Buch lesen: «Забытая тетрадь»

Глава первая. Переезд

От дома, перед которым я стоял, веяло заброшенностью. Белая краска фасада местами облупилась, окна двух нижних этажей были заколочены деревянными досками. Под козырьком крыши на углу свили гнездо какие-то мелкие птицы. Они с криками сновали туда-сюда, пролетая низко над землёй. Лужайка вокруг дома фактически представляла собой дикое поле. Трава доходила мне до середины икры. В ней я разглядел кружевные листья клевера и заострённые – одуванчика, вытянутые хрупкие стебли колокольчика, давно отцветшие мать-и-мачеху и луговую герань. «Должно быть, весной и летом здесь настоящий ковёр из цветов», – подумалось мне. Но настроения эта мысль не улучшила.

Возле самого дома разрослись кусты садовых цветов, а чуть поодаль, справа, виднелись одичавшие плодовые деревья. В густой траве у стен валялись куски штукатурки и черепицы. Кто-то маленький юркнул под крыльцо, когда я подошёл к ступеням. Вероятно, мышь. Что ж, по крайней мере, одиночество мне здесь не грозит.

Я открыл дверь дома железным ключом, который получил в конверте от представителя хозяев этого «замка». Миновал первые два этажа, заполненные оставленным хозяйским скарбом. С трудом поднялся по узкой лестнице на чердак, отделённый от остального дома ещё одной дверью, запиравшейся на ключ, и предназначенный под сдачу.

Входная дверь отворилась с жутким скрипом. Я едва протиснулся в узкий проём, стараясь одновременно не ободрать руки о неотшлифованный деревянный косяк и не вывалить на пол содержимое большой картонной коробки, которую нёс. Кое-как справившись с этой задачей, я с облегчением скинул свою тяжелую ношу на низкую кровать, подошёл к стоявшему возле неё столику и выглянул в окошко над ним. Впрочем, мне едва удалось разглядеть что-то снаружи, частично из-за пелены дождя, моросящего уже почти неделю, частично из-за слоя вековой пыли, намертво покрывшей оконное стекло изнутри. Покатый потолок крошечного чердака, поддерживаемый грубыми деревянными балками, вынуждал меня стоять, пригнувшись. Я тяжело вздохнул. Да, не к таким условиям я привык, и уж никак не мечтал променять свою богемную квартирку в городе на жильё из двух крошечных комнат и кухоньки, находившееся под самой крышей старого дома на окраине, нижние этажи которого давно были заброшены и превращены в склад никому не нужного барахла. К сожалению, сейчас это было всё, на что я мог претендовать, учитывая мои карьерные «успехи» последнего времени. Единственным, но очень важным плюсом города, в который я перебазировался (очень надеясь, что временно), была близость моря.

Посвятив ещё один тяжёлый вздох прежней развесёлой жизни, я принялся распаковывать коробку. Первая вещь, которая была извлечена оттуда – блестящая чёрными боками пишущая машинка – мой самый верный друг. Я водрузил её на запылённый столик и нежно провёл пальцами по клавишам с углублениями букв. Присел на край кровати и задумался, повернув лицо к окну, пропускавшему сквозь грязное стекло тусклое подобие дневного света.

Несколько лет назад я был вполне успешным писателем. Издатель, с которым свёл меня литературный агент, выпустил подряд два мои романа, один за другим, и так случилось, что они пришлись по вкусу современной молодёжи. Меня стали приглашать на ток-шоу, называть «восходящей звездой литературного мира», начали узнавать на улицах. Одна, пусть не самая крупная, но и не третьесортная киностудия даже приобрела права на экранизацию первой книги. В золоте я купаться после этого не стал, но денег хватило на пару лет жизни на широкую ногу. И это была хорошая жизнь. Я снял квартиру в модном районе, где обитала вся богема города, стал вращаться в среде интеллектуалов мира искусства, художников и актёров. Вокруг меня вились изящные длинноногие создания, грациозно выпускавшие сигаретный дым из очерченных кроваво-красным ротиков. С некоторыми из них я обсуждал всё то же искусство, с другими спал. Не привыкший иметь дело с деньгами, я сорил ими налево и направо, не задумываясь о последствиях. Покупал своим друзьям и пассиям дорогие подарки, посещал лучших портных и стилистов города, брал в аренду дорогие автомобили. Параллельно я перепробовал все или почти все доступные виды одурманивающих веществ. Алкоголь, лившийся рекой на многолюдных вечеринках в модных полуосвещенных клубах, полных дыма и странной музыки, был самым безобидным из них. Два с небольшим года я провёл в этом сладком завораживающем сне, почти не приходя в себя между банкетами по поводу открытия очередной выставки и закрытыми вечеринками каких-нибудь местных светил.

