Buch lesen: «Дневник», Seite 20
Остановились мы только внутри, в самом центре перелеска, где солнце ярким лучом освещало клочок выжженной поляны. Она была черной. В центре черного круга Витька Разводным Ключом бил что-то черное, похожее на прогнившую тряпку. Раз за разом он заносил Ключ над головой, раз за разом ударял. Раз за разом черная тряпка с чавканьем разбрасывала черные капли.
– СУ! – Лицо Вити было измазано. Перед каждым ударом он протирал глаза. – КА!
Чавк! – и жижа разлеталась, попадая на обувь.
Наконец Витя перестал. Он протер лицо и Разводного футболкой, оттягивая ее от живота. Отошел от черного месива туда, где позади горой валялись ветки и стволы деревьев. Там сел на свежий пень. Снял футболку и еще раз протер лицо, Ключ и руки. Бросил ее под ноги. Плюнул серой слюной и выдохнул.
– Вы не успели, – прямо сказал он.
Мы обошли пятно, стараясь не вляпаться в непонятную консистенцию. Смысла, конечно, в этом не было, обувь и без того была ею уляпана. Мои серебристые кроссовки напоминали звездное небо.
Чавк!
Черная жижа начала пульсировать, дрожать, вздуваться. Казалось, она дышала. Мне представились прокуренные легкие какого-нибудь забулдыги из Утопии или Портала. Потом – камера колеса автомобиля. Зрелище не из приятных, но еще не такое отстойное, как…
Чавк!
Жижа поднималась. Там, где на нее попадали солнечные лучи, исходил пар. Не пар – дым. Да, что-то сильно похожее на дым. А запах… запах переплюнул запах Вонючки. Пахло тухлой рыбой, приправленной двумя каплями спирта. Попади на нее искра, она бы точно воспламенилась.
– Что… что это? – запинаясь, спросила Вика. От жуткого месива она стояла в паре метрах. Шагнула назад, запнулась за корень и повалилась.
– Неведома хрень, – спокойно ответил Витя, сморкнул серой соплей и подошел к желеобразному сгустку. Он был ему по пояс. – Неведома хрень, с которой… – Он занес Ключ над головой и ударил что было сил, разрубив ее, неведому хрень, на две части.
Тварь задымилась. Каждая отлетающая от нее черная капля исчезала, оставляя за собой коричнево-красную полосу дыма.
– Какого лешего вы вылупились!? – заорал он, но голос его был далеким, а самого уже не было видно. – Помогайте!
И я услышал тебя, Профессор. Почувствовал. Почувствовал силу. Нашу общую силу. Силу Вити, Ильи и Вики. Силу Профессора, Кейси и Разводного Ключа.
«Действуйдействуйдействуй», – невидимой стрелой пролетело через уши.
Сражение началось.
Взяв вас в руки, мы вошли в дымовую завесу. Голова закружилась сразу, стошнило чуть позже – через пару секунд. Нас это не отвлекло и не смутило, а Витя уже привык. Мы не жалели ни себя, ни своих сил… ни вас. Я держал тебя обеими руками и бил неведому хрень. Ошметки гнусной жижи извергались вулканом после каждого удара. Я чувствовал, что тебе это было по нраву.
БЫЛО ОЧЕНЬ ПРИЯТНО
Вика держала Кейси одной рукой – за ногу. «Еще! Давай еще, Викуля!», – слышал я ее писклявый голос.
«Поднажми!», – хрипотой отдавалось от Разводного.
Существо, скрывающееся в желейной массе, издало пронзительный вопль, похожий на крик чаек и скул собак одновременно. Перестало дымиться и двигаться. Зашипело и запузырилось. Цвет поменялся на пепельный.
Мы отошли на безопасное расстояние.
Поляна, что недавно была черным месивом, теперь кипела серыми пузырьками. Пузырьки лопались, и из них вылуплялись белые палочки – слипшиеся между собой личинки насекомых. Они дергались и переплетались, образуя живой снежный ком. Они пищали. Они страдали. Солнце нещадно сжигало их. Мучение их продолжалось, пока и от них не осталась горка пепла.
Пепел был везде и всюду – ветер разнес его по всему перелеску. Какое-то время мы наблюдали серую пыль на деревьях. Потом ее не стало.
