Buch lesen: «Страсти и борьба с ними (выдержки из творений и писем)»

Составитель игумен Феофан (Крюков)

По благословению

Святейшего Патриарха Московского

и всея Руси Алексия II

^{Локомотив духовный.}

Вместо предисловия от автора

Христианство, предлагая нам образец великого совершенства, подает и все потребные к тому средства. Оно есть лествица, возводящая на небо, путь, ведущий в живот, врачевство, исцеляющее все немощи и несовершенства наши. Эта лествица уже утверждена и многих возвела на небо, не перестраивать ее нужно, а восходить по ней. Этот путь уже испытан; он прост, виден для всех и верен. (9, с. 160–161)

Я пришел к мысли, что было бы очень полезно составить сборник из разбросанных изречений и сказаний, куда бы все вошло. Сборник сей должен быть руководственною книгою. Почему надо расположить изречение и сказание по ходу жизни. Я еще не разуверился, чтобы план жизни, мною построенный и изобретенный в выпусках о пути спасения, был далек от действительности. Этот план я и желал положить в основу сборнику. (17, с. 23)

Пишу о своих книгах, это потому, что не знаю, где бы еще полнее изображено было все касающееся жизни христианской. Другие писатели и лучше бы написали, но их занимали другие (вопросы) предметы, а не те, о которых познания ищем мы с вами. (13, с. 20) Из таких статей… надо бы сборник составить и иметь всегда под руками. Это был бы локомотив духовный. (13, с. 62) Изречения все преназидательны; но когда они расставлены, то представляются грудою песку. Сплотить их или сочетать, как цементом, планом каким, хорошо будет… Все станет на свое место. (17, с. 98) Мне и пришло на ум, что если б сделать экстракт и составить маленькую книжку, в которой все существенное было бы изложено ясно, как на ладонке, и так, чтоб шибко читать, то такая книжка была бы очень полезна. (17, с. 42)

Жизнь христианина характеризуется верою, потому и нравоучение христианское должно быть охарактеризовано вероучением. Как в жизни вера и дела по вере входят друг в друга, переплетаются и взаимно друг другу содействуют; так и в учении – вероучение и нравоучение не должны терять друг друга из виду. Вероучение всегда вдавалось в ненужные отступления и утонченности, когда не держалось нравственных целей; а нравоучение принимало недолжные направления, когда не освещалось вероучением, – главное же, – оно тогда ничем не отличалось от нравоучения философского.

Последним замечанием не намекается, будто умозрительному, на естественных началах построеваемому, нравоучению совсем нет места в нравоучении христианском. Напротив, без него обойтись нельзя. (2, с. 6–7) Уж как же иначе человеку и жить, как не так, как он устроен. Установив здравые понятия о том, как устроен человек, получим вернейшее указание на то, как ему следует жить. Мне думается, что многие потому и не живут, как должно, что думают, будто правила о сей достодолжной жизни навязываются совне, а не исходят из самого естества человека и не им требуются. Если б были уверены, что так есть, не стали бы перечить им и отступать от них. (3, с. 15)

Содержите христианство все, как оно есть и как оно хранится в Церкви Христовой, и твердо стойте в нем, не покушаясь ни изменять, ни поправлять что-либо; совершенствуйте непрестанно самих себя по образцу его, всячески стараясь достигнуть той меры, какую оно всем указывает, целясь его целительностью, стремясь, куда оно ведет, и неленостно восходя, куда оно возводит. (9, с. 162)

Сопровождаем наш сборник искренним желанием, чтобы любители духовного чтения находили в нем то, что желал вложить в него для них составитель. (17, с. 97)

Часть I. Общая схема и стратегия борьбы со страстями

1. Что есть грех, и что есть страсть

Что есть грех? Грешное дело есть преступление повелевающей или запрещающей заповеди Божией, или, как говорит Апостол: грех есть беззаконие (1 Ин. 3, 4). Две особенно черты тотчас отражаются в грехе от слов: преступление и заповедь. Там он есть злоупотребление свободы, здесь презрение закона. (2, т. 1, с. 145)¹

Нельзя говорить, будто грех состоит в недостатках и несовершенствах наших сил, есть неминуемое следствие нашей ограниченности. Не всеведущ и не всемогущ, потому и святым быть не может. Правда, наши силы ограниченны; но ведь и обязательства, на нас лежащие, не бесконечны, а в точности соответствуют нашей природе… Равным образом неправда, будто грех есть следствие недальновидности ума, неблагоразумие: цель не ту назначил, средства не те прибрал. Все это бывает и в грехе; но грех собственно в развращении воли, по коему и знаем, что должно делать, но не делаем, потому что не хотим. Ведущему убо добро творити, и не творящему, грех ему есть (Иак. 4,17). (2, т. 1, с. 147)

