Buch lesen: «Семён Семёныч и Гулька»

Schriftart:

Рисунки Сергея Анатольевича Гаврилова

Сначала Семён Семёныч был «малыш», «зайчик», «котёнок», потом стал Сенечка, Сёмочка, Семечка, потом Сёмка и «Сёмка-перестань-баловаться», а потом мама сказала, что у него скоро будет сестра. Сёмка возмутился: он сестру не просил, ему и без неё не скучно. И вообще, что это такое: просил собаку – не разрешили, велосипед – не купили, игрушки – и те редко покупают, а тут ещё наверняка придётся часть игрушек отдать какой-то там сестре! Сестру он вообще не хотел – и вот на тебе, пожалуйста!

Мама с ним на эту тему говорить отказалась. Сёмка отправился к папе, чтобы тот урезонил маму. Папа выслушал его с большим вниманием и сказал, что сестра – это хорошее дело и совершенно не обязательно отдавать ей половину игрушек – у неё будут свои. А Сёмка быстро к сестре привыкнет, станет играть с ней, помогать жить в этом сложном мире, защищать от всяких нехороших людей, от кошек и собак – ведь она будет очень маленькая и слабая. И он станет её «Старший Брат»! А это очень важная и ответственная должность. Далеко не каждому мальчишке удаётся стать Старшим Братом: некоторые вообще ничьи братья, кто-то – младшие братья, а он будет Старший – пример и опора для младшей сестры.

Сенька задумался. Может, оно и так, но всё же… Чужой человек в доме.

– А где она будет жить? – спросил он.

– Сначала со мной и мамой, а потом переселится в твою комнату, – ответил папа.

– А какая она будет?

– Скоро увидишь.

Папа убежал на работу, а Сёмка пошёл в свою комнату думать. Если сестра будет как Танька Синицына, это ещё ничего. А если как Наташка Углова? Жадина: «Это мой стул, я на нём сидела! – и сразу толкаться: – Слезай». Ну и что, что она на нём сидела. Все на нём сидели. А саму её не столкнёшь, она толстая, здоровенная, как… как… бегемот! И ябеда: «Валентина Петровна, Сёмка дерётся!» А он ещё ничегошеньки ей не сделал, только один раз. Нет, если такую привезут, надо уходить из дома. Сначала к бабушке, а потом – видно будет. Но перед уходом надо поговорить с мамой, может, удастся её убедить отказаться от сестры.

Мама, выслушав Сёмку, сказала, что сестра – дело решённое и скоро она появится в доме.

– Привезёте сестру – уйду совсем! – грозно сказал он. – Навсегда!

Мама оторвалась от своих дел и внимательно посмотрела на Сёмку.

– Куда? – спросила она.

– К бабушке!

– Ну что ж, – сказала мама. – Это хорошо. Папе и мне большая помощь. Бабушка часто болеет, и теперь ты станешь заботиться о ней. Будешь ходить в магазин, бегать в аптеку за лекарствами, готовить еду, подавать еду ей в постель на подносе, мыть посуду, убирать квартиру. В доме, где больной человек, должно быть чисто.

Сёмка вздрогнул. Но не в его привычках было сдаваться сразу.

– Ну, тогда уйду куда-нибудь.

– Зачем «куда-нибудь», – сказала мама. – Ты нам не чужой, мы тебя устроим в хорошую семью, у которой нет детей, они будут очень рады. Сейчас много таких семей. Расклеим объявления на столбах и возле подъездов в ближайших домах, чтобы ты остался жить в нашем районе и ходил в тот же детский сад. И нас с папой навещать сможешь, когда захочешь. Твои вещи и игрушки будут храниться здесь. Они пригодятся твоей сестре. В новой семье тебе купят всё новое. И имя тебе придумают новое. По объявлению станут приходить разные люди, чтобы посмотреть на тебя. Постарайся им понравиться. Мы тоже будем приглядываться к новым папам и мамам, чтобы они понравились нам. Ты ведь нам родной. Расскажем им, что ты любишь и что тебе не нравится, чем тебя кормить, а чего даже не предлагать. Подожди, я сейчас наберу на компьютере несколько объявлений, мы расклеим их по дороге в детский сад.