Потом что-то произошло. Моя вторая книга, как и первая, заслужила одобрение критиков и внимание читателей, и издатель, окрылённый успехом едва ли не больше, чем я сам, заключил со мной контракт на третью и выплатил неплохой аванс. Мы расстались очень довольные друг другом, и, пожав ему руку, я отправился восвояси – работать над третьим шедевром.

Вернувшись домой, я традиционно плеснул себе бурбона, уселся за письменный стол и добросовестно постарался придумать, каким будет скелет моей новой книги. Ничего не случилось. Сознание представляло собой лист, такой же девственно-чистый, как тот, что я несколько минут назад заправил в пишущую машинку. Я отхлебнул из бокала и побарабанил пальцами по крышке стола. Это не помогло. Спустя час сидения за столом ситуация не изменилась. Спустя полтора я плюнул на всё, решив, что у меня ещё полно времени, натянул пиджак и отправился пешком через парк на очередную приватную вечеринку очередного «гениального художника с ультрановым видением».

На следующий день, мучимый жестоким похмельем, я вообще не смог заставить себя сесть за стол. Примерно в таком режиме: вечеринка – похмелье – угрызения совести – прошла неделя. Спустя еще одну я понял, что нужно менять образ жизни. Когда до момента сдачи первой порции материала оставались считанные дни, мне кое-как удалось заставить себя снова усесться за стол. Но тут вместо того, чтобы продуктивно поработать над книгой, я начал заниматься самозапугиванием. Да, мои первые две книги оказались совсем неплохими. Но что если это был максимум, на который я способен? Что если мне больше не удастся выжать из себя ничего даже приблизительно столь же хорошего? Что если я опозорюсь или меня заклюют критики? Эти иррациональные страхи, касавшиеся моей новой книги, которой в реальности ещё даже не существовало, окончательно парализовали меня, заставив погрузиться в тёмные пучины паники.

И вот, когда настал день сдачи первой части, я шёл навстречу с издателем с лёгким портфелем, пустой головой, но тяжёлым сердцем. Не то, чтобы я сильно нервничал – такое случается, творческие люди сталкиваются с кризисами и им бывает необходимо дополнительное время. Но где-то в глубине души я понимал, что в сложившейся ситуации виноват сам, и червь вины и сомнений потихоньку подъедал остатки моего душевного покоя.

Вопреки моим надеждам, издатель воспринял мой рассказ о творческом затишье и просьбу о дополнительном времени совсем не так благодушно.

– Я предчувствовал это, – сказал он, отвернувшись к окну и сцепив руки за спиной. – Я знаю таких, как ты, Марк. Молодчики вроде тебя резко выстреливают и высоко взлетают, но быстро перегорают и становятся ни на что не пригодны. Ты просто выдохся.

Разумеется, я поспешил убедить его в том, что он ошибается.

– Ну, так и быть, – продолжил он, с силой вдавливая окурок сигареты в металлическую пепельницу. – Я даю тебе два месяца. Но если по прошествии этого срока ты не принесёшь полноценный материал, с которым можно будет хотя бы начать работать, пеняй на себя. Я не собираюсь спонсировать твоё безделье.

На этом разговор был окончен. Домой я шёл с ещё более тяжёлым сердцем, чем на встречу. И, конечно, не удержался, чтобы не заглянуть в бар по соседству и не попросить у знакомой пышногрудой барменши плеснуть мне щедрую порцию виски, дабы забыть о своих злоключениях.

Утром я проснулся в объятиях всё той же барменши. Вся последующая неделя опять прошла в полузабытьи. В воскресенье я дал себе торжественное обещание с понедельника начать новую жизнь и усесться за работу. В понедельник я сидел за столом, не вставая, подряд четыре часа, но ни одна ценная мысль так и не оказалась на бумаге. Не помогли ни прогулка в парке, ни выезд за город на пару дней в компании таких же писателей-пьянчуг, как и я.

