Улица Холодова

Есть люди, которым дано отрефлексировать свои детские или взрослые травмы на письме. Эти люди пишут очень хорошие книги. Яркие, запоминающиеся, прекрасно структурированные, полные точнейших метафор. Когда книга написана, таким людям становится легче. Во всяком случае, я очень на это надеюсь, потому что я немало им сочувствую. К тому же если бы легче не становилось, они вряд ли бы продолжали писать книги, выросшие из несчастий, горя, нездоровья, невезения.

Есть и другие люди, которые, пережив несчастье, горе, нездоровье, свой опыт проживания травмы на бумагу не выкладывают. Они тоже травматизированы, но работают со своей травмой иначе. Например, годами ходят на терапию, или столь же долго «заметают проблемы под ковёр», у некоторых, как ни странно, «заметание» работает на пять. Отличие в том, что эти люди не вовлекают посторонних в свою травму, бьются с ней лицом к лицу самостоятельно, и в один счастливый день та наконец немного ослабляет свою когтистую хватку.

До тех пор, пока книги, написанные талантливыми «первыми» людьми, не опубликованы, «другие» люди вне опасности. Но после публикации они должны быть очень осторожны и обходить эти замечательные, безупречные с литературной точки зрения книги по широкой дуге. Потому что если им не повезёт эти книги прочесть, они об этом ой как пожалеют. Всё, заметённое под ковёр и многое, даже тщательно проработанное с психологом, вдруг явится перед ними снова. Произойдёт ретравматизация, в том числе и благодаря литературному таланту «первых» людей.

«Эмоциональная жизнь детей тогда равнялась духовной, необходимо было научить их почитать чужой подвиг, чужую смерть. Проблемы сверхчувствительных детей не считались тогда важными и вообще существующими. Травля иногда начинается с некоторых взрослых, детей легко программировать, они пустые мясные флешки. Думаю, что кто-то из моих одноклассников, как и Холодов, чувствовал себя в школе ОК и, может, даже счастливо. Мне не очень повезло: сверхчувствительность, обстоятельства».

Конечно, триггеры у всех разные и на всех предупреждений не напасёшься. Но всё же, но всё же. Если у вас был опыт буллинга или одиночества в школе, если у вас были непростые отношения в семье и при этом вы имели несчастье быть сверхчувствительным ребёнком, но выросли не в сверхчувствительного писателя, а в сверхчувствительного читателя — будьте осторожны с «Калечиной-Малечиной» или «Улицей Холодова» Евгении Некрасовой. Соблюдайте технику безопасности.

17 октября 1994 года в редакции газеты «Московский комсомолец» был убит молодой корреспондент Дмитрий Холодов. Он писал о коррупции в армии, о том, как при отходе Западной группы войск (советские войска, расположенные в Германии) воровали оружие и боеприпасы, как строили на эти деньги дачи и покупали квартиры, в какой нищете жили простые военные, он писал свои репортажи из горячих точек на Кавказе, он начал расследование о Чечне накануне первой Чеченской. Он писал «Вор должен сидеть в тюрьме… а не быть министром обороны». До Холодова журналистов в нашей стране не убивали. Эта смерть потрясла многих.

Круги на воде. Писательница Евгения Некрасова не была знакома с Дмитрием Холодовым, она училась в 3 классе, когда его убили. Но она училась в той же школе, слышала это имя все свое детство, была на встречах памяти, куда приглашали мать журналиста, она каждый день ходила по улице Холодова. Она много думала о том, какая это важная, нужная и опасная профессия – журналист, раз за нее убивают. Имя Холодова звучало рефреном всю ее сознательную жизнь. Одна судьба влияет на судьбы многих. Даже после смерти человека.

«Это книга не о Дмитрии Холодове, это книга обо мне, о влиянии Холодова на меня, о времени моего взросления»

Автофикциональная часть книги переплетается с биографией молодого журналиста. О том как он попал в 5 школу, хотя жил рядом с 4. О том, как поступил в МИФИ, хотя всегда любил литературу и хотел стать детским писателем, о том, как со второго курса его забрали в армию (и даже факт военной кафедры в вузе не помог), о том, как там он впервые увидел произвол и беспредел). Как вернулся, закончил МИФИ с отличием, как пошел работать на оборонное предприятие в родном Климовске, как быстро понял, что это не его, как ушел в журналистику. Как начал писать о войне… Война в этой книге отдельный персонаж, который следит за своими жертвами, скалит зубы, смеется, играет, скучает, радуется. Война просачивается в жизнь тех, кто работает на войну. Война влияет на жизнь тех, кто живет в городе, где производят патроны. Война жаждет жертв. Одной из них стал 27-летний журналист.

