Buch lesen: «Оттепель на закате»

Глава 1

– Ребятки, простите, но вы же знаете, что вам внутрь нельзя, – чувствуя себя виноватой, я посмотрела в темно-карие глаза моих лаек и вздохнула. – Незачем искушать судьбу. Сюда приходят всякие типы, включая и тех ублюдков, что не брезгуют мясом и мехом собак.

И это было чистой правдой. В торговый схрон старого Танхорда имели вход все без исключения, в том числе и типы, по моему мнению, недостойные права пребывать среди нормальных людей. Впрочем, понятия нормальности приобрели столько разных вариантов от прежде общепринятых, если верить книгам, так бережно сохраненным моим отцом, и его же многочисленным рассказам. Но сейчас это не было столь уж значимо, а вот одинаковые для всех правила владельца этой системы тоннелей – да. Под защитой только люди и их товары, но никак не любые живые твари, неважно, какие функции они исполняли, за исключением того, когда эти самые твари исполняли опять же роль товара. Поэтому моих собак, продавать которых я совсем не планировала, здесь могли украсть, застрелить и даже съесть на моих глазах, и ничего поделать я не смогла бы. Напасть на другого человека здесь – это значит не только навсегда лишиться доступа к Ярмаркам. Слух об открытой агрессии к себе подобному мгновенно разлетится отсюда, и тогда мое жилище станут стороной на всякий случай обходить и охотники, и путники, а без этого мне уж точно не выжить. Хотя, не этого мне стоит опасаться в первую очередь. Если новость дойдет до Карателей, то волноватся о выживании и пропитании мне больше не придется. Никогда.

Я оглянулась вокруг, убеждаясь, что никого не видно. Плохо все-таки, что снег выпал в этом году так рано. Теперь даже совершенно бездарному охотнику и следопыту не составит труда рассмотреть следы собак, и это не могло не внушать мне беспокойства. Ясное дело, что большинство посетителей Ярмарки здесь совсем не за тем, чтобы выслеживать и убивать случайно подвернувшихся домашних зверей, но мало ли…

– Мои помощнички золотые, самые лучшие собачки в мире, – ласково забормотала я, отстегивая шлейки четырех собак от здоровенных санок с моим товаром. – Погуляйте тут, поохотьтесь. Обещаю, я недолго!

Аэль и Рох тут же сорвались с места и, азартно повизгивая, огромными прыжками умчались в густой лес, окружающий вход в тоннель. Но вот Воли и Гилли так и топтались передо мной, склоняя свои массивные головы то на одну, то на другую сторону, и тихо скулили, заискивающе заглядывая в глаза. Их пушистые хвосты находились в непрестанном движении, и весь язык тела говорил о нервозности и нежелании расставаться.

– Ничего со мной тут не случится, – заверила их я, и Воли, тряхнув мохнатой башкой, оглушительно чихнул, выражая всю степень недоверия к моим словам. – Ну в самом деле, мы сюда с вами уже раз сто приходили, и все было в порядке.

Вожак моей упряжки отвернулся и плюхнул свой меховой зад на землю, нацепляя на хитрую морду маску вселенской скорби, тяжко демонстративно вздыхая. Всегда он так! Извечный позер и манипулятор! Да только меня этими его кобелиными штучками не проймешь.

– Пойдите и присмотрите за молодежью лучше, вместо того чтобы пасти меня, – обратилась я к всегда более практичной Гилли, игнорируя косые взгляды ее бой-френда или скорее уж супруга. – Держите их подальше от дороги и ведите себя по-тихому! Когда выйду, я сумею вас дозваться, не переживайте!

Гилли вяло огрызнулась, но, однако же, послушалась и устремилась в лес за своими подростками, а вслед за ней и Воли, помявшись и последний раз глянув на меня укоризненно, помчался в заснеженную чащу.

– Вот и замечательно, – пробормотала я, закинула себе на плечи собачьи лямки и потянула санки вперед.

