Сокровища

На горке

У входа в магазин, у тюлевой занавески, стояла и курила продавщица Галя.

– Что, опять обогнали? – спросила она и выпустила семь колечек дыма.

Ася засмотрелась на колечки и забыла ответить. Хотя что отвечать, и так ясно. Она отодвинула серый тюль и вошла в магазин.

– Жизнь – штука такая, – продолжала Галя, хотя слушательница покинула ее, – сегодня проиграешь, завтра – выиграешь. Хотя проигрываешь чаще. Непросто все, короче.

Ася стояла у поддонов с серым хлебом, ждала и смотрела на продавщицу сквозь тюль. Даже через него Галя не казалась симпатичной.

– Страшна-то кака, бедна девка! – говорила бабушка, когда Галя проходила мимо дома тети. – В ранешнее-то время при семье была б, а сейчас… Наши-то ничё, бравиньки, хоть и хабалки.

Галя докурила сигарету, взяла с перил баночку из-под консервов и долго вминала в нее бычок. Потом вошла в магазин и, поправляя резинку на жидком хвостике, нагнулась и прошла под прилавком. И – р-раз! – появилась по ту сторону с кружевным чепчиком на голове.

– Что желаете, мадам?

– Хлеб свежий? – строго спросила Ася.

Галя закатила глаза.

– Откуда в заду алмазы в субботу вечером? Вчера утром привезли, и до понедельника уже не будет.

Ася сдулась и протянула Гале деньги:

– Ну ладно, давайте четыре.

– Тете привет передавай, – говорила Галя, отсчитывая мелочь на сдачу. – Скажи, Наташка поступила куда хотела. Самый высокий балл по математике на потоке. Что б мы без Марии Петровны делали.

Галя высыпала Асе в ладошку горсть мелочи.

– И передай еще, что в понедельник сахар завезут. Камнями, но дешевый. Для варенья сойдет.

Ответив «ага» и «угу», Ася запихнула буханки в сумку, мгновенно забыв о каменном сахаре и высоком балле. Уже наступил вечер. Не закрылась бы аптека.

В больнице заколочены окна, и, честно говоря, ездить рядом Ася побаивается, хоть главная дверь и приоткрыта – в приемной дежурит фельдшер. Чтобы попасть в аптеку, нужно проехать через больничный сад, усаженный ранетками-дичками. Яблочки размером с ноготь есть невозможно – гадость, но, когда ударят первые морозы, кожица на них сморщится и станет красной, и вот тогда сами яблочки станут мягкими и кислыми. Можно обрывать их и есть горстями. Ася старалась думать о приятной кислоте ранеток и не смотреть на страшные заколоченные окна.

Ася так торопилась, что срывались ноги с педалей. Аптекарша уже собиралась домой, надевала уличные туфли вместо шлепанцев.

– Сауле Жанатовна, подождите, меня тетя прислала! – задыхаясь, воскликнула Ася с порога.

– Конечно-конечно, – ответила аптекарша. – Что тете нужно? Заболел кто-то? У меня и нет ничего особо.

– Нет, мы будем делать коньяк из самогона, и нам нужно две пачки дубовой коры! – выпалила Ася.

– Ну Мария Петровна дает, – рассмеялась Сауле, а Ася подумала, не сболтнула ли она чего лишнего.

Аптекарша принялась искать по пустым полкам. В аптеке, как и говорила тетя, почти не было лекарств. Пачки сборов и трав, упаковки аспирина, активированного угля и витамина С – вот и все.

– Вот, нашла! Две последние!

Сауле Жанатовна отвернулась вместе с коробками, и Асе показалось, будто сдула с них пыль. Потом поставила коробки на витрину. Ася вытряхнула на прилавок все монеты, что были. Пока аптекарша считала, осмотрела коробочки. На них – дубовый лист и надписи: «Дуба кора» и ниже «Quercus cortex». Интересно, почему дуба кора, а нарисован лист? Ася почитала «Применение» и еще повертела коробку.

– Сауле Жанатовна, тут срок годности, посмотрите. – Ася протянула коробочку аптекарше.

– Ах, в самом деле! Два года, как просрочен. – Она открыла коробку и понюхала кору. – Вроде пахнет как надо. Не знаю. Бери бесплатно, я спишу. Может, для коньяка и сойдет.

Ася сгребла и монетки, и кору дуба.

Когда вышла из больничных ворот с сумкой на багажнике, в которую плотно набились две упаковки дубовой коры и четыре булки хлеба, издалека увидела, как разворачивается на пятачке у мостика автобус.

