Buch lesen: «Ищите женщину»

Убийство в «Мегаполисе»

Они сидели в мягких креслах, разделенные низким стеклянным столиком. Перед солидным, стареющим джентльменом – иначе этого собеседника и не назовешь – лежал замшевый потертый кисет с табаком и шпильками для манипуляций с курительной трубкой, которую он держал в руке, – хороший, старый «бриар» с прямым мундштуком. И сам он был под стать своей трубке: седая щеточка усов, тщательно расчесанные седые редкие волосы, строгие черты лица и длинные, ухоженные пальцы. Он был американцем, хотя внешностью и манерами напоминал скорее англичанина. И немудрено, за несколько лет дипломатической службы на Британских островах господин Джеймс Петри сумел обрести английский лоск.

Его собеседник курил отечественные сигареты «Союз-Аполлон», – возможно, из чувства патриотизма. Нераспечатанная пачка и зажигалка лежали перед ним на столе. Темноволосый и круглолицый, он был облачен в коричневую кожаную куртку и джинсы – обычная дневная одежда делового молодого россиянина. Под его рукой, на подлокотнике кресла, лежала пластиковая папочка.

Молодой человек, судя по выражению лица, был разгорячен разговором, американец же – безмятежно спокоен. Говорили они по-русски, хотя американцу это давалось с трудом. Но так настоял молодой, ибо не желал двусмысленностей: на свой английский он не очень полагался.

– Вы должны понять, – медленно говорил американец, – что документы, о которых идет речь, не имеют отношения к вашей частной проблеме.

– Как знать… Может, не совсем конкретно, зато они открывают некоторые тайные пружины, которые двигали вашими политиками на определенном этапе нашей совместной истории. Тогда почему же это не может стать гвоздем для читателей?

– Гвоздь? – слегка нахмурился американец.

– Ну сенсация, чтоб вам было ясней. Может быть, давно пора объяснить и вашему и нашему народам, кто есть кто, а не изгаляться в прессе по разного повода импичментам, а?

– Если вы имеете в виду партийные разногласия в вашей… Думе? То эта информация вряд ли что-то добавит. Нет, пользы не будет. А урон – так? – может быть несоизмерим.

– Не пойму, вам-то чего бояться? Ну вот я захватил с собой копии, могу показать. – Молодой человек взял в руки папку, перебрал несколько листов, находящихся в ней, снова сунул под локоть. – Вы поймете, что ничего убийственного в них нет. Скандал? Это да, может возникнуть, ну как же! Такие фигуранты! Но это все, повторяю, по моему мнению, в пределах частных интересов. И я намерен, как уже сообщал вам, использовать их в сугубо личных целях. Ваше ФБР морочило мне голову, тянуло время, а теперь вдруг спохватилось.

– Мы совершенно определенно могли бы оказать вам ту помощь, на которую вы так рассчитывали. Некоторая несогласованность в действиях э-э… служб нередко приводит к сбоям, так? Но все можно поправить, и вы получите необходимые вам сведения.

– Ну да, теперь, когда я и сам все узнал, ваши службы готовы мне помочь, понятно. Но за какую цену? У вас же, я знаю, бесплатно даже воробей не чирикает…

– Это остроумно, – без улыбки заметил американец.

– Значит, я вам – документы, а вы мне – что? Правду? Какую? Да и кому она сегодня вообще нужна? Нет, я бы поставил вопрос иначе. Вы хотите заполучить то, что у меня имеется и представляет интерес для вас, я так понял? – И, дождавшись кивка американца, продолжил: – Для меня же эти бумажки представляют интерес исключительно журналистский. Это в некотором роде сенсация, за которую начальство заплатит мне хорошие деньги.

– Если вы действительно в этом уверены, назовите мне сумму, в которую вы оцениваете… – американец улыбнулся и затянулся трубкой, – которая достойна ваших э-э… журналистских усилий.