Сейчас-то не так и тяжело, а вот на обратном пути, при удачном исходе торга, упряжка будет в разы увесистей. Но это не тот факт, что был бы способен меня расстроить. Чем больше выменяю, тем удачнее переживем зиму. Не напрасно же я несколько месяцев головы не поднимала в отцовской мастерской. Правда, думать о том, что израсходовала весь остававшийся запас нужных компонентов, сейчас не хотела. Придет весна, и начну размышлять, как достать еще. Верить в то, что вулканические шахты захвачены каннибалами, как болтали прохожие охотники, я не хотела. Много лет они стояли пустыми, никому не нужными, и желающих ходить туда, кроме нас с отцом, не наблюдалось, так с чего вдруг этим мерзостям там селиться? Там же и в округе живности почти нет, так чем там питаться целой колонии этих тварей? Мало ли страшилок придумывают, только затем, чтобы чесать языки долгими зимними вечерами, сидя у огня.

Пыхтя, потея и кривясь от противного скрежета, что производили полозья по деревянному настилу, которым местный хозяин покрыл никому больше не нужные рельсы и шпалы, я наконец втащила груженые санки в первый зал схрона, и тут же была замечена. Отец рассказывал, что прежде по этим самым жутко ржавым рельсам ездили громадные железные машины – поезда, способные тащить за собой десятки тележек, называемых вагонами. И в каждый из этих вагонов входило столько, скажем, зерна, что большому скиту в десяток семей можно три зимы вволю хлеба есть, да кашу варить, да еще и на мену что-то останется.

– Элли, детка, давно же тебя не было, я уже и переживать стал! – Старикан Танхорд не поленился вылезти из-за своей стойки и поприветствовать меня медвежьими объятиями, от которых я удовлетворенно охнула.

Не то чтобы я сильно тянулась к компании себе подобных, но этот кряжистый и острый на язык старик был одним из многих, по кому и правда скучала. Может, он и всех подряд готов приветствовать как давних друзей, потому как радушие и ощущение безопасности для каждого здесь – это и есть его хлеб, но мне нравилось думать, что ко мне он и в самом деле относится хорошо от чистого сердца, а не по необходимости.

– Думал, может, уже завалила в свою постель одного из звездных опричников и больше не нуждаешься в том, чтобы переживать о пропитании и выживании. – Вот же язык без костей у этого старикана!

– Да кому я из них сдалась, – в тон ему ответила я, вдыхая запах пряного дыма, чуть прогорклого жира и пряностей от волчьей шкуры, в которую он вечно был укутан несмотря на время года. – Они наверняка ищут себе девчонок помоложе и не с таким скверным характером, как у меня!

На самом деле это всего лишь глупый треп, основанный на идиотских слухах, что якобы кто-то где-то слышал прямо-таки своими ушами, как некто, заслуживающий доверия, говорил, что лично знает девушек, которых Каратели одаривали своим вниманием определенного свойства. Одаривали. Слово идиотское. А по мне так и само это допущение тоже идиотское. Я вот не знаю ни единого человека, что мог бы похвастаться тем, что видел одного из них хотя бы без шлема. Или они «одаривали» тех мифических девушек, не снимая даже его?

– Помоложе, говоришь? Элли-Элли, ты всегда была немного глуповатой и отказывалась понимать, как же действуешь на мужчин вокруг! – меж тем похлопал Танхорд меня по плечу, отстраняясь. – Эх, вернуть бы мне сейчас лет так тридцать, я бы тебе показал, что такое мужик, точно знающий, какая женщина перед ним, и что с ней нужно делать.

– И тут же лишился бы своих седых мохнатых шаров, умник, – прокомментировала, как всегда, Андре, женщина Танхорда, невозмутимо выпускающая струи дыма к терявшемуся в темноте потолку схрона.

