Buch lesen: «История Кубанского казачьего войска»
Введение
В науке принято подразделять прошлое человечества на два отдела – на историю и предысторию. Первая обнимает жизнь людей со времени появления о них письменных источников, вторая касается первобытного человека. Но исторически и первобытный или доисторический человек одинаково вращались в естественной обстановке, среди природы в разнообразных ее проявлениях. Исторические условия, вытекавшие из взаимоотношения людей, тесно переплетались поэтому с условиями естественно-историческими, составлявшими обстановку природы. Эта точка зрения была положена автором в основу утвержденной военным министром программы по «Истории Кубанского казачьего войска».
История казачества была бы не полна и не планомерна без истории края, без знакомства с естественною обстановкою и условиями, при которых пришлось жить и действовать казаку.
Настоящий первый том «Истории Кубанского казачьего войска» обнимает собою собственно историю края и заселения его казачеством.
Кубанский край, разделенный рекою Кубанью на две части – горную и степную, отличается разнообразием и богатством естественных условий. Благодаря этим условиям и выгодному положению края, здесь обитал человек с незапамятных времен и сюда всегда тяготели народы, проходившие мимо Кавказа.
Есть основание предполагать, что в самую отдаленную от нас эпоху – в палеолитический период каменного века – жил уже здесь дилювиальный человек. Существование первобытного человека на Кубани в следующий неолитический период каменного века подтверждается многочисленными данными доисторической археологии.
Аналогичные указания по этому предмету кроются и в основе кавказских мифов. Прометей, давший огонь людям, несомненно был представителем их в самые отдаленные от нас времена. В мифах об одноглазых великанах сохранились следы людоедства, характерные для людей каменного века. Сказания об амазонках обнимают ту часть предыстории, когда у людей существовали коммунальные брачные отношения, перешедшие потом путем эволюции в позднейшие формы семьи и брака. Наконец, в легендах о богатырях воплощена героическая эпоха первобытных людей, создавших сложные и близкие уже к историческим формы жизни. Некоторые богатыри, как Редедя, были заведомо историческими личностями.
К представлениям о богатырях народ приурочил многочисленные исторические памятники, встречающиеся в Кубанской области и Черноморской губернии. Это дольмены или богатырские хаты, представляющие собою гробницы людей неолитического периода, как об этом свидетельствуют археологические находки – костяки людей, способы погребения и предметы домашней обстановки.
Вероятными строителями дольменов были киммерийцы, обитавшие на Кубани и по берегам Азовского и Черного морей. Об этом народе, как и о древних скифах, остались в истории смутные воспоминания. Несомненно, однако, что обе народности принадлежали к одному и тому же корню арийцев.
Колыбелью арийцев принято считать Азию, но в Азии оказалась только одна отрасль арийцев – индоиранцы, небольшая по численности и незначительная по культурному развитию группа. Между тем в Европе установлено шесть арийских групп, многочисленных, высококультурных и связанных между собою сходством языка: греки стоят по языку ближе всех к итальянцам, итальянцы к грекам и кельтам, кельты к итальянцам и германцам, германцы к кельтам и литве, литва к германцам и славянам, но между славянами и греками как бы выпало одно лингвистическое звено, которым замыкался бы общий круг арийских наречий. Такой язык, близкий, с одной стороны, к славянскому, а с другой к греческому, оказался у древних индусов, потомки которых – индоиранцы – обитают в Азии. Очевидно, что именно предки индоиранцев вышли из Европы в Азию, так как трудно предположить, чтобы от маленькой индоиранской народности, жившей будто бы в глубине Азии в Бактриане, отделилось целых шесть мощных народов, прошедших Азию и занявших всю Европу.
Данные кубанской предыстории усиливают вывод о колыбели арийцев в Европе. До P. X. не было ни одного случая передвижения народов из Азии на север Кавказа. Прародитель греков Прометей находился на Кавказе у Эльбруса, а его сын Девкалион с женой Пиррой ушли отсюда к юго-западу в Грецию и восстановили здесь, после потопа, род человеческий. Таким образом, в легенде этой как бы кроются намеки на то, что когда-то одна часть арийцев осталась на Кавказе, а другая подвинулась отсюда на юг. С тех пор остались указания, что с севера, с Кавказа, ходили люди на юг, в Азию, а не наоборот. Древние писатели и пророк Иезекиль передают, как народ Гот, или скифы, делали набеги на обитателей Мaлой Азии, как скифы преследовали в том же направлении киммерийцев, как вообще Северный Кавказ и Кубанская область считались странами, имевшими своих коренных обитателей.
