Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Именно поведение Бури-боко больше всего и сердило Тэмуджина: этот джуркин был в сущности ренегатом-борджигином. Ставя себя выше окружения Тэмуджина и самого хана, он сошелся с Сэче-беки и Тайчу, двумя первыми лицами в иерархии джуркинов, и его сразу же поставили на третье место по рангу. Тэмуджин считал его предателем. Вступив в союз с джуркинами, Бури-боко перешагнул через голову Тэмуджина и повысил свой статус. Он совершил даже более тяжкий грех, чем сближение с кичливыми Сэче-беки и Тайчу. А теперь еще и ранил Бельгутая, затеяв драку на пиршестве. Бури-боко сам себя приговорил^{271}.

Тэмуджин выжидал удобного случая для сведения счетов с джуркинами. Такой случай представился во время совместной экспедиции с цзиньцами против татар в 1196 году. Сэчэ-беки и его родня явились на место назначенной встречи с опозданием, когда Тэмуджина там уже не было. Тэмуджин объявил джуркинов дезертирами, приказав их арестовать. Затем он повелел казнить Сэчэ-беки и Тайчу, обвинив их в нарушении клятвы, данной во время избрания его ханом: тогда под страхом смертной казни они обязывались не покидать его в военное время^{272}. Тщетно пытались джуркины оправдаться, ссылаясь на то, что еще никого не казнили за опоздание, да и сам Тэмуджин опоздал на встречу с Джамухой, за что его лишь отругали^{273}.

Обвинения выдвигались серьезные. Тэмуджин утверждал, что из-за неявки Сэчэ-беки образовалась брешь, в которую прорвались татары, напали на его ставку и убили десять стражей. В ответ Сэчэ-беки сказал, что все это чепуха, и напали на лагерь не татары, а найманы. В действительности именно он вовремя пришел на выручку, поверг врага и делами доказал свою верность (десять убитых, по его словам, были найманы, а еще он отправил Тэмуджину пятьдесят или около того пленных, забрав у них предварительно всю одежду)^{274}. Доказательства Сэчэ-беки на Тэмуджина не произвели никакого впечатления. Он привлек на свою сторону Тоорила, убедив его в том, что Сэчэ-беки и джуркины совершили предательство. Затем Тэмуджин выслал против них войско. Сэчэ-беки и старшие джуркины сбежали вместе с семьями, но монголы стали их преследовать. Несколько месяцев длилось преследование, закончившееся, возможно, у слияния рек Керулен и Сенгур, где джуркинов загнали в тупик и перебили. Тэмуджин постановил: поскольку присяга на верность, приносившаяся, когда его избирали ханом, не была стандартной клятвой, то и наказание Сэчэ-беки должно быть особенно суровым. Он отказал и ему и Тайчу в привилегированной аристократической бескровной казни, и их зарубили мечами^{275}.

Ничего не сообщив Бури-боко об участи его хозяев, Тэмуджин предложил силачу побороться с Бельгутаем в его шатре. Все знали, что никто не мог выстоять в схватке с Бури-боко. Почувствовав затаенную угрозу во взгляде Тэмуджина, Бури-боко позволил Бельгутаю бросить его наземь. В этот момент Тэмуджин прикусил губу, подав заранее обусловленный сигнал Бельгутаю, и тот набросился на Бури, сломав ему хребет^{276}. Тэмуджин ощутил прилив удовлетворения от совершенного почти звериного акта. Он не забыл оскорбления, нанесенного на пиру Бельгутаю силачом Бури-боко, и организовал борцовскую схватку таким образом, чтобы его единоутробный брат выступил в роли палача.