Я снова вдохнула глубже дикую смесь местных ароматов и открыто улыбнулась от теплого чувства, разлившегося внутри. Кое-что никогда не меняется. Андре и Тархорд вместе уже совершенно невообразимое количество времени, уж точно больше, чем я живу, и каждый год, еще с тех пор, когда я приходила сюда с отцом, повторяется одно и то же. С самого первого раза Танхорд начал отпускать шуточки о цвете моих глаз и волос, и о том, как однажды я начну вертеть мужчинами как вздумается, и с тех пор не унимался. Годы спустя мой Джон поначалу жутко на это напрягался. А потом привык и только удовлетворенно посмеивался и шептал, потираясь лицом о мой затылок, что чертов старик прав, вот только другим дано лишь смотреть на то, чем всегда суждено владеть ему одному. Только его «всегда» оказалось таким недолгим… От этой мысли уже какое-то время не начинали слезиться глаза, и не перехватывало в груди как от удара по ребрам наотмашь. Острая, как жесточайший ожог, боль, не дававшая раньше дышать, стала ноющей, непроходящей тоской, что только долгими зимними ночами становилась слишком свирепой, чтобы ее можно было вытерпеть без сдавленного воя.

– Элли, Саймон со своей юной супружницей тоже здесь, – тихо предупредил меня Танхорд, разжимая свои объятия, и я поморщилась, невольно тут же заметавшись взглядом по присутствующим.

Саймон, брат моего Джона, нашелся в противоположном от меня конце первого зала схрона и, естественно, заметил меня раньше, чем я его. Как минимум, на полголовы возвышающийся над остальными, светловолосый, широкоплечий, с обманчиво открытым взглядом больших голубых глаз. Такой до пронзающей навылет острой муки похожий на моего Джона и настолько бесконечно другой. Моя постыдная ошибка, слабость, которой поддалась, не зная, как выплыть из бесконечно длящейся боли утраты, и что теперь аукается при любой возможности.

– Ничего, переживу, – пробормотала я, отворачиваясь от мужчины, что откровенно похотливо улыбнулся мне через всю толпу, совершенно не смущенный присутствием заметно беременной жены рядом.

Впрочем, я уже давно усвоила, что Саймону совершенно чужды смущение, неловкость, как и большинство принципов общепринятой морали. Абсолютное бесстыдство и бесконечный эгоизм – вот основа его натуры. Во всем. Этим он тоже тогда показался мне похожим на Джона, притянув меня из-за того, что никак не могла отпустить любимого. У моего супруга не было никаких границ там, где дело касалось нашего удовольствия. Кроме одной. Моего нежелания или дискомфорта. Но он никогда не был лживой, манипулирующей и эгоистичной тварью, самоутверждающейся за чужой счет, в отличии от Саймона.

– Если что – только позови, малышка Элли, – многозначительно поднял густые седые брови старик и, отвернувшись, гаркнул: – Юмсэ, ленивая ты задница! Ну-ка живо помоги нашей Элли дотащить товар и занять место для прилавка!

Юмсэ, здоровенный детина с интеллектом пятилетнего ребенка, тут же появился из темного угла и выхватил у меня лямки санок. Радостно скалясь мне, он отволок мой товар к обычному месту. Я отыскала в сумке один из леденцов из сока дерева фотир, которые готовила специально для него, и парень, просияв и полопотав что-то на одном ему понятном языке, вернулся на место. Ну что же, прекрасно, я прибыла. Остается надеяться, что в этот раз торговля пойдет успешно, и я куплю достаточно крупы, специй и соли для того, чтобы не экономить до следующей Весенней Ярмарки.

Я аккуратно извлекала, разворачивала и раскладывала на низком прилавке ножи, скребки для шкур, наконечники для стрел и гарпунов, топорики, и гладкий обсидиан хищно ловил отблески освещавшего все тут пламени своими острейшими гранями.

– Ты бы могла попросить меня помочь, сладкая Элли, а не прибегать к услугам этого ущербного ничтожества. – Я не вздрогнула, услышав голос Саймона над собой, так как точно знала, что он подойдет и попробует снова. – Зачем старик вообще держит это недоразумение здесь? Следовало бы давно вышвырнуть тупую скотину вон и использовать как приманку для хищников. Вот это и правда была бы польза.

Выпрямившись, я молча посмотрела в такое красивое лицо, каждый раз обжигающее душу ненужными воспоминаниями о собственной глупости и заблуждении. И тоской по утраченной любви.

– Саймон, милый, ты, как всегда, прав! – раздалось неприятное ехидное хихиканье, и я перевела взгляд на Илено, его юную жену. Она продемонстрировала мне большую щербину между передними зубами, изображая неискреннюю радость. – Привет, Элли! Как поживаешь?

