Buch lesen: «Еще томлюсь тоской желаний… (сборник)»

Не верь, не верь поэту, дева…

 
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило…
 

Один взгляд на эти строки – и в голове сразу звучит мотив романса. Легко, по памяти, продолжаем:

 
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
 

Кажется, мы всю жизнь знали эти стихи, и рассказанная в них история представляется совсем простой: когда-то поэт любил женщину, и вдруг встречает ее, скорее всего, случайно, после долгой разлуки.

История действительно простая. Юношеская влюбленность, расставание, случайная встреча. И разлука действительно долгая – без малого четверть века, и встреча случайная. А все воскресает: и очарование, и любовь, и «душевная полнота», и сама жизнь наполняется смыслом. И трудно представить, что поэту уже 67 лет, а его любимой – 61. И остается только восхищаться такой силой и чистотой чувств, такой способностью любить, таким преклонением перед женщиной.

Это была Клотильда Ботмер – младшая сестра Элеоноры, первой жены Федора Ивановича Тютчева; ее инициалы и вынесены в заглавие стихотворения. Между двумя встречами с этой женщиной поэт пережил и юношескую влюбленность, и семейное счастье мужа и отца, и роковую страсть, и горькие потери любимых. История любви Федора Ивановича Тютчева полна драматизма, безумной страсти, роковых ошибок, душевных мук, разочарований и раскаяния. Поэт в своих стихах не называет имен любимых женщин, они становятся для него центром бытия, осью, на которой держится весь мир; и каждый раз любовное увлечение оборачивается не только слиянием родственных душ, но и поединком роковым:

 
Любовь, любовь – гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
 

(Предопределенье)

Первая любовь пришла к Федору Тютчеву в Мюнхене, где он служил внештатным чиновником при русской дипломатической миссии. «Младой фее» – Амалии Максимилиановне Лерхенфельд (позднее в замужестве – баронесса Крюденер) – было всего 14 лет, а поэту 18. Они гуляли по городу, совершали поездки по его древним предместьям, к Дунаю, обменялись цепочками для нательных крестиков («Я помню время золотое…»). Однако «золотое время» романтических прогулок и по-детски чистых отношений длилось недолго. Предложение о браке было отклонено родственниками юной возлюбленной: нетитулованному русскому дипломату, находящемуся в Германии на внештатной службе, небогатому и еще слишком молодому, предпочли более удачную партию. Переживания Тютчева – обида, горечь, разочарование – отражены в грустном, щемящем сердце, послании:

 
Твой милый взор, невинной страсти полный,
Златой рассвет небесных чувств твоих
Не мог – увы! – умилостивить их —
Он служит им укорою безмолвной.
Сии сердца, в которых правды нет,
Они, о друг, бегут, как приговора,
Твоей любви младенческого взора.
Он страшен им, как память детских лет.
Но для меня сей взор благодеянье;
Как жизни ключ, в душевной глубине
Твой взор живет и будет жить во мне:
Он нужен ей, как небо и дыханье.
Таков горе духов блаженный свет;
Лишь в небесах сияет он, небесный;
В ночи греха, на дне ужасной бездны,
Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.
 

(«Твой милый взор, невинной страсти полный»)

Но была еще одна встреча спустя многие годы. Амалия, уже не останавливаясь перед нормами приличия, без приглашения пришла к умирающему Тютчеву и вернула обещанный при обмене шейными крестильными цепочками поцелуй.

В Мюнхене же Тютчев встретил свою новую любовь – Элеонору Петерсон (урожденную фон Ботмер). Она была вдовой русского дипломата, старше Тютчева на три года и имела от первого брака четырех сыновей. Необыкновенно красивая, женственная, чуткая, она боготворила мужа и подарила ему несколько счастливых лет и трех дочерей: Анну (1829), Дарью (1834) и Екатерину (1835). В январе 1833 года в жизнь Тютчева, словно камень, сброшенный с горы, – кем сброшенный – всесильным Роком или слепым Случаем? – ворвалась новая большая любовь, повлекшая за собой испытания и проблемы…

 
С горы скатившись, камень лег в долине.
Как он упал? Никто не знает ныне —
Сорвался ль он с вершины сам собой,
Иль был низринут волею чужой?
Столетье за столетьем пронеслося:
Никто еще не разрешил вопроса.
 