Стоит ли говорить, что предоставленный спустя два месяца материал с трудом годился даже для того, чтобы обклеить им стены сортира в местной забегаловке?

На этот раз издатель был непреклонен. Он разорвал контракт, не потребовав аванс обратно, видимо, исключительно памятуя о прежних хороших днях. Напоследок он посоветовал мне уехать подальше от моих одарённых друзей, сесть и серьёзно подумать, что делать со своей жизнью. «Может быть, жизнь большого города просто не для тебя, подумай об этом. Не все рождены для того, чтобы долго оставаться на коне. Ну а если в процессе этакого обдумывания на тебя вдруг нахлынет вдохновение и ты нацарапаешь что-то стоящее – что ж, дай мне знать». На этом он, нахмурившись, не выказав особого желания, пожал мне руку и без дальнейших церемоний выпроводил за дверь.

К сожалению, к этому моменту, от моих сбережений – того, что мне выплатила киностудия, а также аванса – почти ничего не осталось. Практически всё было пропито, проедено, потрачено на дурь, дорогие развлечения и щедрые подарки хорошеньким танцовщицам и официанткам.

Отложив некоторую сумму «на чёрный день» и посчитав остаток, я с горечью осознал, что хочу того или нет, съезжать мне всё равно придётся. Моя уютная квартира с окнами во всю стену, как и в целом та жизнь, к которой я привык, были мне больше не по карману. Да что там, мне бы сейчас не хватило даже на крошечный «тараканник» на окраине столицы! Большой город диктует свои правила. Одно из них гласило: «Нет денег на столичное жильё – переезжай в пригород». Так я и решил сделать.

Позвонив знакомому риелтору Джошу – тому, который подбирал для меня квартиру в центре – я вкратце описал ситуацию, свои пожелания к новому месту обитания и, наконец, озвучил сумму, которой располагал.

Пауза на другом конце провода затянулась. Потом мой собеседник сказал:

– Буду говорить, как есть, Марк. С такими бюджетами я не работаю. Но ты знаешь, как я к тебе хорошо отношусь. Поэтому вот что мы сделаем. Я дам тебе контакт одного толкового парня – он собаку съел на подборе недорогого хорошего жилья. Этот парень, Тедди, всё сделает, как надо, и возьмёт недорого.

– Спасибо, дружище, – сказал я. На этом разговор был окончен.

Положив трубку, я усмехнулся про себя. Джошу было за что ко мне хорошо относиться, если вспомнить про щедрые комиссионные, которые я ему «отсыпал» за свою квартиру, а также про роскошную вечеринку в честь моего новоселья (если так можно назвать въезд в арендованную квартиру), где он был в числе приглашенных.

Как бы там ни было, мои и без того скромные финансы с каждым днём жизни в столице становились ещё скуднее, а потому вопрос с переездом следовало решать быстро.

Тедди действительно оказался специалистом по подбору недорого жилья, но вот насчёт хорошего у меня остались сомнения. Чтобы не тратиться на разъезды, которые – все, кроме одного – заведомо окажутся «пустыми», я решил полностью положиться на его «вкус» и в выборе по большей части исходить из местоположения своего нового жилья.

Первая неделя поисков не дала нужных результатов. От Тедди поступило несколько предложений, но все озвученные варианты либо находились чуть ли не на противоположном конце страны (а так сильно отдаляться от столицы я наивно не планировал), либо пребывали практически в аварийном состоянии. Мои волосы буквально вставали дыбом от одних только фото, а ведь надо понимать, что риелторские фотографии обычно представляют жильё в самом выгодном свете.

Наконец, в начале второй недели «толковый парень» позвонил мне и сказал, что нашёл «отличный вариант». Главное, на что он изо всех сил напирал, когда мы встретились в его крошечном, пыльном и заставленном коробками с непонятным содержимым кабинете, было как раз расположение: мне предлагалось переехать в приморский городок, находившийся в паре часов езды на электричке от столицы. Фотографии, которые Тед мне показал, были очень старыми и нечёткими. С них на меня смотрел большими окнами довольно приветливый дом с выбеленным фасадом и черепичной крышей. Я подозревал, что в реальности дом выглядит далеко не так, к тому же фотографий сдаваемой в аренду комнаты вообще не было. Однако я находился не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым.