Помимо раздражения, которое постоянно вызывала двуликость Сэчэ-беки, он еще был и реальным претендентом на титул хана, и уже одно это обстоятельство оправдывало его физическое устранение. Естественно, Тэмуджин не раскрывал подлинные мотивы своих действий и утверждал, что выступил против джуркинов невольно, подчиняясь настояниям Тоорила: уже тогда в нем проявлялась политическая изощренность Макиавелли^{277}. Более того, расправившись с человеком, приходившимся ему кузеном (Сэчэ-беки был внуком старшего брата деда Тэмуджина), он вышел за рамки традиционных монгольских условностей и начал формировать новый тип военного лидерства и режима. Как бы то ни было, массовое уничтожение джуркинов не вызвало всеобщего одобрения в рядах коалиции. Многие его сподвижники увидели в действиях Тэмуджина не только немыслимую жестокость, но и признаки неуверенности. Неслучайно и спустя пятьдесят лет придворные историки, испытывая затруднения при описании инцидента, вынужденно прибегали к пропагандистским ухищрениям, акцентируя внимание на необычайной склонности Сэчэ-беки к вероломству и порочности^{278}.

Для реализации долговременных амбиций Тэмуджин нуждался в надежном союзнике, каким мог быть Тоорил, но позиции правителя кереитов были очень зыбкие. Тэмуджин пытался усилить их примирением Тоорила со вторым братом – Джаха-Гамбу, поскольку другой брат Эрке-Хара давно уже превратился в заклятого врага. Джаха-Гамбу пользовался авторитетом среди найманов как предводитель кланов тубеген и дунхаит, но всего лишился, когда свергли Тоорила, и, подобно многим другим вождям кочевников, жил изгнанником в Китае. Тэмуджин послал за ним вооруженный эскорт, оказал ему различные почести и руководил пиршеством, на котором, казалось, между братьями восстановились дружеские отношения^{279}.

Тоорил вскоре ответил ему черной неблагодарностью: почувствовав, что положение его укрепилось, он, не поставив в известность Тэмуджина, в 1198 году выступил против меркитов и, самое неприятное, не поделился с ним поживой – как это великодушно сделал Тэмуджин ранее в 1196 году. Поведение Тоорила было тем более оскорбительным, поскольку операция была чрезвычайно успешная: кереиты убили сына Тохтоа-беки, полонили двух его братьев, дочерей, всех остальных членов семьи и значительно уменьшили численность меркитского воинства. Тэмуджина возмутило вероломство Тоорила, но он подавил недовольство и стерпел обиду, понимая, что не может обойтись без помощи Тоорила в продвижении к вершинам власти^{280}.

Следующими в очереди на покорение были найманы. В 1199 году Тэмуджин и Тоорил уговорили Джамуху вместе обрушиться на предводителя найманов Буйрук-хана. Казалось, что тогда сложились самые благоприятные условия для нападения: еще недавно могущественные найманы теперь были разделены и ослаблены. Их великий вождь Инанч, постоянно нарушавший спокойствие кереитов интригами с Эрке-Харой и свергнувший Тоорила, недавно умер и в предсмертном завещании поделил ханство между двумя сыновьями – Буйруком и Тайбухой (Таян-ханом), которые теперь держали друг друга за горло. Степные сплетники утверждали, будто они враждовали из-за женщины, но в действительности Буйрук был обижен тем, что отец завещал ему горный район Алтая, в то время как брату достались более желанные степные земли возле Черного Иртыша^{281}.

Джамуха, следуя своей привычке, уклонился от участия в экспедиции против Буйрука, однако Тэмуджин и Тоорил успешно разгромили Буйрука у озера Кызыл-баш на северных склонах Алтая, заставив остатки его воинства рассеяться в горах. Казалось бы, что эта часть кампании благоприятствовала Таяну, но, видя участь брата, он принял другое решение. Тэмуджин и Тоорил, довольные победой, возвращались домой, когда на них неожиданно напала армия найманов под командованием их лучшего полководца Коксу-Сабрака. Это случилось у реки Байдарак в южных предгорьях Хангая. Две армии сошлись и начали биться, но вскоре стемнело, и им пришлось отложить сражение на завтра^{282}.

Ночью Тэмуджин с ужасом узнал, что Тоорил ушел со своим войском. По слухам, будто приходил Джамуха и сообщил Тоорилу (ложно) о том, что Тэмуджин заключил союз с найманами и намерен его покинуть^{283}. Тоорил думал, что принес в жертву Тэмуджина, но наутро Коксу-Сабрак напал не на монголов, а на Тоорила и сокрушил его на перевале в Хангае. Нилха (Сэнгум), сын Тоорила, потерял жену, детей, телохранителя; по меньшей мере, половина кереитской армии была уничтожена или полонена; найманы захватили множество скота и другой поживы^{284}.