Распахнув полы кофты крупной замысловатой вязки, она нарочито выпятила в мою сторону свой округлившийся живот, гордо его поглаживая. Внизу моего собственного при виде этого зрелища мерзко потянуло, отдаваясь в поясницу. Отказавшись поддаваться на очевидную попытку причинить мне боль, я кивнула Илено.

– Прекрасно поживаю! – равнодушно ответила я и перевела глаза снова на Саймона. – Тебе что-то нужно или пришел просто поздороваться?

Ему всегда было нужно что-то. А точнее – все.

– Я решил, не мешкая, спросить тебя, обдумала ли ты мое предложение, Элли. – Господи, как у кого-то настолько гадкого может быть такая знакомая и великолепная улыбка? Саймон не имел на нее права, она всегда должна была остаться в моей памяти принадлежащей только моему Джону!

– Я обдумала и дала тебе ответ уже очень давно, Саймон. Насколько мне помнится, было это два с половиной года назад. – Всегда старалась вкладывать в свой голос максимум уверенности, посылая Саймону сигналы о том, что мое решение было и останется неизменным. Вот только это с ним, похоже, не работало. – С тех пор не случилось ничего, что изменило бы его.

– Илено, пойди посиди у очага и позаботься о горячем питье для меня! – обаятельная улыбка мужчины стала хищной усмешкой, а беременная прищурилась откровенно враждебно, но послушно пошла к большому очагу в центре этого зала. – Пора бы тебе одуматься, Элли. Ты не молодеешь. Жизнь проходит. Стоит ли и дальше проводить ночи в пустой холодной постели, когда есть тот, кто хочет ее согреть, а главное – знает, как снова сделать тебя счастливой. Прими меня, Элли, и позволь снять с твоих хрупких красивых еще пока плеч тяжкий груз забот!

Ты никогда не делал меня счастливой. Никогда.

– А заодно и вручить в твои алчные руки то, что было построено моим родителями и твоим братом? – усмехнулась я.

– Ну, должен же я получить какую-то компенсацию за то, что взвалю на себя обязанность заботиться о стареющей жене покойного брата, да еще и ублажать ее в постели! – Саймон глянул на Фрадиса-скорняка, моего частого соседа по ярмаркам, в поисках одобрения, но бородатый пожилой мужчина лишь осуждающе покачал головой и, отвернувшись, сердито сплюнул на пол. Он был из поколения, что еще помнило мир до прилета Карателей, и отрицательно относился к распространяющейся практике, когда сильные мужчины позволяли себе все чаще брать больше одной жены. Добровольно. Пока еще.

– Сладкая Элли, имущество должно оставаться в семье, – проигнорировав его реакцию, продолжил Саймон.

– Верно говоришь, – начала злиться я. – Вот только ты мне не семья!

– Странно, а вот когда ты спала со мной после смерти Джона, ты так не считала! – наклонившись к моему лицу, сказал Саймон, сверля меня глазами. – Подумай хорошенько, Элли. Я ведь могу быть настолько щедрым, что разрешу тебе, как и тогда, выкрикивать его имя, кончая подо мной! С закрытыми глазами и в темноте ты и разницы не почувствуешь и можешь притворяться, что ты по-прежнему с ним.

Мне так захотелось полоснуть одним из моих ножей по его красивому лицу. Едва выносимо. И еще раз. И еще! Оставить на нем отметины, чтобы оно больше никогда не напоминало мне любимые черты. Но вместо этого я холодно улыбнулась и вернулась к раскладыванию товара.

– Тебе никогда не будет принадлежать ничего из того, чем владел твой брат, – больше не глядя на собеседника, сказала я.

– Не огорчай так своего единственного родственника, дорогая! – прижал огромную ладонь к груди Саймон. – Живешь одна, и о тебе совсем-совсем некому позаботиться! Вдруг заболеешь или обидит плохой прохожий! Или все же те слухи, что ты привечаешь в бывшей супружеской спальне всех забредающих на огонек охотников и путников и не только по одному за раз, правда? Они тебя и оберегают, и дичью свежей снабжают ради того, чтобы была бодра и ласкова по ночам?