– Значит, вы уполномочены вести со мной торг? – хитро сощурился молодой человек. – И коли так, то выходит, что бумажки эти не столь уж и безобидны? А это, в свою очередь, резко повышает их стоимость. Ну представьте себе, вот в той ситуации, которая сейчас разворачивается вокруг, к примеру, вашего президента, во что были бы оценены некоторые факты, которые я… да просто продал бы одному из ваших корреспондентов?

– Просто продать – ничего не значит. Нужны очень веские доказательства!

– Есть, – вырвалось у молодого человека, но он тут же поправился: – В смысле – найдутся. Можно так считать.

– Они у вас… – американец показал мундштуком трубки на папку, – тут?

– Ну что вы! За кого меня, ей-богу, держите?! Да будь они тут, я бы и двух шагов не сделал: машина бы сбила или санкционированное бандитское нападение устроили… Да мало ли есть способов изъять и заодно расправиться!

– Тогда я могу посмотреть?

– Сделайте одолжение. – Молодой протянул американцу папку и взялся за сигареты. Пока тот быстро и несколько даже нервно просматривал листы ксерокопий, молодой человек зажег сигарету, затянулся и, откинув голову на спинку кресла, внимательно наблюдал за выражением лица читавшего. Но оно оставалось будто каменным. Вот сила воли! А ведь там было чему изумиться… Уж это молодому журналисту было хорошо известно.

И еще он думал, что, в конце концов, ради приличной суммы можно было бы и пожертвовать какими-то деталями, кстати, не очень существенными с точки зрения сюжета. А вот с политической – тут оно конечно.

– Я думаю, – сказал американец, аккуратно складывая листы обратно в папку и небрежно кидая ее перед собой, – что эти материалы могли бы стоить… ну, например, до пятидесяти тысяч долларов. – И, не взглянув на собеседника, занялся своей трубкой.

«Как минимум вдвое, – решил молодой человек. – Отчего же, можно и поторговаться…»

– Мне трудно оценить ваши критерии, но я, вероятно, прежде чем дать вам окончательный ответ, мог бы посоветоваться с кем-нибудь из «Ройтера» – так, не вдаваясь в детали, лишь в общих чертах. У меня там есть знакомые.

– Но… в этом нет никакой необходимости! – явно заволновался американец.

– Ну так назовите настоящую цену! – похоже, обозлился его собеседник. – Чего это мы с вами как на одесском Привозе? Не надо ломать комедию друг перед другом. Задешево я не отдам…

– А вы не боитесь их просто так… потерять? – успокоившись, спросил американец.

– Не боюсь. Они в очень надежном месте. И под постоянным присмотром, можете не сомневаться. И если мне будут угрожать, то документы всплывут и наделают, как вы говорите, много лишнего шума. Для вашей страны. Потому что у нас уже достаточно много такого компромата, что хватило бы на десяток импичментов, просто на это дело все давно плюют с высокого бугра. А у вас – демократия, у вас каждый плевок тут же под микроскопом рассматривают. Вот и делайте вывод, кому сей компромат важнее, – молодой человек так же небрежно ткнул пальцем в папочку. – Если вы не готовы к окончательному ответу, можете взять копии с собой и еще раз прикинуть. Потом позвоните и дадите окончательный ответ. И обговорим условия передачи: мне – денег, вам – документов. И еще хорошо бы следующую встречу назначить где-нибудь в другом месте, не люблю я эти якобы неприступные отели, где все насквозь прослушивается и просматривается. Ну мне-то наплевать, я журналист, а вам зачем? Вы ж все-таки крупное должностное лицо, так я понимаю? Или это тоже входит в вашу задачу?

Американец испытующе посмотрел на него и чуть заметно улыбнулся.

– Вы, наверное, очень… способный журналист, – заметил он. – Жаль, что мне до сих пор не приходилось читать ваши э-э… корреспонденции.

– Это дело несложно поправить. Могу вам обещать, что к следующей нашей встрече я постараюсь подобрать что-нибудь поинтереснее.