Автобус! Вечерний! Как она могла забыть! Если мама приехала на нем, то она уже идет к дому тети по их улице. Ася вскочила на велосипед и, повернув на свою улицу, увидела на другом конце женскую фигуру. Не веря своим глазам, погнала к ней. Но фигура оказалась не мама.

– Таня приехала!

Таня

Старшая двоюродная сестра шла по дороге, подсвеченная оранжевым закатом. Высокая, стройная, с длинными ногами – точь-в-точь девушка на обороте календаря. Но обычно прямая спина – сгорблена, голова опущена. На плече – сумка.

Ася притормозила прямо перед сестрой. Таня всегда обнимала и тискала Асю при встрече, но сейчас, не поднимая глаз, сняла тяжелую сумку (на плече остались полосы от лямок) и поставила ее на сиденье велосипеда. Ася молча развернулась, и они пошли к дому: Ася вела велосипед, Таня шла, поддерживая обе сумки.

Ася поняла – что-то не так, и украдкой оглядывалась на сестру. Дошли до калитки. Таня забрала сумки и придержала калитку, чтобы Ася завела велосипед во двор. На крыльце Таня сбросила с ног шлепанцы, поставила сумки у вешалки в прихожей. Из кухни вышла тетя Маша:

– Ася, кору принесла? – и остановилась, увидев Таню: – Татьяна, а ты чего здесь? Говорила, учеников много…

Татьяна молча и ни на кого не глядя прошагала в детскую мимо бабушкиной комнаты, хотя всегда в первую очередь заходила к бабушке, и в детской легла на свою кровать лицом к стене.

Ася и тетя Маша остановились на пороге, а Таня затихла и лежала не двигаясь. Из комнаты пришла бабушка и тоже остановилась на пороге, позвала негромко:

– Татьян, ты чё приехала?

Таня не обернулась.

– Не сладилось чиво? – спросила бабушка.

Таня не отозвалась.

Потоптавшись в дверном проеме, все озадаченно разошлись.

– А я грила – неча ее в город отправлять. Сомустят в институте этом, – шептала бабушка на кухне.

– Она уже окончила, – спокойно возразила тетя. – Отлежится к вечеру и скажет.

– Может, заболела? – предположила Ася.

Бабушка прошуршала в свою комнату. Тетя разбирала сумку с корой и хлебом на кухне.

– Опять вчерашний!

– Теть Маш, у коры закончился срок годности, Сауле Жанатовна отдала бесплатно.

Тетя нахмурилась. Она рассмотрела обе коробки, открыла, понюхала.

– Вроде нормальная.

Ася тоже понюхала – пахнет. Тетя опять читала рецепт коньяка.

– Теть Маш, а что с Таней?

– Не знаю, – пожала та плечами. – Видишь – не отвечает. Вредная, как бабка. Отойдет, и нормально все будет.

– Ничово я не вредна, поговори мне ишшо, – пробурчали из бабушкиной комнаты.

Тетя высыпала кору в три глубокие тарелки.

– Замочить на 15–20 минут в горячей кипяченой воде.

Тетя поставила чайник и, когда он забурлил и выпустил из носа густую струю пара, сняла его с огня и залила коричневую стружку кипятком.

– Ну все. Сейчас запарим, потом высушим. Завтра засыплем в самогонку. Михаилу надо сказать, чтобы к Дубининым сходил. Я уже заказала.

Ася по очереди наклонялась над тарелками и нюхала пар.

– А у нас возле пожарной части растет дуб.

– Наверное, какое-то другое дерево, у нас не растут дубы, – рассмеялась тетя.

– Нет, точно дуб! У него такие же листья. – Ася ткнула в картинку на коробке. – Правда, он еще маленький. Мы с мамой сорвали с него листья и положили в энциклопедию!

– Дуб тебе… Когда математикой заниматься будем? Матушка твоя попросила подтянуть тебя.

– Да ну ее, эту математику, – вздохнула Ася.

И тут из бабушкиной комнаты донеслось:

– Ись-то кода?

Ужин

Готовили ужин. Чистили картошку. Тетя Маша порезала ее соломкой. Высыпали картошку на огромнющую сковородку. Ася резала хлеб. Тетя Маша принесла из кладовки трехлитровую банку простокваши и стала разливать ко кружкам. Бабушка еще раз зашла на кухню. Ткнула Асю в ссутуленную спину:

– Чиво скукурючилась-та? Крива вырастишь.