Нилха просил отца отомстить. Тоорил обратился к Джамухе, который, как и следовало ожидать, уклонился. Тогда Тоорил призвал на помощь Тэмуджина, которого фактически приговорил к смерти, бросив на произвол судьбы в Хангае. Тэмуджин согласился, как может показаться, проявив великодушие, но в действительности, взвесив все возможные последствия и поняв, что уничтожение кереитов возвысит могущество найманов. Он отправил свои лучшие войска, которыми командовали его лучшие полководцы: Боорчу, Борохул, восходящее светило Мухали, Чилаун и Хасар, брат Тэмуджина^{285}. Армия Тэмуджина подошла вовремя. Монголы появились в тот момент, когда Нилха терпел второе поражение, и спасли его от окончательного разгрома. Найманов сначала оттеснили, а потом и полностью выдворили с территории кереитов. Воины Тэмуджина помогли вернуть большую часть угнанного скота, а венчала экспедицию победа Хасара в сражении с отступавшим врагом^{286}.

На этот раз Тоорил даже не скрывал своей благодарности. На военном совещании Тэмуджин и Тоорил приняли решение покончить с остатками меркитов и расправиться с тайджиутами, создававшими главную угрозу в степях и странным образом сотрудничавшими с Джамухой. Какие-либо сомнения улетучились, когда лазутчики Тэмуджина донесли, что тайджиут Анху Хухучу заключил альянс меркитов и тайджиутов. В 1200 году Тэмуджин нанес тяжелое поражение объединенным силам коалиции на берегах реки Онон, полонив тысячи женщин и детей, но победа была не столь убедительной и полной, как этого хотелось бы хану. Среди пленников оказался и его давний враг Таргутай, жирный и обрюзгший старик, надеявшийся на амнистию. Но его вместе с другими знатными тайджиутами казнили. Старика разрубил надвое Чилаун, один из самых славных воинов Тэмуджина. Анху Хухучу сбежал^{287}.

Атмосферу триумфа омрачил очередной разлад среди кереитов. Тоорилу пришлось вновь отправляться в странствия, когда его сверг Джаха-Гамбу, которого Тэмуджин с таким трудом вернул к нормальной жизни. Похоже, Джаха-Гамбу испытывал недовольство дружбой брата с Тэмуджином и своей ролью мелкой сошки при нем и строил козни за его спиной. Найманы воспользовались возможностью отомстить за унижения 1199 года и с готовностью оказали содействие. На этот раз Тоорил скрылся в Маньчжурии и скитался там столь же бедственно, как прежде в Си Ся и Каракитае^{288}.

Враги Тэмуджина активизировались. Для всех было ясно, что он стремится к верховной власти в Монголии. Старая родовая аристократия, обеспокоенная амбициями Тэмуджина и тем, как он разрушает традиционный образ жизни в степях, начала действовать решительно и споро. На реке Аргунь собралась представительная конференция. Делегаты посовещались, сняли разногласия, перебрались по реке к устью Гана и там на мысе избрали Джамуху гурханом – верховным правителем или «всенародным ханом» – принеся ему торжественную клятву верности. Титул гурхана был специально предназначен для того, чтобы оскорбить Тэмуджина. Подчеркивалось, что именно этот титул означает высшую степень верховной власти, в то время как титул хана определяет положение человека в роду.