Такой страной, удобной для колонизации и торговых сношений с местными народами, признали Кавказ и древние греки. В IV веке до Р. X. они основали ряд торговых колоний по Черноморскому побережью – на Кавказе и в Крыму. В ряду этих колоний скоро приобрело первенствующее значение Босфорское царство, расположенное по обеим сторонам Таманского пролива и существовавшее почти целое столетие. Средоточием торговых сношений и военных сил служил собственно Таманский полуостров, с греками во главе; а главную массу населения составляли скифо-меоты, обитавшие обособленными группами в нынешней Кубанской области.
Первой по времени исторически известной народностью, пришедшей на Кубань извне, были готы, также арийцы, жившие раньше в Швеции и на берегах Балтийского моря. Они были предшественниками и единоплеменниками варягов, основавших Русь, и жили на Северном Кавказе с IIІ по VI век. Готы принесли на Кубань христианство и одновременно с местными народностями были покорены гуннами.
Собственно готов нельзя считать новой расой, так как они были арийского происхождения. Чуждая арийцам народность явилась в первый раз на Кавказе в лице гуннов, принадлежавших к монгольской расе, а за ними уже следовали в смешанном порядке тюрки и монголы.
Гунны появились на Кубани в конце IV столетия, вышли из глубины Монголии в 372 году, разбили, в своем стремительном натиске, на Кавказе аланов, предков нынешних осетин, и прошли отсюда дальше в Западную Европу, слившись с аланами и скифами. Это было первое нашествие азиатских кочевников на коренное население Кавказа и Европы.
За гуннами, в VII веке, следовали хазары, вышедшие также из Восточной Азии и занявшие Северный Кавказ, Таманский полуостров и Крым. Особенно усилились они в VIII столетии; с IX столетия власть их ослабела и они были частью покорены, а частью вытеснены новыми кочевниками Восточной Азии – печенегами. В это время появилась на Кубани третья народность – торки. Все эти народности были тюркского происхождения. Сначала хазары, в союзе с торками, вытеснили печенегов с Северного Кавказа обратно за Волгу; но позже печенеги покорили хазар и в течение X столетия были господствующим племенем в южнорусских степях и Кубанской области, а в начале XI столетия их вытеснили сначала на Дунай и затем на Балканский полуостров торки.
Торки недолго оставались в Кубанской области и вообще в южной России; они были покорены половцами.
Последний натиск тюркских народностей из Азии через Кавказ на Европу представляло нашествие половцев, занявших юг России, половцы сосредоточили свои главные силы в устьях Дона и степях, примыкавших к нему со стороны Кавказа и Волги. Здесь в 1184 году они разбили русских в известной битве на р. Калке, а 40 лет спустя, в свою очередь, были побеждены и почти уничтожены монголами.
В то время, когда из Азии через Северный Кавказ шли в Европу полчища кочевников – сначала гунны, за гуннами авары и венгры, далее печенеги, торки и половцы, аборигены края продолжали оставаться на местах. Часть их ютилась в горах Северного Кавказа, а часть подавалась севернее к южнорусским степям. Так уцелели на Северном Кавказе, с одной стороны, потомки киммерийцев черкесы, а с другой – потомки скифов – славяне.
Последние, славяне, получившие уже название русских, прочно были связаны с кубанскими местами еще с конца X века. В 965 году русский князь Святослав, ходивший походом на Дон и в Крым, пробрался к берегам Кубани и, победивши здесь черкесские племена – яссов и коссогов, овладел Таманским полуостровом, или Тмутараканью. Русские господствовали здесь до 1127 года, когда половцы овладели Босфорским царством. Столетием позже русские вместе с половцами подпали под власть монголов.
Монгольским игом, точно туманной пеленой, покрываются страницы Кубанской истории. Что делалось в эту эпоху в Кубанской области и на Северном Кавказе – трудно сказать. Но впоследствии оказалось, что киммеро-черкесы остались на своих местах. Более того. Когда пала Золотая Орда и обессилели монголы, – черкесы объединились с татарами.