Бабушка всегда так – крива вырастишь, чово сидишь, чово стоишь и чово ты кака-то не така.

– Запо́н-та одень, одёжу замарашь, – сказала она тете Маше.

Бабушка все комментирует и всеми недовольна. Всеми, кроме Тани. Когда Таня была маленькая, бабушка сидела с ней, поэтому Таня умеет говорить на бабушкином языке. Никто уже не говорит на бабушкином языке, даже ее пятеро детей, кроме одной старшей внучки. Таня даже писала диплом по диалектам Забайкалья. Или как-то так.

Ася сбегала в огород, надергала лука, укропа и петрушки, сорвала несколько мелких колючих огурцов. Зелень и огурцы были вялые – из шланга не поливали из-за того, что не было света, а ведрами не наносишь на весь огород. Она ополоснула все в эмалированном тазике. Уже темнело.

– Иди зови дядю Мишу и девчонок, – попросила тетя Маша.

Ася знает, где Лена и Ира, – на трубах за котельной. Там они собираются с другими деревенскими ребятами. Туда она, конечно, не пойдет – сестры прогонят. Но для виду Ася вышла за калитку, посмотрела вправо-влево и пошла в сарай звать дядю Мишу.

Дядя Миша ставил на место метлы, вилы. Премерзкий был закрыт вместе с курами, сидел в углу, раздувшись, как гигантский мяч. Кур, сновавших туда-обратно, он явно презирал и не смотрел на них, и, когда Ася подошла и показала ему язык, издал презрительный «глык».

Пользуясь тем, что Премерзкий заперт, Ася зашла в сарай. Погладила рыжую корову Марту. Посмотрела на свинью. Свинья занимала весь загон, даже разворачивалась в два приема – такая громадная выросла. Тетя Маша собиралась заколоть ее зимой перед Новым годом и продать половину – хватит на ремонт в доме. Свинья разлеглась на боку и похрюкивала: только что наелась, в корыте были остатки комбикорма.

– Дядь Миш, почему свинья не гуляет, как остальные? – спросила Ася.

– Я раньше выпускал во двор погулять, а потом она заленилась, – ответил дядя. – Видишь, как отъелась. – Он перегнулся через ограду и похлопал свинью по боку. В ответ она пошевелила ушами.

Пришли домой с дядей Мишей, когда стемнело. Следом явились сестры. Они зажгли четыре фитилька и разнесли по комнатам: бабушке, в ванную, в детскую и один – на стол в кухне.

– Тань, встала, поела бы, – просила тетя Маша.

Таня не пошевелилась.

На ужин была жареная картошка с простоквашей, огурцы и зелень с огорода. Зелень и огурцы не резали, ели вприкуску.

– Простокиша-то тепла, – сказала бабушка.

Ее ворчание осталось без ответа.

– Михаил, к Дубининым съезди сегодня, – говорила тетя Маша. – Ждут, когда самогон заберешь.

Дядя Миша кивал.

– Сколько там?

– Двадцать литров.

– Ого. Не много?

– Ну смотри сам: у тебя сначала день рождения, потом у Тани. Потом Новый год и Рождество, потом у Ленки.

– Не размахнулась-то на полгода?

Тетя Маша фыркнула.

– Продадим половину, и на ремонт. Сегодня съезди, ждут.

Пили крепко заваренный чай. Сестры выставили на стол хлеб, масло, варенье, сахар. Сахар покупали не россыпью, а похожим на гигантский застывший леденец. Дядя колол его молотком – получались острые куски. Девочки облизывали куски и смотрели сахар на свет: фитильки местами просвечивали сквозь бело-прозрачную толщу.

– Чай-то забелите, без молока хлышшете, – снова ворчала бабушка на сестер, которые не любили чая с молоком.

– Пусть пьют как хотят, – ответила за дочь и племянниц тетя Маша.

Когда доели, тетя сказала Лене и Ире мыть посуду. Те не стали спорить на этот раз – собирались завтра отпроситься на дискотеку, поэтому принялись мыть.

– Аська, по программе читай давай, – скомандовала Лена.

Она по просьбе Асиной мамы следила за тем, чтобы список литературы на лето был прочитан, и вычеркивала книгу, когда Ася ее заканчивала.

– Я и без тебя собиралась, – проворчала Ася.

