Buch lesen: «Романтизация зла»

ОТ АВТОРА

В первую очередь, спасибо каждому, кто осмелился открыть эту книгу, ведь аннотация уже не предвещает ничего хорошего.

«Романтизацию зла» можно традиционно назвать дарк-романом, но на самом деле романтикой тут и не пахнет: и вы сами поймёте почему, как только окунётесь в мир главного героя.

Во вторую очередь, хочу предупредить вас о триггерах. В этой книге подробно описываются убийства, упоминаются психические расстройства и изнасилования, присутствуют сцены сексуального характера и много… очень много мрачных мыслей главного героя, которым в данном случае выступает самый настоящий злодей.

Также должна предупредить, что излишняя самовлюблённость и самодовольство Энтони Максвона – лишь результат его болезни. Прошу об этом помнить. Не принимайте его за дурачка, без каких-либо причин влюблённого в самого себя.

Главы поочерёдно повествуются сперва от его лица, а затем от лица его жертвы. Таким образом я хотела показать то, как ловко он меняется для других людей, и то, каким на самом деле является внутри.

На написание этого произведения я вдохновилась биографией сразу нескольких серийных убийц и одной мрачной историей, произошедшей на самом деле. Однако, несмотря на это, все персонажи и события, описываемые в данной книге, полностью вымышлены. Все совпадения случайны.

Надеюсь, вы взяли на заметку все мои предупреждения и далее будете читать на свой страх и риск, либо закроете книгу и вовсе.

За дополнительным контентом по этой и другим книгам приходите и присоединяйтесь к тг-каналу автора – пишет фэя моран.

А теперь приятного чтения, – насколько это, конечно, возможно. Спасибо за внимание!

Всегда ваша,

Фэя Моран

[Когда судья вынес приговор]:

«Подумаешь! Смерть – повсюду!

Увидимся в Диснейленде!»

Ричард Рамирес ¹

ГЛАВА 1

СОЦИОПАТ

ПОЧТИ КАЖДЫЙ ГРЁБАНЫЙ четверг проходил среди тупоголовых друзей моих родителей. Их было достаточно много, чтобы я не тратил времени на запоминание каждого имени, но самыми излюбленными друзьями моих предков была семья Лоусонов, проживавших в Найтсбридже.

Обычно мистер и миссис Лоусон, не обременённые работой, ведь всё за них делали их многочисленные помощники, приезжали ближе к десяти часам вечера, и из столовой целую ночь затем доносились идиотский смех и пьяные разговоры об искусстве, музыке, бизнесе и о других абсолютно разных темах.

Сегодняшний ужин проходил в той самой столовой, куда я однажды привёл очень сладкую девочку, а потом трахал несколько часов подряд, делая небольшие перерывы, чтобы просто сменить позу. Я до сих пор помню её влажную вагину и упругую задницу, пока она извивалась на моём члене без остановки, желая поскорее кончить.

При подступивших возбуждающих воспоминаниях я поднял голову и поймал себя на том, что не расслышал сказанного миссис Лоусон, постоянно бросающей кокетливый взгляд своих окружённых морщинами глаз на моего отца, будто мы все тут идиоты и ничего не замечаем. Периодически в столовую входила одна из наших крошечных горничных с железным подносом и клала напитки и блюда перед гостями. Когда же она подходила к моему месту за столом, то судорожно сглатывала, пытаясь незаметно так кинуть взгляд в мою сторону. Я это замечал прекрасно и слащаво ей улыбался, и это она принимала за ответный флирт. Наивная глупышка.

Отец сидел во главе стола и жевал жирный кусок стейка, стараясь при этом чавкать не так громко, потому что его жена – моя мать, – этого на дух не переносила. Сидела она напротив него и, строя из себя настоящую леди, аккуратно вытирала рот белоснежной салфеткой, постоянно переводя взгляд на миссис Лоусон, конечно же, уличив эту старую ведьму в попытке кокетничать с её мужем.