– Соглашайся, старина, – бодро говорил риелтор, вытирая не самым свежим платком испарину со лба и расстёгивая засаленный воротничок когда-то белой рубашки (духота в кабинете стояла невыносимая – давно неисправные окна не открывались, а кондиционера не было). – Подумай, ты сможешь плавать в море, ходить под парусом! Ты ведь писатель, представь, какие вдохновляющие там пейзажи, наберёшь вдоволь материала для новой книги! К тому же, хозяева не живут в городе, весь дом будет предоставлен тебе. Станешь жить сам по себе, есть вся необходимая мебель, кухонная утварь. Здесь нечего даже думать!

Словом, я принял решение, которое и привело меня на уже упомянутую запущенную лужайку перед полузаброшенным домом.

Однако по-настоящему я осознал, насколько плачевной была ситуация и как сильно реальность расходилась с той картинкой, пусть даже очень далёкой от идеала, которая сложилась у меня в голове, только переступив порог дома. Когда я открыл дверь своего «нового» жилища, с потолка свалился большой кусок штукатурки, и на мгновение мне показалось, что это обломки моей разваливающейся жизни рушатся мне на голову.

В таком вот состоянии пребывал я в тот пасмурный сентябрьский вечер. Встав с узкой скрипучей кровати, застеленной видавшим виды покрывалом, и подошёл к кухонной раковине. С трудом открыв кран, я скривился: из него пошла ржавая вода с характерным для старых труб запахом. Я подождал, пока вода не станет хотя бы условно прозрачной, и ополоснул лицо. Над раковиной висело маленькое зеркало с отколотыми краями. Я глянул в него. Из него на меня смотрел худой человек с запавшими глазами. Я потрогал пальцами ввалившиеся, поросшие щетиной щёки, попытался пригладить выбившиеся вихры своих жёстких волос. Человек, на которого я смотрел, выглядел как типичный неудачник. «И это ведь не кто иной, как я», – подумалось мне. Несколько раз моргнув, чтобы отогнать мрачные мысли, я вернулся к кровати, засунул руку в принесённую с собой коробку и вытянул оттуда второго моего постоянного друга – бутылку хорошего бурбона. Отвинтил крышку, сделал большой глоток прямо из горлышка. По горлу вниз распространилось знакомое тепло. Я прилег на кровать и закрыл глаза.

Глава, в которой появляется призрак

…Я открыл глаза. Солнце настойчиво светило сквозь тонкие занавески, которые я повесил на маленькое чердачное окно после того, как старательно оттёр слои пыли. За долгие годы она успела образовать на стекле сплошную твёрдую корку, и отскоблить её оказалось делом непростым. Птицы верещали так, что даже мёртвому не удалось бы проигнорировать их гомон. Вдобавок откуда-то из под кровати доносилось ставшее уже привычным поскрёбывание. «Надо сходить в магазин, купить средство от мышей, – такой была первая мысль этого дня, возникшая в моём полусонном мозгу. – Или завести кошку».

Я сел в кровати, опустил ноги на пол, налил себе из стеклянного графина в стакан холодной воды и залпом осушил его. Потом погладил кожаную обложку старой тетради, лежавшей на столике рядом с графином – одно из писательских правил гласит: всегда держи поблизости клочок бумаги, чтобы быстро записать пришедшую в голову стоящую идею. Правило я соблюдал на автомате, а о том, что мою голову уже несколько месяцев не посещали никакие годные идеи, старался не думать. Я встал, потянулся, влез в домашние удобные штаны и перешёл в кухоньку. Там налил воды в старую кофеварку, которую нашёл на местном блошином рынке, засыпал в неё молотый кофе и нажал кнопку включения. Спустя пару минут вода в кофеварке заурчала и зашипела – этот звук в последнее время стал ассоциироваться у меня с утром и помогал проснуться не хуже самого напитка. Ещё через мгновение я перелил ароматную тёмную жидкость в эмалированную белую кружку, обнаруженную в завалах первого этажа, и кинул в неё дольку лимона. Уселся за столик, накрытый клетчатой скатёркой, и уставился в окно, пытаясь осмыслить события последних дней.

С момента, как я поселился на древнем чердаке, прошёл уже месяц. За это время успел попривыкнуть к обстановке, даже обжился. Постарался привести своё жилище в более менее приличный вид: первые недели ушли на то, чтобы как следует отдраить всё, к чему я прикасался, подлатать кое-где прохудившуюся крышу, заменить совсем ветхие предметы интерьера на годные к использованию. В процессе, например, был приобретён старинный торшер с зелёным абажуром – видавший виды, но вполне приличный, и даже не лишённый элегантности. Я расположил его чуть позади кресла, стоявшего в углу «рабочей» зоны моего скромного жилого пространства.