Но в это время на арене Кубанской истории появляется новая народность, явившаяся сюда с запада. Это были генуэзцы. Пора владычества кочевников проходила. На смену шла культура, принесенная западноевропейскими мореплавателями и торговцами. Генуэзцы заняли бывшее Босфорское царство и вошли в близкое соприкосновение с черкесами, насаждая между ними христианство и развивая торговые сношения.
В период расширения торговой и культурной деятельности генуэзских колоний в Крыму и на Кавказе началось влияние турок на кавказские народности. Покоривши татар, они повели деятельную пропаганду ислама между ними и черкесами. В течение 275 лет, начиная с 1479 года, когда крымский хан Менгли-Гирей принял протекторат Турции, и оканчивая 1774 годом, когда, по Кучук-Кайнарджийскому договору, кубанские степи перешли во владение России, турки номинально и фактически были властителями Северного Кавказа и Кубанской области.
Вот в эту-то эпоху, по крайней мере в течение двух столетий с половиной, между русскими войсками и воинственными народностями Северного Кавказа начинаются длительные кровавые столкновения. Россия шаг за шагом подвигалась к Кавказу. Передовыми бойцами в этой продолжительной борьбе были казаки.
Казачество к тому времени сформировалось уже во многих местах – на Днепре, на Дону, на Урале и по Тереку. Прототипом этих казачьих войск послужила запорожская казачья община. Запорожская Сечь состояла из товарищества равноправных воинов, объединенных совместной жизнью и защитой русской народности и религии. В основе ее лежало выборное начало и несложная внутренняя жизнь казачества под непосредственным контролем всех полноправных членов общины.
В 1775 году под влиянием стремления к централизации русского правительства, последним была разрушена Запорожская Сечь, как свободный союз вольного казачества. Одна часть обездоленных запорожцев перешла в Турцию, основавши в устьях Дуная турецкий Запорожский Кош, а другая разбрелась по разным местам южной России. Когда же в 1787 году возникла вой-на России с Турцией, тому же русскому правительству потребовались для военных целей лучшие разведчики и знатоки местных военных условий – запорожцы. Бывшим запорожским старшинам – Сидору Белому, Антону Головатому и Захарию Чепиге – Потемкин поручил собирать сичевиков в «волонтерные команды». Казаки дружно откликнулись на этот призыв. В течение 6 месяцев, с 20 августа 1787 года по 31 января 1788 года, собравшиеся запорожцы составляли уже настолько внушительные силу, что князь Потемкин, главный виновник разрушения Запорожской Сечи, немедленно, одним почерком пера, обратил «волонтерные команды» в «казачье войско», заменивши первое название вторым. И так же естественно, под давлением живой действительности, Потемкин сразу допустил появление у вой-ска традиционных кошевого атамана, вой-скового управления, старшины и обычного у запорожцев военного строя из конницы, артиллерии, пехоты и гребной флотилии. Таким образом, по своей внешней организации войско напоминало Запорожскую Сечь; недоставало ему самого главного – собственных земельных владений.
Призванные на службу запорожцы принимали самое деятельное участие в войне с турками, заявив себя целым рядом выдающихся подвигов и неутомимой службой передового разведочного отряда. Войско получило название «Войска черноморских верных казаков», в отличие от «неверных» казаков, перешедших в Турцию. Черноморцам временно была отведена земля между Днестром и Бугом, и во время войны они начали уже устраиваться на указанных землях. Но урок, данный запорожцам разрушением Сечи в 1775 году, и щедрая раздача правительством земель представителям военно-административного мира, заставили казаков искать таких мест, где можно было бы закрепить за войском землю навсегда. В этих видах черноморцы задумали перейти с Буга на Кубань.
Раз наметивши эту цель, войско с замечательной последовательностью провело задуманный план. На собранной по этому поводу раде казаки постановили просить земли на Фанагории или в Тамани «с окрестностями оной». В этом духе написано было прошение на Высочайшее имя и выработана инструкция депутатам, избранным для посылки в Петербург. Во главе депутации стоял войсковой судья А.А. Головатый. Этот замечательный деятель сумел осуществить желания войска, как они выражены были на Войсковой Раде, в прошении и в инструкции. Формула о пожаловании войску земли в Тамани «с окрестностями оной» внесена была целиком в жалованную грамоту вой-ску от 2 июля 1792 года. На Черноморское войско, подчиненное в отношении управления таврическому военному губернатору, возложена была охрана границ России по р. Кубани «от набегов народов закубанских».