– Уходи, Саймон. – Как ни странно, игнорировать его гадости с каждым разом становилось все легче. Первый раз позорно сбежала и прорыдала в кладовке Андре несколько часов.

– Ну, до следующего раза, милая. Подумай еще немного, но только хорошенько! – удивительно легко Саймон на этот раз сдался.

Отойдя на пару шагов, он развернулся.

– Ах, да, я же забыл отдать тебе подарок, который давно припас для тебя, моя сладкая-сладкая Элли! – мужчина выдернул из кармана бусы из насыщенно-зеленого камня и покачал их на указательном пальце. – Взгляни, они точно под цвет твоих необыкновенных глаз!

Я прикусила изнутри до крови щеку, силясь не выдать себя резким вздохом. Сволочь, опять он смог до меня добраться! Эти простенькие бусы были точной копией тех, что принес мне раненый Джон из своей последней вылазки. Их я положила в его могилу, потому что сил не было смотреть на эти проклятущие гладкие камушки, которые были в его крови.

– Правда красиво, Элли? – коварно ухмыльнувшись, Саймон швырнул бусы на мой товар. – Мне кажется, я когда-то видел у тебя подобные, и подумал, будешь рада. Но, к сожалению, видно, не угадал с подарком. Эх, женщины и их капризы!

Саймон ушел, откровенно довольный своей выходкой, а я стояла и пялилась на проклятые камни на нитке как на ядовитую змею, пока сосед не окликнул меня, приводя в чувство.

Глава 2

– Элли! – подергал оцепеневшую меня за рукав Фрадис. – Приди в себя, деточка! Мне сказать тебе кой-чо надь!

Я зажмурила глаза, беря под контроль свои эмоции, и, с усилием растянув губы в подобии улыбки, повернулась к нему.

– Что, Фрадис?

– Ты это… хоть знаешь, что по той весне этот брал уже себе вторую жену? – старик дернул головой, указывая на спину неспешно удалявшегося Саймона.

– Нет, не знаю. – Даже если это и так, то мне глубоко плевать, что нашлась такая дура.

– Брал, Элли, брал! – продолжил старик, не обращая внимания на мои последние слова. – Убогую Гедоль из скита по соседству с моим. Отец души не чаял в девушке, даром что одна нога короче другой. Давал за ней щедрое приданое, в пять раз больше чем за своих здоровых дочерей. Он же ее от своей первой жены, покойницы, прижил, по которой, сказывали, горевал безмерно, – покачал лохматой головой скорняк. – Так вот: свадьбу ей справили богатую, поверх обещанного, растрогавшись, родитель еще много какого добра отвалил молодым. Пива набравшись, плакал на радостях, мол, дочку хорошо пристроил, за мужика справного да сильного, даром что сама калека. Да вот до следующей весны она-то и не дожила, Элли! Померла якобы в тяжких родах. Здоровьем, мол, оказалась совсем слаба. Вот только никто беременной-то Гедоль и не видел. – Последнее он произнес, сильно понизив голос.

– Фрадис, я не собираюсь соглашаться ни на чьи предложения, – прямо посмотрела я на возрастного мужчину, и именно он неожиданно смутился и замялся.

– Элли, я все понимаю, жить одной и тащить на себе весь скит – совсем не сахар, и женщине оно не под силу… – опустил он взгляд на свои идеальной выделки шкуры, – но не выбирай кого попало, даже если сильно уж будет трудно. Неспроста Саймон взял Илено первой женой. Не слыхала, что о ее родном ските молва дурная идет? Мол, отравители они. Вот только доказательств нет. И обставляют они все вечно по-умному, так что и жаловаться некому.

– Я не выжила из ума от одиночества! – натянуто улыбнулась я мужчине. – Честно! Если уж когда-то ты прослышишь, что Саймон заполучил скит Уир, то смело говори всем и каждому, что я мертва или случилось подобное против моей воли.