Нечисть была повержена. А мы чисты. Даже футболка Вити, которой он так тщательно обтирался, была как новая.
– Все-таки вы как раз вовремя, – сказал он, когда снова сел на свежий пень и сплюнул пепельную слюну.
Мы промолчали – не было слов.
Он что-то прошептал Разводному Ключу, блестящему на солнце и способному ослепить одним только бликом, и завернул его в промасленную тряпку. Положил под мышку и одним движением отодвинул ногой целую кучу веток. В груде сваленных деревьев показалось небольшое отверстие, похожее на вход.
Я ВСЕ ЗНАЮ
Все равно послушай. У нас ведь так заведено с тобой, так что, будь любезен, не нарушай правил.
ОК
Оказывается, это был аналог Курямбии – небольшая, до невозможности уютная, землянка. Уютная, хоть в ней ничего и не было, кроме вырезанного из земли прямоугольного кресла, на котором мы втроем едва уместились. Витя прозвал землянку Убежищем.
Оказывается, в то утро он не просто так не пришел к нам в Курямбию, когда мы его так долго ждали. В то утро он умышленно не шел к нам. Так ему велел Ключ. Ключ знал, что что-то должно произойти, и это что-то произошло.
– «Не ходи туда, не привлекай, не ходи туда, не привлекай», – повторял Ключ перед сном. А когда я проснулся, он снова гнул свое, – сказал Витя, глядя в светлый проход Убежища, и прикрыл его. Мы оказались в кромешной тьме, прям как в подвалах Курямбии. – И понятно почему. Как только я вышел из дома, между семью и восемью утра, почувствовал нечто странное, неосязаемое. Казалось, за мной следят. Под «не ходи туда» я все-таки шел в Курямбию и раз за разом уходил от нее, выворачивая маршрутные петли. Я резко разворачивался, чтобы обнаружить хвост, но его не было. «Не ходи туда», и я не шел. «Не привлекай», и я не привлекал.
Я наворачивал круги по кварталам и периферийным зрением ловил признаки слежки. Их не было. Но так мне только казалось.
Мне навстречу прошло много людей, и многих я успел встретить не по одному разу. «Не оборачивайся, – сказал Ключ. – Не привлекай. Пусть думают, что ты их не видишь».
– Кого? – спросил я, снимая очки, будучи уверенным, что без них станет светлее.
– Да, кого? – последовало от Вики.
В землянке послышался писк комара, и Витя, словно видя в темноте и ориентируясь только по звуку, пришлепнул его. Вслед за комаром запищала мышь. Мне вдруг стало жалко ее, но на ее счет я ошибся. Витя не убил ее, а взял на руки и передал мне.
– Погладь, не бойся.
Я погладил, хоть было страшно.
Мышь улизнула сквозь пальцы, очертив хвостом знак вопроса на моей ладони.
Вика взвизгнула:
– Убери! Убери ее от меня! Она на моих коленях! Она нюхает Кейси!
Витя забрал мышь и отпустил. Больше ее писка мы не слышали – только шорох. И учащенное сердцебиение Вики. Чего греха таить, я слышал и свое.
– В десятом часу на проспекте Мира я увидел две фигуры. Одну из них я сразу узнал по вчерашним нарядам, вторую додумал. Ты такая красавица!
– Спасибо, – просияла Вика.
– Вообще-то я про Илью! – посмеялся Витя и добавил: – Но ты красивее!
– Вот гад! – Я хотел толкнуть Витьку в плечо, но угодил в земляную стену. Дезориентация в пространстве, Профессор.
Мы сидели на влажной земле и делились произошедшим в то утро. Это было так странно. Еще меньше часа назад ноги сами несли нас к Витьке, где мы рука об руку сразились с непонятной жижей, веющей смертью и ужасом, а теперь, сидя плечом к плечу в землянке, куда не проникал и солнечный свет, казалось, забыли обо всем. Все казалось таким простым и обыденным, как выпить стакан воды. Я не знаю, как это объяснить, но, когда мы вместе
Я ПОНИМАЮ
Значит, поймешь и следующее.
Вернемся назад.
Когда мы с Викой только-только подходили к парку, где застали Иглыча, Витька уже быстрым шагом шел к перелеску, держа перед собой Разводной Ключ и оглядываясь. Он уже тогда знал, что на него охотятся и от кого нужно уберечь нас и местоположение Курямбии.