Она принесла «Малахитовую шкатулку». На тонкой зеленой обложке был нарисован бородатый мужчина, держащий в руке сияющий камень. Книга плохо открывалась, поэтому за едой читать ее было неудобно, и Ася после ужина пристраивалась к фитильку.

Козлик с серебряным копытцем скачет по сугробам. Вот он запрыгнул на еловую лапу, вот – на крышу избушки, и еловая ветка качнулась. Козлик тоненький, изящный, непохожий на бородатых и пузатых деревенских козлов. Он бьет ножкой по снегу на крыше, и из-под копытца вместе с разноцветным сиянием летят драгоценные камни. И зима превращается в яркое, теплое лето. Такое же теплое, как кухня, в которой Ася читает книгу.

Потом фитилек догорел, упал головкой в жир и погас.

– Девчонки, придется плести. Думала, до завтра хватит, – сказала тетя.

Как плести фитильки

Девчонки вымыли посуду и протерли стол. Тетя Маша принесла из спальни старую простыню, наполовину уже пущенную на фитильки. Примерилась и оторвала длиннющую полосу шириной сантиметров пять, потом еще и еще. Она кидала их на стол, а девочки брали их и разрывали каждую вдоль еще два раза, чтобы получилось три полоски для косичек. И начали плести косички. Косички должны быть плотные. Если заплести слабо, косичка не будет держаться, а она должна торчать вверх и не тухнуть. Одна полоса длиной выше Аси.

Света в деревне не давали уже года два. Жили с фитильками, свечами и керосиновыми лампами. У кого были аккумуляторы – подключали их к лампочкам и телевизору.

Ирка и Ленка болтали о мальчиках и дискотеке и переходили на шепот, когда тетя Маша проходила мимо. Дядя Миша шумно полоскался в ванной. Тетя Маша готовила в предбаннике место для коньяка – расстелила простыню. Доставала из погреба пустые пыльные банки.

– Михаил, давай заканчивай. Да езжай за самогонкой уже, пока те спать не легли.

Дядя Миша закончил фырчать и брызгать водой. Из ванной донеслось громкое шуршание – дядя растирался полотенцем. Переодевшись, он вышел из дома, и со двора раздался рев мотоцикла. Обычно Ася открывала ему ворота, но сейчас было лень вставать. Тетя Маша несколько раз подходила к Тане и наконец понесла ей в комнату картошку и простоквашу.

Девочки плели косички, притихли, зевали – сонное занятие. Бабушка ходила из своей комнаты в кухню, из кухни в ванную. Ворчала, советовала:

– Ты крепше бери, как плетешь-та, глянь, гореть не будут…

– Воды опять на дне, чиво не принесли-та…

– Што за халат-та несуразный. Раньше така материя была, сносу не было! Было у меня платте с огурцом…

– Маня, скажи Людке, чтоб купила мне материю! Новый халат с ее пошью.

Когда на столе вместо полос появились длинные косички, Лена пересчитала их и поставила на стол блюдца с отколотыми краями, старые плошки и тарелки, которые было не жалко. Девочки скрутили каждую косичку плотно, как ленту серпантина, и разложили по блюдцам и плошкам. Тетя Маша принесла из погреба банку со свиным жиром, и осталось только плюхнуть на каждый фитилек столовую ложку жира и поставить тарелки на два холодильника в предбаннике. К утру жир растает, пропитает фитильки, и завтра вечером их можно будет зажечь.

В темноте снова проревел мотоцикл дяди Миши. На веранде загремели бутылки – они с тетей Машей носили их в предбанник.

– Девчонки, почитайте бабушке, мне банки надо перемыть, – крикнула из ванной тетя Маша. Из ванной донеслось бряканье банок и плеск воды.

Ира и Лена смылись из дома, пока тетя Маша не видела, и Ася пошла читать бабушке. Бабушка успела умыться, раздеться и устроиться на кровати. На столе лежала книжка про Анжелику. Ася больше любила «Лунный камень» или, на худой конец, Агату Кристи, но делать нечего. Ася устроилась на стуле, подвинула ближе фитилек, чтобы лучше было видно, и открыла «Анжелику» на заложенной странице.

– Где закончили в прошлый раз? – спросила она у бабушки.

Бабушка была неграмотной, но помнила книги наизусть и точно могла сказать, где остановились вчера.

– «Но куда бы ты хотел, чтобы я их отвела…»

Ася нашла нужный кусок и начала читать:

«– Но куда бы ты хотел, чтобы я их отвела, Никола́? Посмотри, что с ними сделали… Они умирали с голоду! Я привела их сюда не для того, чтобы им причинили зло, а чтобы отдать под твою защиту. Ты ведь такой сильный, Никола́.

