Пират из высшего общества

– Братья! Припасов у нас достаточно, но нужен новый корабль: этот, того и гляди, потонет у нас под ногами. Предлагаю остаться пока здесь, устроить наблюдательный пост на утёсе и ждать, пока мимо не пройдёт подходящая добыча.

По пиратским законам, прежде чем выходить в море в новом составе, нужно было заключить шасс-парти – договор о дележе добычи. Доля плотника составила сто реалов, егеря – двести, судовому хирургу на аптеку полагалось тоже двести, но хирурга на борту не было. Юнгам причиталась половинная доля. За утраченную или парализованную правую руку пострадавший должен был получить компенсацию в размере шестисот реалов, за левую руку или правую ногу – пятьсот, за левую ногу – четыреста. Тяжёлая рана на теле соответствовала пятистам реалам. Выбитый глаз или отрубленный палец равнялись сотне реалов. По ситуации или по желанию денежная компенсация могла быть заменена на рабов в соотношении сто реалов – один раб. Де Граффу, поскольку он был не только капитаном, а также артиллеристом и штурманом, команда постановила выделить пять долей, а весь остаток полагалось поделить поровну между рядовыми членами команды.

Глава шестая. Новый корабль, новые надежды

Не прошло и недели, как наблюдатель примчался с сообщением, что на горизонте появился двухмачтовый корабль. Это оказался довольно большой и неплохо вооружённый баркалон¹⁴ с испанским флагом на гафеле. Ближе к вечеру он оказался на траверсе острова. Ветер стих, корабль почти не двигался, до пиратов доносились взрывы смеха.

– Отлично! Они не ждут нападения! – прошептал Лоренс. – Обмотать вёсла тряпками и вперёд!

Шлюпки бесшумно подошли к бортам баркалона. Пираты стремительно вскарабкались на палубу и почти ползком начали растекаться по кораблю. Перед кормовой надстройкой они так же бесшумно захватили часового, который прогуливался взад-вперёд с мушкетом в руках.

– Тихо, иначе смерть тебе! – произнёс Лоренс, хватая испанца за горло. – А теперь говори: сколько человек на борту? Что за груз везёте?

Запинаясь, часовой ответил, что на борту двадцать шесть пушек и сорок девять человек команды во главе с капитаном доном Амадео де Сальто, который сейчас устроил совещание в своей каюте, – испанец показал подбородком на дверь у себя за спиной.

– Там же, у капитана в каюте, хранится сундук с тридцатью тысячами реалов, на которые он должен был закупить в Кампече пряности и сандал, – торопливо отчитывался испанец. – А в трюмах лежит какао, сахар и тальк. И личные вещи, конечно.

Часовой надеялся, что в благодарность за столь приятные известия пираты его пощадят, и не ошибся. Де Графф повернулся к своим:

– Фюрьё, ты руководишь атакой на кубрик, тридцать человек в твоём распоряжении. Я беру на себя капитана, со мной идут Марк, Жано и Филлипс. Остальные – стойте здесь, сторожите часового и бегите на зов, если понадобится ваша помощь!

Полированная дверь капитанской каюты от мощного удара ногой с грохотом вылетела из проёма и повисла на одной петле. Внутрь ворвалась четвёрка пиратов, их встретили два выстрела. С Лоренса, который был впереди, пулей сорвало шляпу. Больше ничего испанские офицеры сделать не успели, их разоружили и связали. Корабль был захвачен без повреждений, чего и добивался де Графф. Всё имущество и провизию с повреждённого флибота пираты перенесли на борт своего нового судна. Когда эти приятные работы были закончены, к капитану подошёл очень довольный Фюрьё:

– Командир, у тебя лёгкая рука: мы обнаружили в трюме пятерых пленных французов – они рассказали, что испанцы захватили их корабль неделю назад. Этих парней должны были отвезти в Санто-Доминго, чтобы продать там в рабство.

Многие пираты, несмотря на свою беззаконную жизнь, а может быть, как раз из-за неё, при случае старались совершать добрые дела. Считалось, что спасение чьей-нибудь жизни или освобождение пленных является самой хорошей приметой и гарантирует прощение накопленных грехов. Поэтому обнаружение пленников на захваченном корабле обрадовало пиратов и было воспринято ими, как доброе знамение.