– Ну хорошо, как я понял вас, вы намерены… торговаться?

– Вот именно.

В дверь негромко постучали. Американец посмотрел удивленно, затем поднялся, подошел к двери и повернул рукоятку, напоминающую защелку английского замка…

С мягким шелестом открылась дверь служебного лифта, и официант в белой форменной куртке с золотистым вензелем на верхнем кармане покатил по ковровой дорожке сервировочный столик, накрытый белоснежной салфеткой. Был он рослым, но худощавым, с удлиненным бледным лицом и гладко зачесанными назад длинными светлыми волосами. Чуть косо сидящая черная бабочка, никак не гармонирующая с унылым выражением физиономии, а также скверно выглаженные форменные брюки с атласными лампасами и несвежие белые перчатки выдавали наиболее заурядного представителя данной профессии, типичного для всех российских отелей или гостиниц, как ни называй – от заштатных до самых фешенебельных и многозвездочных.

Тяжелый даже по внешнему виду охранник, уже больше часа маячивший возле единственной двери апартаментов в этом крыле отеля, неодобрительно оглядел приближающуюся фигуру и сделал ладонью повелительный знак остановиться. Вызов официанта, кажется, не предусматривался шефом, беседующим в настоящий момент с русским журналистом за закрытыми дверьми.

Охраннику, честно говоря, было многое непонятно. Начиная с самого отеля, избранного шефом для переговоров. Нелепое пятиэтажное здание с высоченными потолками, гигантскими коридорами и относительно небольшими апартаментами. Все у этих русских наоборот: там, где расположены удобства и должен ощущаться простор, там тесно, а в этих никому не нужных коридорах можно в бейсбол играть. Единственный, может быть, плюс – это тихое место в Замоскворечье, так называл шеф этот район Москвы. Еще он говорил, что здесь неплохая кухня, любой иностранец, поселившийся здесь, может заказать свое любимое национальное блюдо. Видимо, потому и останавливается здесь приятель шефа, когда приезжает в Москву по поводу своего бизнеса. В его номере, собственно, и происходит сейчас встреча шефа с русским.

И еще одно обстоятельство смущало охранника. Известно ведь, что все помещения подобного типа, о чем постоянно повторяют и напоминают им на инструктаже, в обязательном порядке прослушиваются русскими спецслужбами. Вероятно, не составляли исключения и данные апартаменты отеля «Мегаполис». Но тогда, может быть, шефу и нужна была уверенность, что содержание его беседы станет известно русской службе безопасности? Однако к чему все эти сложности? Не проще ли было пригласить этого молодца на одну из явочных квартир, в посольство, наконец? Или данный вариант устраивал прежде всего русского – из соображений собственной безопасности? Черт их всех разберет! А рассуждать об этом, в конце концов, вовсе не дело охраны.

Этот бывший морской пехотинец, облаченный в цивильный костюм, не говорил по-русски, да от него никто и не требовал знания чужого языка. Ему вполне хватало жестов. Он рукой отстранил официанта от сервировочного столика, достал из кармана миниатюрный металлоискатель и одним ловким движением прошелся им по всему телу служащего ресторана. Затем поднял крахмальную салфетку и внимательно осмотрел стоящее на столике: вазу с виноградом и яблоками, прикрытый матерчатым колпаком горячий кофейник, чашки с блюдцами и ложками, сахарница, две бутылки минеральной воды, стаканы. Ничего подозрительного. Нижняя полка была пуста, если не считать стопки бумажных салфеток. Охранник заглянул под верхнюю полку, после чего жестом ладони разрешил следовать в номер.

Официант подкатил столик к двери, изогнулся и по-холуйски осторожно постучал в дверь. Через короткое время ему открыли. Охранник лениво отошел к торцовому окну, откуда просматривался и этот коридор, и другой – отходящий от него под прямым углом.