Я старался особенно на задерживаться на физиономиях наших сегодняшних гостей, но вот на их очаровательную дочурку, имя которой казалось мне очень соблазнительным, если имя вообще может таковым являться, бросал взоры очень охотно. Особенно на выпуклость её округлых грудей, прикрытых тканью её бархатного платья. Весь ужин эта сладкая девочка глазела на меня. И хотя пыталась делать это скрытно, я всё же улавливал её взгляд, когда она словно невзначай поворачивала голову на моего периодически начинавшего говорить отца.

– Тони, может вы с Жаклин пообщаетесь? – произнесла мама, вытянув чуть вперёд свою длинную шею. – А мы, старики, ещё поболтаем о своём, старческом.

На её шутку немного все посмеялись. Все кроме нас с Жаклин. Эта сладкая девочка засмущалась: об этом говорили её покрасневшие щёки.

Я не был идиотом и прекрасно понимал, к чему составлялись вечные вечерние встречи с этой семейкой. Родители звали их куда чаще, чем, к примеру, живших по соседству Томасов или Гринвичей, чем безумно раздражали мою страсть к уединению.

Глава семьи, Генри Лоусон являлся наследственным членом Палаты лордов, владел обширными земельными угодьями и старинным поместьем, вкладывал в недвижимость и имел долю в традиционном британском бренде виски. Его жена, Лиззи Лоусон, являлась известным коллекционером и членом правления музея Виктории и Альберта. Их дочь, Жаклин, учится в Оксфорде на экономическом факультете и готовится к управлению бизнесом семьи.

Вот и причина того, почему мои грёбаные родители так цеплялись за возможность получить таких влиятельных сватов; почти столь же влиятельных, каковыми являлись мы сами, разве что наше отличие было лишь в том, что Лоусоны – это «старые» деньги, тогда как мы – «новые».

Для достижения всего этого потока из выгодных связей, как всем казалось, существовал лишь один способ – поженить нас с Жаклин, и нашим предкам отчего-то думалось, что мы оба этого не против.

Но Жаклин Лоусон против точно не была, в этом я не испытывал ни капли сомнения.

– Конечно, мама, – широко улыбнулся я и взглянул на юную глупую девочку. – Ты ведь не против прогуляться со мной до нашей беседки и попить кофе?

Она спокойно кивнула и улыбнулась мне в ответ.

Я встал из-за стола и под провожающие нас глупо сияющие взгляды родителей подошёл к Жаклин, протягивая ей ладонь. Она весьма охотно приняла моё приглашение и, извинившись перед ужинающими, при этом стараясь подлизаться к моей матери, высоко ценившей воспитание, которое она искала во всех девушках – потенциальных невестках, – покинула столовую вместе со мной.

Когда мы вышли во двор, большие карие глаза Жаклин Лоусон тут же устремились в сторону завораживающего цветочного сада, окружающего фонтан посреди нашего двора. Она, наверное, не была против провести целые часы в окружении цветов, как и любая другая глупая женщина на этом свете.

Черноволосая Жаклин, сколько я её помнил, в целом была девочкой тощей, с плавными аккуратными бёдрами и среднего размера грудью, которую я живо представлял под своими ладонями, воображая, с какой же грубостью и удовольствием я буду сминать её, периодически играясь с розовыми сосками. Сегодня она как раз надела один из своих лучших нарядов – бархатное тёмно-красное платье, едва доходившее до её колен и облегающее каждый элегантный изгиб её тела.

– Какой кофе предпочтёшь? – спросил я, подозвав одну из наших горничных. Та метнулась к нам с высочайшей скоростью. – Тоже самое, что и всегда?

– Да, – кротко улыбнулась Жаклин. – Мне всё тот же латте, пожалуйста.

– Будь добра, – обратился я к горничной, – отправляйся на кухню и принеси нам с мисс Лоусон кофе – одну чашку латте и вторую с эспрессо. И побыстрее. Не заставляй даму ждать.

Прислужница кивнула и быстро удалилась.

Что касается нас с Жаклин, мы двинулись дальше по тропинке, вымощенной камнями, и оказались возле готической беседки, затейливые перила которой обвивали красные розы. Местечко романтичным назвала бы каждая девочка, поэтому и моя сегодняшняя спутница не могла оторвать взгляда от роскошества, заполняя лёгкие свежим ароматом цветов. Мы редко когда проводили время на улице, засиживаясь допоздна в просторной столовой под звяканье столовых приборов и разговоры родителей.