Сёмка ничего не понимал. Мама должна была накричать на него, может быть, нахлопать по попе, оттащить за руку в его комнату и приказать сидеть там в наказание. А Сёмка сидел бы и дулся, чтобы мама переживала. Но такое. Это что же получается: ни папы, ни мамы? Какие-то чужие дядьки и тётки? А к папе и маме только в гости?!

Он редко плакал, даже когда падал и сильно ушибался, но тут он вылетел из комнаты, забежал в ванную и заревел во всю мочь. Через пять минут туда зашла мама, прижала его к себе, стала гладить по голове и говорить, что теперь она видит, что Сёме они с папой дороги. Что она просит, чтобы Сёма не уходил из дома, потому что им без него будет очень плохо, а с ним очень хорошо. А когда будет сестра, то станет ещё лучше. И Сёмка скоро убедится в этом сам.

И Сёмка вдруг почувствовал, что мама говорит правду – всё действительно будет хорошо. Ведь и в детском саду ему сначала очень не понравилось, а сейчас там весело и интересно, много друзей. Может, и сестра окажется хорошей девчонкой и с ней получится дружить. И в детский сад они станут ходить вдвоём. А если Федька её обидит, можно будет дать ему в нос. А когда прибежит Валентина Петровна, сказать ей, что он, Сёмка, заступился за сестру! А если Федька вместе с Мишкой нападут на него, то сестра придёт к нему на помощь и вдвоём они отобьются от врагов!

И Сёмка затих.

* * *

Вскоре мама куда-то съездила и привезла вместо нормальной девчонки в платьице какой-то орущий свёрток. Оказалось, что это и есть сестра. Сёмка страшно удивился и сказал маме, что он собирался ходить вместе с сестрой в детский сад в их группу, а «это», в свёртке, даже сидеть ещё не умеет!

Но мама только засмеялась.

– Ты что, не могла выбрать что-нибудь получше, хотя бы побольше? – спросил Сёмка.

Но мама сказала, что там были только такие и она выбрала из всех самую лучшую. Сёмка спросил, как её зовут. Мама сказала, что ещё никак, и сама спросила, как её хотел бы назвать Сёмка. Но пусть он хорошо подумает, потому что имя даётся человеку на всю жизнь и изменить его уже будет нельзя.

– А меня кто назвал Сёмкой? – спросил Сёмка, и мама сказала, что так звали дедушку, который рано умер и Сёмка его уже не застал.

Сёмка пошёл в свою комнату, сел на пол и задумался. Можно было бы назвать сестру Танька Синицына, но в группе уже были две Таньки, и вторая была скверная девчонка, так что это имя не годилось. Наташка, конечно, тоже. И не Зойка, и не Зинка-резинка… Аня – хорошее имя, но в детском саду Ань было уже четыре – если появится пятая, воспитательницы запутаются. М-м-да, дело оказалось не таким уж простым. Может, как в сказках: Василиса Премудрая, Елена Прекрасная? Не годится, слишком длинно. Тамара? Нет, Тамара не нравится. Почему не нравится? Нипочему! Не нравится, и всё. А если Лёлька? На детскую площадку ходит одна такая Лёлька: «Дай игрушку!» А не дашь – ткнёт кулаком и в рёв: «Он меня ударил!» И сразу её мамаша: «Это чей такой скверный мальчишка? Ваш? Заберите его с площадки, здесь приличные дети играют! Что? Она первая ударила? Ну и что, это же дети». Нет, Лёлька не годится. А если Галя? Вот Галя – это хорошо. В детском саду нет ни одной Гали, и его сестру никто ни с кем не спутает.

За обедом Сёмкино предложение обсудили. Папа настаивал на имени Маша:

– Мама у нас Маша, и дочка будет Маша. Маша большая и Маша маленькая, как хорошо!

Бабушка предложила Вареньку.

Но за Галю были Сёмка и мама, и они победили большинством голосов.

* * *

Сестра всегда спала, а если не спала, – орала и замолкала, только когда её кормили. Жила она в спальне папы и мамы и Сеньке особо не мешала.

