бы снабдил меня деньгами на дорогу, Нора.
Нора (вставая). Ах, не сердись на меня!
Фру Линне (идя к ней). Милая Нора, ты на меня не сердись. Хуже всего в моем положении то, что в душе осаждается столько горечи. Работать не для кого, а все-таки приходится хлопотать и всячески биться. Жить ведь надо, вот и становишься эгоисткой. Ты сейчас рассказала мне о счастливой перемене ваших обстоятельств, а я – поверишь – обрадовалась не столько за тебя, сколько за себя.
Нора. Как так? Ах, понимаю: ты думаешь, Торвальд может что-нибудь сделать для тебя?
Фру Линне. Я это подумала.
Нора. Он и сделает, Кристина. Предоставь только все мне. Я так тонко-тонко все подготовлю, придумаю что-нибудь такое особенное, чем задобрить его. Ах, я бы от души хотела помочь тебе.
Фру Линне. Как это мило с твоей стороны, Нора, что ты так горячо берешься за мое дело… Вдвойне мило с твоей стороны – тебе самой так мало знакомы житейские заботы и тяготы.
Нора. Мне? Мне они мало знакомы?
Фру Линне (улыбаясь). Ну, боже мой, какие-то занятия рукоделием и тому подобное… Ты дитя, Нора!
Нора (закидывая голову и прохаживаясь по комнате). Тебе бы не следовало говорить со мной таким тоном.
Фру Линне. Да?
Нора. И ты – как другие. Вы все думаете, что я не годна ни на что серьезное…
Фру Линне. Ну-ну?
Нора. Что я ровно ничего такого не испытала в этой трудной жизни.
Фру Линне. Милая Нора, ты же только что поведала мне все свои испытания.
Нора. Э, пустяки одни! (Тихо.) Главного я тебе не рассказала.
Фру Линне. Главного? Что ты хочешь сказать?
Нора. Ты все смотришь на меня свысока, Кристина. А это напрасно. Ты гордишься, что несла такой тяжелый, долгий труд ради своей матери…
Фру Линне. Я, право, ни на кого не смотрю свысока. Но верно – я горжусь и радуюсь, вспоминая, что мне выпало на долю облегчить остаток дней моей матери.
Нора. Ты гордишься также, вспоминая, что́ сделала для братьев.
Фру Линне. Мне кажется, я вправе.
Нора. И мне так кажется. Но вот ты послушай, Кристина. И мне есть чем гордиться, чему радоваться.
Фру Линне. Не сомневаюсь! Но в каком смысле?
Нора. Говори тише. Вдруг Торвальд услышит! Ему ни за что в мире нельзя… Никому нельзя знать об этом, Кристина, никому, кроме тебя.
Фру Линне. Да в чем дело?
Нора. Поди сюда. (Привлекает ее на диван рядом с собой.) Да, видишь… и мне есть чем гордиться, чему радоваться. Это я спасла жизнь Торвальду.
Фру Линне. Спасла? Как спасла?
Нора. Я же рассказывала тебе о поездке в Италию. Торвальд не выжил бы, если бы не попал на юг.
Фру Линне. Ну да. И твой отец дал вам нужные средства.
Нора (с улыбкой). Это Торвальд так думает и все другие, но…
Фру Линне. Но…
Нора. Папа не дал нам ни гроша. Это я достала деньги.
Фру Линне. Ты? Всю эту крупную сумму?
Нора. Тысячу двести специй. Четыре тысячи восемьсот крон. Что ты скажешь?
Фру Линне. Но как это возможно, Нора? Выиграла в лотерею, что ли?
Нора (презрительно). В лотерею! (Фыркает.) Это была бы не штука!
Фру Линне. Так откуда же ты взяла их?
Нора (напевая и таинственно улыбаясь). Гм! Тра-ля-ля-ля!
Фру Линне. Не могла же ты занять.
Нора. Вот? Почему так?
Фру Линне. Да жена ведь не может делать долгов без согласия мужа.