Самым важным в этом событии было то, что впервые произошло соединение различных кочевых племен, доселе враждовавших между собой. Помимо Джамухи и джайджиратов, на конференции были представлены пятнадцать племен, в том числе ойраты, унгираты, меркиты, икересы, салджиуты, хатагины, хораласы, а также три фракции тайджиутов, три основных клана татар и две группировки разделенного найманского ханства^{289}. Впервые трехстороннее соперничество между Джамухой, Тэмуджином и Тоорилом могло трансформироваться из межплеменной борьбы в нечто более серьезное – монгольскую гражданскую войну. Другой важной особенностью этой конфедерации было то, что она отражала попытку олигархии дать последний бой, и с этой точки зрения ее можно рассматривать как проявление классовой войны^{290}. Те, кто избирал Джамуху, хотели сохранить старые ценности, старые привилегии и иерархию титулов, старый образ жизни. Электоры, собравшиеся на реке Аргунь, верили в необходимость почитания «естественного» властителя, те же, кто ценил осознанную преданность, свободу и самостоятельность, поддерживали Тэмуджина, и многие из них были молодыми людьми, ожесточившимися и недовольными своей подневольностью старейшинам, родовым и клановым вождям. Ход истории явно благоволил Тэмуджину, старая клановая система отмирала, и историческое соревнование выигрывала меритократия.

Безусловно, неудовлетворенность была многосторонняя. И в окружении Тэмуджина некоторые его сподвижники, как, например, Алтан, Хучар и Хасар, втайне не разделяли устремлений хана борджигинов и поддерживали коалицию Джамухи^{291}. В целом же от неудовлетворенности соплеменников Тэмуджин больше выигрывал, а не проигрывал. Многие из тех, кто формально обязывался исполнять повеления вождей, выступавших против Тэмуджина, саботировали их решения, в результате ему становились известными «секретные» военные планы коалиции. Известны, по крайней мере, три эпизода с утечкой секретных сведений. В одном случае их передал агент, посланный на конференцию; в другой раз «шпионом» стал воин в племени хоралас, недовольный своим предводителем. В третьем эпизоде тайны коалиции выдал давний знакомый Тэмуджина, его тесть Дай-сечен^{292}. Унгираты, несмотря на древние связи с борджигинами, выступили против Тэмуджина. Дай-сечену пришлось делать трудный выбор между клановой солидарностью и ответственностью сродственника. Он избрал верность родственным узам и перешел на сторону борджигинов вместе с сыновьями. Тэмуджин позднее выговаривал Дай-сечену за долгие раздумья, но патриарх ответил, что ждал подходящего момента, иначе вся его семья была бы истреблена. Люди Тэмуджина уже случайно убили мужа его дочери, приняв его за тайджиута. Он добавил еще, что унгираты перешли к Джамухе только после налета и разграбления их кочевья (совершенного Хасаром, братом Тэмуджина)^{293}.

Узнав о замыслах коалиции нанести внезапный удар, Тэмуджин срочно попросил Тоорила прийти на помощь со всеми имеющимися силами. Джамуха тем временем задумал напасть на Тэмуджина до подхода войск Тоорила и в спешке совершил непростительную ошибку. Он не стал ждать, когда соберутся воинства союзников, и, желая, чтобы лавры победы достались только ему одному, сразу же двинулся навстречу Тэмуджину со своей армией, дополненной тайджиутами, уцелевшими в сражении прошлого года. Тэмуджин решил перехватить его на полпути к реке Онон^{294}. Он расставил войска на удобных для битвы позициях, отдав приказ не заниматься грабежом во время сражения: поживиться вволю они смогут и после победы. Надо ли говорить, сколько неудовольствия и ворчания вызвало это повеление при науськивании вероломной троицы в составе Алтана, Хучара и Даритая.

Когда воинство Джамухи приблизилось на расстояние видимости армии противника, он приказал магам вызвать бурю и направить ее против Тэмуджина. Они повиновались – погрузили в воду «камень дождя» – безоар, конкремент, который обычно находят в пищеварительном тракте жвачных животных^{295}. Магия подействовала, но не так, как надо. Поднялась буря, настоящая пурга, но порывы ветра понесли снег не в сторону Тэмуджина, а в лица Джамухи и его людей, провоцируя хаос и панику. Вдобавок, на поле боя появился и Тоорил с подкреплениями. Джамуха потерпел сокрушительное поражение. Найманы, ойраты, меркиты и тайджиуты позорно бежали. Победители погнались за беглецами. Тоорил начал преследовать Джамуху, Тэмуджин – тайджиутов: для него мщение всегда было важнее политической целесообразности^{296}.