Лоренс побеседовал с освобождёнными французами, выясняя подробности их пленения. Это оказалась обычная история, когда встреча в море кораблей соперничающих стран закончилась пиратской атакой. Но на французском корабле почти нечем было поживиться: на нём плыли колонисты, главным образом бедные крестьяне, мёртвой хваткой вцепившиеся в свои ржавые лопаты и мотыги. Испанцы вытрясли личные сундуки и забрали с собой ремесленников, которые высоко ценились в качестве рабов. Именно так на испанском корабле очутились шорник, пекарь, резчик по дереву, портной, и молодой лекарь по имени Пьер Эрзак. Пираты вернули им отнятое испанцами имущество, и бедные люди были на седьмом небе от счастья, особенно лекарь: он получил обратно свой сундучок с аптекой и медицинскими инструментами. Капитан флибустьеров пообещал после завершения крейсирования отвезти всех на Тортугу, но с лекарем у него состоялся отдельный долгий разговор.

Вечером, сидя в каюте капитана, Пьер рассказал Лоренсу, как, ещё будучи подростком, нанялся в помощники к хирургу. Затем он с отличием закончил Сорбонну, получил диплом бакалавра медицины и два года проработал у врача-еврея, который приехал в Париж из Испании, спасаясь от преследований инквизиции. Молодой помощник научился у него способам излечения тропической лихорадки и быстрого заживления ран, которые использовали ещё рыцари-госпитальеры во время Крестовых походов. Обычные врачи таких приёмов не знали. Де Графф предложил молодому лекарю присоединиться к команде за три доли от добычи, собственную каюту и аптеку за счёт корабля. Пьер явно опешил от такого поворота событий, и Лоренс не стал на него давить, давая возможность обдумать предложение.

По решению команды баркалон получил название «Агреабль» (аgréable (фр.) приятный). Это и в самом деле оказался быстрый, очень манёвренный корабль с небольшой осадкой – настоящая находка для корсарского экипажа. В своём новом статусе капитана де Графф теперь спал не в гамаке в общем кубрике, а в собственной каюте, на удобной кровати, где хватало места для его длинных ног. В его распоряжении имелась даже персональная уборная, которая была устроена в нависающей над водой корме корабля. После всех своих злоключений Лоренс был очень доволен такими условиями.

Испанский экипаж высадили на пустынном берегу Санто-Доминго, а флибустьеры принялись крейсировать вдоль побережья, поедая собственные заготовки, а заодно деликатесы, которые достались им в наследство от прежних владельцев корабля. Наличие толкового капитана резко увеличило объёмы добычи: Лоренс прекратил практику хаотичного мотания по морю: он изучал берега, промерял глубины, прокладывал сложные фарватеры и сам составлял карты. Это занятие ему очень нравилось и вдобавок шло на пользу делу. Используя особенности береговой линии, он устраивал засады вблизи судовых путей, которые были проложены между испанскими портами. Прежде, чем закончились запасы, пираты успели захватить ещё четыре небольших судна. Три из них не оказали сопротивления, но с четвёртым призом флибустьерам пришлось повозиться.

Капитан испанского галеота «Сантиссима Тринидад» дон Диего де Паскуальгранде был отважен и опытен. Когда «Агреабль» с «Весёлым Роджером» на гафеле начал приближаться, дон Диего искусным манёвром обошёл корсаров с наветренной стороны и приказал канонирам правого борта бить по палубе вражеского корабля, где стояла наготове абордажная команда. Но де Граф отлично понял его намерения, вовремя совершил поворот и не допустил серьёзного ущерба: ядра просвистели сквозь такелаж.