Мы уселись за стол под крышей.

– Как дела на учёбе? – спросил я, изображая искренний интерес к её персоне.

– Неплохо, – ответила она. – Скоро предстоит сдать важный экзамен, и волнение небольшое присутствует, так скажем.

– Тогда, думаю, чашечка кофе в моей компании немного поможет тебе расслабиться. Я не могу забыть, как ты вливала в себя литры кофе, когда мы приезжали к вам в Амершем.

Она засмеялась, прикрывая ладонью свой рот. Я возжелал запротестовать и убрать её руку с лица, чтобы ничто не закрывало мне обзор на её пухлые губы, в которые хотелось вцепиться зубами.

И рвать, рвать, рвать, до крови…

Горничная принесла на подносе две чашки с горячим напитком, а кроме того догадалась захватить ещё и десерт – два винных бокала с клубничным трайфлом². Что касается меня, то из сладкого я предпочитал исключительно девочек подобно Жаклин, поэтому десерт оставил на съеденье ей одной.

– Прошу, – подтолкнув в её сторону кофе и бокал с десертом, сказал я. – Угощайся. Я слышал, сладкое поднимает настроение.

– Спасибо, Энтони, – сказала она и обхватила своими длинными изящными пальцами чашку.

Я издал смешок.

– Я хорошо помню о твоей особой страсти к сладостям. Должно быть, ты помнишь нашу прекрасную ночь на Примроуз-Хилл? Тогда мы, кажется, едва не подхватили сердечный приступ от количества кофе.

Слово «ночь» полилось из моего рта как сладкое вино прямиком в уши Жаклин. Это слово связывало нас с нашим первым поцелуем; мне тогда пришлось изрядно попотеть, чтобы перебороть своё желание трахнуть её прямо там, на зелёной свежей траве, наплевав на всех окружающих нас людей, что приезжали в этот парк подышать свежим воздухом и поглядеть на восхитительные виды. В памяти Жаклин та ночь так и осталась «нашей ночью любви», а в моей – как изящный обман очередной девочки. Я помню до сих пор то, как Жаклин была очень в себе не уверена; наверное, полагала, что такой как я заслуживает девушки роскошнее неё. Или, может, просто ломалась, строя из себя недоступную.

Я наконец заметил, как губы – ох, эти сладострастные губы, заставившие мой член отозваться в штанах, когда я живо представил, как она сосёт мне, сидя на коленях, – вроде как приподнялись в небольшой ухмылке. В почти незаметной ухмылке, однако от меня подобного невозможно было бы скрыть.

– Ты потрясающе выглядишь сегодня, – сказал я. Девочки любят, когда нечто подобное выговаривают их возлюбленные. – В прочем, потрясающе ты выглядишь всегда, но почему-то именно сегодня ты словно сияешь… Может быть, у тебя появился ухажёр, вознамерившийся украсть тебя у меня?

– Ничего глупее я не слышала. – Девочка поднесла к губам чашку и проглотила немного кофе. – Ты слишком хорош собой, чтобы я могла смотреть на кого-то другого, Энтони.

Я изобразил весьма правдоподобный, но тихий смешок, когда взял в руку свой кофе и сделал пару глотков горячей крепкой жидкости.

Моя вера в то, что каждую женщину на этом свете можно подчинить своей воле, крепчала с каждым днём. Я мысленно ставил галочки в своей голове, когда из моей спальни выходила очередная девочка. Ни одна ещё не отказывала мне, ни одной не удалось справиться с желанием раздвинуть передо мной свои ножки.

А как может быть иначе? Любая сходит с ума при виде меня.

Жаклин Лоусон была самозабвенно влюблена в меня все эти годы. Об этом говорил её взгляд. Взгляд чёрных тусклых глаз, так и кричащих: «Возьми меня прямо здесь!», и розовый язычок за её губами, которые она зубками прикусывала.