Заселение края производилось в течение двух лет – в 1792 и 1793 годах. Войско и вой-сковое население были подразделены на четыре части и каждая часть передвинута была из-за Буга на Кубань особо. Но самое расселение войска на новых местах было соединено с большими затруднениями.
Вместо того, чтобы предоставить способы размещения переселенцев всему войску, в лице избранных им для этого представителей, войсковое начальство произвело расселение по личному своему усмотрению. Три лица – кошевой атаман Чепига, войсковой судья Головатый и войсковой писарь Котляревский – приняли на себя самозваную роль учредителей и законодателей порядков вой-ска, роль, не предоставленную им ни Высочайше пожалованной грамотой, ни другим каким-либо законодательным актом, ни полномочиями от войска. Уничтоживши совершенно традиционные формы самоуправления Запорожской Сечи, высшие казачьи власти составили и преподнесли войску свой законодательный акт под именем «Порядка общей пользы». Этим актом войско лишено было выборного начала и общественного контроля над действиями властей. Оставлены были лишь внешние формы запорожского устройства и учреждений, и изъята была душа их – Войсковая Рада.
Тяжелую годину пережило Черноморское войско в это время. Вследствие неудачного выбора войсковыми правителями пунктов расселения, казакам пришлось по несколько раз переносить с места на место целые куренные селения. Требовалось все завести и создать заново. Экономическая жизнь и хозяйственные начинания выразились поэтому в самых скромных и примитивных формах. Войсковые средства и повинности, внутренний и семейный быт, судебные установления, религиозные нужды, умственные потребности – все это лишь зарождалось, оформлялось и росло или чахло в зависимости от окружающих условий и внешнего разрушения старинных казачьих порядков. Под влиянием «Порядка общей пользы» казачья старшина явно выделилась в особый класс, захвативши в исключительное пользование лучшие войсковые земли и угодья, всячески эксплуатировала служилых казаков и куренное население, не в меру преследуя сословные интересы в ущерб интересам всего казачества.
На почве экономического слабосилия казачьей массы и сурового угнетения ее правящей старшиной возник так называемый персидский бунт. Казаки, похоронившие в персидском походе половину своих товарищей, голодные, ничего не имущие и обобранные старшиной, выразили свои претензии в письменной жалобе войску. Но эти справедливые требования казаков войсковой атаман Котляревский и старшина искусственно раздули в бунт. Это был заключительный акт казачьих вольностей, похороны казачьего самоуправления и старинного народного уряда. Старшина окончательно свела счеты с рядовым казачеством, занявши место правящей администрации.
Одновременно с заселением Черномории велась колонизация и Старой Линии, примыкавшей к Черномории с востока. Сюда шли не вольные казаки, как это было у черноморцев, а вопреки исконным казачьим обычаям и порядкам служилые полки, отбывшие, сверх срока, очередную военную службу на Линии. Эта несправедливая мера взволновала всю Донщину.
Волнения донцов начались пятью годами раньше персидского бунта у черноморцев, но, выразившись в более резкой форме, по общему своему характеру они поразительно напоминают волнения черноморцев. Казаки отстаивали свои старинные права и привилегии, верили в высокую правду Петербурга, послали посланцев к царице и крепко стояли за свои казачьи порядки. Когда же ожидания казаков не оправдались, исконные казачьи порядки были поломаны и правда, с точки зрения казака, была поругана, – дело перешло в открытый бунт и вооруженные сопротивления. До кровопролития, однако, не дошло; казаки смирились; зачинщики были наказаны; но и правительство ограничилось переселением на Кубань трети казаков, оставив остальные две трети их на родине на Дону.
Волнениями двух войск – Донского и Черноморского – заканчивается собственно история края. Казаки, потерявшие свои вольности, осели на местах тех самых аборигенов, от которых, быть может, произошли. В предлагаемой Истории Кубанского края проведена общая связующая нить смены одних народностей другими, смены, восходящей к отдаленным временам первобытного человека и предыстории. Как последнее звено в этом непрерывном ряде народов, казаки заняли край при иных исторических и международных условиях сравнительно с условиями жизни предшествовавших им народностей. Казакам предстояло поэтому заново, применительно к изменившейся исторической обстановке, создать позднейшие формы жизни.