Жизнь я вёл очень уединённую. Перед тем, как уехать из столицы, разумеется, связался с теми из своих собутыльников, которых считал друзьями, а также нанёс визиты вежливости людям, важным для моей писательской карьеры (а на ней я пока не собирался ставить крест). И первым, и вторым сообщил, куда уезжаю, оставил свой новый номер телефона. Но междугородний звонок нарушил моё почти отшельническое уединение лишь единожды – то был литературный агент, с которым я работал с самого начала своего писательского пути. Поразительно, как люди, которые ещё вчера называли себя твоими друзьями и с удовольствием участвовали в разнообразных празднествах, которые ты устраивал, забывают о тебе, едва потеряв из виду! Это был один из тех уроков, что мне предстояло выучить на новом этапе своей жизни.

Однако вопреки ожиданиям, чувствовал я себя в кардинально изменившихся условиях совсем не плохо. Много гулял, познакомился с некоторыми местными, стал питаться свежими овощами и рыбой, которые покупал на маленьком рынке в получасе ходьбы от дома. Рынок работал в утренние часы и только три дня в неделю, но кроме себя мне кормить было некого, так что проблем с запасами не возникало. Стоило всё не в пример дешевле, чем в магазинах центра. Я посчитал на досуге, что, если буду покупать только самое необходимое, продержаться смогу не меньше года. Правда, о том, как перезимую на своём продуваемом сквозняками чердаке, подумать толком не успел.

За домом обнаружился запущенный, но в целом неплохой сад. Яблони и сливы в нём одичали, но плоды на них висели вполне съедобные, хотя их и было мало. От нечего делать, я даже научился печь простые пироги с фруктовой начинкой. Днями обычно читал дома или на пляже, шатался по окрестностям, копался в любопытном хламе на первом этаже. Несколько раз обедал в симпатичном местном кафе, которое держала приветливая и смешливая толстушка.

Вечерами, если становилось не по себе от одиночества и хотелось побыть среди людей, я брал велосипед и отправлялся в паб неподалёку. Это была типичная для небольших городов и единственная на всю округу пивнушка, обитая панелями из тёмного дерева. Небритый бармен за массивной стойкой, зажав сигарету в зубах, безостановочно протирал кружки. В зависимости от настроения, он периодически вставлял едкие комментарии в разговоры посетителей, расположившихся поблизости. Игравшая музыка была чем-то средним между кантри и блюзом. Столики в центре зала заменяли большие пивные бочки, накрытые столешницами. В центре каждой столешницы стояла оплавившаяся восковая свеча. Эти свечи почти никто не зажигал, но они были – для уюта. С потолка свисали окованные железом лампы.

Местные рыбаки и другие трудяги, которым я покупал здесь пиво, были достаточно доброжелательными и охотно делились со мной городскими легендами и сплетнями. Как правило, в историях этих было мало полезного: обычные страшилки из числа тех, какие дети рассказывают друг другу, сидя у костра. Но однажды, угостив одного из соседей кружкой сидра, я узнал кое-что из истории дома, в котором поселился.

Лет пятнадцать тому назад дом радовал взгляд случайных прохожих выбеленным фасадом, яркими занавесками на больших окнах и ухоженным садиком. Хозяева – семья из четырёх человек – отличались приветливостью, свойственной людям, довольным жизнью и живущим в достатке. Жена вела хозяйство, муж содержал лодочную мастерскую на пристани в сорока минутах езды на машине от дома. Из любопытства я съездил туда, однако сейчас пристань представляла собой печальное зрелище – времена, когда ей пользовались «по делу», безвозвратно ушли. Дети, мальчик и девочка, учились в местной школе.