Одним из преимуществ баркалона была его способность быстро идти против ветра курсом крутой бейдевинд. С сильным креном, вспенивая волны форштевнем, пиратский корабль обошёл противника с наветренной стороны, перехватил оперативный простор и подошёл вплотную прежде, чем испанские артиллеристы левого борта успели взять прицел. Лоренс перескочил на галеот, как только корабли соприкоснулись бортами, увидел направленные прямо на него мушкетные стволы, бросился ничком, перекатился по палубе и ввязался в рукопашную схватку. Через несколько секунд пираты посыпались на испанский корабль по всему борту, крича, стреляя из пистолетов и размахивая абордажными саблями. Де Графф, счастливо избежав пуль и клинков, пробился сквозь всё это побоище на корму и с налёту ударил испанского командира локтем в лицо. Тот отлетел к фальшборту, Лоренс прыгнул следом, заломил ему руку и вынудил опуститься на колени. Следуя за ним, перескакивая через раненых и убитых и отвешивая тумаки на обе стороны, огромный матрос Филлипс подбежал к флагштоку и спустил кастильское знамя. На этом сопротивление испанцев было сломлено, солдаты на палубе бросали мушкеты и сдавались в плен.

Флибустьеры сразу прекратили драку, деловито обшарили корабль и перетащили в свои трюмы индиго, табак и серебряные слитки. Трое пиратов получили достаточно серьёзные пулевые ранения, их перенесли на «Агреабль» на руках. Лоренс обратился к Пьеру с просьбой оказать им медицинскую помощь. Молодому лекарю ещё не доводилось лечить огнестрельные раны, но он охотно согласился расширить свою практику, попросил вскипятить котелок воды и занялся извлечением пули, которая застряла в бедре у рулевого по имени Жано. Пьер справился на удивление быстро: вытащил пулю, промыл рану, закрыл её лепёшкой из каких-то измельчённых трав, замешанных на оливковом масле, и наложил повязку. Так же успешно он оказал помощь другим пострадавшим, но строго предупредил каждого, что не менее недели им необходимо соблюдать покой и не беспокоить раны. К тому моменту, когда «Агреабль» прибыл на Тортугу, раненые уже уверенно шли на поправку, в то время как в прежние времена им пришлось бы валяться с лихорадкой и гадать: получится выжить или нет. Пьер получил от команды тьму похвал и прозвище «Король», или «Людовик», в знак признания его исключительных заслуг. Впоследствии все его звали именно Людовиком.

Четверых ремесленников пираты отпустили на берег, выделив каждому по тридцать реалов, помимо их собственных средств. Этого им должно было хватить на первое время, пока не найдут себе работу. А Пьера-Людовика де Графф удержал до раздела добычи, заплатил ему обещанные три доли и отпустил, повторив своё предложение поступить к ним в команду, если работа на берегу не заладится.

На Тортуге де Графф, как обычно, нанёс визит в губернаторский дворец и обнаружил, что д`Ожерона отозвали во Францию, а его место занял временно назначенный губернатором маркиз Жан-Поль Тарен де Кюсси. Новый глава острова намекнул, что назревают большие перемены: господин д`Ожерон проводил политику лояльности с флибустьерами, и это перестало устраивать французское правительство. Впрочем, д`Ожерон был прежде всего реалистом, отлично знакомым с нравами Вест-Индии. Он не пытался повлиять на обстоятельства непреодолимой силы, каким было пиратство, но стремился смягчить местные нравы и постепенно направить энергию людей на мирный труд. Де Кюсси был назначен на этот пост с условием проведения крутых перемен, однако, как и д`Ожерон, он прекрасно знал реальную обстановку. Он считал, что жёсткие меры в отношении пиратов недопустимы, нужно действовать убеждением и предлагать альтернативу флибустьерству. В беседе с де Граффом он взял на себя смелость дать господину капитану совет подумать о смене деятельности и стать плантатором. Но его предложение принесло не тот результат, к которому стремился губернатор: де Графф удвоил свою пиратскую активность, ему понравилась идея приобрести плантацию, но для покупки земли требовались немалые средства, не говоря уже о её освоении.