Затем последовал еще один разгром тайджиутов, завершивший долгую и кровопролитную битву у реки Онон, в которой побежденные чуть было не захватили в плен триумфатора-полководца. Тэмуджина тяжело ранили в шею стрелой с ядом. В дальневосточных войнах той эпохи стандартно применялись стрелы, начиненные ядом гадюк и преднамеренно зазубренные для того, чтобы продлить действие яда^{297}. Обычно воины, раненные ядовитыми стрелами, высасывали яд из раны дочиста и после этого пили молоко. Но ранение Тэмуджина было очень серьезное, стрела пробила шейную артерию, и хан, потеряв сознание, мог в любой момент умереть. От смерти его спас Джэлмэ. Он не мог остановить кровотечение и лишь отсасывал кровь, сплевывая ее на землю. Временами кровь текла столь обильно, что ему приходилось ее глотать. Подсчитано, что он проглотил по меньшей мере четыре пинты ханской крови.

Тем временем тайджиуты мобилизовались и начали теснить своего деморализованного врага. Исход битвы решила собранность и дисциплинированность монголов^[28]. Когда около полуночи Тэмуджин пришел в себя, он попросил молока. Нигде поблизости молока не нашлось. И тогда хану снова помог сметливый и отважный Джэлмэ. Он разделся, оставшись в одних штанах, и проник в соседний лагерь тайджиутов, выдав себя за беженца из разгромленного отряда Джамухи. Там Джэлмэ отыскал рог с молоком, вернулся с ним в свой стан и напоил хана^{298}.

Это была битва в урочище Койтен. Она имела ряд неизбежных и важных последствий. Джамуха, взбешенный дезертирством найманов, напал на них, когда они были вне досягаемости Тэмуджина, и отобрал всю поживу. Он действовал поспешно и сгоряча, подорвав доверие к себе. Найманы считали (и справедливо), что они были в авангарде, приняли на себя основное бремя битвы и могли бы взять верх, если бы Джамуха не опоздал со своей армией^{299}. Коалиция, на которую возлагались такие большие надежды, начала распадаться, когда из нее стали выходить разуверившиеся кланы и группы.

Нечто подобное происходило и в стане Тэмуджина. Алтан и Хучар нарушили запрет грабежа во время битвы. Тэмуджин конфисковал у них добычу, разозлив и фактически подтолкнув к разрыву отношений^{300}. Альянсы и коалиции в степях были настолько зыбкие и текучие, что их формирование больше напоминало детскую игру в «стулья с музыкой»^[29].

Одним из самых очевидных и значительных последствий битвы было то, что тайджиуты исчезли надолго как военно-политическая сила. Они не понадобились поздней монгольской империи, и их возрождение наступило только после падения империи в XIV веке^{301}.

Можно говорить также о некоторых последствиях для самого Тэмуджина. Быстрые действия Джэлмэ сохранили жизнь хану. Отсасывание крови из раны предотвратило смертельный исход и от яда, и от эмболии. Попытки самолечения, предпринятые вначале Тэмуджином, могли закончиться трагически: он пробовал остановить кровотечение. С другой стороны, Джэлмэ, спасая своего хана, проглотил большое количество крови, а отсасывание крови и тем более ее сплевывание нарушали общепринятые монгольские табу^{302}. Тем не менее Тэмуджин отреагировал на самопожертвование нукера неблагодарно и даже с какой-то паранойей. Всегда опасаясь предательства, он заподозрил, что полуголый Джэлмэ замыслил побег. Зачем, спрашивал он, Джэлмэ разделся? Джэлмэ отвечал, что это была уловка, вызванная обстоятельствами и необходимостью оправдать роль беженца. За кого еще могли принять в лагере тайджиутов полуголого человека? Джэлмэ защищался уверенно. Он напомнил, что трижды спас жизнь хану: первый раз – на горе Бурхан, отбив от меркитов, второй раз – высосав яд из раны, и в третий раз, когда принес для него молоко из лагеря тайджиутов. Тэмуджин с неохотой признал правоту Джэлмэ^{303}.