В то утро он повстречал много людей и еще больше – автомобилей. Один из них чаще всего то медленно прокатывал навстречу, то обгонял, заставляя Разводного нервничать. Он так же, как и ты, подавал Вите импульсы. Оберегал. Витя слушался. Он не косился на черный внедорожник, который и Вика, и я сразу узнали по описаниям. Это был автомобиль ВР, а внутри сидела сладкая парочка.
– Когда я увел их, когда уже прошел водонапорную башню, рев мотора окатил улицу. Мне едва удалось отпрыгнуть. Ботинки все-таки чиркнули по двери, – продолжил Витя. Вика в очередной раз охнула. Она не могла не охать – так устроен ее организм, и это никак не связано с ее «недородственниками», от которых стоило бы поскорее избавиться. – С визгом покрышек и столпом пыли автомобиль развернулся. И я их увидел. Там были они… Эти ваши… Они улыбались, потом улыбка переросла в оскал. А их слюни, стекающие из уголков рта… Они облизнулись. Козлов схватил тетку за грудь, та отвесила пощечину. И они загоготали. Я приблизился к спуску, где тропа уводила на перелесок, и снова бросил на них взгляд: они уже сосались.
Я продолжил движение не поднимая глаз. Оставалась буквально пара шагов, и я бы спустился с дороги на тропу, но те посигналили, и я, дурак, остановился. Мотор взревел еще громче, стекла опустились. Из них вылетел рой… полчища мух. Я побежал. Тут же споткнулся. Упал на обочину. Мухи были близко, и, не отрываясь от них, ехал автомобиль.
«Вот она – смерть», – подумал, может, и произнес я. Ключ горел в руке. Он пульсировал. Смерть приближалась. Солнце вдруг моргнуло. Мухи, что летели на меня, стали сминаться в лепешку. Я смотрел на них, как из салона автомобиля, об лобовое стекло которого они и разбивались.
– Купол! Это был купол. Тот же самый, что накрывал нас. – Вика прикоснулась ко мне.
Я дотронулся до Витьки:
– Наши друзья защищают нас.
Витя встал, встряхнул кости и выглянул на улицу, после чего предложил выйти.
Солнце уже светило не так ярко, но все равно приходилось морщиться даже в очках с затемненными линзами. На поляне не было ни единого признака недавнего сражения. Даже трава не была примятой. Где-то чирикали птицы. Мышь сидела на пне. Та самая мышь. Хорошенькая. Больше мы ее не боялись.
– В этом поединке мы одержали победу, но война не закончена, – потягиваясь, заявил Витя.
– Сказано очень точно. – Вика достала Кейси и посадила ее рядом с мышкой. Мышка ее облизнула и убежала. – Но с чем мы сражались, остается вопросом. Дерьмо какое-то…
– Когда купол исчез, а мухи осыпались и превратились в пепел, внедорожник с улыбающимися в нем рожами сдал назад. Я спрыгнул на тропу. Козлов и директорша не погнались за мной. Они открыли задние двери. В салоне что-то блеснуло. Клетка. А в клетке – вроде как, попугай. Когда Козлов открыл дверцу клетки, я уже несся по полю. Я бежал куда угодно, но только не к перелеску, но ноги сами вели меня к нему. Ключ командовал моими ногами. Он точно знал, что делает. А я знал, что делает он это правильно.
На полпути птица догнала меня и клюнула. Я с разворота вмазал по ней Ключом и ошалел. Это уже был не маленький разноцветный попугайчик, а гигантская черная ворона, превышающая обычных – даже самых жирных – раза в два. Удар пришелся по крылу. Но она даже не шелохнулась, когда к земле полетели перья. Они падали быстро, словно свинцовые, а в полуметре от земли деформировались и уже каплями черной жижи приземлялись на траву.
Я бежал и размахивал ключом. Я ничего не видел. Только спасительный перелесок и птицу, жаждущую разодрать меня на куски.
Рев мотора окатил поле. Я уж было подумал, что те двое ринулись за мной на своем черном вездеходе, но ошибся – они уехали раньше, чем до меня добрался звук.