Постепенно Сенька привык, что он больше не зайчик-котёнок-малыш, а Сёма и Старший Брат. Изредка он заходил в спальню посмотреть на сестру. Глаза у неё, когда она не спала, были голубые, как у самого Сеньки. Голова лысая… Какие-то редкие белые волосики всё же росли, но очень мало. А брови над глазами хотя и светлые, но заметные – надо же. В общем, она Сеньке не нравилась. Сенька сказал об этом маме, но она только засмеялась и ответила, что Галя – очень красивая девочка, и Сенька был такой же. Сенька ей не поверил. Нет, он был гораздо лучше.

Скоро сестра стала спать меньше, начала узнавать Сеньку и улыбаться ему. Сеньке это нравилось, и он заходил к ней всё чаще и даже тряс погремушкой, а она в ответ дрыгала руками и ногами и говорила «у-у-у» или «а-а-а-а».

Иногда она орала, особенно по вечерам, и мама никак не могла её успокоить. Сенька волновался, не заболела ли она. Но сестра постепенно успокаивалась, и Сенька тоже успокаивался.

Он пытался научить её разговаривать, повторял: «Скажи “Га-ля!” Га-ля! Ну! Тебя же будут спрашивать, как тебя зовут, а ты ничего не сможешь ответить». Но сестра говорила только своё «у-у-у» и «а-а-а», Сенька сердился на неё и уходил. Однажды она ответила ему «гу-у», потом всё чаще повторяла эти звуки, и сначала папа с мамой, а потом и Сенька стали называть её Гулька. Так она Гулькой и сделалась.

Потом она начала бегать на четвереньках, как собачка или кошка, постоянно куда-нибудь залезала, не могла выбраться и орала. Сенька бежал к ней, вытаскивал, а она говорила ему «гу-у» и лезла обратно.

* * *

А потом Гулька заболела – оказалось, что у неё в животе что-то было неправильно. Она теперь не орала, а только тихо попискивала, и Сенька разрывался от жалости к ней. Он помнил, как у него болел живот, когда он наелся каких-то вредных лекарств у бабушки в гостях, как ему было плохо и как его везли в больницу и там «промывали желудок». Но он тогда был уже большой, мог сказать, где болит и что он такое съел, а Гулька не может. Папа и мама ходили мрачные, сидели у Гулькиной кроватки, мама даже плакала. А папа молчал.

Потом мама с Гулькой уехала в больницу.

Папа сказал, что там Гульке сделали операцию, всё получилось удачно и она выздоровеет. Но за ней теперь нужно очень следить, чтобы она не стащила с живота повязку, ничего не тянула в рот, пила понемножку и часто.

Однажды Сенька пробрался в папину-мамину комнату, когда мама делала Гульке перевязку, и увидел у неё на животе красную черту. «Кто нарисовал? Зачем?» – спросил он. Мама объяснила, что это разрез, чтобы заглянуть Гульке в живот и исправить то, что было неправильно. Сёмка вздрогнул, убежал к себе и сел переживать: как Гульке было больно и как она всё это терпела; как ему самому было больно, когда он порезал руку ножом, а ведь живот – это ещё больнее!

* * *

Гулька теперь не пыталась ползать, не дрыгала руками и ногами, когда приходил Сёмка, и не кричала «гу-у», а только молчала или чуть слышно попискивала. Сёмка очень страдал, когда слышал эти звуки. Когда мама уходила за чем-нибудь, Сёмка приходил к Гульке со своими книжками, открывал их и начинал рассказывать, что в них написано, переворачивал страницы и показывал ей картинки. Приносил игрушки, объяснял, как нужно ими играть. Гулька внимательно слушала, но ничего не отвечала, не тянулась к ним. Сенька волновался, что она останется такой навсегда. Когда он уходил от Гульки, она начинала попискивать громче и кривила рот, но не плакала. Сенька догадался, что она не хочет, чтобы он уходил, а плакать по-настоящему не может, потому что ей больно.

Однажды, когда Сенька с папой пришли из детского сада, они услышали громкий рёв. Сенька испуганно посмотрел на папу – папа улыбался, и Сенька понял: раз Гулька заорала, значит, она выздоровела, – и побежал к ней.

Гулька старалась перевернуться на живот, у неё не получалось, и она требовала, чтобы ей помогли. Увидев Сёмку, она широко улыбнулась и громко сказала «гу-у». На крик прибежала мама, подхватила Гульку на руки и даже немножко заплакала от радости.