Гораздо больше великодушия и мудрости Тэмуджин проявил, взяв к себе на службу человека, который его чуть не убил. В толпе пленных, захваченных в битве, его дружинники опознали воина из племени бесут, поразившего хана стрелой. Когда пленника подвели к хану, он ожидал смертного приговора. Но Тэмуджин спросил, желает ли он сказать что-нибудь перед казнью? Бесут ответил, что не испытывает никакой вражды по отношению к хану, но, будучи членом одного из племен тайджиутов, обязан исполнять повеления вождя. Именно такую верность и ценил Тэмуджин. Бесутский воин добавил: если хан сохранит ему жизнь, то он будет его самым преданным и доблестным ратником. Что-то в этом человеке полюбилось Тэмуджину, и он объявил, что берет его в свою дружину и дает ему новое имя – «Джэбэ» («Стрела»)^{304}. Тэмуджин не ошибся в нем. Назначенный командовать войском, он проявил исключительные ратные способности и вскоре стал одним из лучших монгольских полководцев.

Джамуха весь 1202 год зализывал раны и готовился к новым битвам. Его союзников судьба раскидала по всей Монголии: найманы приткнулись в местности под названием Улух-Тах, остатки меркитского воинства заняли земли по реке Селенга к югу от озера Байкал, ойраты расположились у реки Шисгис западнее озера Хубсугул (Хувсгел). Победители открыли сезон охоты. Тоорил гонялся за меркитами – он был одержим желанием покончить с этим племенем – Тэмуджин готовил кампанию геноцида против татар.

На военном совете он провозгласил, что намерен убить всех татар мужского пола выше тележного колеса^[30]{305}. Предполагалось, что его замысел должен был храниться в «строжайшем секрете», но тупоголовый Бельгутай, присутствовавший на совете, с похвальбой рассказал о нем друзьям, заодно приписав себе авторство идеи. Разумеется, об этой чудовищной затее прознали татары. Могущественное воинство Тэмуджина неустанно преследовало татар и загнало их в урочище Далан-Немургес у реки Халха на западных склонах горного Хингана. Снова Тэмуджин отдал приказание не заниматься грабежом во время битвы: у всех будет предостаточно наживы после победы. И снова Алтан и Хучар не подчинились приказу. Сражение проходило в привычном стиле массовой бойни и закончилось поражением татар^{306}. Затем татар-мужчин выстроили в одну линию для казни. Внезапно раздались дикие вопли, и началось побоище. Оказалось, татары, предупрежденные болтовней Бельгутая, приготовились к Судному дню, спрятали кинжалы и устроили резню. Борджигины завершили расправу, но и сами понесли тяжелые потери^{307}. Взбешенный Тэмуджин мог казнить и Бельгутая за разглашение военной тайны, но ограничился лишь тем, что подверг его унижению, назначив судить мелкие склоки и раздоры между простолюдинами. Тэмуджин с добротой относился к Бельгутаю, хотя и сомневался в его способностях. Родственные узы в целом не пострадали, однако Тэмуджин не допускал больше Бельгутая на совещания и предупредил, что навсегда отстранил его от принятия важных решений^{308}.

Конечно, не только Бельгутай создавал проблемы. Алтан и Хучар фактически не участвовали в битве, увлекшись мародерством. На этот раз Тэмуджин стыдил их публично. Он отобрал все награбленное добро и раздал самым бедным воинам. Разозлившись, Алтан и Хучар тайком скрылись из лагеря и сбежали к Джамухе, объявив Тэмуджина тираном^{309}. Хан утешился тем, что зачислил в жены татарских принцесс Есуй и Есугэн^{310}.