В основании же и самой глубине всего лежит сердце лукаво: недобросовестность, внутренний обман пред самим собою и Богом, Которого однако ж не отвергает. (2, т. 1,с. 149)

Грех всегда есть самовольное уклонение от Бога и святого Его закона в угодность себе. (2, т. 1, с. 150)

Смертный грех есть тот, который отнимает у человека нравственно христианскую жизнь его… Потому всякий грех, который погашает ревность, отнимает силу и расслабляет, отдаляет от Бога и лишает Его благодати, так что человек после него не может воззреть на Бога, а чувствует себя отреваемым от Него; всякий такой грех есть грех смертный. (2, т. 1, с. 164)

Греховное расположение, иначе греховная склонность, страсть – есть постоянное желание грешить известным образом, или любовь к греховным каким-нибудь делам или предметам. Так, например, рассеянность есть постоянное желание развлечений или любовь к ним. (2, т. 1, с. 167)

Всякая страсть есть тяжкий и смертный грех, ибо отдаляет от Бога и погашает ревность к богоугодной жизни. Однако ж страсть тем злее и преступнее, чем злее и безнравственнее ее предмет, чем существеннейшие нарушаются ею обязанности и чем она застарелее. (2, т. 1,с. 169)

В грехе, говорит св. авва Дорофей, есть две стороны: одну составляют греховные дела, а другую – греховная страсть. Страсть служит источником и причиною греховных дел, – а дела суть произведение и выражение страсти. (8, с. 60)

2. Откуда страсти, и почему они незаметны

Откуда страсти? Ни один человек не рождается со страстию определенною. Каждый из нас приходит в свет сей только с семенем всех страстей – самолюбием… Главнейшие ветви самолюбия суть: гордость, лихоимание, сластолюбие. От сих отраждаются уже все другие страсти; но между ними не все одинаково важны. Замечательнейшие суть: блуд, чревонеистовство, зависть, леность, злопамятование. По силе своей они равняются первым, с которыми вместе составляют семь начальнейших страстей, ибо суть возбудители греха и родители всякой другой греховной склонности и страсти…

Никак не должно думать, что страсти образуются естественно, сами собою. Всякая страсть есть дело наше. Позывы на то или другое греховное происходят из растления нашей природы; но удовлетворять ему, тем более неоднократно, до привычки, состоит в нашей воле. (2, т. 1, с. 169–170)

Вот как разрастается в нас зло от малого, почти незаметного семени. На дне сердца, как мы заметили, лежит семя зла – самолюбие; от него идут полные его силою три отрасли зла – три его видоизменения: самовозношение, своекорыстие, чувственность, а сии три рождают уже бесчисленное множество страстей и порочных наклонностей; как в древе главные стволы пускают от себя множество ветвей и отростков, так образуется в нас целое древо зла, которое, укоренившись в сердце, расходится потом по всему нашему существу, выходит вовне и покрывает все, что окружает нас. Подобное древо, можно сказать, есть у каждого, чье сердце хоть сколько-нибудь любит грех, – с тем только различием, что у одного полнее раскрывается одна, а у другого – другая сторона его.

ОБНАЖЕННОЕ ДРЕВО ГРЕХА

Подобное древо, можно сказать, есть у каждого, чье сердце хоть сколько-нибудь любит грех, – с тем только различием, что у одного полнее раскрывается одна, а у другого – другая сторона его… Обнаженное древо греха стоит теперь пред умным взором грешника во всей безобразной наготе и уже – не по роду своему – плодородит самоосуждение, покрывает стыдом, жжет судом и угрызениями совести. (10, с. 187, 191)

ДРЕВО ГРЕХА, ПРИКРЫТОЕ ЛИСТЬЯМИ

Что же за причина, что мы большею частию не замечаем его в себе?.. Этого не позволяет нам грех: он очень хитер и предусмотрителен. Не покровенное древо зла, изображенное нами, с первого раза могло бы стать пред взором ума и оттолкнуть от себя каждого; потому он спешит одеть его листвием, прикрыть его безобразие, и прикрывает так, что не только корня и стволов, даже и ветвей не может различить душа, в которой растет сие древо. Эти лиственные прикрытия суть – рассеянность и многозаботливость. (10, с. 187)