Вскоре народ, желающий купить-продать-поменять, заполнил первый зал торгового схрона до отказа, и нам стало не до разговоров. Результаты моего многодневного труда в отцовской тайной мастерской очень бойко расходились, обращаясь увесистыми мешочками крупы, соли, сушеных овощей, пряных трав и вязанками вяленой рыбы, которой в таком количестве не сыскать в наших краях. На совершенно особом счету расположился мешок яблок, не от горько-кислой дички, а от чудом уцелевших деревьев, дающих плоды размером больше моего кулака. Потрясающе! Весной обязательно потрачу часть своего товара на саженцы именно таких яблонь и груш. Осталось лишь только отвоевать у леса место для них так, чтобы не навлечь на себя гнев Карателей. Возможно, стоило бы у моих сегодняшних покупателей спросить, как им это удается, но схрон Танхорда не то место, где позволялись наводящие навязчивые вопросы.

Мне очень хотелось убраться отсюда еще до ночи, но не вышло. Отказавшись от отдельной кельи, где уединение за тонкой грязной занавеской было лишь иллюзией, я расположилась прямо поверх всех своих выменянных ценностей и попыталась задремать, глядя сквозь ресницы на пылающий очаг в центре зала. Те, кому не спалось, или просто желающие самостоятельно поесть и попить горячего, то и дело мелькали там причудливыми тенями, еще быстрее убаюкивая меня. Но как бы хорошо ни было под походным меховым одеялом, мой мочевой пузырь исправно поднял меня посреди ночи.

– Я начеку, Элли, – подал голос Франдис, едва я только открыла рот, чтобы попросить присмотреть за моим скарбом.

– Спасибо, – с улыбкой пробормотала я и, натянув мягкие сапожки, именно его производства, побежала к ближайшему отхожему месту.

В отличии от первого зала с очагом, тут было жутко холодно, да и запах не мотивировал к медлительности, и вскоре я выскочила обратно, торопливо заправляясь прямо на ходу. И тут же врезалась лицом в широкую мужскую грудь. Мгновенно узнав запах, шарахнулась в сторону, потеряв равновесие, счесала ладонь об острые края кирпичей дверного проема и рванула в сторону первого зала. Но Саймон ловко сцапал меня за волосы и, больно дернув назад, развернул лицом к стене. Навалившись всем телом, вжал в шершавую сырую неоштукатуренную кладку, выдавливая из моих легких весь воздух. Я стала выкручиваться из-под напавшего, одновременно стараясь пнуть по голеням, но силы были слишком уж неравны. Саймон натянул мои волосы, запрокидывая голову до хруста шейных позвонков, и надавил бедрами, впечатывая нижнюю часть моего тела в твердую поверхность, давая четкое понятие о своих намерениях и полной готовности их осуществить.

– Отпусти! – Крик хоть и вышел негромким из-за прерывистого дыхания, но в пустом тоннеле был слышен более чем отчетливо. – Сволочь, только посмей – и я тебя сама Карателям сдам!

– Да неужели, Элли? – нисколько не испугавшись, Саймон протолкнул руку в мои штаны, которые я не успела нормально завязать. Широкий серебряный браслет на его запястье ободрал кожу моего живота, когда мужчина нагло, по-хозяйски накрыл мое естество и сжал.

– Думаешь, им есть дело до такого? А может, это я тебя им сдам, если ты не станешь моей послушной сладкой девочкой снова? – издевательски сказал он прямо мне в ухо и больно прикусил кожу за ним, одновременно находя пальцами чувствительную точку внизу.

Я снова задергалась, отчаянно поднимаясь на цыпочки, чтобы хоть как-то ускользнуть от этого омерзительного подобия ласки, трясясь и задыхаясь от унижения и бессилия. Саймон же истолковал мое сопротивление как нужную ему реакцию моего тела и усилил нажим.

– Вот так, Элли, – прошептал он, похотливо притираясь к моим ягодицам и рвано дыша в шею. – Я же помню, какой отзывчивой ты можешь быть, какой горячей. Знаю, как завести тебя и заставить мощно кончить. Так зачем же ты сопротивляешься мне? Прими меня в качестве мужа и будешь иметь все это, когда захочешь.

– Помогите! – закричала я, выворачивая голову в сторону общего зала, и увидела стоящую на фоне прохода фигуру с отчетливо выпирающим животом. – Илено! Пожалуйста!