Он знал, как поступали бедняки: сколачивали сообщество из двух-трёх человек, в складчину или в долг покупали мотыги, лопаты, топоры и прочее, что было необходимо на первых порах. На выбранном участке в первую очередь строили хижину, вырубали и сжигали кустарник, вскапывали огород и сажали скороспелый сорт фасоли. Потом из крупных стволов деревьев строили дом и, надрываясь, распахивали целину под плантацию. На небольшом участке сажали рассаду табака, а когда она начинала ветвиться, пересаживали её на основное поле. Одновременно выращивали фасоль, картофель, маниоку, маис, и налаживали контакты с буканьерами, которые снабжали плантаторов мясом в обмен на табак.

Работы на табачных плантациях хватало. Частенько на растения нападали жирные зелёные гусеницы размером с палец, в такой оказии нужно было срезать все заражённые ветки и сжечь. В случае засухи плантаторы до бесконечности носили воду и каждый вечер поливали своё поле. Табак не переносит соседства других растений, поэтому все сорняки сразу удаляли. Когда кусты достигали в высоту полуметра, плантаторы собирали первый урожай. Стебли вместе с листьями подсушивали в специальных хижинах, затем обрывали листья, скручивали их и сушили до нужной кондиции. Это работой занимались особые люди, которым больше ничего не поручали. Урожай собирали четыре раза в год, срывая с одних и тех же кустов новые побеги. Когда плантация начинала приносить прибыль, фермеры получали возможность нанять слуг или купить рабов, и уж тогда выжимали из них все соки, зарабатывая себе и своим потомкам самую скверную репутацию. Де Графф не желал идти по этому пути. В свои двадцать три года он рассуждал, как опытный бизнесмен: хотел сразу начать дело с размахом, применять технологии орошения, закупить рабочий скот и более бережно относиться к дорогостоящим рабам, которые, по его мнению, должны были заниматься только квалифицированным трудом.

Идея стать плантатором стала его мечтой, дело было за малым: где взять необходимую сумму. Захват мелких судёнышек не приносил удовлетворительного результата, явно нужно было увеличивать масштабы деятельности. Чтобы иметь возможность атаковать более серьёзных противников, де Графф объединился с несколькими голландскими капитанами: Михилом Андриессоном, Янки Виллемсом, Якобом Эвертсоном, а самого известного из его новых союзников звали Николас ван Хоорн. Это был коренастый мужчина в возрасте около пятидесяти лет, популярный в пиратском сообществе благодаря своей отваге, изобретательности и способности ввязываться в самые невероятные авантюры.

В начале своей морской карьеры ван Хоорн был просто искусным рулевым. Затем он купил каперское свидетельство, но у него не было денег, чтобы приобрести и вооружить боевой корабль. Поэтому он пошёл по необычному пути: раздобыл старый рыбацкий баркас, посадил на него отчаянный экипаж из полусотни разбойников и умудрялся без артиллерии захватывать крупные трофеи. Это была очень смелая и умная идея: рыбацких судов никто не опасался, их спокойно подпускали вплотную к бортам, и ван Хоорн брал на абордаж хорошо вооружённые корабли без разбору их национальной принадлежности. Вскоре он стал адмиралом целой флотилии, флагманом которой сделал 50-пушечный фрегат, который назвал в свою честь: «Сент-Николас».

Правда, ван Хоорн, помимо своих многочисленных достоинств, отличался повышенной тягой к бутылке и непобедимой жадностью. Если перед ним маячила прибыль, у него отключалась способность воспринимать любую другую информацию. Из-за этого он, как это случалось не раз, терял больше, чем получал. Как все жадные люди, Николас был очень завистлив и чувствовал себя несправедливо обделённым судьбой, если видел у кого-то другого лучший, чем у него, корабль, оружие или костюм. Сам он даже в жару ходил в камзолах из самой дорогой ткани, которую только мог раздобыть, и украшал себя драгоценностями баснословной стоимости.