И всё пошло как раньше, только Гулька стала кричать и требовать, чтобы Сёмка всегда был рядом. А когда снова стала ползать, бежала на четвереньках в прихожую, чтобы встретить его из детского сада, заявлялась в его комнату, просто сидела и смотрела на него или хватала игрушки и всё портила.

Сёмка очень боялся, чтобы у Гульки опять не заболел живот, и внимательно следил за тем, где и как она ползает и что тащит в рот. А когда сестра начала ходить, шёл за ней, растопырив руки, чтобы подхватить, если она упадёт. Он наблюдал за мамой, как она готовит Гульке еду, как её кормит и одевает, и делал маме замечания. Мама сердилась, называла его «старый дед», «ворчун», «свёкор» и «Семён Семёныч», но он отвечал, что он Старший Брат и обязан заботиться о сестре. Так сказал папа. Папа смеялся, говорил, что он настоящий Старший Брат, серьёзный и ответственный человек, и имя Семён Семёныч ему очень подходит. Сёмка обижался, но постепенно привык и стал отзываться на это имя, хотя был он не Семёновичем, а Андреевичем, потому что его папа был Андрей Сергеевич.

* * *

Как-то рано утром Семён Семёныч был разбужен голосами родителей в соседней комнате. Гулька, конечно, не проснулась. Среди ночи – проснулась бы обязательно. А вот утром, когда нужно быстро встать, одеться и топать в детский сад, её не то что криком, руками не разбудишь.

Семён Семёныч прислушался. Ну конечно, родители, как обычно, ссорились, кому сегодня вести Гульку в детский сад. Мама настаивала, что это должен сделать папа, потому что она провожала Гульку вчера, а папа утверждал, что вчера отводил Гульку в сад он, ну в крайнем случае Семён Семёныч, и он помнит это совершенно точно. И вообще, у него с утра лекция. Мама возражала, что лекция у папы в десять утра и он прекрасно успевает отвести ребёнка в детсад, до которого идти пятнадцать минут даже Гулькиным шагом. Папа отвечал, что ему до лекции необходимо просмотреть демонстрационный материал, а это потребует времени. А мама легко может опоздать в свою клинику хоть на час. Всё равно она придёт на работу самой первой из всего персонала. Мама отвечала, что у неё в девять пятиминутка и она, мама, просто не может опоздать в этот раз, потому что и так все уже смеются, когда она влетает в зал и начинает извиняться.

* * *

Семён Семёныч горько вздохнул: он знал, чем кончится этот спор. Минут через пять оба войдут в комнату, встанут возле его постели и начнут просить, чтобы он отвёл Гульку в сад, и обещать, что это в последний раз, что сегодня просто неудачно сложились обстоятельства и за это папа купит ему. «Ну что ты хочешь, Сёмка?.. Нет, велосипед не проси, это опасно, налетишь на что-нибудь, упадёшь, разобьёшься, а если ещё и Гульку станешь катать!.. Нет-нет, велосипед не куплю. Захоти что-нибудь другое. Получишь. Обещаю». Вступит в разговор мама, сообщит, что он уже большой, должен помогать родителям и ухаживать за младшей сестрой. «Ведь она тебя так любит, так радуется, когда ты гуляешь с ней. Мы просим тебя так редко!..»

Каждый день – редко?! И это родители!

Семён Семёныч сунет голову под подушку, а родители, как обычно, сделают вид, что приняли этот его жест за согласие. Мама начнёт давать наставления, как одевать Гульку, куда смотреть, когда они будут переходить улицу, проследить в саду, чтобы она аккуратно переоделась, ну и так далее. А папа побежит организовывать им с Гулькой завтрак. Знают, что Семён Семёныч ответственный человек и сделает всё как надо. Мама ещё позвонит с работы проверить, всё ли в порядке, а папа тут же забудет, что вместо велосипеда обещал ему всё, что он захочет. Что попросить? Конструктор лего? Скажет: «Что, я действительно обещал? Ну что ж. Только не завтра. Завтра я буду очень занят. Может быть, в воскресенье.» Потом не будет денег, потом ещё что-нибудь помешает. Мама скажет, что если папа обещал, то пусть он и идёт с Сёмкой за конструктором, и в результате Семён Семёныч сам забудет про лего. А если всё-таки удастся выжать из родителей новый лего, то Гулька быстро растащит и растеряет детали, а то ещё и проглотит что-нибудь мелкое, и опять придётся резать ей живот. Нет, лего нельзя. А вот попросить, чтобы взяли с собой летом в свой туристский поход?! Ух ты, это мысль! Сами ходят с дядей Мишей и тётей Таней и ещё с кем-нибудь каждое лето, а его ни разу не взяли. Сначала: «Ты ещё маленький», а потом: «А с кем же будет Гулька? С бабушкой? Гулька же заболеет от тоски без тебя». И ничего не возразишь. Хм. А если потребовать, чтобы и Гульку взяли с собой? А уж он за ней будет очень-очень следить, наденет на неё надувной жилет, и она ни за что не утонет. А родителям нужно будет сказать, что они почти не общаются с дочерью. А она их так любит и заболеет от тоски без них. Решено! Пусть только попробуют отказаться, тогда сами станут водить Гульку в сад и из сада.