Но время шло, и потихоньку к хозяйству подобралась та же участь, что постигла множество окрестных домов. Из восточных пригородов уходила жизнь. Она перемещалась в центр и на западные окраины – в ту сторону, куда город решил расширяться. Один за другим мелкие предприниматели начали разоряться. Пристанью перестали пользоваться для торговли, рыбаки тоже уходили в места, где могли более выгодно сбыть улов. Постепенно мастерская по ремонту лодок пришла в упадок. К тому моменту, когда семья осознала, что становится банкротом, старшему сыну пришла пора поступать в колледж. Его отъезд тоже нанёс хозяйству ущерб, однако о том, чтобы парню не учиться, и речи не шло – глава семьи относился к образованию очень серьёзно. Наконец, на семейном совете из трёх человек было принято решение перебраться на время в город, к замужней сестре хозяйки дома: там ее муж попытается найти новую работу, ведь в конце концов содержание собственной мастерской тоже какой-никакой опыт, а дом тем временем они выставят на продажу или хотя бы сдадут в аренду желающим на лето.

К сожалению, желающих купить маленький дом на приходящей во всё больший упадок восточной окраине города не нашлось. В аренду же семья не могла предоставить все помещения – выяснилось, что в закрытой мастерской осталось множество запчастей для лодок, которыми хозяин приторговывал. Да и собственную лодку ему жаль было оставлять на заброшенной пристани – он предпочел разобрать ее, корпус и мачту втащил в сарай, а всё остальное запер в доме до лучших времен. Поскольку семья ехала в чужое жилье, уезжали налегке – множество оставшихся вещей вместе с деталями от лодок и инструментами и образовали весь тот хлам, который заполнил первый этаж. Таким образом, для сдачи в аренду остался только чердак – те самые три комнатки, одна из которых была переоборудована в кухоньку, и знавшая лучшие времена ванная.

Однако я оказался не первым «польстившимся» на этот сдаваемый задёшево чердак в доме, находящемся практически в черте города. Полвека назад, когда дом принадлежал другой семье, по иронии судьбы тоже сдававшей верхние помещения, здесь жил молодой библиотекарь. Был он человеком приезжим, жизнь вёл уединённую, ни с кем из соседей дружбы не водил, поэтому мой рассказчик затруднился что-либо сказать о его характере. Всего лишь после года жизни в этом доме бедняга умудрился подцепить какую-то страшную инфлюэнцу, бушевавшую одной осенью в городе и окрестностях, и очень тихо умер прямо на своем чердаке. Посещавший больного доктор ничего не сумел сделать. Тело однажды утром нашёл мальчишка, привозивший молоко – его смутило, что хозяин не вышел забрать товар и вручить полагающиеся за труд несколько монет. Подобного за этим бедолагой никогда не водилось – видимо, свойственная библиотекарям щепетильность проявлялась и в других областях жизни.

«Отлично, – думал я, возвращаясь поздним вечером из паба. – Оказывается, на той самой постели, в которой я ночую вот уже четыре недели, умер какой-то одинокий служащий. Хозяева, милейшие люди, даже не сочли нужным предупредить! Не хватало ещё столкнуться на лестнице с неуспокоившейся душой!». Последняя мысль была скорее ироничной, чем серьёзной: привидений я не то, чтобы не боялся – я просто не верил в их существование, всегда считая истории о них плодом богатой фантазии рассказчиков.

Однако уснуть этой ночью мне не удалось. Я уже разделся, улегся в кровать (еще раз вспомнив ненароком о бедном почившем в ней библиотекаре и покривившись от этой непрошеной мысли), погасил ночник и закрыл было глаза, приготовившись спать, как вдруг явственно услышал чей-то протяжный вздох. Я весь напрягся и почувствовал, как холодная дрожь прошла по телу под одеялом, однако глаз не открыл, считая, что это всего лишь игра нетрезвого воображения под воздействием услышанной мной истории. Однако через минуту вздох повторился, и на этот раз не было сомнений в том, что он мне не померещился. Я резко сел в кровати, неверной рукой потянулся к ночнику и зажег его. Света от крошечной лампы было немного, однако его вполне хватало, чтобы наполнить столь же маленькое пространство чердачной комнатки.

Тут-то я и увидел его. Пятна теплого света проникли в угол чердака, противоположный тому, в котором стояла кровать, и выхватили щуплую фигурку скорее молодого человека, разместившегося в кресле, куда я обычно скидывал одежду. Вопреки распространенным предрассудкам, фигура не была прозрачной, сквозь нее невозможно было разглядеть стену или спинку кресла, однако что-то в ней всё же говорило о фактической бестелесности – я ни на секунду не усомнился, что передо мной именно призрак. Я невольно выпрямился на кровати. «Надо же, настоящий призрак, вот это сюжет!» – пронеслось в голове. Дух тем временем спокойно созерцал меня большими глазами, глядящими из-за стекол очков в тяжелой оправе, продолжая периодически испускать свои странные вздохи. Его лицо казалось печальным и очень усталым.