Но вместо того, чтобы вмешаться, Илено просто повернулась к нам спиной, наблюдая за людьми в первом зале. Чертова сучка стояла на страже, пока ее муж собирался изнасиловать меня, наверняка намереваясь так сломить. И они верно все рассчитали. В такой час мало кто вставал, а из этого коридора вечно доносились странные звуки из-за гуляющих сквозняков, да и, как поговаривали, жутких существ, что обитали на нижних уровнях местных катакомб и давали о себе знать через вентиляцию. Поэтому вероятность того, что мне кто-то поможет, очень мала. И понимание этого неожиданно высушило мои слезы, помогло вернуть абсолютную ясность сознания. Помочь мне придется себе самой. Как, впрочем, я и делала последние два с лишним года.

– Думаешь, если трахнешь меня, это как-то разубедит меня в том, что ты мерзавец и ни черта не нужен мне в качестве мужа со своей брюхатой сукой в придачу? – презрительно спросила, нашаривая верхнюю пуговицу на вороте замшевой туники.

Выравнивая дыхание, скользнула рукой за пазуху, нащупывая плетеный кожаный шнур на шее, тогда как Саймон уже принялся сталкивать мои штаны вниз одной рукой. Не тратя время и силу на сопротивление, потянула шнурок и вытащила наружу крошечные ножны из тисненной кожи с обсидиановым кинжалом, размером не больше мизинца, но таким же безжалостно острым, как и его большие собратья. Этот для меня сделал папа, еще когда была ребенком, и я носила его, сколько себя помню, воспринимая как украшение или талисман. Хотя сейчас, наверное, это, скорее, оберег, который, надеюсь, выручит меня.

– Конечно, поможет, Элли! Я тебя сейчас так поимею, что ты стоять завтра не сможешь и только и думать будешь, как приползти ко мне и еще попросить! – самодовольно заворчал Саймон и, поняв, что я не сражаюсь с ним больше, стал по-настоящему ласкать меня.

Делать он это, надо сказать, всегда умел. Широкие ладони гладили и прижимались с идеальным давлением, ловкие опытные пальцы легко находили нужные чувствительные точки, губы и язык мягко терзали шею, скулу, уговаривая даже, а не заставляя повернуть лицо для поцелуя. Возможно, на кого-то неопытного, смущенного и подверженного его обаянию и красоте, это и оказало бы мощное воздействие, убеждая уступить. Но мое тело больше не реагировало на Саймона. Не в сексуальном плане уж точно. Он – насильник, а не просто нахальный соблазнитель, потерявший голову от страсти. И хочет он не только и не столько мое тело, сколько все, что я имею, включая и тайны, и наследие моего отца. Так что, пошел он!

Выудив кинжал из ножен, я захватила удобно крошечную рукоятку и, сжав зубы от отвращения, потерлась уже обнаженной задницей о стояк Саймона, отчего мужчина тут же застонал и стал нетерпеливо дергать собственные штаны.

– Вот так, сладкая Элли! – отрывисто захрипел он. – Я же знал, что ты меня хочешь, просто ломаешься. Сейчас будет хорошо, Элли. Сколько у тебя никого не было, а? Тугая будешь, небось, не протолкнуться. Всегда была тугая, а сейчас…

– Лицом к лицу! – собрав все самообладание, приказала я, обрывая отвратительный словесный поток. – Хочу видеть, кто меня трахает, Саймон.

– А ты властная похотливая сучка, Элли, и точно знаешь, чего хочешь, когда тебя разогреешь, – цинично хохотнул мужчина и, перестав вжимать меня своей тушей в стену, развернул.

И я мгновенно прижала клинок в его толстой шее, прямо там, где быстро колошматил от похоти его пульс. Пока плашмя, только чуточку взрезав кожу, чтобы дать понять, что я не шучу.

– Если ты дернешься, даже слишком глубоко вздохнешь, то убьешь сам себя, – прошипела я. – Истечешь кровью.

Обсидиановые грани остроты неимоверно, они наносят раны одним легким касанием, боль от которых настигает тебя лишь спустя несколько секунд. Ты уже видишь кровь, но осознаешь, что случилось, только позже.