Я ухмыльнулся своим мыслям, когда вспомнил, что говорят о Жаклин Лоусон её родственники, друзья и знакомые. Они уверенно вещают о том, что она чиста и невинна как дитя. О том, что она ждёт одного единственного мужчину – своего будущего мужа, – и только на нём одном она будет усердно скакать.

Её родственники – кучка придурков, застрявших в 18 веке.

Но они не знали, что её первый секс был со мной на заднем сиденье моей машины, когда мы остановились около театра в одном из районов Лондона. Не знали и не узнают, что именно я уже давно лишил её девственности, что научил её сосать мне член, и что она так в этом преуспела, что никому кроме как неё я этого делать не позволяю. Конечно, она отдалась мне, будучи уверенной в том, что я женюсь на ней и о планах родителей она тоже имела какое-то понятие. Так что Жаклин нечего было терять. Какая разница – дать мне овладеть её вагиной сейчас или после свадьбы, если в любом случае брак состоится?

Я подолгу сидел и смотрел на её губы, которые она прикладывала к краю чашки, попивая из горячего кофе, и временами облизывающий их розовенький язычок

и я видел, как вырываю её язык вместе с её чёртовыми губами, и кровь капает капает капает на землю, пропитывая собой почву.

– Если хочешь, – сказал я тихо, немного поддавшись вперёд, – мы можем…

Договаривать мне не пришлось, ведь Жаклин поняла всё без лишних слов.

– Я… – что-то промычала она, когда я коснулся её щеки, а затем привлёк к себе, целуя в розовые губки.

Я не помню, как мы оказались в моей спальне спустя пять минут, но помню, как снял с неё это красивое платье, а затем сорвал нижнее бельё бледно-красного цвета с изящными кружевами там, где находилась её вагина. Я повалил Жаклин на кровать и прижался пахом к её аппетитной заднице. Мне не терпелось войти в неё как можно грубее и резче, чтобы она закричала от неожиданности.

И спустя всего несколько секунд я и в самом деле уже трахал её, стараясь насладиться искусными женскими стонами вдоволь. Без каких-либо препятствий я уже вовсю касался красивого тела где мне только вздумается, осознавая, что на этот раз она превзошла саму себя с нашего последнего раза.

Скромница Жаклин Лоусон скакала и извивалась на мне так усердно и профессионально, что я вполне мог бы похвалить её вслух. Её стоны моментами казались слишком громкими, и я постоянно затыкал ей рот ладонью, почти до боли надавливая на губы

и мне это чертовски нравилось.

Я с силой прижимал её руки к кровати, толкаясь в её вагину, а она двигалась подо мной так, словно хотела вырваться, наверное, потому что я был немного груб. И тогда я сжимал тонкие запястья с ещё большей силой

представляя, как они с хрустом ломаются прямо в моих ладонях.

Надо же, эти мысли – что-то новенькое… Нечто возбуждающее.

Когда же я с глухим рыком кончил в неё, наслаждаясь мощным взрывом удовольствия в голове, сил у нас обоих уже почти не осталось. Дыхание девочки сбилось, а из вагины вырывались остатки моей спермы.

Я встал, натянул штаны и повернулся к зеркалу, стараясь привести в порядок растрепавшиеся светлые волосы.

– Энтони… – прошептала Жаклин, часто дыша.

Она встала, по-прежнему голая, и даже умудрилась потянуться ко мне, чтобы дотронуться губами до моей щеки, но я легко перехватил её тощую руку.

– Ты свободна, – бросил я. – Никаких больше чёртовых поцелуев на сегодня.

Она удивлённо похлопала ресницами и растерянно перевела взгляд на мою руку, продолжавшую крепко держать её тонкое запястье. Затем отошла и, будто стесняясь, закуталась в одеяло, закрыв мне обзор на свою грудь с набухшими розовыми сосками.

– И что это значит? – спросила Жаклин. – Как это «свободна» и «никаких поцелуев»?

– То и значит. – Стоя у зеркала, я вновь посмотрел на своё отражение и заметил пару царапин, оставленных её коготками, на своём торсе. Издевательски я добавил: – Поцелуи будут только после свадьбы.