Дверь щелкнула за спиной официанта, на лице которого унылая лень мгновенно сменилась маской озабоченности. Американец не успел и глазом моргнуть, как все предметы перекочевали с сервировочного столика на стеклянный журнальный. Быстро и ловко была разостлана салфетка, чашки и стаканы расставлены перед собеседниками, в середине – фрукты, вода, кофейник со снятым колпаком, сахарница. Еще миг – и минералка открыта и вода налита на треть высоких стаканов.

Так же молча и ни на кого не обращая внимания, озабоченный официант, сделав короткий кивок, покатил столик обратно к двери, в небольшой тамбур.

– Это вы заказывали? – удивленно спросил у журналиста американец.

– И не думал, – пожал тот плечами. – А впрочем, почему не выпить боржомчику? Да и от кофе не откажусь.

– Странно, – сказал сам себе американец, садясь в кресло.

В этот момент за спиной журналиста послышались шаги, американец поднял глаза и вдруг вскинул к лицу руки, словно заслоняясь от удара. Эта пантомима разыгралась почти мгновенно. Что-то металлически лязгнуло. Журналист увидел, как американец дернулся в кресле и тут же обмяк, роняя руки и заваливаясь на бок, рубашка его и правая рука вмиг покраснели.

Журналист резко обернулся и увидел возле самого лица черный зрачок пистолета. Нового выстрела он уже не услышал…

Официант вышел в коридор со своей каталкой минут через пять. Аккуратно защелкнул за собой дверь. На молчаливый вопрос охранника, мол, долго они еще там? – официант безразлично пожал плечами и, пятясь, покатил столик к лифту. Он никуда не торопился, словно работа ему давно обрыдла и спешить вообще некуда и незачем.

Открылась дверь служебного лифта. Он вошел и закатил за собой столик. Но нажал на кнопку не служебного помещения ресторана, а нижнего, подвального этажа. Пока лифт опускался, официант снял куртку и бабочку, скинул перчатки, свернул все это в ком и бросил на нижнюю полку столика. Когда дверь открылась, выкатил его и коротким толчком отправил в темный угол помещения. Туда же зашвырнул и форменные брюки, под которыми оказались другие, вполне пристойные и хорошо отглаженные. В таком новом виде он тут же поднялся по неширокому пандусу в узкий колодец двора, где его ожидала грузовая машина с надписью «Продукты» на крытом металлическом кузове. Сев рядом с водителем, он надел висевший там пиджак и махнул рукой вперед.

Также без единого слова они выехали со двора. Охранник, не глядя в документы, поднял палку-шлагбаум и пропустил машину. Его напарник даже не вышел из стеклянной будки. Молчаливый водитель привез своего пассажира на Лубянскую площадь и, сделав по ней круг, остановился на углу Большого Черкасского переулка. Перед тем как выпустить пассажира из кабины, протянул ему газетный сверток. Пассажир небрежно надорвал угол обертки и, кивнув, сунул сверток в боковой карман. Водителю же передал целлофановую папку с бумагами, ключи и удостоверение журналиста.

Выйдя, он подождал, пока грузовик отъедет, а затем прошел по переулку вглубь, где был припаркован подержанный «мерседес». Открыв багажник машины, он достал аккуратно свернутый плащ, который тут же надел, ибо было довольно прохладно, и сумку – ее он забрал в салон. Уже сидя за рулем, кинул в сумку сверток с деньгами, а оттуда извлек американский паспорт на имя Думитриу Апостолу, права на вождение автомобиля и авиационный билет на рейс в Берлин, регистрация на который должна начаться через сорок минут.

«Как говорят русские, тютелька в тютельку, – скептически усмехнулся он. – Или эта хохма имеет отношение исключительно к карликам?»

Через несколько минут он уже катил по Тверской в сторону Ленинградского шоссе и далее – в аэропорт Шереметьево-2.