Перелесок был перед носом. Взмахов крыльев не было слышно. Я обернулся, думая, что с уездом автомобиля и ворона-попугайчик отправилась восвояси. Вновь ошибся. Она, воспользовавшись моей невнимательностью, расправила крылья и камнем рухнула передо мной. Я запнулся и покатился по траве. Ключ выпал. Тварь взлетела, пусть и давалось ей это нелегко. Видимо, ее создали против всех законов аэродинамики. Состряпали, так сказать, из того, что было.
Я подползал к Ключу, а она набирала высоту. И пикировала. Глаза красные. И, клянусь, красная ухмылка на клюве. Смайл! Он раскрыл пасть – клюв этой нечисти. В последний миг я нащупал Разводного и выставил перед собой. Ворона врезалась в него. Ключ зазвенел металлом, его вибрация дрожью отдалась в руки. Ворона каркнула скрежетом скрипки и обдала меня черной жижей. Чем больше она теряла в оперении, тем больше теряла в размерах, и тем больше черного дерьма проливалось. Обошлось без перелома, но руки болели. – Витя показал ободранные, почти обожженные, ссадины и синяки на ладонях.
Здесь, в перелеске, была уже не схватка, а добивание. Здесь ворона, эта поганая тварь, обессилела. Все ее силы остались на деревьях, которыми она переломала свои крылья. Сюда, на поляну, она уже не влетела – ввалилась комом. Я вмазал ей по черепушке Ключом. Прозвенело – ну точно колокол. Черепушка треснула и чавкнула. Я увидел красную жижу, но это была не кровь – лопнувшие глаза. Вонь стояла адовая.
Я продолжал колошматить, пока от оперения не осталось густой черной массы. – Витя посмотрел на ладони, на ясное небо, на Ключ, на наши белые лица. – А дальше вы все видели сами.
Мы переварили все это. Да, мы были напуганы – не каждый же день такое случается, – но боязнь прошла. От нее остался только легкий запах, сравнимый с увядающим запахом перегара изо рта родителей (сравнение Вити). А вот что до сих пор не выветрилось, так это удивление. Удивление тому, насколько мы сильны, находясь рядом. Насколько мы чувствительны друг к другу, находясь на расстоянии.
ЭТО ВСЕ МЫ
Никто и не спорит, Профессор. Это все вы. Вы – наше все. Без вас нас уже бы не было.
КАК И НАС – БЕЗ ВАС
Время шло. Единственная освещенная точка перелеска и та уже полностью покрылась тенью высокорослых деревьев. Шум производственных помещений завода удобрений полностью стих, что было слышно жужжание надоедливых комаров, окружающих нас и получающих сдачи за каждый укус. Позже их стал еще больше, и еще, и нам перестали помогать от них отбиваться даже ветки с листьями. Комары перестали нас бояться и решительно шли на нас толпой.
Вместе мы – сила. Только поэтому не теряли самообладания и отбивались. После случившегося война с комарами нам казалась легкой тренировкой. Комары отступили, как только пышные ветки мы сменили на вас: Ключ, Кейси и тебя. Мы не отбивались, а только стояли спина к спине и держали вас перед собой. Теперь комары были вашей заботой.
Не оправдывайся – мы все видели переливы купола, радиус которого превысил все наши ожидания. Скажи, он накрывал собой весь перелесок?
ЧУТЬ БОЛЬШЕ
Мы были правы, хотя у меня были подозрения, что Разводной сразу сказал об этом Вите. Слишком уж он был уверен. В его глазах читалась усмешка и важность.
ТАК И БЫЛО
КЕЙСИ ТОЖЕ СКАЗАЛА ВИКЕ
Вот ведь заразы! Они все знали и бросались догадками, чтобы посмеяться надо мной! Почему же ты мне не рассказал?
ТОЖЕ ХОТЕЛ ПОСМЕЯТЬСЯ
Так вы были заодно?
ХИ
Землянку соорудил не Витя, а его брат Ваня. Витька был только нечастым гостем, почти в младенчестве, когда Ваня с друзьями еще захаживал туда попить пива, покурить сигареты да поболтать о девчонках. Тогда Убежище было их Курямбией.
Пусть даже Витька бывал в ней редко, он хорошо знал это место. Можно сказать, он знал перелесок наизусть. Знал каждый его квадратный метр, каждую тропинку, давно заросшую сорняком.