– Энтони, я…

– Тебе пора идти.

Я вытащил свежую белую рубашку из шкафа в гардеробной.

Девочка пару минут ещё постояла возле кровати, окутанная в моё одеяло, и я даже увидел, как она вроде бы прослезилась, глубоко оскорблённая моим поступком.

– Только не в моей спальне, – раздражённо кинул я. – Иди хныкать у себя дома. – И издевательски я ещё добавил: – Или в плечо своего папаши.

Я прекрасно знал, что она ни за что не расскажет о том, что случилось между нами, своим родителям. Всю свою жизнь Жаклин играла роль всемирной скромницы, чуть ли не монашки, и точно не собиралась портить свою репутацию из-за секса со мной. Ей просто было бы стыдно в таком признаться. Вот поэтому я был уверен в себе и не прочь запихать член ей в глотку без последствий для себя.

И именно по этой причине я был спокоен, когда выставлял её за дверь, а сам направился в душ, чтобы смыть с себя её прикосновения.

Когда же я, полностью обновлённый, спустился на первый этаж, наши чёртовы гости уже собирались обратно в свой роскошный особняк с видом на Собор Святого Павла. Отовсюду раздавались чмоканья в щёки и дружелюбные тошнотворные прощания, и только Жаклин стояла и натянуто улыбалась моим родителям, хотя взгляд её говорил совсем о другом. Она глянула на меня с таким жалким видом, что удовлетворение во мне лишь ещё больше разрослось.

– Увидимся ещё, – произносила моя мать, обнимая на прощанье миссис Лоусон. – Через месяц, дай Бог, вернёмся.

– Удачи вам в вашей поездке в Нью-Йорк, – сказал мистер Лоусон, пожимая руку моему отцу. – Надеюсь, сделка пройдёт удачно.

– А иначе и быть не может, – ответил в ответ тот.

А я стоял, изображая искреннее дружелюбие, только одним чудом не переходившее на амикошонство.

И вскоре гости исчезли из вестибюля, вышли во двор, обветриваемые со всех сторон прохладой весеннего дыхания, и наконец сели в свой автомобиль, который затем быстро унесло восвояси.

Я наконец смог вновь вернуться в дом и сесть за стол, чтобы немного освежиться после бурного проглатывания удовольствия.

– Принесите мне красного вина, – обратился я к горничной, и та кивнула, двигаясь к двери.

К слову, я не запомнил ни одного имени.

Обычно мне приходилось отличать наших горничных лишь по цвету волос или каким-то другим приметам вроде родинки на носу, косых глаз или больших ушей. Но в большинстве своём они всё же были похожи друг на друга как капли чёртовой воды, поэтому я не нашёл варианта лучше, чем просто проигнорировать то, что у них всех есть имена.

Родители вернулись в гостиную и первым делом поинтересовались тем, как мы с Жаклин провели время, о чём разговаривали и есть ли какие-то продвижения в наших отношениях. Внутри мой голос с ухмылкой отвечал, что я был доволен тем, как она крутилась на моей кровати, но вслух ответил:

– В основном, мы обсуждали её любимые книги. Она с таким восторгом поделилась со мной недавно прочитанным, что я еле остановил её. – Потом я улыбнулся. Так, как обычно улыбаются люди, когда вспоминают что-то приятное. – Жаклин просто невероятная девушка.

Родители довольно просияли. Ещё бы, когда картинки в их головах уже покадрово показывали фильм, где мы с Жаклин женимся, заводим детей и ведём счастливую семейную жизнь.

– Значит ваше совместное будущее вполне вероятно, – улыбнулась мама. – Очень хорошо, мальчик мой. Продолжай за ней ухаживать.

К слову, я и в самом деле за ней ухаживал.

Я присылал её любимые цветы по адресу Лоусонов, дарил дорогие подарки и проявлял внимание. Жаклин и сегодня приехала с бижутерией, которую я подарил ей в прошлом месяце. Так что я искусно притворялся заинтересованным ей, как невестой, а не как чудной шлюшкой.

Горничная подоспела ко мне с бутылкой вина, налила немного в мой бокал и снова удалилась.