Зимой 1202/1203 года Тэмуджину и Тоорилу пришлось усмирять еще одну найманскую коалицию. Буйрук набрал сильную армию, стянув все свои ресурсы, многочисленные группы и отряды кочевников, настроенных против Тэмуджина: людей Тохтоа-беки, уцелевших меркитов, горстку татар призывного возраста и, самое главное, Джамуху с его союзниками, в числе которых теперь были Алтан, Хучар, Даритай, дядя Тэмуджина, и Хасар, его брат. Алтан, Хучар и Даритай возмущались конфискацией поживы и, кроме того, считали себя выше рангом, старшими борджигинами. Хасар, вообще, мог кого угодно вывести из себя. За свою короткую жизнь он не раз предавал старшего брата, рискуя вынудить Тэмуджина приговорить его к смертной казни. На его счету уже было три проступка, за которые менее знатного монгольского олигарха давно бы обвинили в измене. Хасар вступил в сговор с Бельгутаем, когда Тэмуджин устроил взбучку сводному брату за инцидент с татарами; он же отказался исполнить приказание хана убить тысячу татарских пленников, потому что его жена был татаркой, и беспричинно напал на унгиратов, вынудив их уйти в лагерь Джамухи^{311}.

Если Таян, отдалившийся младший брат Буйрука, стал и союзником Джамухи, то для старшего предводителя найманов «золотой мечтой» было объединить народ и забыть прошлое. Эту кампанию он вдохновенно проводил по всей Монголии – от Алтая до гор Хингана^{312}. Но повсюду найманов и их союзников, похоже, опережал и замыслами и действиями Тэмуджин, трансформировавшийся из степного воина-поденщика в нечто более основательное и грозное. Там, где найманы действовали согласно устоявшимся правилам и обычаям, Тэмуджин демонстрировал изобретательность и нестандартность решений: то навязывал генеральное сражение, то переходил на методы партизанской войны. Войска найманов передвигались тяжеловесно и неповоротливо; монголы умели рассеиваться и перестраиваться словно по волшебству. Сила личного обаяния и нараставшая вера в его необычайные способности вдохновляли людей, побуждали исполнять зачастую загадочные и странные приказы. Новшества и непредсказуемость действий лежали в основе его тактики и стратегии, что не было свойственно ни одному из его противников.

На исходе 1202 или в начале 1203 года на берегу реки Тола (Туул) в Темном бору, видимо, и состоялась официальная церемония усыновления Тэмуджина Тоорилом, и это означало, что он признавался также преемником и наследником Кереитского ханства. Об этом свидетельствует и то, что Тоорил будто бы сказал Тэмуджину, что предполагаемый наследник Нилха – «абсолютно непригоден»^{313}. На церемонии Тэмуджин должен был принести клятву верности и называть Тоорила «отцом»: стороны договорились, что все это стало логическим следствием побратимских отношений между Тоорилом и Есугеем, отцом Тэмуджина^{314}. Содружество начиналось счастливо: этой же зимой найманы потерпели сокрушительное поражение в местечке с названием Цэгцер, возможно, поблизости от горы Чигурху. Схватка происходила в страшный буран, противники понесли тяжелые потери, но у найманов погибло больше воинов, потому что, как стало известно, многие замерзли во время отступления или разбились насмерть вместе со своими животными, падая со скал в темноте^{315}. Джамуха, вроде бы союзник, появился на поле боя под занавес и уже ничем не мог помочь поверженным найманам.

1203 год начинался с победы над найманами, а во всем остальном Тэмуджина преследовали плохие предзнаменования и неудачи. Желая проверить надежность союза с Тоорилом, он попросил руки его дочери Чаур-беки для своего сына Джучи, но получил категорический отказ. При кереитском дворе Нилха, узнав о появлении нового наследника, конечно же, пришел в ярость. Еще больше возмутили его вести о брачном предложении Тэмуджина и намерениях отца женить Сэнгума на монгольской невесте. Нилха заявил отцу о несогласии и привел доводы. Если дочь Тэмуджина выйдет замуж за одного из сыновей Он-хана, то она будет сидеть в переднем углу на северной стороне юрты как госпожа, а если Чаур-беки выйдет замуж за Джучи, то ее посадят у двери как служанку^{316}. Нилха потребовал, чтобы отец порвал с Тэмуджином и сформировал новую коалицию с Джамухой. Тоорил с негодованием отверг инсинуации сына. Одно дело – не отдавать дочь семье Тэмуджина – отказ может прозвучать как оскорбление, но не как объявление войны. Совсем другое дело – пойти на открытое предательство «анды», которого поклялся любить как сына. Кроме того, Тоорил не уважал Джамуху, о чем и сказал Нилхе: «Джамуха – подхалим, человек нестоящий и не заслуживающий доверия»^{317}. Нилха на время прекратил попытки переубедить отца, но продолжал поддерживать тайные контакты с Джамухой.