– Убьешь меня, Элли, и сама сдохнешь. – Саймон замер, злобно уставившись на меня, боясь теперь и вздохнуть поглубже. – Каратели убийств не спускают, и им плевать на мотивы.

На самом деле я не знаю никого конкретного, кого бы наказали Черные за это. Но считать так было принято. А вот что ходу мне на Ярмарки больше не будет – факт. Но это сейчас не имеет значения.

– Даже если и так, тебе-то уже будет все равно, Саймон, – вложив в свой голос всю доступную мне сейчас беспечность и решимость загнанной в угол, чуть дернула рукой, не раня сильнее, только обещая.

– Ты чокнутая сука! – процедил гаденыш сквозь зубы, скривившись.

– Еще какая! А теперь слушай и запоминай! Твоей женой, неважно, какой по счету, я не буду. НИКОГДА. Сколько бы ты меня по углам ни зажимал, как бы ни расстарался, трахая. Встану, подотрусь, максимум за то, что неплохо обслужил, поблагодарю, но на этом все! Забудь про меня, мой скит, все чем владею. Это – мое и твоим никогда не будет.

– Это ведь можно и проверить! – попытался он оскалиться на меня угрожающе, но не впечатлил. – Что, если Каратели узнают о мастерской твоего папаши? А она ведь есть, я точно знаю, хоть и не нашел вход, пока ты дрыхла посте того, как я тебя хорошенько объезжал по ночам. И я знаю, знаю точно, что и отец раньше, и теперь ты делаешь эти свои обсидиановые штучки совсем не разрешенным способом!

– Сообщи! Вот только тогда и сама мастерская, и скит мигом горсткой пепла обернутся. И ты все равно останешься ни с чем!

Саймон с минуту злобно сопел, сверля меня в полутьме убийственным взглядом.

– Убери свое оружие. Давай разойдемся. – Дважды меня просить не надо было, и я тут же скользнула по стене из-под него, продолжая держать кинжал в вытянутой руке, а второй неловко возвращая на место одежду.

– Разойдемся, Элли, – повторил Саймон, отступая подальше. – Пока.

– Насовсем! – поправила я его и, отойдя на несколько шагов, сунула кинжал в карман и затянула шнурок на штанах так, что едва вздохнуть могла.

– Я от своего не отступаю, – огрызнулся Саймон, прижав пальцы к порезу на шее.

– А у меня ничего твоего и нет! – в тон ему ответила я и стала обходить его боком, почти прижимаясь к противоположной стене, так чтобы не выпускать из виду. – И никогда не будет!

– Бесплодная никчемная Элли! – выплюнул Саймон мне вслед, стремясь как всегда врезать в самое уязвимое. – Ты ведь только и пригодна что для удовольствия в постели и ценна знаниями своего отца! Даже Джон устал от твоей бесполезности под конец, знаешь ли. Устал и нашел себе нормальную бабу. У него ведь сын растет в ските Ладун. Уже четвертый год пошел.

Мне не было больно. Боль от подобного приходит лишь с осознанием, как от пореза беспощадно острым лезвием обсидиана по голым нервам. А мне сейчас было не до подобных ощущений.

– Врешь ты все, Саймон! – Я ускорила движение и уже ясно могла различить искаженное злобной гримасой лицо Илено.

– Если так, то зачем же Джон так часто ходил на восток последние месяцы, а, Элли? – безжалостно рассмеялся мужчина мне вдогонку. – С тобой он не видел будущего и оставался просто ради удобства и по привычке! Остался бы он жив, и через годик-другой привел вторую жену с ребенком в ваш скит.

Я развернулась и понеслась вперед, бесцеремонно отпихнув со своего пути Илено. Примчавшись на место, свернулась клубком, накрываясь с головой меховым одеялом. Я не буду думать! Не буду! Это ложь! Джон бы не стал… он бы не предал… он мне не лгал бы… Но… ведь правда в том, что в последние год-полтора перед смертью он действительно зачастил на восток. И именно из похода туда он приполз к нашему порогу весь истерзанный, истекающий кровью в последний раз.