* * *

Но пока делать нечего. Семён Семёныч со вздохом встал, умылся, оделся, сложил в ранец тетради-книги и бутерброд, аккуратно завёрнутый в фольгу мамой – не забыла, – и пошёл будить Гульку.

– Вставай! – громко сказал Семён Семёныч. – В садик пора.

Гулька зашевелилась. На секунду открыла глаза и сразу же закрыла. Проснулась. Но будет притворяться, что спит.

– Вставай, – повторил Семён Семёныч. – А то.

Гулька не пошевелилась.

Начинать день со скандала не хотелось. Что в таких случаях делала мама, когда он не хотел вставать по утрам? Ага, старалась сказать что-нибудь неожиданное:

– Вставай, говорю. Твой Ян-драчун уже успел отколотить Петю!

Гулька мгновенно открыла глаза и села на кровати:

– Кто тебе сказал? А за что?

– Ещё не знаю. Но у твоего Яна это быстро – дать кому-нибудь в нос. Проверить надо, так что собирайся поскорее.

Гулька взлетела с кровати, быстро дала себя умыть, сама оделась, поела без заявлений, что кашу она есть ни за что не будет, и стала торопить Семён Семёныча бежать в детский сад. Семён Семёныч подхватил свой школьный рюкзак, и они пошли.

Вдруг из третьего подъезда выскочил Вовка. Семён Семёныч хотел пройти мимо, не обращая на него внимания. К тому же позавчера он уже объяснил Вовке, как нужно вести себя с добрыми и миролюбивыми людьми, которые ни к кому зря не пристают и жить не мешают. Но, как видно, Вовка ничего не понял, потому что, увидев их, противно заулыбался и заорал:

– Какая встреча! Няня Сёма! А ты свою сестру посадил на горшок перед выходом? Или ты захватил горшок с собой?!

Оскорбление, адресованное ему лично, Семён Семёныч стерпел бы, но плохие слова про Гульку простить было нельзя. Со словами «Стоять на месте!» он скинул рюкзак Гульке под ноги и помчался к Вовке, но тот сразу скрылся в подъезде. Семён Семёныч рванул дверь, но вместо Вовки перед ним появилась толстая Вовкина мамаша и сразу заорала:

– В чём дело! Опять ты? Хулиган!

Вовка с победной улыбочкой выглядывал из-за её спины и показывал язык.

– Ничего, – пробормотал Семён Семёныч. – Ещё получишь своё.

Вовкина мамаша схватила Вовку за руку и пошла с ним к школе, а Семён Семёныч с Гулькой побежали к детскому саду.

Настроение было – хуже некуда. Мало того что он не успел дать Вовке в лоб, а тут ещё Гулька всю дорогу приставала: почему Вова спрашивал про горшок? А сам он ходит на горшок или уже в туалет, как все взрослые и Сёма? Семён Семёныч, не подумав, ответил ей, что Вовка писает в штаны, и это вызвало целый шквал новых вопросов. В общем, когда они пришли в детский сад, Семён Семёныч был уже сильно на взводе. А тут ещё Гулька занялась выяснением у подружек, побил Ян Петю или ещё нет, и всё никак не переодевалась в детсадовский халатик и тапочки. Семён Семёнычу пора было бежать в школу, он торопил её, но безрезультатно.