И только когда уже закончилась регистрация на самолет компании «Люфтганза» и пассажиров пригласили пройти на посадку, в Замоскворечье, в элитной гостинице «Мегаполис», вспыхнула паника.

Ее поднял гориллообразный американский охранник, объяснивший администратору, что охраняемый им объект, являющийся не кем-нибудь, а консулом посольства Соединенных Штатов Америки в России, господин Джеймс Петри вот уже около двух часов не выходит из номера и не отвечает на стук в дверь.

Взволнованный администратор в сопровождении слесаря, горничной и прочей прислуги, а также начальника охраны отеля и американца поднялся на четвертый этаж, вскрыл апартаменты и вошел. Картина, которую он увидел, привела его в неописуемый ужас. Консул и журналист лежали в креслах, залитые кровью. При убитых не оказалось никаких документов. Вероятно, убийца все унес с собой. Ошарашенный в не меньшей степени охранник смог заявить лишь одно: собеседник господина консула был, кажется, русским журналистом. И все, больше никаких сведений.

Начальник охраны немедленно взял ситуацию в свои руки: приказал всем удалиться из номера и собраться в холле на этаже, ничего больше не трогать и не выяснять. До приезда тех, кому положено этим заниматься.

Номер был опечатан, врачебная помощь не понадобилась, ибо по первоначальному предположению врача из медпункта смерть обоих наступила более часа назад.

Позвонив дежурному ГУВД Москвы, благо телефон висел в дежурке перед носом, начальник охраны постучал в небольшую комнату, одну из многих в служебном помещении, и рассказал о происшедшем вышедшему в коридор человеку, который, как было ему известно, осуществлял в гостинице некий контроль от лица одной из федеральных служб. Тот послушал, покивал, посочувствовал и ушел к себе. Минут десять спустя, сунув в карман магнитофонную кассету, он вышел из отеля, сел в «жигуль» и отбыл.

Дипломатические тонкости

У начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова шло важное совещание. Как отголосок того, которое происходило накануне в Главном управлении внутренних дел. Смысл и того и другого сводился к тому, что в стране, особенно в последнее время, активизировалась организованная преступность, ввиду чего были сделаны официальные заявления руководства страны, а также даны определенные обещания со стороны руководителей силовых и правоохранительных структур. Затем, как это было обычно до сих пор, последовали новые резкие заявления и такие же новые обещания. Одновременно указывалось на снижение уровня оперативно-розыскных мероприятий, качества следственной деятельности, наконец, на отсутствие необходимой судебно-юридической базы, отсутствие важнейших законов, регулирующих… и так далее. Словом, в соответствующих министерствах и службах спят, думцы лоббируют принимаемые в интересах преступных группировок решения, а угрозыск и вовсе отказался от своего славного краснознаменного прошлого.

Получив от руководства соответствующий втык, Грязнов не собирался оставаться в долгу перед подчиненными и теперь раздавал каждому по заслуженной порции. За этим сугубо воспитательным и благородным делом его и застал сигнал телефонного аппарата с золотистым гербом на корпусе. Подобные мероприятия – не самое приятное дело даже для очень закаленных духовно и телесно мужчин. Поэтому Грязнов был хмур. Но то, что он услышал по правительственной связи, вообще ввергло его в полное уныние. Все, что он мог вымолвить по поводу новости, вложилось в короткое и выразительное русское «твою мать!..».

Народ замер. Вячеслав Иванович – всем это было хорошо известно – умел крепко выражать свои бурные чувства. Здесь же прозвучала интонация беспомощности.

– И кто сейчас там? – спросил он у невидимого собеседника. – Наумов? Это, что ли, который из президентской охраны? Ну, пиши пропало… Слушаюсь. Принимаю к исполнению.