Богатый естественными дарами Кубанский край обилен и историческими памятниками пребывания в нем людей. На обширных его пространствах природа и люди оставили много неизведанных еще тайников старины. Но, с одной стороны, динамические законы природы, непрерывно то созидающие, то разрушающие естественную обстановку всего живущего, а с другой – дерзкая рука человека-хищника потревожили уже драгоценные богатства этих тайников. Одни из них совершенно разрушены, безвозвратно утеряны для людей, другие сильно повреждены, обесценены для науки. Казачество, изведавшее, в силу исторической необходимости, все муки борьбы, кровопролития, насилий и разрушения, умело, однако, созидать лучшие по времени формы социальной жизни и проявлять творческие способности в области мирной деятельности. И теперь, в лице своих передовых представителей, оно может бороться с хищничеством и вандализмом, разрушающими памятники старины. Время не ждет, и история родины говорит своим детям: пощадите мои памятники, сберегите мои сокровища!
Глава I
Борьба русских войск и казачества с горцами и татарами
Стремление славян и русских к Кавказу имело за собой глубокие исторические причины. Борьбе из-за Тмутаракани предшествовало пребывание славян в Предкавказье, а этому периоду более отдаленные времена единения славян с аборигенами Кавказа – арийцами. Правда, это предположения, покоящиеся на ограниченном историческом материале, но только допустивши их, можно понять особенность тех отношений к Кавказу славяно-руссов, которые возникли в темную доисторическую эпоху и прошли красной нитью в последующие времена вплоть до наших дней. Кавказ, или, точнее, Предкавказье, славяно-руссы всегда считали своим. С кавказскими народностями у них не только велись войны, но и поддерживались определенные связи. Чем отдаленнее было историческое время, тем прочнее были, по-видимому, эти связи. Русские князья женились на горских княжнах, а русская казачья вольница на Тереке и отчасти на Дону в первые времена своего существования буквально-таки добывала жен на Кавказе. И лишь тогда, когда появились в Предкавказье народы тюркского происхождения и когда тюрки, принявшие ислам, привили его и к кавказским горцам, – возникла глубокая рознь между славяно-руссами и кавказскими горцами. На религиозной вражде к русским черкесы объединились с турками и татарами.
Впрочем, много значила в этом отношении не только религиозная рознь, но и известная степень культурного состояния у различных народностей. И горцы, и татары одинаково считали военные грабежи обычным способом добывания материальных средств. Самую ценную добычу для них представлял ясырь, русские пленники и пленницы, которыми торговали черкесы, татары и турки. Таким образом, религиозная ненависть усугублялась чисто экономическими побуждениями. С точки зрения религиозного фанатизма, русский был для черкеса, татарина и турка «гяур», неверный, с точки зрения экономической – доходная статья и сам лично, и его скот, и имущество.
Если с своей стороны русские платили противникам тем же, то постоянная их заботливость сводилась к удержанию Предкавказья за собой и к недопущению политического могущества здесь тюркских народностей. Этот основной политический мотив неоднократно и ярко отражался потом на отдельных эпизодах продолжительной и упорной борьбы русских не столько с горцами, сколько с турками и татарами.
Когда в 1559 году турецкий султан Селим, начавши войну с Персией, решил провести свои войска через Азов до Астрахани, а отсюда Каспийским морем до Ширвани, то русский царь Иоанн Грозный, не желая иметь вблизи сильного соседа в лице турецкого султана, в случае удачи его военного плана, приказал воспрепятствовать проходу турецких войск от Азова до Астрахани. И донские казаки вместе с русскими вой-сками «силой отогнали турок» с занятого ими пути на Астрахань. Этим простым актом определились дальнейшие планы русского правительства на Кавказе.
3 ноября 1722 года император Петр Первый послал особую грамоту на Дон по этому предмету. «В видах предосторожности от прихода кубанцев и других орд», решено, согласно мнению военной коллегии, посылать в степи для разведывания команды «с добрыми командирами», которым поручалось иметь с турками и татарами «ласковое обхождение по мирным трактатам, яко с приятелями следя однако за ними». «Ежели, – говорится далее в грамоте, – случится для лучших всяких ведомостей посылать шпионов, то посылать как на Кубань, так и в Крым под образом купцов». В особой приписке к этой грамоте Донскому войску приказано быть в готовности к походу против закубанцев.