Так, например, прогуливаясь по одной из них, мы добрались до ручья, а следуя вдоль, увидели, как вода становится чище. Там, где ручей брал свое начало, из почвы била ключевая вода. Очень холодная и божественно вкусная. Было ясно, что в перелеске не пропадешь. Где есть вода, есть и жизнь. Вода – наше все.
Да, вода утолила жажду, но одной водой сыт не будешь. Животы урчали. Мы не питались тем, что валялось под ногами, тем, что уготовила природа: ни травой, ни жучками-паучками, ни даже мхом. Я же сказал, что Витька знает перелесок, как свои пять пальцев? Вообще, Витька много что знает, я не заметил этого с первого взгляда. Первое мнение всегда обманчиво.
Мы возвращались от ручья. Он свернул на еще одну тропинку. Ее совсем не было видно. Не было видно даже намека на нее. Все заросло лопухом и репьем. Но Витя знал, куда движется! А мы ему доверяли. Остановились у пышной елки, полностью перекрывающей обзор. Ее тяжелые ветки с северной стороны почти касались земли, с южной – лежали на ней.
– Илона, – обратился он, – не будь девчонкой, подними эту ветку.
Ветвь оказалась для меня слишком тяжелой, поэтому выполнить просьбу Вити получилось только с помощью Вики. Мы приподняли ветвь, а он залез под нее. Провозись он чуть дольше, мы бы его прихлопнули. Глядишь, не отделался бы ушибами и ссадинами. Когда он все-таки выскочил, ветвь выскочила из наших рук, оставив на ладонях иголки, и с хлопком обрушилась наземь.
Витя держал пластиковый контейнер, больше похожий на шкатулку. В нем обернутые целлофановыми пакетами и прозрачным скотчем лежали складной нож с кнопкой, три коробка спичек и моток паракорда. Рядом, без упаковки, вразвалку – одноразовые ложки. Витя взял нож, коробок и три ложки, после чего закрыл контейнер, посмотрел на нас и плюнул. Нарвал травы, присыпал ею крышку, слегка приподнял ветвь и бросил контейнер под дерево. Тот брякнул.
– Надеюсь, не развалился. Надеюсь, его не найдут. Второй раз такую махину вы не поднимете. – Он провел рукой по иголкам.
Спички и нож он сложил в карманы, а вилки доверил Вике. Та положила их в поясную сумочку, висевшую уже на плече.
Получилось, обратно я один шел налегке. Витя еще усмехнулся, что маленьким девочкам не принято таскать тяжести – они же принцесски. Я закатил глаза. Он плюнул и сморкнулся. Выругался матом. Мужчина!
Прежде чем вернуться на поляну с Убежищем, мы еще раз свернули. Предыдущая тропа мне действительно показалась тропой, потому что эта была чем-то иным. Она даже не была направлением: поваленные деревья, вырванные коренья, пересохшие шишки, колдобины. Приходилось перелезать, прыгать, ползти. Правда не больше трех метров, но это была настоящая полоса препятствий. Вполне обоснованная полоса, в конце которой нас ждал самый настоящий клад.
Мы очутились на крохотном пятачке земли, сплошь заваленном еловыми ветками. Витька, как умалишенный, начал бегать по нему, топать ногами и прыгать.
– Вика, присоединяйся, а ты, принцесса, отдыхай.
– Что делать? – спросила Вика.
– Я тоже хочу помочь, – произнес я.
– Нужно почувствовать пустоту под ногами. Бом-бом, – ответил он Вике и обратился ко мне: – А ты отдыхай, принцесска.
Я сел на ствол поваленного дерева и наблюдал за ними со скрещенными руками и надутыми щеками. Отдыхал, как и велел Витя. Но долго сидеть не пришлось: Вика обнаружила тот самый «бом-бом».
– Чего там? – спросил я.
Витя сгреб ветки в кучу. Под ними лежал кусок зеленой фанеры. Толстой фанеры. Пришлось придать немало усилий, чтобы поднять ее. Тогда-то я и понял, почему Витя велел отдыхать, но это было еще не все. Под фанерой скрывалась метровая яма, а на дне лежали все те же еловые ветки, только они были голые – иголки давно осыпались и пожелтели.
Витька спрыгнул: из ямы торчала только его макушка. Он разворошил иголки ногами, и мы увидели что-то металлическое. Точнее – металлические круги. Еще точнее – консервные банки. Их было не меньше полусотни только в первом ряду. Сколько всего было рядов, не известно. Два – точно. Витя достал три банки.