Грязнов положил трубку, безнадежно посмотрел на нее и уныло заявил:

– Закончим в следующий раз. Ничего нового все равно не скажу. Все свободны. Яковлеву и убойному отделу остаться. – А когда основная масса начальников покинула кабинет, сказал оставшимся своему первому заместителю и начальникам отдела и отделений по расследованию убийств: – Хана, мужики. Восемнадцатый год помните? Когда эсеры Мирбаха замочили? Ну вот, повторяется. Только что в «Мегаполисе» кокнули американского консула Джеймса Петри. Все службы уже на ушах. Давай, Володя, – повернулся к Яковлеву, – готовь лучшие силы на выезд.

– Надо бы сказать, чтоб они там до нашего прибытия ничего не трогали, – высказал наивную надежду полковник Яковлев.

Грязнов взглянул на него с сожалением:

– Ты же слышал, там уже обосновались деятели из охраны президента. Значит, живого места не осталось. Это ж слоны, мать их!..

Короткое время спустя мигающий «форд» начальника МУРа и два микроавтобуса-«мерседеса» с оперативниками и экспертами неслись по Петровке, распугивая сиренами наглых российских нуворишей с их крутыми иномарками.

Вячеслав Иванович оказался, как, впрочем, и всегда, недалек от истины. Набившиеся во все помещения взбудораженного «Мегаполиса» представители почти всех спецслужб ничего путного обнаружить не смогли, зато не оставили и тех следов, которые еще, возможно, могли бы пригодиться.

С минуты на минуту ожидали представителя американского посольства в Москве, так называемого офицера безопасности, чтобы в его присутствии допросить охранника, поскольку тот на вопросы отвечать отказывался, ссылаясь на незнание русского языка. Среди присутствующих оказались представители не только ФСБ и различных президентских служб, как-то: охраны, правительственной связи и так далее, но и люди из МИДа, Минюста. Эти-то когда успели? Ничего нельзя понять. Ждали также и «важняка» из Генеральной прокуратуры, которому придется возглавить оперативно-следственную комплексную группу, в которую войдут… А черт его знает, кто будет настаивать еще на своем присутствии. Воистину не стая воронов слеталась… Надо же, как информация-то поставлена! А мы все канючим: того нет, этого!

Высказавшись примерно в этом духе, Грязнов дал указание посторонним очистить помещение. Генерал-полковник Наумов, неуловимо копирующий интонациями и жестами своего «величайшего» предшественника, ставшего в конце концов народным трибуном в Государственной думе, попробовал не слишком тактично заявить о своем праве, так сказать… Но Грязнов, и сам недавно надевший генеральские погоны, был непреклонен. Во-первых, он получил указание на этот счет лично от министра внутренних дел, а во-вторых, расследование дела находится целиком и полностью в его компетенции. А компетенция предполагает и соответствующую ответственность. И еще неизвестно, как оно дальше повернется. Весомый аргумент вроде бы убедил напористого охранника.

Общими усилиями смогли наконец начать работу. Судмедэксперт и врачи «скорой помощи» занялись трупами, криминалисты – оружием, обнаруженным на верхней полке шкафа для белья, куда его, по всей видимости, и сунул, уходя, убийца. Опыляли предметы в поисках отпечатков. Словом, занимались нудным, рутинным делом.

Охранник-американец сидел в одной из комнат апартаментов.

Присматриваясь к нему, Грязнов скорее чисто интуитивно понимал, что тот что-то знает, но… не торопится выдать следствию. Он же незнаком с российскими законами и не знает, что у нас можно на следствии говорить одно, а на суде полностью противоположное. Это не Америка, где, открыв рот, ты уже не сможешь закрыть его. Ну ничего, тут, в конце концов, можно и подождать немного.

Другое волновало Грязнова: кого пришлет Генпрокуратура. Хотелось бы, конечно, чтоб Сашку Турецкого, но о нем что-то в последнее время не слышно. Командировки, то да се. А то ведь дело может случиться громким, вот и пришлют кого-нибудь вроде начальника следственного управления Казанского, карьериста и вообще того еще хмыря, а с ним никакой каши не сваришь, одна нервотрепка. Грязнов собрался уже позвонить заместителю генерального прокурора по следствию Константину Дмитриевичу Меркулову, но появились американские представители из посольства: офицер безопасности и советник посла, назвавшийся Саймоном Лайонсом, с которыми тут же уединился для решения каких-то дипломатических проблем чиновник российского МИДа.