ДРЕВО ГРЕХА ПОД НЕПРОНИЦАЕМЫМ ПОКРОВОМ

Но грех не довольствуется одним этим лиственным покровом: сквозь него можно еще как-нибудь проникнуть, можно раздвинуть листья его ветром скорбей и внутренних потрясений совести и открыть скрывающееся под ним безобразие греха: потому грех сам из себя создает некоторый непроницаемейший покров, наподобие стоячей мутной воды, куда погружает свое древо и с его листвием. Этот покров слагается из неведения, нечувствия и беспечности. Не знаем своей опасности, потому и не ощущаем ее; не ощущаем, потому и предаемся беспечности. (10, с. 188)

Что же за причина, что мы большею частию не замечаем его в себе?.. Этого не позволяет нам грех: он очень хитер и предусмотрителен. Не покровенное древо зла, изображенное нами, с первого раза могло бы стать пред взором ума и оттолкнуть от себя каждого; потому он спешит одеть его листвием, прикрыть его безобразие, и прикрывает так, что не только корня и стволов, даже и ветвей не может различить душа, в которой растет сие древо. Эти лиственные прикрытия суть – рассеянность и многозаботливостъ…

Но грех не довольствуется одним этим лиственным покровом: сквозь него можно еще как-нибудь проникнуть, можно раздвинуть листья его ветром скорбей и внутренних потрясений совести и открыть скрывающееся под ним безобразие греха: потому грех сам из себя создает некоторый непроницаемейший покров, наподобие стоячей мутной воды, куда погружает свое древо и с его листвием. Этот покров слагается из неведения, нечувствия и беспечности. Не знаем своей опасности, потому и не ощущаем ее; не ощущаем, потому и предаемся беспечности. (10, с. 186–188)

3. Где в нас находятся страсти, и какие

1) В теле: неточное их начало – плотоугодие, или упокоении плоти, с коим в непосредственной связи состоит взыграние телесной жизни и услаждение чувственное. Где они есть, там есть похоть блудная, чревоугодие, сластолюбие, леность, изнеженность, блуждание чувств, говорливость, рассеянность, непоседность, вольность во всем, смехотворство, празднословие, сонливость, дремание зениц, жажда приятного и всякого рода творения угодия плоти в похоти.

2) В душе: а) В умственной части – своеумие, вера в свой только ум, прекословие, восстание на ум Божий, сомнение, дмение и кичение, пытливость, расхищение ума, блуждание помыслов, б) В части желательной – своеволие, непокоривость, властолюбие, жестокость, предприимчивость, самонадеянность, себеприсвоение, неблагодарность, любообладание, лихоимание. в) В части чувствующей – потрясающие покой и мир сердца страсти, или разного рода приятности и неприятности: гнев, зависть, ненависть, злоба, месть, осуждение, презорство, славолюбие, тщеславие, гордость, тоска, печаль, скорби, уныние, радости, веселости, страхи, надежды, ожидания…

Все это – в душе и теле. Но и дух, оживший или, лучше, оживающий, не свободен от приражений…

Как главное в духе – сознание, зиждемое внутрь-пребыванием, то когда оно падает, падает и жизнедеятельность. От этого восстает вместо страха Божия и чувства зависимости от него, бесстрашие, вместо избрания и дорожения духовным – равнодушие к нему, вместо отрешения от всего – себя упокоение (что себя нудить!), вместо покаянных чувств – нечувствие, окаменение сердца, вместо веры в Господа – самооправдание, вместо ревности – охлаждение, вялость, невозбуждение и вместо преданности Богу – самоделание. (1, с. 269–271)

ОСНОВНЫЕ СТРАСТИ И ИХ СВЯЗЬ С ТРИХОТОМИЕЙ (1, с. 269–270)

Есть в нас какая-то беспорядочная, бурливая область, в коей беспорядочно мятутся мысли, желания и чувства, как прах возметается страстями. Я помещаю сию область между душою и телом, означая тем, что страсти к естеству не принадлежат, а пришлые суть. Но они не остаются тут в промежутках, а проходят и в душу и в тело, забирают и самый дух – сознание и свободу – в свою власть и таким образом господствуют над всем человеком. Как они в стачке с бесами, то чрез них и бесы господствуют над человеком, мечтающим, однако ж, что он сам себе господин. (3, с. 190)

4. Как развиваются страсти

Главный вид, в каком является враждебное в нас, есть помысл. (1, с. 274)

Способ образования греха из мысли в дело у святых отцов определен с точностию, и с точностию тоже определена виновность каждого в сем ходе дела момента. Весь ход дела изображается так: сначала бывает прилог, далее внимание, потом услаждение, за ним желание, из пето решимость, и наконец дело (См. Филофея Синайского. Добротолюбие. Т. 3. Гл. 34 и далее). Чем далее какой момент от исхода и чем ближе к концу, тем он значительнее, развратнее и грешнее. Верх виновности – в деле, и ее почти нет в прилоге.