– Помоги выбраться, принцесска.
Я помог, но, как оказалась, отдыхал я и не для этого. Как оказалось, в мои обязанности вошла тяжелая ноша – три банки гречневой каши с говядиной. Спорить я и не собирался. Мне хотелось помочь, хотелось участвовать. Витька и без того сделал слишком много для нас, а нагружать Вику не хотелось. Да и ноша эта не была такой тяжелой, скорее, неудобной. Что было действительно тяжело, так это пробираться обратно через бурелом, организованный, скорее всего, специально Ванькиными дружками. Я уронил всего раз всего одну банку. Та помялась и стала моей.
Мы вернулись на поляну и сложили банки с вилками у пня. Витя достал нож и нажал на кнопку. Лезвие вылетело из рукоятки, разрезая воздух. Он не стал открывать банки. Сначала нарубил веточек, коих было полно в лесу, и сложил в кучу. Затем вскрыл герметичную упаковку спичечного коробка, и – о чудо! – спички оказались сухими. Хватило одной, чтобы разжечь костерок. Он горел не дольше пяти минут. От него почти не было дыма, поэтому мы даже не боялись, что нас могут заметить. А еще мы не боялись, потому что все еще видели отблески купола в небе.
На мини-костре, за короткое время, банки разогрелись до достаточной температуры. Дабы не обжечься, Витя оборачивал их лопухами и вскрывал ножом. После прокалывания из отверстия банки выходил шипящий пар. То была самая вкусная гречневая каша с говядиной, которую я когда-либо пробовал.
– Знал, что вам придется по душе мое ресторанное блюдо, – сказал Витя, когда мы набили животы и легли на траву. Банки валялись промеж раздвинутых ног. – Скажем спасибо Ване и его друзьям, создавшим эту берлогу, это Убежище. Похоже, кто-то из них все же сюда изредка заглядывает – этим консервам не больше года. Видать, кто-то готовится к ядерному взрыву. Надеюсь, этот кто-то не сильно расстроится, не досчитавшись трех баночек.
– Может быть, есть еще тайники с провизией, о которых ты не знаешь, – предположила Вика, мечтательно наблюдая за потускневшим вечерним временем. Глаза ее уже слипались. Мешала заснуть только изредка попадающая в глаза тонюсенькая полоса дыма, исходящая от тлеющих угольков.
– Уверен в этом. Там, под веткой, лежал не только контейнер с набором выживальщика. Там был еще один – с презервативами. И еще – ламинированный в несколько слоев бумажный лист с топографической картой местности. На ней проставлены крестики, к одному мы и подошли. Там и нашли природный холодильник.
– Кто-то и впрямь постарался, – промямлил я. Меня тоже клонило в сон.
– Гео-Гео, – сказал Витя и пояснил: – Географ Георгий. Единственный из окружения брата, кто мог провернуть такое.
Гео-Гео с детства любил географию. Знал каждый закуток земного шара, названия, отмеченные на самых точных картах, какие только могут быть. В школьных туристических походах его брали с собой как навигатор, а у руководителя был только компас, да и тот показывал направление до ближайшей пивнухи. Ваня знал Гео-Гео как очень умного человека в сфере географии, и очень тупого во всем остальном. Он мог знать координаты Эйфелевой Башни, высоту над уровнем мирового океана даже самой неизвестной деревеньки, расстояние от одной точки мира до другой, но не знал ни таблицы умножения, ни автора «Воины и мира». В компании над ним зачастую посмеивались, стебались и не менее часто обращались как к учебнику географии, к справочнику.
– Гео-Гео… – уже посапывала Вика, повернувшись на бок и положив ладони под голову.
– Он – самый умный бестолковый, каких я только встречал. Кроме тебя, конечно, – сказал мне Витя.
Он отошел в темные заросли, не освещенные луной, и вернулся с тремя холщовыми мешочками, набитыми травой. Те стали нашими подушками на ночь. Мы так и легли, привалившись к Вике с двух сторон. Так и уснули под открытым небом, переливающим мириадами звезд.
Мне снился сон. Настолько сладкий, что, проснувшись в ночи от стонов Вики про Гео-Гео, я продолжал его видеть. Я только погладил ее, поправил подушку. Обнял и закрыл глаза.