А следствие, как таковое, тем временем топталось на месте. Нет, в общем-то каждый профессионально делал свое дело, однако не хватало, как говорится, основного стержня. Главного нерва, к которому от многочисленных нервных окончаний должны нестись сигналы, выявляя конечную идею. Оформить и обосновать такую идею, чтобы максимально четко определить основные версии дальнейшего расследования, должен, естественно, специалист. За долгие годы работы в уголовном розыске Грязнов привык в наиболее трудных ситуациях видеть рядом с собой своего старого друга Александра Борисовича. Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации – так он именовался полностью – Турецкий был таким вот неутомимым мотором, фонтанирующим идеями…

Отворилась дверь, и в комнату, представляющую собой некое подобие зала для приемов в этих обширных апартаментах, стремительно вошел Александр Борисович собственной персоной. Вид у него был слегка взъерошенный, как у недавно проснувшегося, но еще не полностью осознавшего это человека. Он вежливым, но властным жестом отстранил кинувшегося к нему охранника – из местных, гостиничных чекистов.

– Ну что у вас тут? – спросил так, будто имел весьма негативные представления о розыскных способностях присутствующих. И, как заговорщик, подмигнул Грязнову.

Вячеслав Иванович мысленно перекрестился.

Через несколько минут Турецкий был уже в курсе всего, то есть практически ничего, за исключением того малого, что лежало в настоящий момент на поверхности.

– Григорий Севастьянович, – обратился он к генералу Наумову, несколько обособленно устроившемуся у окна, не принимавшему участия в разговоре, но определенно озабоченному своими амбициями, – хочу попросить вас, как человека, представляющего высшие государственные сферы, – Турецкий поднял указательный палец к потолку, подразумевая Самого Господа Бога, либо, в крайнем уж случае, президента, – сообщить дипломатическим представителям двух дружественных государств, уединившихся для приватной беседы, что прибыл руководитель комплексной оперативно-следственной группы и намерен немедленно допросить свидетеля по делу об убийстве американца. Если нужен переводчик, мы его немедленно доставим. И еще, господа… – повернулся он к остальным представителям ведомств, удобно расположившимся в креслах. – Те из вас, чьи конкретные интересы в настоящий момент не связаны с данным делом, могут быть свободны. Зачем вам терять ваше драгоценное время на следственную рутину? Полагаю, что все заинтересованные ведомства и службы будут иметь полную информацию, которую сумеет получить следствие. Поэтому, если нет возражений, – он «гостеприимно» указал рукой на входную дверь, – милости прошу…

После короткой неловкой паузы несколько человек поднялись и, не теряя достоинства, удалились.

– А ты молоток, Турецкий! – неожиданно хмыкнул генерал Наумов. – Пойду выясню, чего они там, действительно, дурью маются.

Так он по-своему оценил секретную беседу дипломатических представителей.

– Ну а теперь, Слава, расскажи, что вы на самом деле успели тут выяснить, – сказал Турецкий, когда генерал вышел.

– Чего у тебя вид такой? – усмехнулся Грязнов.

– Это какой?

– Будто тебя из койки вытащили.

– А-а… – засмеялся Турецкий. – Ты угадал. Я дрых, как младенец, и, кажется, видел очень приятный сон. Но его прервал Костя, который, как, впрочем, и обычно, заявил, что я, мол, дрыхну, а мой лучший друг Вячеслав ломает башку над очередной неразрешимой задачкой. Словом, даже не умывшись толком, я уселся в Костину «Волгу» и оказался здесь. Не знаю, к чему был сон, но на моей памяти покушались на президентов и премьеров, всяких там вице-премьеров мочили направо и налево, а вот с американскими консулами, по-моему, впервые. Или я ошибаюсь?