Прилог есть простое представление вещи, от действия ли чувств или от действия памяти и воображения представшей нашему сознанию. Здесь нет греха, когда рождение образов не в нашей власти…

СВЯТООТЕЧЕСКАЯ СХЕМА РАЗВИТИЯ СТРАСТЕЙ

Внимание есть установление сознания или ока ума на родившемся образе с тем, чтоб осмотреть его, как бы побеседовать с ним. Это есть медление в помысле единичном или многосложном. Сие действие более во власти человека, ибо родившийся против воли образ можно тотчас изгнать. Потому оно и более виновно…

Услаждение есть приложение к предмету вслед за умом и сердца. Оно приходит, когда вследствие внимания к предмету, он начинает нам нравиться, и мы находим удовольствие в умном смотрении на него, лелеем его в мысли. Услаждение греховными предметами есть уже прямо грех…

От услаждения один шаг до желания. Отличие между ними то, что душа услаждающаяся пребывает в себе, напротив, желающая склоняется к предмету, имеет к нему стремление, начинает искать его. Оно никак не может быть безвинным, ибо совершается согласием или рождается современно с ним, как бы из-под него; согласие же всегда в нашей воле.

От желания еще одною чертою отличается решимость, именно тем, что в состав или в условие рождения ее входит уверенность в возможности и видение средств. Желающий изрек согласие на дело, но еще ничего не придумал и не предпринимал к достижению своей цели; у решившегося все уже осмотрено и решено, остается только приводить в движение члены тела или другие силы для соответственного производства дел.

Когда же наконец и сие будет совершено, тогда кончается все делопроизводство греха и является дело – плод развращения, зачатого внутри и родившего беззаконие вовне. (2, т. 1, с. 156–159)

СХЕМА РАЗВИТИЯ СТРАСТЕЙ ПО ФЕОФАНУ ЗАТВОРНИКУ (2, т. 1, с. 156–161)

5. Почему необходима борьба со страстями

Для сознания в страстном врага не требуется большая головоломная работа. Довольно восстановить убеждение, что ко всему страстному не благоволит Бог; не благоволит потому и ко всем, которые принимают и лелеют в себе страстное. Стало быть, страстное Бога против нас восставляет и нас от Него отбивает. А в этом конечная пагуба наша. (3, с. 201)

Тут у вас заключен союз с Богом на вечные веки. Сущность же союза такова: твои друзья – мои друзья, твои враги – мои враги. А страсти что суть Богу? Враги. Во всем слове Божием объявляется полное к ним неблаговоление Божие. Гордым Бог противится; сребролюбие – идолослужение; человекоугодников разсыпа кости Бог и проч., и проч. Потому Апостол и предписал христианам о страстях: ниже да именуется в вас (Еф. 5, 3). (3, с. 200)

Всякий грех, как дело в угоду страсти, против совести, есть убийственный удар духу нашему. Удар за ударом – и конечная смерть, т. е. такое состояние, когда добрые возбуждения уже не поднимаются из сердца. (19, с. 391)

В грешнике, преданном греху, чувственные склонности и страсти душевные все более и более берут верх над высшими духовными требованиями и подавляют их до того, что свет жизни духовной совсем наконец погасает. Вместе с тем вянет и телесная жизнь от нарушения целости жизни человеческой и пресечения должных ее отношений к верховному источнику бытия и жизни. Отсюда болезни, страдания и ранняя смерть. Так не духовно только, но и телесно грех убивает, – и не одно только лицо, но нередко целый род, коль скоро он усердно работает греху. (Отсюда пресечение родов) (20, с. 131)

Кто мучает тело, самоугодливо предаваясь плотским страстям, тому оно отплатит под старость болезнями преимущественно в тех частях, коими кто работал греху. (5, с. 26)