(Probleme)

Всепоглощающая безумная страсть к молодой и прелестной Эрнестине фон Дёрнберг (урожденной фон Пфеффель) в сочетании со служебными обязанностями и чувством семейного долга вызывают у поэта томление, раздражение, отчаянную тоску. Однако этим испытаниям и проблемам суждено было закончиться настоящей трагедией: в результате несчастного случая в жесточайших мучениях Элеонора умерла. Нежную память о ней поэт сохранил на всю жизнь, а на 10-ю годовщину смерти Элеоноры написал:

 
Еще томлюсь тоской желаний.
Еще стремлюсь к тебе душой —
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой…
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда…
 

(«Еще томлюсь тоской желаний…»)

Так спустя шесть лет после знакомства и безумной страсти Эрнестина стала второй женой поэта.

 
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг…
Но есть сильней очарованья:
Глаза потупленные ниц,
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
 

(«Люблю глаза твои, мой друг…»)

Эта женщина вдохновила Тютчева на создание таких шедевров любовной лирики, как «С какою негою, с какой тоской влюбленной…», «Вчера, в мечтах обвороженных», «Не знаю я, коснется ль благодать…», «1 декабря 1837», «Она сидела на полу…». Она родила ему трех детей: Марию (1840), Дмитрия (1841) и Ивана (1846). В сентябре 1844 года под влиянием жизненных обстоятельств Тютчев принял решение вернуться в Петербург. Начиналась вторая, русская, жизнь Федора Ивановича. Тютчеву – 41 год.

Жизнь в России для семьи оказалась сложной: постоянные денежные затруднения, непривычный климат, неустроенный, по сравнению с европейским, быт; а главное – дети, свои, крошечные, с детскими болезнями и почти взрослые падчерицы с новыми взрослыми проблемами. К Петербургу Эрнестина Федоровна так и не привыкла, не увлекали ее и успехи в «модном свете»; охотно отпуская супруга блистать в аристократических гостиных, она с удовольствием занималась детьми, домом, много и серьезно читала, а позже подолгу жила в родовом имении Тютчевых в Орловской губернии. Федор Иванович начал томиться, скучать, рваться из дому… Ему стало тесно внутри семейного круга.

 
Как дымный столп
светлеет в вышине! —
Как тень внизу скользит,
неуловима!..
«Вот наша жизнь,—
промолвила ты мне,—
Не светлый дым,
блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма…»
 

(«Как дымный столп…»)

В таком состоянии души и сердца застало Тютчева знакомство с Еленой Денисьевой. Елена Александровна была женщиной красивой, смелой, темпераментной; роман с нею развивался бурно и страстно. Последовали скандал и общественное осуждение.

 
Чему молилась ты с любовью,
Что, как святыню берегла,
Судьба людскому суесловью
На поруганье предала.
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей,
И ты невольно постыдилась
И тайн и жертв, доступных ей.
Ах, если бы живые крылья
Души, парящей над толпой,
Ее спасали от насилья
Бессмертной пошлости людской!
 

(«Чему молилась ты с любовью»)

Гордая молодая женщина, бросившая вызов светскому обществу, совершившая подвиг во имя любви и погибшая в отчаянной борьбе за свое счастье – такова героиня денисьевского цикла стихотворений. Тютчев понимал, насколько роковой оказалась для нее их любовь.

 
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
…..
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
 

(«О, как убийственно мы любим…»)

Душа поэта разрывалась между двумя любимыми женщинами. И Эрнестина, и Елена были как бы центрами двух его разных жизней, двух одновременно существующих миров. Испытывая глубокое благодарное чувство к жене, он тем не менее не мог положить конец своим отношениям с Еленой, которые в одном из стихотворений 1859 года, обращенном к Эрнестине Федоровне, назвал «духовным обмороком»:

 
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
Мне благодатью ты б была —
Ты, ты, мое земное провиденье!..
 

(«Не знаю я, коснется ль благодать»)

Однако привязанность, чувство долга и благодарности к жене не могли вытеснить из души поэта такую драматичную, но нежную любовь к Елене Денисьевой.

 
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье,—
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.
 

(Последняя любовь)

Развязка этой накаленной драматичной ситуации была трагической. Отчаянно отстаивая свое право на счастье с любимым, Елена Александровна уже в зрелом возрасте решилась на третьего ребенка, но умерла при родах. За год до этого Тютчев написал стихотворение, в котором впервые за четырнадцать лет своего рокового романа признает его греховность:

 
Когда на то нет Божьего согласья,
Как ни страдай она, любя,—
Душа, увы, не выстрадает счастья,
Но может выстрадать себя…
 

(«Когда на то нет Божьего согласья…»)

Смерть любимой глубоко потрясла поэта, собственная жизнь будто потеряла смысл; им охватило отчаяние, он даже был близок к помешательству.