1 января 1723 года войсковой атаман Василий Фролов доносил Петру Великому, что он послал на ногайскую сторону к Кубани восемь человек «бозовых татар» – Салтыггана Астаева с товарищами. Посланные пробрались в таманскую резиденцию Копыл и узнали, что Кубанский Бахтыгирей Салтан с служителями своими находился за Кубанью при р. Битле и что там по за Кубанью кочевала и его татарская орда. Султан приказал татарам, чтобы они кормили лошадей и были готовы к походу, но куда – никто не знал. Слухи ходили, однако, между копыльским населением, что поход кубанской орды подготовлялся против русских, на случай, если бы переговоры русских и турецких комиссаров, происходившее в ту пору, не привели к взаимному соглашению.
В среде самих татар и горских племен не было также мира и согласия. Родовые распри, случайные столкновения, взаимное соперничество, притязания на господство сильных над слабыми, набеги и проч. – все это вело к розни и ссорам между народностями, обитавшими по обе стороны Кубани. 31 октября 1723 года Артемий Волынский донес военной коллегии о целом ряде таких фактов.
Кабардинский владелец Арсланбек Татархан Кайсым Беков писал Волынскому, что Мусосовы дети привели в Кабарду крымское войско, что войска этого «пришло, яко саранчи», и оно отнимает у них «хлебную сторону, и что поэтому ни скота, ни живности у них не стало и остались так, как сироты, и во всем голодны».
Сам Арсланбек находился во вражде с Али Мурзиным, сыном Каншава, так как последний разорял его, соединясь с крымским ханом, а Арсланбек разорял Каншава с калмыцким войском. Волынский распорядился, чтобы терский комендант через посланных особо нарочных узнал, насколько справедливы сообщения Арсланбека, о котором ходили слухи, что он хотел искоренить всех кабардинских князей, чтобы быть одному владельцем. За содействие Бахты-Гирей Салтану Арсланбек обещал по два ясыря со двора.
В особом доношении от того же 31 октября Волынский сообщил в военную коллегию полученное им от 29 октября известие, что на Кубани между татарами произошла ссора: был убит брат Бахты-Гирея Салтана, а этот последний в отместку убил четырех кипчацких мурз, о чем Бахты-Гирей и сообщил крымскому хану. Посланные ханом войска взяли Крым, весь кипчацкий улус, с тремя тысячами населения, и кроме того, охотой последовало в Крым тысяча кибиток этсанцов.
Показания в этом духе даны и Моисеем Сукочевым, бежавшим из плена с Кубани. Для наказания кипчатцев хан послал одного своего сына Нурадына Салтана, который, отправляя татар в Крым, приказал грабить их имущество: «лошади и прочее отнимают и хлеб, где сыщут в ямах, берут и лошадьми своими травят и жилища жгут и пустошат, а овцы велел крымским татарам отнимать и брать себе на пищу».
Разумеется, от взаимной розни татар и черкесов русским было не лучше. Враждуя между собою, они не упускали случая живиться русским добром и захватывать в плен русское население.
14 августа 1725 года дали показания два русских пленника, бежавшие с Кубани на Дон, казак Тимофей Кузнецов и некто Никита. За шесть лет плена Кузнецов был перепродан несколько раз и успел побывать у тавлинцев, кубанских татар, переменивши несколько хозяев. По словам Кузнецова, Бахты-Гирей, собравши из каждой кибитки по человеку, пошел потом с этим войском против черкесов. Идти же против русских войск Бахты-Гирей не имел намерения и вообще татары российских войск опасались.
Иногда распри татар принимали характер государственных возмущений и в дело вмешивались турки. Как видно из грамоты Екатерины ІI Донскому войску от 8 ноября 1725 года, в этом году произошли серьезные беспорядки в Крыму и на Северном Кавказе, поколебавшие власть Турции. Великий визирь извещал через русских посланников, что «Крымский Статский министр Жантемир Ширинбей, согласясь с Бахты-Гиреем Дели Салтаном, забунтовал и ушел оный Ширинбей из Крыма в Кубань, где оба они, противники, Ширинбей и Бахты-Гирей Дели Салтан, собрали себе войска и бунтуют противу Порты Оттоманской». Турецкое правительство, посылая против бунтовщиков крымского хана и Самсончи Агу с янычарами на Азов, предупреждало русских, чтобы они приняли предосторожности против бунтовщиков и чтобы русские власти не только не оказывали протекции бунтовщикам, но арестовали их и известили бы о том Порту.