В растерянности Анжелика прижалась к Никола́ и смотрела на него так, как не смотрела никогда».

– Што за баба. То один, то другой, – прокомментировала бабушка.

Ася подождала, пока она закончит, и продолжила:

«Но он будто не замечал этого и, качая головой, твердил:

– Я не смогу всегда защищать их… этих детей благородной крови. Я не смогу.

– Но почему?! Ты сильный! Тебя боятся.

– Я не так силен…»

– А мужик-та ссыкливый, – проскрипела бабушка.

«…Ты измотала мое сердце. Для парней вроде меня, когда в дело вмешивается сердце, начинаются глупости. Все летит к черту. Иногда по ночам я просыпаюсь и думаю: “Берегись, Каламбреден… Аббатство Виселицы уже не так далеко…”

– Не говори так. Я редко прошу тебя о чем-то. Никола́, мой Никола́, помоги мне спасти детей!»

Бабушка заснула через двадцать страниц. Но завтра вечером она точно процитирует последнее предложение, которое услышала.

Уходя, Ася задула фитилек.

Бабка-соседка

Утром была суббота, а в субботу убираются у бабушки Майер. Ее дом и дом тети разделяет несколько метров земли с забором посередине.

– У-у-у, не хочу опять к ней! – возмущалась Лена.

Лена всегда возмущается, поэтому никто ей не отвечает, все заняты своими сборами. Ира собралась помогать, хотя гостит у тетки и помогать у бабки не обязана, но все равно собралась. Собралась помогать и Ася.

Тетя Маша пыталась поговорить с Таней, но та по-прежнему лежала на кровати и вздыхала.

Бабушка заходила в комнату Тани, гладила ее по плечу.

– Не заладилось чиво-то, знамо дело, – вздохнула она.

Расспрашивать и тормошить Таню все побаивались, поэтому оставили в покое.

– А ну собирайся! – рявкнула тетя Маша на Лену, потеряв терпение от нытья. – На чьи марки одежду тебе покупаем?

Лена, побурчав для виду, конечно, собралась. Взяли с собой ведра, тряпки, мыло. Ася тащила деревянную швабру – любила держаться за ее гладкий черенок.

– А Дубининым за дедов Шмидтов в два раза больше платят! – возмущалась Лена по дороге, тихо, чтобы не слышала мать.

– У Шмидтов дети не такие жадные, – повторила Ася слова, когда-то сказанные тетей.

Майериха встречала их на крыльце в нарядном платье. На голове накручен тюрбан, губы накрашены лиловой помадой. Девчонки захихикали, опустив головы, – бабка была тугоуха.

– В кухне углы в прошлый раз плохо промыли. Печку топили на неделе, надо прочистить и кругляши промыть. Холодильник в этот раз надо отмыть, – не здороваясь, начала она.

– Зачем ей холодильник, если света нет? – закатила глаза Ира.

– Надо же чем-то нас занять, – прошептала в ответ Лена.

– В огороде две штакетины покосились, – продолжала бабка.

– Михаила пришлю, – ответила тетя Маша.

Получили указания по каждому уголку, плинтусу, люстрам, бра, подоконникам, цветам на подоконниках, поддонам под цветами на подоконниках, гардинам, шторам и тюлю. Бабка рассказала, что делать с сервантом, с хрусталем, со стеклом в створках серванта, с полированным журнальным столиком и кнопками в телевизоре (забилась пыль). И еще с ванной, неработающим душем (воды не было несколько лет), унитазом. Перемыть кошачьи миски (да неужели стала кормить кошек?), перемыть посуду, сбегать за мылом, хлебом, спичками и солью. Вытащить все из кухонных шкафов, протереть кухонные шкафы, поставить все обратно. И так далее, и так далее.

– Вот, блин, заноза, – прошептала Лена, пока бабка зачитывала список указаний. – И не забывает ничего, как по бумажке шпарит.

Распределили полы, шкафы, окна. Асе достался холодильник и шкаф под раковиной на кухне, пара шкафов в предбаннике. Разделили тряпки и ведра. Ведер не хватало, поэтому бабка дала еще пару своих. Дала веник и еще швабру.

– Там мыла и спичек до ядерной зимы хватит! – шептала Ира, которую снаряжали в магазин.

– Больше запасы – спокойнее обстановка в доме! – ответила Лена.