 
О, этот Юг, о, эта Ницца!..
О, как их блеск меня тревожит!
Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет – и не может…
Нет ни полета, ни размаху —
Висят поломанные крылья,
И вся она, прижавшись к праху,
Дрожит от боли и бессилья…
 

(«О, этот Юг, о, эта Ницца!..»)

Чувство страдания и вины усугубилось трагедией в семье: один за одним умерли четверо детей, а вскоре и брат.

Последние слова любви Федор Иванович, уже смертельно больной, адресовал своей жене Эрнестине:

 
Всё отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Чтоб я ему еще молиться мог.
 

День смерти поэта пришелся на 15 июля 1873 года. За двадцать три года до этого, день в день, 15 июля, последний романтический поэт встретил свою последнюю любовь – Елену Денисьеву…

1820-е
Твой милый взор, невинной страсти полный…

«Не дай нам духу празднословья!»

 
«Не дай нам духу празднословья!»
Итак, от нынешнего дня
Ты в силу нашего условья
Молитв не требуй от меня.
 

Начало 1820-х годов

Весеннее приветствие стихотворцам

 
Любовь земли и прелесть года,
Весна благоухает нам!—
Творенью пир дает природа,
Свиданья пир дает сынам!..
Дух силы, жизни и свободы
Возносит, обвевает нас!..
И радость в сердце пролилась,
Как отзыв торжества природы,
Как бога животворный глас!..
Где вы, Гармонии сыны?..
Сюда!.. и смелыми перстами
Коснитесь дремлющей струны,
Нагретой яркими лучами
Любви, восторга и весны!..
0 вы, чей взор столь часто освящен
Благоговения слезами,
Природы храм отверст, певцы, пред вами!
Вам ключ к нему поэзией вручен!
В парении своем высоком
Не изменяйтесь никогда!..
И вечная природы красота
Не будет вам ни тайной, ни упреком!..
Как полным, пламенным расцветом,
Омытые Авроры светом,
Блистают розы и горят—
И Зефир – радостным полетом
Их разливает аромат,—
Так разливайся жизни сладость,
Певцы, за вами по следам!
Так порхай ваша, други, младость
По светлым счастия цветам!..
 

<Апрель 1821>

Слезы

O lacrimarum fons…

Gray¹

 
Люблю, друзья, ласкать очами
Иль пурпур искрометных вин,
Или плодов между листами
Благоухающий рубин.
Люблю смотреть, когда созданье
Как бы погружено в весне,
И мир заснул в благоуханье
И улыбается во сне!..
Люблю, когда лицо прекрасной
Зефир лобзаньем пламенит,
То кудрей шелк взвевает сладострастный,
То в ямочки впивается ланит!
Но что все прелести пафосския царицы,
И гроздий сок, и запах роз
Перед тобой, святой источник слез,
Роса божественной денницы!..
Небесный луч играет в них
И, преломясь о капли огневые,
Рисует радуги живые
На тучах жизни громовых.
И только смертного зениц
Ты, ангел слез, дотронешься крылами —
Туман рассеется слезами
И небо серафимских лиц
Вдруг разовьется пред очами.
 

21 июля 1823

Противникам вина

(Яко и вино веселит сердце человека)

 
О, суд людей неправый,
Что пьянствовать грешно!
Велит рассудок здравый
Любить и пить вино.
Проклятие и горе
На спорщиков главу!
Я помощь в важном споре
Святую призову.
Наш прадед, обольщенный
Женою и змием,
Плод скушал запрещенный
И прогнан поделом.
Ну как не согласиться,
Что дед был виноват:
Чем яблоком прельститься,
Имея виноград?
Но честь и слава Ною,—
Он вел себя умно,
Рассорился с водою
И взялся за вино.
Ни ссоры, ни упреку
Не нажил за бокал.
И часто гроздий соку
В него он подливал.
Благие покушенья
Сам бог благословил —
И в знак благоволенья
Завет с ним заключил.
Вдруг с кубком не слюбился
Один из сыновей.
О, изверг! Ной вступился,
И в ад попал злодей.
Так станемте ж запоем
Из набожности пить,
Чтоб в божье вместе с Ноем
Святилище вступить.
 

Начало 1820-х годов