– Гулька, – сказал он наконец сурово. – Если ты сейчас же не переоденешься и не спрячешь всё, что нужно, в шкафчик, я тебе дам при всех по попе, оттащу в группу прямо такую, непереодетую, и уйду. Пусть с тобой Валентина Петровна разбирается.

– А я буду реветь, – пригрозила Гулька.

– Будешь реветь Валентине Петровне.

Гулька хорошо разбиралась в интонациях старшего брата и поняла, что на этот раз так и будет. Кроме того, реветь Валентине Петровне было бесполезно, даже в чём-то вредно, поэтому Гулька мгновенно переоделась и побежала в комнату своей детсадовской старшей группы. Семён Семёныч с облегчением вздохнул, позвонил маме, что всё в порядке – Гулька в саду, и помчался в школу. А вечером за Гулькой мама зайдёт сама.

* * *

В школе всё было спокойно, привычно и не требовалось отвечать за кого-нибудь, только за себя. Верка, соседка по парте, не просила дать ей списать решение «факультативной» задачи, за которую Лариса Павловна обещала поставить пятёрку. Верка понимала, что, если она предъявит и даже сумеет объяснить решение этой задачи, ей всё равно никто не поверит. На уроке выяснилось, что Семён Семёныч единственный, кто задачу решил, и он получил свою пятёрку. Ну, если честно, немного помог папа: он зашёл в их с Гулькой комнату, увидел страдания сына, заглянул через плечо и дал совет. И сразу всё стало ясно. Но решил-то её Семён Семёныч сам. Вот. Вообще-то Лёвка Кашин, Тимоха Медведев, Ксанка Глинкина и ещё пара ребят могли бы её решить, но, наверное, не захотели: чего стараться, пятёрок им и так хватает, а если не решишь, ничего за это не будет. А Семён Семёныч так не мог: раз задание дано, надо постараться.

На переменках Семён Семёныч пару раз сходил к «В»-классу, в котором учился Вовка: может, удастся его подстеречь. Вон он! Но двинуть ему при всех опасно, а вот незаметно подойти, как бы нечаянно наступить на ногу или толкнуть. Чтобы понимал: Семён Семёныч ничего не забывает. Но не получилось. Во-первых, Вовка был начеку и всё время оглядывался, во-вторых, находился среди своих, а нападать на всю команду одному – дураков нет. «Вэшки» – дикий народ, разбираться, кто прав, не станут и, хотя Вовка не так уж им и дорог, всё равно навалятся всем скопом и отколотят. Вот уж Вовка повеселится. Лучше подождать, ничего, момент найдётся.

После школы Вовку тоже не удалось подстеречь. Он увидел его с крыльца и убежал обратно в школу. Ждать смысла не имело: или выйдет с кем-нибудь из учителей, или вызовет мамашу. И Семён Семёныч пошёл домой.

* * *

Семён Семёныч доделывал уроки и уже предвкушал, как он будет играть в оборону крепости на компьютере, когда позвонила мама. Семён Семёныч насторожился.

Так и есть. Каким-то льстивым голосом мама стала говорить, что у них в клинике сегодня празднование защиты диссертации одним сотрудником, не пойти невозможно, будет большая обида, и мама просит Сёмика, её дорогого сыночка, сходить за Гулей в детский сад. Она всё понимает, но. В последний раз! Папе она уже звонила, он категорически не может, что-то надо чинить в машине, а бабушка себя неважно чувствует и не выходит из дома уже второй день. Ну пожалуйста!..

– А уроки за меня ты будешь делать?

– Семён, не груби! – мамин голос построжал. – В конце концов, один раз можешь не сделать всех уроков и помочь матери. Безобразие, как нагружают детей! Я напишу Ларисе Петровне записку, что не сделал домашнее задание по семейным обстоятельствам. Так что собирайся, пора идти за Гулей.