«Молодой, одинокий, смелый, странный, небогатый, очень мотивированный и страстный, нежадный, честный, он ищет правду, занимается очень серьезной и опасной темой – коррупцией в войсках, если точнее, в военном командовании, печатается в коммерческой миллионнотиражке с таблоидными заголовками, его статьи расстраивают и злят взрослых людей в погонах»

Биография молодого Дмитрия Холодова переплетается с автофикциональной частью. Писательница пишет о том, как на всю ее школьную жизнь повлияла учительница начальных классов. «Травля иногда начинается с некоторых взрослых, детей легко программировать, они пустые мясные флешки». Как она ходит по репетиторам в старших классах, как ее школа штампует абитуриентов МИФИ, и ее одноклассники дружно поступают в один из самых сложных вузов страны на бюджет, естественно, она тоже будет подавать документы туда. Как в итоге, она показывает не самые блестящие результаты, и родители твердо отправляют ее учиться в другой технический вуз, и как она совершенно безнадежно, смирившись с чужим выбором, собирается прожить чужую жизнь, но в последний момент идет учиться в самый обычный «так себе вуз», зато на журналистику. Как находит первую работу, как приезжает время от времени в родной Климовск. Как ее бывшая одноклассница, сейчас студентка МИФИ искренне спрашивает, она что всю жизнь будет этой фигней заниматься?

Две части, две сюжетных линии, переплетающиеся и взаимосвязанные. Евгения Некрасова действительно пишет именно о себе, но пишет это через призму жизни человека, который повлиял на нее. На выбор профессии, на ценности, на мораль, в конечном счете на судьбу.

«В этой прозе я выстраиваю свою ментальную «улицу Холодова», на которой прямо сейчас живут и работают современные русскоязычные журналистки и журналисты. Они не боятся, или боятся и очень устают, но продолжают писать»

В самом конце книги писательница пишет о журналистах, которые продолжают дело Холодова в наши дни. Время сейчас другое, герои другие, но потребность в людях, которые рассказывают правду остается.

Эта книга напоминает о том, зачем нужна журналистика. О том, что означает свобода слова. Эта книга показывает, что разоблачение государственных преступников может стоить жизни. Что смерть Холодова разошлась кругами на воде и повлияла на судьбы многих. Я три дня не могла написать эту рецензию, настолько меня разрывали эмоции, а теперь эмоции отключились. Осталось щемящее чувство горечи. Потому что я прочла в тг-канале писательницы, что 5 школа, та самая, которая после смерти провозгласила себя школой имени Дмитрия Холодова, в которой чтили его память, проводили все эти конкурсы сочинений, стихов своем бывшем выпускнике и проч. официально стала школой имени В. С. Пестова. Заслуженный партработник, который много чего сделал и не сделал для города. Дистанция выстроена. Никаких опасных выпускников, о которых пишут книжки и которые критиковали власть. Память можно стереть. Только вот улица в городе еще осталась. Улица Холодова. Так может еще есть шанс сохранить память?

Отдельное спасибо за замечательные иллюстрации Веры Ломакиной! Идеальное сочетание текста и визуала. Гармония слова и изображения.

Подкаст Поляндрии: книга про травму миллениалов Я: в книжный!

Небольшая книга о поколении 35+, переживавшем не лучшие времена страны во время своего взросления. С другой стороны, у какого поколения было лучше? Некрасова возвращает полузабытую историю гибели журналиста Дмитрия Холодова. 27-летний подающий надежды репортер (сейчас бы мы сказали: расследователь, правозащитник) был убит взрывным устройством в редакции газеты “Московский комсомолец”. В 90-е годы МК писали другие статьи. Именно из-за своих репортажей — о коррупции в армии, о дачах для генералов, о командировках в горячие точки, куда направляла своих солдат Проржавевшая, — и погиб Холодов.

В выпуске подкаста писательница предупреждает, что книга не только о нем, но и ней самой, о ее взрослении. Она старше меня на 3 года, я слушала о ее пути, и все время поражалась, почему наши истории так похожи? Как так вышло? Историями бедности из того периода могут поделиться многие из нас, но схожие внутренние ощущения общей отчужденности, несходства с внешним миром, а позже попытки не замечать, что происходит со страной? Вернее, не попытки, а какое-то естественное состояние — лучше назвать это словом “шоры”.

А еще эта книга о всех нас. О том, что самая страшная не заканчивалась. Все это время была, и только затихала на несколько (8? 10?) лет, и голос Холодова был в самом начале, а Некрасова протягивает нить через все эти почти 30 лет со дня его гибели в день сегодняшний. Об этом мало пишут в рецензиях, и я понимаю, почему. Но это, пожалуй, самое важное, что я вижу в тексте. Эта книга — один из немногих современных голосов в попытке поговорить о том, что происходит. Евгения рассказывает о ЖКХ-катастрофе в Климовске зимой 2024 года – отрубилась котельная в -29 градусов:

Внезапно Климовск, забытый богом и властями, давно забывший, что такое хорошая медицина, чистые улицы, частые электрички, привлекательный для государства только оружием и патронами, для ищущих работу — только своими малооплачиваемыми вакансиями в «Глобусе» и «Вайлдберриз», вдруг сделался точкой общефедеральной боли. Про происходящее в соседней стране и на границе с ней нельзя выть и злиться, но можно выть и злиться про коммунальный коллапс.

Я получила от этой книги гораздо больше, чем рассчитывала.

Когда-нибудь нас спросят, где мы были, что мы думали и делали, когда все это происходило. .... Мы ответим, что мы работали, боялись впасть в нищету нашего детства, платили наши ипотеки, учили языки, пили чертов латте, смотрели нетфликс, занимались своим делом и своими делами, лечили свои травмы, заботились о своих семьях и о себе, даже пытались помогать кому-то в беде или просто в серости.