Мы с родителями сидели в тёмной, подсвеченной готическими светильниками, гостиной, состоящей сплошь из чёрного дерева, которое обошлось отцу в нехилую сумму. Со стола уже мигом убрали всю недоеденную еду и грязную посуду. В воздухе всё ещё пахло духами Жаклин.

– Ты ведь помнишь о всех тех встречах и делах, которые остаются на тебе, сын? – спросил отец.

– Разумеется, – кивнул я. – Не волнуйтесь, всё будет сделано к вашему приезду.

– Мы в этом не сомневаемся, дорогой, – заулыбалась мама.

Я допил всё вино, что ещё оставалось у меня в бокале, и вытер рот салфеткой. Голова трещала по швам, и я встал из-за стола.

– Раз вы всем довольны, пойду отдыхать, – сказал я, поправляя на себе рубашку. – Я ужасно устал, а мне ещё предстоит заменять тебя, отец, в ваше отсутствие.

– Да, кстати, уже завтра приедет твоя новая помощница, – После сказанного отец попросил горничную принести две чашки горячего чая и пару пирожных. – Даяна сама её одобрила.

Даяна, то бишь моя немолодая мать, кивнула и произнесла:

– Девушка приличная и ответственная. Думаю, с её помощью легче будет управиться со всеми этими бумагами.

Я поблагодарил родителей, а сам в мыслях ещё подумал: «Ох, новая девочка? Да ещё и личная помощница, которая каждый день будет в моём распоряжении на целый месяц? Веселье меня ждёт незабываемое, чёрт возьми».

А затем, после проскочивших мыслей, я наконец вышел из гостиной, захватив по дороге яблоко и откусывая небольшой влажный кусок.

В моей комнате всё ещё витал тот же запах духов, хотя кровать уже убрали и сменили постельное бельё. Теперь моя постель не пахла мокрым женским телом.

Я снял рубашку и повесил её на спинку стула, усаживаясь за стол. Голова всё ещё покалывала от усталости, но я сумел взять в руку лежащие документы. Провёл взглядом по напечатанному тексту на белой поверхности, вздохнул и отложил в сторону, при этом не забыв оставить внизу свою подпись. И точно такие же действия я проделал с оставшимися документами, а к концу уже весь выдохся. За окном показалась луна, небо стало почти таким же тёмным, что и моя душа, и я встал из-за стола, намереваясь лечь и заснуть.

Но сразу заснуть не получилось, ибо мыслями я был довольно-таки далеко. Они крутились в голове словно барабан стиральной машины, и отчего-то я думал сначала о работе, потом о всяких там девочках, побывавших в моей постели, и обо всех тех друзьях, что у меня были, и которые, как мне всегда казалось, пользовались моим положением в обществе. Наверняка их всех привлекал лишь мой банковский счёт, в особенности все те выродки, что любили приходить на разные вечера, устроенные в честь моего дня рождения или других торжеств, принятых в моей семье. Бухать и пожрать на чужие бабки казалось им весьма заманчивой идеей, хоть утверждали они совершенно обратное.

Я сильно удивился тому, что меня это беспокоило, и перевернулся на другой бок.

А потом перед глазами вдруг возникли картинки совершенно иные. Снова я оказался заложником кровавых сцен, не перестававших мелькать в самой сердцевине моего мозга. Они были яркими настолько, что, открыв глаза и услышав стук в дверь, я сумел избавиться от них не сразу: они отпечатались прямо на плёнках моих глаз.

– Войди, – сказал я и немного привстал.

– Мистер Максвон, звонил мистер Дэлл. Он пожаловался на то, что вы не берёте трубку и поинтересовался, пригласили ли вы его на свой день рождения.

Вот о чём я, собственно, и говорил.

Я лёг обратно, закрыл глаза и вскипел от злости, хоть и кровь бурлила лишь внутри меня, совершенно не показывая никаких знаков на моём лице.

Но всё же ответ я тоже выдал:

– Я понял. Можешь идти. Я сам ему перезвоню.

И горничная, кивнув, покинула мою комнату.

А я наконец почти сразу вырубился, и тех картин больше не было.