Взялись за работу под пристальным присмотром бабки. Она переходила от одного к другому и пальцем указывала, где дотереть, где доскрести. К Асе не приставала. Ася протирала стоящий в предбаннике футляр с гармошкой – видела такие у себя в музыкалке. Пришла Лена поменять воду.

– Лен, а зачем им гармошка, дедушка Майер на ней не играет? – спросила у нее Ася.

– Заиграешь с такой ведьмой, – фыркнула Лена и кивнула на бабушку Майер, проходившую в прихожей.

На кухне Ася протерла чистый холодильник, внутри у которого было теплее, чем снаружи. Потом, пока соседка не стояла над душой, вытащила из шкафа кастрюли и сковородки, помахала тряпкой по полкам и запихнула посуду обратно.

– Все сделала, что ли? – подозрительно спросила Майериха.

– Да, вот посмотрите.

Бабка полезла в холодильник и в шкаф, а Ася ушла в зал, где Лена протирала полки в серванте и, пока не видела хозяйка, не вынимала хрусталь, а возила тряпкой между фужерами и вазами.

– До сих пор стоит, – показала Лена на коробку конфет, прислоненную к задней стенке серванта.

– С Нового года.

– Испортилась, поди, на такой жаре.

– Может, и нет.

Коробку шоколадных конфет в форме ракушек, морских коньков и креветок вместе с другими сладостями прислала дочка Майерихи еще к католическому Рождеству. Прожилки нежно-коричневого молочного шоколада смешивались с прожилками белого. Фигурки были округлые, ровненькие, не сравнить ни с какими другими конфетами. Створки ракушек так и хотелось куснуть. Морской конек вытягивал губки дудочкой и заворачивал хвост колечком, и это было невыносимо, шоколадно-вкусно.

– Если взять пару, заметит, как думаешь? – спросила Ася.

Бабка прошла из кухни в спальню, и девочки сделали вид, что поднимают хрусталь, вытирают пыль. Хозяйка попросила тетю Машу протереть подоконники по второму разу и утопала на веранду, из окна было видно, что она прошла в огород.

Лена достала коробку с конфетами и открыла крышку. Пленку соседка зачем-то сняла. Серединка крышки была прозрачная, но по углам конфеты были закрыты.

– Можно по бокам взять.

Ася протянула руку к правому верхнему углу, где в ячейке спал бело-коричневый морской конек. Шоколад был теплый, разогрелся от жаркого воздуха и мгновенно начал таять на пальцах.

– Про-о-о-шка! – раздался голос хозяйки с веранды, она звала своего кота.

От неожиданности Ася вздрогнула, конек выскользнул, шлепнулся на пол, превратившись в бесформенный шмяк.

– Убирай, убирай быстро! – зашептала Лена, закрывая коробку. Она прихлопнула крышку и поставила конфеты миллиметр в миллиметр туда, где они стояли раньше, – бабка замечала малейшее передвижение ее вещей.

Ася забегала по залу: чем убрать шоколадное пятно? И не придумала ничего лучше, как собрать его в ладонь. Конек превратился в жижу. Пятно стало еще больше. Хорошо, что ковер скатали перед уборкой. Ася собрала, сколько могла, расплавленный шоколад и метнулась на кухню – полоскать руки в ведре. С ведром она пришла в зал. Шаги Майерихи раздались в прихожей. Лена встала на шоколад, закрывая его подошвой.

Бабка вошла в зал и подозрительно оглядела Лену (та делала вид, что протирает полку, изогнувшись в странной позе), заглянула в спальню и дала еще пару наставлений, как мыть окно, потом ушла – в огород. Ася вернулась с тряпкой, и вдвоем с сестрой они отмыли и ногу Лены, и пятно на полу.

– Заметит, как думаешь? – с тоской о потерянной конфете спросила Ася.

– Конечно, заметит, – фыркнула Лена. – Если не помрет быстрее, чем соберется съесть.

– Эх, – вздохнула Ася.

Больше гнева Майерихи она боялась, что от их выходки огорчится тетя Маша. Лена, видимо, думала о том же самом.

Вернулась Ира. Уборку в восемь рук, хоть и с постоянными бабкиными подсказками, закончили быстро. Вытащили тряпки, ведра на веранду. Ася тащила любимую швабру. Пока девочки обувались на крыльце, соседка достала из матерчатого кошелечка две смятые бумажки по пять марок и отдала их тете Маше. Тетя Маша поблагодарила, бабка – нет.