Ещё одной его особенностью была жестокость. Среди пиратов не было ангелов, но ван Хоорн напоминал уже ушедшее поколение чудовищно жестоких капитанов, таких как л`Олоне или Рок Бразилец. Со своими жертвами он был абсолютно беспощаден и, не моргнув глазом, убивал заложников, если никто не присылал за них выкуп. Николас был очень щедр с теми членами команды, кто проявлял храбрость в бою, но мог зарубить любого, если подозревал его в трусости. Такое поведение было причиной того, что больше одного-двух раз никто из капитанов с ван Хоорном в море не ходил. Однако Лоренс сумел найти общий язык с этим человеком, использовал его лучшие стороны, и их совместные операции приносили неплохую прибыль. Вскоре эта корсарская флотилия стала грозой Вест-Индии, а имя де Граффа теперь звучало в ряду прославленных пиратов.

* * *

Снова явившись на Тортугу, де Графф встретился с назначенным губернатором – бароном Жаном-Непве де Пуансе. Барон поставил его в известность о новых трендах в европейской политике: правительства Испании, Англии и Франции договорились навести порядок в своих заокеанских владениях и ликвидировать морской разбой, который давно уже стал опасной, самостоятельной и неуправляемой силой. Де Пуансе должен был выполнять это поручение, используя все свои возможности, которых у него было, в общем-то, немного для решения такой раздутой и запущенной проблемы. Чтобы содействовать в ликвидации корсарства, французское правительство пообещало прислать в Вест-Индию военный флот.

У нового губернатора была ещё одна непростая задача. Дело в том, что два года назад, в 1674 году, в Африке были распаханы земли под огромные плантации крупнейшей французской корпорации «Компани дю Сенегал», которая претендовала на титул мировой табачной монополии. Но плантаторы Вест-Индии тоже специализировались на табаке, они создавали табачному монстру конкуренцию и сбивали цены, тем более, что вест-индский табак был лучше. Крупные и влиятельные акционеры, которым принадлежала «Компани дю Сенегал», были недовольны прибылью. Следуя полученным приказам, барон де Пуансе стал требовать от плантаторов прекратить выращивание табака и заменить его сахарным тростником, чтобы конкурировать не со своими магнатами, а с англичанами, и перебить у них рынок сахара. Губернатор рассказал Лоренсу, что знатный пират маркиз Шарль Франсуа де Ментенон первым показал пример: бросил разбойничать и стал плантатором на острове Мартиника, причём сразу же начал с сахарного тростника.

С одной стороны, сахарный тростник не являлся нежным растением и не требовал такого хлопотного ухода, как табак. Однако переход на другую культуру был делом проблематичным. Чтобы удовлетворить требования губернатора, табачным плантаторам нужно было полностью перестроить процесс культивации и переработки, потратиться на посадочный материал, переучить рабочих и переучиться самим. Вместо хижин для просушки табака нужно было построить заводы для выварки сахара, которые требовали куда более сложного и дорогостоящего оборудования.

Но основная проблема заключалась не в этом. Тростник нуждался в гораздо более высокой влажности. Освоенные с таким трудом табачные поля, которые располагались на возвышенностях, для выращивания тростника не годились. Поэтому неудивительно, что действия губернатора вызвали мощное противодействие среди плантаторов. Де Пуансе понимал, что может выполнить приказ, только опираясь на обеспеченных землевладельцев. Он обратился к капитанам пиратских кораблей и предложил им своё содействие с выгодной покупкой земельных участков на Сен-Доменге¹⁵. Де Графф оказался пока единственным, кто ответил согласием.

Глава седьмая. Галеон вице-короля

В конце 1677 года в гавани Тортуги отдельной группой стояли несколько пиратских кораблей. Их вожаки собрались в кают-компании «Сент-Николаса» и изучали карту.

– Я предлагаю смотаться вот куда, – ван Хоорн опустил указательный палец с массивным золотым перстнем на кружок, нарисованный на побережье Юкатана.

– Сан-Франциско-де-Кампече, – уточнил Михил Андриессон. – Я слышал, уже не знаю, верно оно или нет, что в его окрестностях есть серебряные рудники.

– Город не лежит в глубине залива, как Маракайбо или Сантьяго, – продолжат тыкать пальцем ван Хоорн. – Рифов я здесь тоже не наблюдаю. Достаточно будет проломить оборону и грабить, сколько сможем унести.

– А кто-нибудь знает, как он защищён? – подал голос капитан Якоб Эвертсон.