Я снова видел их. Всю мою семью. Мы ходили в кинотеатр на мультфильм про богатырей. После – в парк аттракционов, где катался на колесе обозрения, никогда не существовавшего в городе. С высоты птичьего полета я наблюдал за крошечными фигурками родителей. Они улыбались. Махали руками. Фотографировали меня. Поля была неподалеку. У нее была сладкая вата. Большой моток сладкой ваты, за которым она скрывалась от моих глаз, как зонтом – от дождя.
После колеса мама с Полей пошли в комнату смеха, мы с папой – в тир. Папе выдали пистолет, а мне стрелять не разрешили. Работник тира надавил на кнопку. По дальней стене поехали мишени – смайлы. Папа попадал в них каждым своим выстрелом. Он стрелял и стрелял, а они падали и… не заканчивались. Все выезжали и выезжали. Работник тира только и успевал выдавать новый заряженный пистолет и не мог понять, отчего мишени никак не закончатся. Смайлы валились, и на их месте появлялись новые с более злой ухмылкой. Папа стрелял. Вокруг нас столпились. Папа стрелял. В ушах стоял невозможный грохот, но я терпел. Мне нравилось видеть продырявленные желтые рожи. Бах! Ба-бах!
Я проснулся под этот грохот, будучи уверенным, что нахожусь в Курямбии, а стучит Авария. Огляделся: все тот же перелесок. Вика с Витей уже не спят. Купол блестит в утреннем солнце. Я заткнул уши, но стук не прекратился, словно кто-то очень маленький бил по моим барабанным перепонкам маленьким молоточком.
– Тоже слышишь? – спросила Вика. Она складывала консервные банки и одноразовые вилки в пакет для мусора.
– Ага.
– Мы тоже, – ввязался Витя. – Бьет по ушам уже не меньше часа. У тебя, принцессинка, похоже, был крепкий, сладкий сон.
«Был, не то слово».
– Откуда он? Должно быть, исходит изнутри купола. Иначе мы бы его не услышали, – предположил я.
– Если бы, – вздохнул Витя. – Вик, покажи ему.
Вика подошла к пню, где вы лежали, и подняла Кейси. Купол, и без того прозрачный, стал почти невидимым, едва различимым. Послышались звуки природы, рев производства завода удобрений. «Бах-ба-бах» стал не просто стуком – грохотом. Он исходил извне. Купол только сдерживал его. Поражало, что мы не могли определить конкретный источник шума. Невозможно было даже угадать направление. Куда бы мы не повернулись, он звучал одинаково громко. Он словно окружал нас, но дело было в другом.
Вика положила Кейси обратно, и купол восстановил былую защиту. Интересно, почему?
ИНАЧЕ ВАС МОГЛИ ОБНАРУЖИТЬ
МЫ ДАВАЛИ ВАМ ПРАВО ЗНАТЬ
НУЖНУЮ ИНФОРМАЦИЮ
ДА И ЗАГЛУШИТЬ ЕГО СИЛУ
МЫ ПОПРОСТУ НЕ МОГЛИ
Понятно.
Когда вы лежали на пне, а купол пропускал нужную информацию, Вика подошла ко мне. У нее в руке был телефон. Она включила экран.
– Знаешь, что это?
На черном фоне внизу экрана была красная иконка микрофона, чуть выше – белая полоса, разделяющая экран на две части. В левом верхнем углу надпись: «Запись №23».
– Диктофон. Тут так и написано.
– Верно. А теперь скажи что-нибудь. – Она нажала на кнопку. Запись пошла.
– Что сказать?
По прямой белой линии слева направо поползли волны, расширяющиеся вертикально.
– Что угодно.
На экране появились и уплыли за границу еще несколько волн.
– Я не… Что именно?
Еще волны.
– Не думал, что ты такая тупица! – прикрикнул Витя и разразился хохотом.
И до меня дошло. На мгновения Витя оказался прав. На мгновение я оказался тупицей. Микрофон телефона улавливал наши голоса, но не улавливал посторонний стук. Он попросту не мог этого сделать. Стук был в наших голова. Он, как радиоволны, преодолевал расстояние, а наши головы (или то, что внутри), как радиоприемники, принимали сигнал.