Грязнов пожал плечами и машинально взглянул на свои часы:

– Спать в пятом часу?..

– Ая, к твоему сведению, именно это время дня наиболее охотно отвожу для сна, – как отрезал Турецкий.

– Значит, память мне изменяет. – Грязнов пожал плечами, решив, что шутки друга становятся пресными и не заслуживают даже улыбки. – В конце концов, каждый может спать, когда хочет.

– Или когда начальство дозволяет, – подхватил Турецкий. – Я ночью из Владивостока прилетел. Есть вопросы?

– А почему я не знал? Тоже, друг называется!

– Э-э… друг… – вздохнул Турецкий. – Как у Шекспира? Есть многое на свете, друг Гораций, о чем не снилось нашим мудрецам… Расскажу потом… Да, еще банкиры были, бандиты – тоже; а вот консулов все равно не припомню. Ну где там наш генерал? Он уже успел тебе попортить нервы?

– Да как сказать… – замялся Грязнов, не любивший вообще связываться с высокопоставленными чиновниками, какие бы функции те ни исполняли.

– Все ясно, – улыбнулся Турецкий. – Но у него одна слабость: он любит удаляться с высоко поднятой головой. Поможем не разочароваться. А что вы тут углядели?

– Имеется ряд косвенных улик. Но пока молчит американец-охранник, мы ничего не можем свести воедино. Во-первых, неизвестен убитый собеседник консула. Никаких при нем документов – кто, что, откуда? Никто, кстати, не обратил внимания, как он пришел сюда. На вид, как я уже говорил, лет тридцать. Может, с небольшим. Парень симпатичный. Был. Смерть последовала от выстрела в голову. Почти в упор. Аналогичная рана у американца. То есть я могу с уверенностью сказать, что киллер был высоким профессионалом. Ему не потребовался контрольный выстрел, бил точно, куда хотел. Вывод: либо близко знал обоих и поэтому мог подойти, чтобы произвести выстрелы практически в упор, либо… черт его знает. Пистолет – известный тебе, наш, родненький ПСС, то бишь бесшумный и беспламенный. Последняя модель. В магазине для шести патронов четыре не использованы. Номера, естественно, сбиты, но эксперты пообещали попробовать восстановить, может, узнаем, откуда уши торчат. Что еще? Ах да, как всегда, главное – в конце. На столе фрукты в вазе, кофейник с причиндалами и две бутылки минеральной – боржоми. Вода натуральная. Таковая имеется и в ресторане, и в буфете. Тоже и фрукты. Посуда местного происхождения. Но и тут может быть хвостик: ни в одной службе отеля этот заказ не зафиксирован. Вроде как чья-то самодеятельность. Соответственно возникает вопрос: каким образом и когда заказ появился в номере?

– На всех предметах, включая пистолет, наверняка никаких пальчиков? – поинтересовался небрежным тоном Турецкий.

– Верно угадал. И это означает, что покойнички даже не прикоснулись ни к фруктам, ни к воде, ни к кофе.

– Что в свою очередь может указывать на то, что они не успели этого сделать, ибо…

– Вот именно, – подхватил Грязнов, – убийцей мог оказаться официант или кто-то другой, доставивший заказ в номер. Но в таком случае его должен был видеть американский охранник. А он пока молчит.

– Или он сам? – наивно предположил Турецкий.

– Ну это было бы уж слишком, – поморщился Грязнов.

– И тем не менее… Значит, обслугу вы допросили? Обыск учинили?

– В общих чертах… Когда не знаешь, что искать… Во всяком случае, обслуга утверждает, что никого из посторонних замечено не было.

– Значит, еще одно подтверждение того, что здесь действовал высокий профессионал… Ну где там наш генерал? Кстати, ты не в курсе, чего это вдруг все службы всполошились?

– Событие! Неужели неясно?