– Я бы тоже сначала прояснил этот вопрос, – задумчиво заметил де Графф. – Как бы нам не нарваться на какой-нибудь подвох.

– Ага, а пока мы будем копаться с разведкой, кто-нибудь проболтается в таверне, и слухи о наших планах разнесутся по всей Вест-Индии, – скривился ван Хоорн.

– Это понятно, но всё-таки надо выяснить, как там насчёт форта, Николас, – поддержал коллег Янки Виллемс. – Кто-нибудь из наших там бывал? Насколько хорошо он вооружён?

– Придём – разберёмся, – заверил его ван Хоорн. – Да форт в любом случае нам не особо помешает. Пока де Графф со своими пушками будет отвлекать на себя его внимание, мы спустим на воду шлюпки и высадим десант. Главное – захватить город врасплох, чтобы испанцы не успели унести ценности.

Генералом экспедиции был избран наиболее опытный капитан – ван Хоорн. В марте 1678 года пиратская флотилия подошла к Кампече. Форт Сан-Мигель с запада и бастион Сан-Матиас с востока открыли огонь по атакующим кораблям и сумели нанести им ряд повреждений. Сильнее всех пострадал 16-пушечный шлюп Михила Андриессона – у него оказалась разбита носовая часть, угол дифферента¹⁶ критически нарастал, и капитан принял решение эвакуировать команду на шлюпках, которые могли вместить от силы пятую часть людей. Тогда де Графф, рискуя получить в упор четыре десятка ядер, прошёл вблизи форта Сан-Матиас и прицельным бортовым залпом подавил испанскую артиллерию. Совершив поворот, он убрал паруса, лёг в дрейф, спустил на воду свои шлюпки и принял на борт экипаж Андриессона.

Тем временем другие пиратские корабли уже высаживали десант, и только тут выяснилось, что сам город находится в некотором удалении от побережья, до него надо ещё дойти по лесной и болотистой местности, а за это время жители успеют выслать вперёд заградительные отряды и эвакуировать ценности.

Вожаки собрались на совещание прямо на берегу. Трудно сказать, кто из них выглядел более недовольным: Андриессон или генерал экспедиции.

– Ну что – рискнём атаковать город или разворачиваем форштевни? – поинтересовался Эвертсон.

– На вооружённый захват готового к обороне Кампече у нас не хватит людей, – заговорил мрачный, как туча, ван Хоорн. – Единственное, что я могу предложить – это блокировать порт и брать на абордаж приходящие сюда корабли. Поднимаем испанские флаги и ждём.

– Будем надеяться, что нам повезёт, – беспечным тоном заметил де Графф, старательно полируя свой клинок куском сукна.

Ван Хоорн сердито посмотрел на него, но ничего не сказал.

Четверо суток пиратские корабли находились в засаде на рейде Кампече, а на пятый день в гавань уверенно вошёл галеон «Нуэстра сеньора де Сан-Хиларио». Его капитан дон Фермин де Талавера всю дорогу был настороже: ему ещё в Гаване сообщили про пиратскую флотилию, которая появилась в этих водах. Теперь дон Фермин торжествовал, что ему удалось беспрепятственно добраться до своей цели, и совершенно не ожидал попасть в ловушку в самом порту. Матросы спокойно убирали паруса, на палубе стояла наготове швартовная команда, а сам капитан переоделся в парадную форму. Пиратские корабли окружили галеон и взяли его на абордаж без единого выстрела – раньше, чем хоть кто-то из команды успел приготовиться к отпору. Только тут испанского капитана посетило осознание происходящего, но было уже поздно.

Поскольку при дележе добычи учитывалось участие экипажа каждого корабля, на палубу захваченного галеона высыпало около четырёхсот пиратов, каждый из которых был готов приложить все усилия для успешного завершения операции. Ван Хоорн лично спустился в трюмы трофея и вылез оттуда, сияя до ушей. На борту обнаружилось сто двадцать тысяч песо, не считая ценного груза, состоящего из мешков с какао и ящиков с табаком. Пираты образовали цепочку и по рукам передавали добычу на свои корабли. Де Графф, видя, что на этом участке и без него процесс налажен, в сопровождении пяти или шести своих людей прошёл в капитанскую каюту, рассчитывая отыскать там контрабанду, но ничего не нашёл. Дон Фермин клялся Девой Марией, что ровно никаких личных ценностей не везёт. Лоренс вышел, оставив своих людей продолжать поиски. Он закрыл за собой дверь в капитанскую каюту и только тут обратил внимание на тёмный закуток под трапом напротив – там смутно угадывалась скрючившаяся фигура.