С своей стороны русские стали следить за действиями бунтовщиков на Кубани и есаул Донского войска Сарин сообщил, что Бахты-Гирей с Ширинбеем и с его партизанами соединились, из-за Кубани вышли и стали на Кагальнике. Хотя истинные их намерения не были известны, но, по-видимому, союзники хотели «ударить на Крым». Русское правительство, не вмешиваясь в турецко-татарские распри, предписывало лишь, чтобы донские казаки опасались бунтующих.
Из допроса беглого калмыка Безека войсковым атаманом 22 марта 1726 года выяснилось, что татарской ордой Кубани в это время заправлял Сали-Гирей Салтан, а бунтовщики Бахты-Гирей и Крымский Джантемир Аджи бежали в горы во владение абазинских черкес. У последних не было войска и в помощь к ним пошло только человек триста заволжских калмыков, ставших лагерем на р. Челбасы близ Кубани. Калмыки эти ограничились, однако, тем, что разбили и ограбили турецких подданных, ехавших из Азова на Кубань с товарами, а сами потом ушли в свои улусы, к Волге.
Необеспеченность имущества и личности была характерной чертой того времени. Грабили в дороге и на местах жительства, увозили в плен людей и просто продавали их, как выгодную статью дохода. Самые набеги сводились большей частью к добыче «ясыря», и тот, кто имел больше ясыря, считался наиболее богатым человеком. Продажа поэтому людей в неволю составляла зло не только у татар, черкесов, турок и пр., но и у русских.
В Московском архиве главного штаба сохранилось за 1727 год очень интересное дело, из которого видно, как это зло пустило глубокие корни даже на Дону в среде казаков. В переписке воронежского губернатора генерала Лихарева и генерала фон Вейзбаха есть указания, что в разных местах сидели колодники, изобличавшиеся в целом ряде преступлений – в уступке неприятелю пороху, свинцу, в продаже в плен людей, в подготовке побега донских казаков с Дона к Некрасову и т.п. Одним из допросов беглого солдата Василия Серого устанавливается целый ряд возмутительных фактов этого рода. Серый был «опасно на едине спрашиван и подыман», т.е. подвергнут пытке, и сам добровольно поставил себя в это положение, а стало быть, едва ли измыслил следующий ряд фактов. Казак станицы Прибытной Андрей Росторгуй продал, по его словам, в 1726 году до Петрова дня туркам в Азов полпуда пороху да полсвиньи свинцу. Той же станицы казак Филимон Шляпин отослал из Черкасска в Азов туркам девку Нелиду Московку в сообществе с казаком Катусыным и двумя работниками, взявши за девку сто рублей. Казаки станицы Средней Козлов, Баран и сын Петрова подговаривали его, Серого, к побегу к Некрасову на Кубань. Казак Нижней Рыковской станицы Федор Слезкин продал ночью туркам русскую девку Анну за 80 рублей. Казак станицы Скородумовой Парфен Богатырка «продал туркам лавочного своего сидельца бурлака воронежца Ивана» и проч., проч.
Один беглый солдат Серый привел в своих показаниях шесть случаев продажи пороху и свинцу, семь случаев продажи женщин, два случая продажи мужчин и два случая бросания в воду лиц, которые могли дать важные показания, или всего, следовательно, 17 криминальных случаев. И все это рассказано с такими подробностями и точностью, что не вызывает сомнений.
Очень интересны показания Серого относительно побега донцов к Некрасову на Кубань. Кроме единичных случаев этого рода к побегу готовились целые городки и станицы. По словам Серого, верховые городки все хотели идти с Дону на Кубань к Некрасову. Причина бегства – тяжелая жизнь и стеснительные порядки, заведенные правительством на Дону, – введение переписей, паспортов и пр. Центр тяжести в этом отношении, как и у некрасовцов, крылся в стеснении религиозной свободы. По-видимому, казаки, собиравшиеся бежать к Некрасову на Кубань, были староверы и их особенно возмущали перепись и паспорт, как видимые признаки антихристовых ухищрений.