Семён Семёныч опустился на стул. Тащиться за Гулькой, ждать, пока она оденется, вести домой. Мама с папой придут поздно, чем-то Гульку надо кормить. Да и самому поесть надо. Самому разогревать суп, а что на второе – вообще неизвестно. Разбаловались родители, знают, что Семён Семёныч сам найдёт решение и всё сделает: «Сёмочка, придумай что-нибудь, ты ведь у нас умный и взрослый мальчик!» «Когда же это кончится, в самом деле! Родили меня и Гульку, а расти мы сами должны? Так, что ли?! Вот уйду из дома, свяжусь с беспризорниками, они как-то кормятся, и я прокормлюсь! А мама с папой поймут тогда, что экспло… эксплутировали меня, не давали моей личности свободно развиваться, загружали непосильной работой. Небось сразу побегут в полицию: “Ах, пропал мальчик, одет в красную курточку, за плечами синий рюкзак – на замочке болтается медвежонок, это наш сын. Он такой хороший, умный, ответственный мальчик. Найдите, пожалуйста, поскорее!.. Мы больше никогда-никогда не будем заставлять его заниматься домашними делами, купим ему велосипед, конструктор лего и другие полезные для развития вещи. И обязательно возьмём его этим летом в байдарочный поход”.

Полиция меня станет искать, а я буду прятаться на вокзалах и в подвалах и разве что иногда приходить домой, чтобы помыться и сменить одежду, когда они будут на работе, а Гулька в саду.

Хм. А как же Гулька без меня? Они же будут приводить её в садик рано-рано, самой первой, и оставлять возле охранника, а сами побегут на свои работы. А забирать станут последней, когда уже всех детей уведут, и она будет сидеть одна и реветь. А няньки при ней будут говорить, что у неё безответственные родители. Ладно, пора за ней идти. И нарочно куплю поесть что-нибудь вкусное и неполезное!»

* * *

Семён Семёныч залез в правый ящик папиного стола, где хранились деньги, взял пятьсот рублей и пошёл. В саду была обычная суета: мамы, бабушки, даже некоторые папы ждали своих детей и болтали друг с другом. Дети неторопливо одевались, не обращая внимания на окрики взрослых и доводя их до пределов раздражения. Семён Семёныч вызвал Гульку и стал ждать, постепенно закипая. Вот наконец появилась и она и сразу стала рассказывать, что Ян дал Пете в нос, Петя орал, Яна наказали, а Ян за это стукнул Петю ещё раз, и ему Валентина Петровна сказала, что, если он будет так себя вести, его больше не пустят в детский сад. А Ян сказал, что он всё равно придёт в детский сад, даст Пете ещё раз и уйдёт! Ян очень сильный и храбрый. И Сёма сегодня утром сказал про него правду.

Появилась большая грозная Петина бабушка. Она уже откуда-то знала, что Ян побил Петю, и стала кричать, что это не детское учреждение, а разбойничий притон и она всем покажет.

Тут как раз пришла мама Яна, и Петина бабушка кричала уже на неё, а мама несчастным голосом тоже кричала в ответ, что незачем ей об этом рассказывать, пусть сразу жалуется в полицию.

Семён Семёныч удивился, разве на таких маленьких детей жалуются в полицию, и вдруг понял, что мама Яна просто не знает, что с ним делать, и хочет, чтобы Петина бабушка от неё отстала. Другие родители тоже громко заговорили, и поднялся ужасный шум. Гулька перестала одеваться и с большим интересом на всё это смотрела. О Семён Семёныче и о том, что нужно идти домой, она, конечно, тут же забыла.

Пришлось сказать Гульке, что она сейчас получит по попе. Гулька очнулась, оделась, и Семён Семёныч потащил её за руку домой.

* * *

По дороге зашли в магазин. В отделе кулинарии продавались жареные цыплята табака, очень вкусные. Попробовать их Семён Семёнычу и Гульке пришлось только один раз, в гостях: мама считала, что жареное мясо, да ещё со специями, вредно для детей, и согласилась, чтобы им дали по кусочку, но по очень маленькому. Семён Семёныч решил, что сегодня они с Гулькой имеют право устроить себе ужин по своему вкусу, а не давиться надоевшими «протёртыми супчиками» и недосолёнными фрикадельками с цветной капустой или картофельным пюре. Мама-врач следила, чтобы питание было здоровым.

Нет, сегодня у них с Гулькой будет настоящий пир.

Стоя в очереди, Семён Семёныч спросил у Гульки, из-за чего Ян дал в нос Пете. Вроде бы они друзья? Гулька объяснила, что во время тихого часа Петя не спал, ему стало скучно, и он начал дуть Яну в ухо, чтобы разбудить его. Ян проснулся и стукнул Петю. Петя заорал, и тогда проснулись все. Поднялся страшный шум, прибежали воспитатели, тоже раскричались, и шум стал ещё сильнее. А они с Катей не шумели и решили, что они выйдут замуж: Гулька за Яна, а Катя за Петю, только надо будет посмотреть, нет ли у них вошек, потому что в средней группе у одного мальчика нашли вошек. Это Валентине Петровне сказала тётя в белом халате, которая сегодня приходила в их группу и смотрела всем детям в волосы. «Сёма, а кто такие – вошки?»