– Хэй, кто ты? Выходи! – произнёс он по-испански.

Человек выбрался из-под трапа: это оказался очень худой мужчина среднего роста. На его ногах была верёвка, которая позволяла ему делать совсем маленькие шаги. Сложно было понять его возраст – чёрные волосы были грязны и спутаны, скулу украшал большой желвак, глаза потухли, рваная одежда представляла собой что-то бесформенное. Мужчина смотрел на Лоренса исподлобья и вжал голову в плечи, готовый к удару.

– Я личный раб сеньора капитана.

Де Графф подошёл к нему ближе, разглядывая с ног до головы. С тех пор, как он бежал из Гааги, его сердце достаточно очерствело, но сейчас он был охвачен жалостью.

– Как тебя зовут и как ты здесь оказался?

– Меня зовут Барт Фокар, я матрос из Марселя, мой корабль был захвачен испанцами четыре года назад. Простите, сеньор… если мой господин увидит, что я разговариваю с чужаком, я буду избит.

Услышав, что его собеседник – француз, Лоренс перешёл на французский язык.

– Хм, а ты знаешь, что корабль захвачен флибустьерами? Я один из капитанов, моё имя Лоран де Графф.

– Сам капитан де Графф, вы правду говорите? Правду, месье?! Вы можете забрать меня с собой? Вы не бросите меня здесь??

Лоренс вместо ответа вытащил из ножен саблю и перерубил верёвку у него на ногах.

– Пойдём на мой корабль, там поешь, вымоешься, переоденешься и расскажешь о себе.

– Постойте… А вы нашли, где наш капитан прячет контрабанду?

– А ну-ка, – Лоренс остановился, улыбаясь.

– Ха, так ведь у него люк в потолке! Об этом никто никогда не догадывается, и он всегда надувает таможенников!

Бывший раб повернулся и ударом ноги распахнул дверь в каюту капитана. Дон Фермин сидел в своём кресле, исподтишка наблюдая за пиратами, которые выстукивали стены, переворачивали мебель и ещё не потеряли надежды что-нибудь здесь отыскать. Испанец онемел от гнева, увидев, что себе позволяет его раб. Он встал и замахнулся на него кулаком, но Барт с силой, неожиданной в его истощённом теле, перехватил кисть своего бывшего хозяина, выкрутил её и отвесил сеньору капитану по седалищу такого же щедрого пинка, как только что по его двери. Капитан пролетел через всю каюту, врезался в переборку, рухнул на пол и остался лежать, задыхаясь от гнева и потрясения. Де Графф, желая скрыть веселье, взялся ладонью за подбородок.

– Давайте, парни, идите сюда! – позвал Барт пиратов, которые обыскивали каюту. Он влез с ногами на стол, добрался до наборного потолка, нажал на один из квадратов и отвёл его в сторону. В его руках оказалась прямоугольная крышка люка, которую он бросил на пол и принялся доставать из тайника один предмет за другим.

– О-о-о-о, неплохо, дружище, очень неплохо! – не скрывая своего изумления, произнёс Фюрьё, принимая из его рук мешки и ящики.

– А это – лично вам, месье де Графф! – заявил освобождённый, подавая Лоренсу рулон роскошного тёмно-зелёного бархата.

* * *

Теперь пиратская флотилия направилась на Тортугу, чтобы пополнить запасы, продать трофеи и отметить свою удачу. Здесь флибустьеры узнали, что губернатор де Пуансе перенёс свою резиденцию с Тортуги через пролив, в новый город Пор-де-Пэ на крупном острове Сен-Доменг, или, как его называли испанцы, Санто-Доминго. Эти земли ещё недавно принадлежали Испании, но их потихоньку заселили французские буканьеры, и теперь фактически треть этого крупного острова принадлежала французам. Переносом столицы губернатор преследовал несколько целей, в том числе хотел укрепить французские колониальные позиции на недавно занятой территории.