– Дошло теперь? – усмехнулся Витя, наблюдая, как я из раза в раз закрываю уши ладонями.
– Перестань. Сейчас не до шуток, – вступилась Вика, замахнувшись на него пакетом с мусором. Банки внутри пробренчали, но из-за «тук-ту-тук» в головах, их почти не было слышно. – Илона, кто или что это делает?
Услышав чужое имя, я растерялся, но опомнился. Даже в перелеске, где нас точно никто, ну или почти никто, не мог услышать, она соблюдала правила моей легенды.
– Козлов… Или директорша… Наверняка, они придумали что-то новенькое. Захватили радиорубку, охрану которой на части разорвала еще одна слизкая ворона, и сидят в ней радостные. Голожопыми пьют бухло и смеются, дожидаясь, пока мы сойдем с ума. Фигу им! – Витя показал кукиш в небо, думая, что они могут еще и наблюдать за нами. – Видали, уроды?!
– Еще бы жопу показал. – Вика скрыла улыбку ладонью.
Она тоже переживала, что теория Вити может оказаться правдой. В такую минуту она не должна была быть веселой, но не могла сдержаться. Не выдержала она, когда он снял штаны, встал на голову и все же показал чистому небу свою белую задницу. Мы даже увидели его «колокольчик».
В отличие от Вики, я позволял себе смеяться, ведь моя теория отличалась от их. Тогда она казалась мне единственно верной.
– Это не они, – сказал я. Они напряглись, думая о чем-то более плохом. Я попросил их расслабиться. – Помните, в Курямбии…
Они помнили. Речь шла о стуках над головами. Тогда мы думали, что Авария или делает ремонт, молотя молотком по стене или полу, или громко топает своей пластмассовой ногой-протезом, а топот эхом передается в подвал по железобетонным перекрытиям дома. Тогда мы сильно ошибались, а все наши догадки оказались чушью собачьей.
– Так ты думаешь, это Авария? – Вика округлила глаза. – Думаешь, он сводит нас с ума?
– Точно он. – Я верно определил источник шума. – А значит, у нас на одного врага больше. – А вот это снова было чушью собачьей.
К обеду мы свыклись со стуком в головах. К обеду животы наши снова требовали пищу, хоть мы и позавтракали довольно плотно все той же гречневой кашей из банок. К обеду Витя наотрез отказался снова брать консервные банки из запасов Гео-Гео, отказался разворовывать чужое имущество. На самом деле причина была иная: ему, как и нам, эта каша быстро приелась.
Вика предложила сварить травяной суп. Интернет предложил ей суповой набор из крапивы, щавеля и даже одуванчика. Этих ингредиентов хватало сполна, чтобы сварить сколь угодно супа. Бесконечно много. Она даже отошла на край поляны и нарвала желтых цветов. Я же углубился в лес за крапивой, но так до нее и не дотронулся, побоявшись обжечься. Или даже побоялся умереть от ожогов. Кусты крапивы напомнили мне ад, испытание дьявола, комнату пыток.
– Брось эту затею, – сказал Витя, подобравшись сзади.
– Я и не начинал.
– Вот и правильно. Мы не травоядные. Люди – хищники. Возвращайся к лагерю. Я скоро вернусь.
К своему делу Вика подошла со всей ответственностью. Она уже разжигала костер. Рядом стояли три консервных банки, наполненные одуванчиками. Я наблюдал, как костер от маленького огонька спички разгорелся ярким пламенем. Жар был такой, что обугливалась трава в радиусе метра, увеличивая кострище.
– Когда прогорит, зальем одуванчики водой и поставим на угли. Должно получиться неплохо. Если не суп, так цветочный напиток.
Витя вернулся с длинной веткой и мотком парракорда в руках. Под мышками торчали ветки поменьше да потоньше. Он сел напротив и взялся за работу. На обоих концах длинной ветки сделал две насечки ножом. К одному концу примотал зеленую нить, загнул палку и с натяжкой примотал ко второму концу.
Витя смастерил лук.
– Если нам суждено здесь жить, то когда-нибудь запасы Гео-Гео обязательно закончатся. Поэтому нам придется охотиться и рыбачить. Так почему бы не начать прямо сейчас? – Он натянул тетиву, нацелился на дерево. Отпустил. Тетива завибрировала, издавая звуки гитарной струны.