Страсти не суть какие-либо легкие помышления или пожелания, которые являются и потом исчезают, не оставляя по себе следа; это сильные стремления, внутреннейшие настроения порочного сердца. Они глубоко входят в естество души и долгим властвованием над нами и привычным удовлетворением их до такой степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу. Их не выбросишь так легко, как легко выбрасывается сор или сметается пыль. Но так как они не естественны душе, а входят в нее по грехолюбию нашему, то, по причине этой самой неестественности своей, и будут томить и жечь душу. Это все то же, как если бы кто принял яд. Яд этот жжет и терзает тело, потому что противен устройству его; или, как если бы кто посадил змею в себя, и она, оставаясь живою, грызла бы его внутренности. Так и страсти, как яд и змея, принятые внутрь, будут грызть и терзать ее. И рада была бы она выбросить их из себя, да не сможет, потому что они сроднились, срослись с нею, а спасительных средств исцеления, предлагаемых здесь Святою Церковию в покаянии и исповеди, тогда не будет. Ну и мучься, и терзайся ими непрестанно и нестерпимо, нося внутри себя адский огонь, вечно палящий и никогда не угасающий. (9, с. 460–461)

Словом, если б не было в нас страстей, мы все жили бы свято и непорочно, в мире и любви, во взаимном вспомоществовании и содействии друг другу. Стало быть, страсти суть главные наши враги, их-то особенно надо нам и побивать, против них-то направлять всю воинственную духовную силу, или все наше духовное всеоружие. (9, с. 133)

6. Искушения и их виды

Неправые движения не так были бы свирепы, если бы не вспомоществуемы были соседствующими им родителями их – миром и бесами.

Мир есть осуществленный мир страстей, или ходячие страсти в лицах, обычаях, делах. Прикасаясь к нему какою-нибудь частию, нельзя не растревожить и соответственной в себе раны, или страсти, по сходству их и подобонастроению…

И бесы, как источники всякого зла, своими полчищами всюду окружая людей, научают их на всякий грех, действуя чрез плоть, особенно чувства и ту стихию, в коей душа и самые бесы. Потому-то всякую страсть и всякое восстание греховное можно относить к ним как к причине. Но есть нечто в греховном круге, что бесы только одни и могут навеять, к чему, при всей порче, естество представляется неспособным: так, помыслы хульные – сомнения, неверия, необыкновенного отвращения, омрачение, разного рода прелести и, вообще, искушения страстные, дмящиеся, например – неукротимая блудная страсть, досмертная и упорная ненависть и проч. Кроме сих невидимых борений от бесов, есть нападения от них видимые, осязаемые чрез тело: это – разного рода привидения, простирающиеся даже до власти их над телом. Для распознания всего коварства бесов полезно прочитать жития Нифонта, Спиридона и другие. (1, с. 272–273)

У врага есть будто закон – не вдруг начинать со страсти, а с помысла и часто повторять его. Прогнанный гневом в первый раз снисходительнее может быть принят во второй, в третий, потом родится желание и страсть, и отсюда – один шаг до согласия и дела. Продолжительные помыслы тяжелы, убийственны; им преимущественно принадлежит название искушающих. Знать касательно их надобно то, что они не от природы, хотя и свойственны ей по свойству своему, а всегда от врага; что Господь попущает их с особенным, касательно нашего очищения, намерением, чтоб испытать и утвердить нашу верность, веру, постоянство и умение созидать внутреннего человека – потому должно благодушно терпеть их, хотя бы они слишком были оскорбительны для нового благодатного сердца, каковы: хулы, отчаяние, неверие. Главное дело – во все время никак не склоняться на них, не усвоять себе и держать сердце в свободе от них, отделяя их от себя и своей свободы мыслию и верою. (1, с. 286–287)

«СУТОЧНЫЙ КРУГ» КОЗНЕЙ ВРАЖИИХ (7, с. 394–396, 440–453)

От вражеских нападок, смущений и поражений сердца никто не свободен. Так устроена наша жизнь. Но это не на пагубу нам, а во спасение. В нас кроется зло всякое – вследствие нападения. От этого зла надо очистить сердце. Но чтобы очистить, надо его увидеть; чтобы увидеть, надобно, чтобы оно вышло из своей скрытности… Когда же оно выйдет, надобно его посекать – противлением, молитвою и ненавистию. И это всякий раз, как зло выйдет из скрытности. Вот это и делают искушения – от плоти, мира и диавола. Они вызывают наружу скрытое в нас зло. Наше дело – лишь только увидим его вышедшим из сердца, посекать его. И это благо для нас. Как худосочие выходит наружу сыпью, так скрытое в нас зло выходит наружу худыми мыслями, чувствами, и позывами, и порывами… Как сыпь не загоняют внутрь, а счищают; тогда внутренние соки очищаются. Так и в душе, когда худое, обнаруживающееся в мыслях, чувствах и позывах, не скрывают внутри, а посекают, тогда душевная чистота утверждается внутри. (14, с. 101)