Де Графф решил не задерживаться на Тортуге, чтобы перебраться на Санто-Доминго вслед за губернатором. Когда «Агреабль» уже готовился к выходу в море, его матросы вернулись на борт после визита в известную пиратскую таверну «Капитан и семь морей» и привели под руки шатающегося Людовика. Его правая нога не сгибалась, один глаз заплыл, под ухом запеклась кровь. Команда встретила парня с энтузиазмом:

– О-о-о, братишка Людовик, король всех лекарей! Вот ты вовремя – Филлипс что-то неудачно съел в харчевне и вторые сутки сидит на бушприте!

– А Жано уронил себе на ногу пушечное ядро.

– А меня вчера сколопендра укусила – чем теперь снять эту чёртову опухоль?!

– А тебя-то кто так отделал? Только скажи – отметелим их так, что всю свою поганую жизнь будут питаться одним бульоном!

Оказалось, что «король» столкнулся на берегу с «импичментом». Пьер поселился в гостинице при таверне, где почти ежедневно случались конфликты. Новичок устроил себе рекламную кампанию, успешно залечивая последствия драк и дуэлей, и вскоре к нему стройными рядами потянулась клиентура. Но на Тортуге уже проживали четыре лекаря: в селениях Кайон, Миль Плантаж, Ля Ринго и Бас Тер, где как раз находился порт. У местных эскулапов была не настолько большая практика, чтобы делиться доходами с ещё одним конкурентом. Сначала к парню подошёл какой-то нищий и предупредил его, чтобы убирался с острова, пока цел. Пьер, будучи храбрым малым, пропустил угрозу мимо ушей. Но вскоре у дверей таверны произошла очередная драка, и в неё вовлекли самого Пьера. Вместо того, чтобы колошматить друг друга, противники объединились и начали вдвоём избивать доктора. Ему пришлось бы совсем туго, если бы на жертву побоища не обратили внимания моряки с «Агреабль». Они пинками и тумаками разогнали драчунов, отняли у них сильно помятого лекаря и увели к себе на борт.

Суету возле трапа заметил капитан. Увидев Пьера, он, широко улыбаясь и раскинув руки, пошёл ему навстречу. Обнял парня, поинтересовался, что случилось и удалось ли ему устроиться на берегу.

– Господин де Графф, вы были правы: у вас на корабле намного лучше, – Пьер поднял на Лоренса жалобный взгляд. – Возьмёте?

* * *

«Агреабль» прибыл в Пор-де-Пэ, и уже спустя неделю Лоренс через посредничество де Пуансе приобрёл по очень сходной цене плодородные земли между поселением Кап-Айтьен и мысом Кап-Франсе, в окрестностях новой губернаторской резиденции. Но своей команде голландец сообщил, что на какое-то время их базой станет Порт-Ройял на Ямайке, которая принадлежала англичанам. Пираты не возражали, поскольку хорошо знали ум и предусмотрительность своего командира.

А дело было в том, что год назад, в 1676-м, лейтенант-губернатором Ямайки стал знаменитый пират Джон Генри Морган. Предыстория этого назначения была весьма любопытной. Английские власти, как и французы, в очередной раз попытались запретить своим пиратам вести боевые действия против Испании, хотя прежде втайне поощряли их на это. Морган в этот момент готовился к крупной экспедиции на Дарьенский перешеек и не стал менять свои планы. С отрядом в тысячу двести человек он совершил тяжёлый поход через джунгли и разгромил богатейший испанский город Панаму. Когда он вернулся на Ямайку, губернатор Томас Модифорд сообщил ему, что поступил королевский приказ о его аресте, и предложил побег, но Морган добровольно согласился отправиться в Англию. Он беспрепятственно распродал свою долю панамской добычи и взял с собой крупную денежную сумму на случай, если понадобится давать взятки.