Очередь уже не скучала, а смотрела на них с Гулькой с весёлым интересом.

Семён Семёныч чувствовал себя неуютно. Он сказал, что насчёт вошек объяснит ей потом, и поскорее спросил, какую часть цыплёнка она хочет. Вопрос был задан удачно. Гулька сразу забыла о замужестве и стала подробно расспрашивать, какие части есть у цыплёнка и что больше нравится Сёме.

Пакет с цыплёнком несли по очереди. Когда несла Гулька, она время от времени наклонялась над пакетом, тянула носом воздух, ускоряла шаг и спрашивала у Семён Семёныча, почему цыплёнок называется «табака». Он что, курил, пока его не пожарили? А Сёма умеет жарить таких цыплят? А что едят такие цыплята, пока их не пожарят? Семён Семёныч отвечал, как умел. Что он не знает, почему цыплёнок так называется, но наверняка не потому, что он курил. Что куры не курят. Что жарить таких цыплят он не умеет, и уметь незачем, проще купить уже пожаренного. И что цыплята едят то же, что и все куры: что дадут, то и едят.

Дома они вымыли руки, расставили тарелки, разложили вилки и вытащили из плотного пакета ещё очень тёплого цыплёнка. На самом деле он оказался здоровенной курицей, которую надо было как-то разделить на порции. Семён Семёныч нашёл на кухне самый острый нож и стал отрезать от курицы крылья и ноги, как это делала мама. Нож натыкался на кости, курица ездила по всему блюду, и ничего не отрезалось. Гулька ёрзала на своём стуле и всё время спрашивала: «А мы скоро будем кушать?» Наконец, отрезался кусок с крылом и одна нога. Крыло Семён Семёныч отдал Гульке, предупредил, чтобы она ни в коем случае не проглотила какую-нибудь кость, а ногу взял себе.

И начался пир.

Это было необычайно вкусно. Казалось, что они съедят сейчас всю курицу, а маме с папой не достанется ничего. «Пусть сами едят свой супчик», – думал Семён Семёныч, но скоро почувствовал, что больше не может проглотить ни кусочка. Гулька доела крыло и сидела, опустив руки и тяжело вздыхая.

– Хочу ещё, – с трудом сказала она.

– Хватит с тебя.

– Хочу!

Семён Семёныч отрезал ещё небольшой кусок. Гулька сжевала и его.

– Ещё!

– В другой раз, – ответил Семён Семёныч. – Стошнит. Помнишь, как тебя тошнило на Новый год? Хочешь опять так же?

Гулька молча помотала головой.

– Пить хочу, – пискнула она.

Семён Семёныч налил в две чашки мамин яблочный компот, и они компотом закончили свой замечательный ужин. И тут пришёл папа.

– Дивный аромат, – воскликнул он, войдя в комнату. – Цыплёнок табака? Откуда? Ты купил?

– Мы с Гулькой, – поправил его Семён Семёныч. – Готовая еда. Мама не сказала, где ваш протёртый супчик и как его греть. И про второе ничего не сказала. Деньги я взял у тебя. Сдачу положил обратно. Есть будешь?

– Буду, – радостно сказал папа, потёр руки и взялся за цыплёнка.

– А я ещё хочу, – сказала Гулька.

– Не давай ей, она и так ужас сколько съела. Я пошёл уроки доделывать.

Папа кивнул, и Семён Семёныч вышел из комнаты. Гулька осталась за столом и внимательно следила, как отец убирает в рот здоровенные куски жареной курицы.

Когда через какое-то время Семён Семёныч вернулся на кухню, от курицы уже мало что осталось.

– Это маме, – неуверенно сказал папа, тяжело отдуваясь. Гулька сидела с открытым ртом и вытаращенными глазами. На тарелке перед ней лежал недоеденный кусок. Сёмка насторожился:

Der kostenlose Auszug ist beendet.