Нора (закидывая голову). Ну, если жена немножко смыслит в делах, если жена понимает, как нужно умненько взяться за дело, то…
Фру Линне. Нора, я решительно ничего не понимаю.
Нора. И не надо тебе понимать. Я ведь и не сказала, что заняла деньги. Могла же я добыть их другим путем. (Откидывается на спинку дивана.) Могла получить от какого-нибудь поклонника. При такой привлекательной наружности, как у меня…
Фру Линне. Ты сумасбродка.
Нора. Теперь тебе, верно, безумно хотелось бы все узнать, Кристина?
Фру Линне. Послушай, милая Нора, ты не выкинула чего-нибудь безрассудного?
Нора (выпрямляясь на диване). Разве безрассудно спасти жизнь своему мужу?
Фру Линне. По-моему, безрассудно, если ты без его ведома…
Нора. Да ведь ему нельзя было ни о чем знать! Господи, как ты этого не понимаешь? Он не должен был и подозревать, в какой он опасности. Это мне доктора сказали, что жизнь его в опасности, что одно спасение – увезти его на юг. Ты думаешь, я не пыталась сначала всячески выпутаться? Я заводила разговоры о том, что и мне хотелось бы побывать за границей, как другим молодым дамам. Я и плакала, и просила; говорила, что ему не худо бы помнить о моем «положении», что теперь надо всячески мне угождать; намекала, что можно занять денег. Так он почти рассердился, Кристина. Сказал, что у меня ветер в голове и что его долг как мужа не потакать моим капризам и прихотям, – так он, кажется, выразился. Хорошо, хорошо, думаю я, а спасти тебя все-таки нужно, и нашла выход…
Фру Линне. И твой муж так и не узнал от твоего отца, что деньги были не от него?
Нора. Так и не узнал. Папа ведь умер как раз в эти дни. Я-то хотела было посвятить его в дело и просить, чтобы он не выдавал меня. Но он был уже так плох – и мне, к сожалению, не понадобилось прибегать к этому.
Фру Линне. И ты до сих пор не призналась мужу?
Нора. Нет, боже избави, что ты! Он такой строгий по этой части. И кроме того, с его мужским самолюбием… Для него было бы так мучительно, унизительно узнать, что он обязан мне чем-нибудь. Это перевернуло бы вверх дном все наши отношения. Наша счастливая семейная жизнь перестала бы тогда быть тем, что она есть.
Фру Линне. И ты никогда ему не скажешь?
Нора (подумав и слегка улыбаясь). Да… когда-нибудь, пожалуй… когда пройдет много-много лет и я уж не буду такая хорошенькая. Ты не смейся. Я, разумеется, хочу сказать: когда я уже не буду так нравиться Торвальду, как теперь, когда его уже не будут развлекать мои танцы, переодевания, декламации. Тогда хорошо будет иметь какую-нибудь заручку… (Обрывая.) Вздор, вздор, вздор! Этого никогда не будет!.. Ну, что же ты скажешь о моей великой тайне, Кристина? Гожусь я на что-нибудь? Ты не думай, что это дело не причиняет мне больших забот. Мне, право, иногда совсем не легко бывает оправдывать в срок свои обязательства. В деловом мире, скажу я тебе, существует взнос процентов по третям и взносы в погашение долга, как это называется. А деньги всегда ужасно трудно добывать. Вот и приходилось экономить на чем только можно… понимаешь? Из денег на хозяйство я не могла особенно много откладывать – Торвальду нужен был хороший стол. И детей нельзя было одевать кое-как. Что я получала на них, то целиком на них и уходило. Милые мои крошки!
Фру Линне. Так тебе, верно, приходилось отказывать себе самой, бедняжка?
Нора. Понятно. Ведь я же была больше всех заинтересована! Торвальд даст, бывало, мне денег на новое платье и тому подобное, а я всегда истрачу только половину. Все подешевле да попроще покупала. Счастье еще, что мне все к лицу и Торвальд никогда ничего не замечал. Но самой-то мне иной раз бывало нелегко, Кристина. Ведь это такое удовольствие хорошо одеваться! Правда?