Спустя минут десять меланхоличного взаимного созерцания, когда меня покинули первоначальная оторопь и мысли о собственном сумасшествии, я почувствовал, что такой способ ночного времяпрепровождения начинает раздражать. Понятно, что у призраков времени – целая вечность, но я-то всего лишь человек, к тому же уставший. Идея наплевать на происходящее и просто лечь спать на глазах у невежливого духа была отметена сразу как нереализуемая. Ещё пару мгновений я смотрел в грустные глаза неопределённого цвета, а потом решился.

– Ну привет, – сказал я. Призрак не изменил ни выражения лица, ни позы и вообще никак не дал понять, что слышал мои слова или уловил их смысл. Однако меня уже понесло. Нужно было, как-никак, учитывать и количество выпитого мной алкоголя, и стресс, вызванный необычностью ситуации… Словом, извечное стремление выяснять причины происходящего взяло вверх над остатками шока. – Послушай, зачем-то же ты появился. Давай, выкладывай.

Призрак снова издал свой жуткий протяжный вздох, а затем просто взял и исчез. Да-да, не растаял, не превратился в туманную дымку, повисшую в воздухе, а – исчез. Раз – и нет его, как будто и вовсе не было. Я остался сидеть на кровати до тех пор, пока за окном не занялся застенчивый рассвет. Что-то подсказывало: эта встреча с Приведением Странного Дома первая, но не последняя. Дальнейшие события в полной мере подтвердили мою правоту.

На следующий день я, что неудивительно, проснулся довольно поздно. Солнце беспардонно светило в лицо, игнорируя робкие попытки тонких занавесок уберечь мой покой. С усилием разлепив веки, я почувствовал характерную для «похмельного» утра разбитость. Подняв руки к вискам начал их массировать, одновременно пытаясь понять, какое же из воспоминаний тревожит меня, так настойчиво пытаясь пробиться к сознанию сквозь остатки сна… Такое неприятное чувство, как будто что-то мешает, сродни беспокойству из-за застрявшего в зубах кусочка мяса. Вроде и мелочь – но пока не вытащишь, не успокоишься. В попытках вернуть мозгу дееспособность я сел на кровати, вследствие чего мой взгляд упал на кресло в углу. И тут я вспомнил всё. Вечер в пабе. Неприятную историю, услышанную мной от одного из фермеров. Возвращение домой. И, конечно, его – странное существо (если это слово к нему применимо), посетившее меня ночью. От неожиданно нахлынувшего воспоминания я на секунду задержал дыхание. Потом опять подумал о том, уж не было ли это создание наваждением, посетившим меня под впечатлением от упомянутой истории… Но нет. Я слишком доверял себе, чтобы списать всё на впечатлительность. Однако призраки призраками, а день упрямо понуждал меня к действию, неумолимо нанося по моим глазам удары воинственными солнечными зайчиками.

Я встал и направился на кухню заваривать кофе. Казалось, жизнь течёт как обычно: ещё один день, ничем принципиально не отличавшийся от предыдущего. Но нет, всё уже стало не так, как раньше. Это было утро первого дня в моей жизни, когда я убедился в существовании сверхъестественного, загробной жизни, обители духов, в общем, называйте, как хотите. Присев на низкий табурет в кухне, прихлебывая обжигающий чернейший кофе из металлической кружки, я пытался распробовать на вкус это чувство. Ощущение, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Покончив со своим скудным дневным завтраком и отчаявшись мгновенно понять, что же мне делать теперь со своим сакральным знанием, я решил посвятить остаток дня ранее запланированным делам. А именно – дальнейшему разгребанию завалов на первом этаже в надежде найти что-нибудь, стоящее внимания, и новым попыткам заставить себя сесть за печатную машинку, дабы поработать. Счета за жильё, оплаченные не далее, как пару дней назад, печально свидетельствовали: если я не постараюсь и не выжму из себя стоящую идею для новой книги, недалёк тот день, когда мне придётся устраиваться за мизерные деньги помощником к одному из фермеров, которых я так щедро угощал выпивкой.