Брачный проект Тэмуджина вызвал разные толкования у историков. По мнению одних комментаторов, это была глупая затея, Тэмуджин «искушал судьбу», преждевременно обнажил свои амбиции и замыслы стать правителем всей Монголии, чем насторожил Тоорила. Другие авторы (и более убедительно) считают, что он испытывал названого «отца», проверял, насколько надежным может быть альянс с ним. Тэмуджин заподозрил (и был прав), что и Тоорил, и его сын в действительности снобы: его знатность недостаточна для того, чтобы сродниться с одним из самых блистательных кереитских семейств, Тоорил никогда не признает его своим преемником, а его возмущение доводами сына было наигранным, и в глубине души он был доволен тем, как развивались события. Тоорил с полным основанием мог сказать Тэмуджину: он хотел исполнить все его желания, но ни сын, ни кереитский народ не позволили ему это сделать^{318}.

Со своей стороны, Бортэ тоже подогревала сомнения Тэмуджина. Тоорил, доказывала она, постоянно подводит его. Как можно доверяться или полагаться на человека, бросившего его в разгар битвы (именно так и поступил Тоорил), фактически спасенного Тэмуджином после изгнания и не предложившего ему даже самой малости от поживы, добытой во время кампании против меркитов в 1198 году, которую он вряд ли предпринял бы, если бы Тэмуджин не помог ему реанимироваться!^{319}

Тем временем Джамуха, Нилха, Хасар, Алтан и Хучар встретились и договорились о совместных действиях. По предложению Джамухи, они решили изображать ситуацию так, будто Тэмуджин ведет тайные переговоры с найманами, а среди кереитов зреет бунт, и поставить перед Тоорилом ультиматум – либо Нилха, либо Тэмуджин – и заморочить его комбинацией fait accomplit^[31] и фальшивой лестью. Джамуха знал, с кем имеет дело: Тоорил был стар, измотан и немощен и в конце концов согласится пойти по линии наименьшего сопротивления^{320}.

Заговорщики поскакали в лагерь Тоорила, чтобы выдвинуть ему свои условия. Становище Тоорила находилось в Темном бору, всего в двух часах верховой езды от лагеря Тэмуджина в степи Саари: поскольку Тоорил теперь был «отцом» Тэмуджина, такая близость стойбищ не вызывала подозрений. Джамуха долго говорил о непостоянстве и переменчивости Тэмуджина, подчеркивая свою решимость и твердость. Возможно, именно тогда он произнес знаменитую сентенцию: «Выходит, что верная чайка – то я. Зато перелетная пташка – мой друг, мой анда!»^[32]{321}

На Тоорила, очевидно, больше впечатления произвело присутствие на встрече посланников из новой конфедерации, образовавшейся в западных степях Центральной Азии: представителей каракитаев, уйгуров и даже (утверждают некоторые авторы) новой державы в Трансоксиане^[33] шаха Мухаммеда II^{322}. Все они были обеспокоены возрастанием могущества Тэмуджина и искали поддержки кереитов в противоборстве, в основе которого лежали преимущественно коммерческие интересы. Военные столкновения, не прекращавшиеся лет тридцать, переросли из мелких межплеменных стычек в крупномасштабный социальный конфликт. С одной стороны, это была война Тэмуджина и его неимущих сторонников против традиционной племенной аристократии: пренебрежение Тэмуджина к старой олигархии и стало основной причиной недовольства Алтана, Хучара и Хасара. С другой стороны, шла и скрытая торговая война за коммерческие ресурсы и рынки Сибири и Дальнего Востока. Уйгуры и несториане запада рассчитывали на то, что Тоорил обеспечит им торговые привилегии в Монголии. Тэмуджин предпочитал дружить с купцами-мусульманами, недавно принимал посланников, просивших торговые концессии в Сибири; один из посланников по имени Асан закупил у монголов великое множество беличьих и соболиных шкурок^{323}.